ПО ЗАСЛУГАМ
По уголовному делу вместе с Хеллером - Ружинским привлекли Кастильо, туриста Петерсона и Шелвадзе.
Все они признали себя виновными в предъявленных обвинениях. Кастильо долгое время запирался, но не смог опровергнуть неопровержимые доказательства. Его уличили Ружинский, Шелвадзе, Петерсон, вещественные доказательства. Против него свидетельствовали даже мертвые - Рубин и Поляков, оставившие предсмертные письма - Рубин написал свое в КГБ СССР незадолго до смерти. Повторив все, что уже было известно, он закончил словами высокой благодарности правительству, чекистам, полковнику Бутову Виктору Павловичу, позволившим ему в какой-то мере искупить свою вину.
Доказательства вины Кастильо дополнили рация и другие шпионские атрибуты, врученные Рубину сотрудниками западных спецслужб.
Виновные были преданы суду. Здесь полностью подтвердились предъявленные обвинения. Прокурор цитировал то место из письма Рубина, где он написал о чекистах: "Их отношение ко мне - проявление высшего гуманизма".
Правосудие свершилось, каждый из подсудимых получил по заслугам.
Не забыли и Лоро, сотрудника посольства одного из западных государств. Не станем описывать, как с его участием прошла последняя акция операции "Тайник". Все прошло точно по плану, разработанному контрразведчиками. Через десять минут после того, как Бутову поступило сообщение об отъезде Кастильо во Владимир, Рубин на своих "Жигулях" отправился по знакомой дороге к тайнику. А через три часа господин Лоро услышал телефонный звонок, и кто-то дважды подул в трубку. Господина Лоро задержали, когда он извлекал донесение Сократа из тайника.
Дипломат-шпион уже давно был на заметке у сотрудников КГБ. Через МИД ему предложили незамедлительно покинуть СССР за деятельность, несовместимую с дипломатическим статусом.
ЛУИ БИДО
Луи Бидо прилетел в Москву днем. Забросив домой чемодан, он отправился искать киоск справочного бюро.
- Могу ли я получить справку, где проживает...
Хозяйка киоска выпалила стереотипное не поднимая головы:
- Фамилия, имя, отчество, год, место рождения... - и протянула бланк справки.
- Знаю все, кроме места рождения. Но предположительно могу указать... Москва...
Уловив иностранный акцент, женщина спросила:
- Вы сможете сами заполнить бланк? Или надо помочь?
- Благодарю вас, я сам...
В тот же день вечером Луи отправился по адресу, достаточно быстро полученному в Мосгорсправке. Не переводя дыхания, он взлетел на третий этаж и нажал белую кнопку звонка. Дверь ему открыл... Сергей Крымов.
...Если сказать, что оба, Сергей и Луи, были ошеломлены до потери речи, а обретя ее, могли лишь обмениваться восклицаниями, не понимая, как в чужой квартире оказался Сергей Крымов и зачем сюда, без приглашения, пожаловал Луи, улетавший к больному отцу, описание этой сцены все равно останется неполным.
Появившаяся в передней Ирина сразу догадалась, что перед ней стоит знакомый по рассказам французский корреспондент. Но почему Сергей и Луи не проходят в комнату, почему, обескураженные, стоят здесь? Почему Сергей не предупредил, что ждет гостя? Она ничего не приготовила, не прибрала...
- Знакомьтесь, Луи, моя женя Ирина Рубина.
Француз почему-то оторопел.
- Как? Не может быть! Вы... Вы дочь Захара Романовича?
- Да... Почему вас это удивляет? Точнее, приемная дочь, падчерица.
...Гость словно окаменел. Все окружающее было для него окутано какой-то пеленой, и ему казалось, что время остановилось. Он тяжело дышал и, прежде чем заговорить, оглядел каждого из них, Сергея, Ирину, по очереди. Ему, Луи Бидо, сейчас все равно, что означает незнакомое слово "падчерица". Потрясенный, в страшном смятении он растерянно смотрел на Ирину, Сергея. Наяву ли все это? Перед ним стоит сестра... Сестра ли? Он не находит нужных слов, а слово "сестра" произнести не решается. Бог ты мой, как все объяснить этим людям, которые с нескрываемым изумлением разглядывают его?
- Простите... Мне нужен Рубин... Захар Романович Рубин. Я его сын... Да, да - сын...
- Ваш отец умер, Луи... - едва слышно произнес Сергей.
- Умер? Когда? Я опоздал на несколько дней...
Они просидели за столом допоздна. Луи сбивчиво говорил о человеке, которого считал своим отцом. На столе, с краю, лежала маленькая, на двух-трехлетнего ребенка, куртка с потайным карманом на груди, где вот уже много лет хранился лоскуток белого шелка. На нем чернилами написано:
"Герман. Родился в декабре 1941 года на территории СССР, оккупированной немцами. Внебрачный сын Захара Романовича Рубина, проживающего в Москве. Свидетельствует мать Германа, Елена Бухарцева, проживавшая в начале войны в Москве, по улице..."
Это была курточка Луи Бидо. Он привез ее из Парижа. Ее в присутствии адвоката и нотариуса торжественно извлекли из сейфа господина Жана Бидо вместе с большим конвертом, на котором крупно выведено: "Вскрыть после моей смерти". В конверте два письма. В одном, адресованном Луи, - письмо "отца", объяснение в безудержной любви к приемному сыну и более чем лаконичное духовное завещание - "Ты русский. Люби Россию". В другом письме пространно излагались злоключения мальчика, волею судеб ставшего приемным сыном Жана Бидо, выходца из семьи бывшего офицера царской армии. Оба письма, переведенные на русский язык, лежат на столе вместе с несколькими фотоснимками - Захар Романович Рубин в Стамбуле, на Клязьминском водохранилище, в лаборатории, Гаграх и... в гробу.
И еще одно письмо. Адресовано Рубину и пришло в день похорон профессора. Его Луи читал, перечитывал, не выпуская из рук, словно боялся, что потеряет или отберут. Оно пришло вместе с посланием, подписанным группой школьников-следопытов и учителем истории, бывшим фронтовиком. Их школа носит имя отважной разведчицы Елены Бухарцевой, похороненной на окраине районного центра. Следопыты давно уже разыскивали все, что касалось ее жизни, подвига и гибели. И лишь недавно, бывают же такие совпадения, удалось обнаружить архив партизанского отряда, задания которого выполняла подпольщица. В архиве оказалось неотправленное письмо Елены к мужу, написанное в последний день ее жизни.
Письмо начиналось словами:
"Дорогой, любимый Захар..."
Следопыты установили, что комиссар партизанского отряда, которому передали это письмо после гибели Елены, пытался узнать фамилию и адрес этого Захара, чтобы передать по назначению безадресное письмо - предсмертный крик светлой души. Но в военное лихолетье, да еще из партизанского края, это было невозможно. А позднее, когда партизанский отряд влился в регулярную часть Советской Армии, комиссар погиб. Архив остался нетронутым. И только много лет спустя к давно пожелтевшим листкам из ученической тетради впервые прикоснулись руки юных следопытов. Узнав девичью фамилию Елены, они разыскали где-то в Сибири ее брата - начальника геологической партии. Он смог сообщить немногое: "Сестра перед началом войны должна была снова выйти замуж - первый муж ее, Бухарцев, умер от сердечного заболевания. Человека, который должен был стать ее вторым мужем, звали Захар. Он учился в медицинском институте, там же, где Елена предполагала остаться в аспирантуре". Пошли запросы в институт. Учитель истории часть своего отпуска посвятил поездке в Москву на поиск тех, кто знал Елену Бухарцеву и ее друга, студента Захара. Нашелся только адрес. И снова запросы... Ответ на один из них принес имя, отчество, фамилию - Рубин Захар Романович...
Следопыты многое узнали из жизни Елены Бухарцевой в пору фашистской оккупации. И только одна строка в страницах ее биографии той поры оставалась для них тайной: кто и за что убил Елену - Генриетту? Раскрыть эту тайну ребятам не удалось.
И вот письмо в Москву, к Рубину.
"Вы не представляете, Захар Романович, как мы были счастливы, когда узнали, кому предназначено письмо, которое мы не могли читать без слез. Нам сообщили не только вашу фамилию, но и адрес... Посылаем письмо и фотокарточку вашего двухлетнего сына Германа. Хочется верить, что вы нашли его. Будем очень рады, если вместе с Германом приедете к нам в школу имени Елены Бухарцевой".
Увы, трогательное приглашение запоздало...
...Луи прочел письмо школьников, письмо его матери к отцу и долго рассматривал себя двух лет от роду на пожелтевшем любительском снимке...
Теперь уже можно с некоторыми подробностями поведать о горестной судьбе Елены Бухарцевой, о зигзагах жизни сына войны - Германа.
Кое-что позже установит Бутов, после того, как Сергей Крымов на следующее утро по телефону скажет ему: "Вы меня как-то спрашивали - есть ли сын у Захара Романовича? Отвечаю - есть". А через час, сидя рядом с Бутовым, будет сбивчиво, но в деталях рассказывать, что узнал за последние дни. Бутов незамедлительно доложит Клементьеву и столь же незамедлительно начнется проверка, уточнение, поиск дополнительных сведений. И забегая вперед, мы спешим рассказать, как все было...
ЗАХАР, ОТЗОВИСЬ!
Елена тяжело переживала неожиданный для нее отъезд Захара Рубина из Москвы. Как это понять? Бегство? Отказ от всего, о чем договаривались? Ведь собирались идти в загс. Но почему? Разлюбил? Поманила другая? Мысли разбегались, путались, мельтешили; терялись где-то в закоулках памяти. Ее цельной и чистой натуре чуждо было двуличие, а потому не пришла в голову истинная причина: Захар Рубин попросту не хотел связывать свою жизнь с ней. Рубин бежал от Елены, а она, ничего не ведая, продолжала верить ему. "Нет-нет, тут недоразумение. Он любит меня". И тут же корила себя: "Почему утаила от Захара, что у них должен быть ребенок?" Сейчас она знает почему: Елена сомневалась - оставить ли? Жизнь только начинается...
В те дни Елена никого не хотела видеть. Она металась по комнатам большой московской квартиры, пытаясь отвлечься, заняться чем-либо. Не получалось. Ее не обескуражило решение институтских руководителей - "Бухарцевой в аспирантуре отказать". В общем-то она не создана для науки. Это честолюбивый Захар уговорил ее идти в аспирантуру. Ей больше по душе будничная работа хирурга. Сейчас она не думала о том, куда пошлют на работу, Она везде будет верна клятве Гиппократа. Больше всего мучило, что не было вестей от любимого. "Захар, отзовись, где ты?"
Она трижды в день заглядывала в почтовый ящик. Днем все валилось из рук, а ночью одолевала бессонница. Только к утру сваливал подобный беспамятству сон.
Шли дни, одиночество стало невыносимым. Но Захара рядом не было, а друзей не хотелось видеть - претили их сочувственные аханья, взгляды, вздохи. Кругом пустота. Есть старенькая мама, есть брат, но они далеко. Да и не поймут. Разные люди. Мама всегда осуждала: "Взбалмошная ты какая-то!" Нет, к ним не поедет. Она поедет к нему...
Позже Елена будет анализировать - откуда, из каких душевных глубин выскочила унизительная идея помчаться вслед за Захаром. И решила - это был всплеск комплекса эмоций - любви и ненависти, веры и недоверия. Эмоции нарастали по спирали, и где-то на самом верхнем витке все же была любовь, вера, надежда. Она должна была увидеть его, объясниться. Понимала, что это не очень логично. Но Елена никогда не переоценивала силу логики.
Бухарцева вспомнила, что в те края, куда Захар отправился на практику, была направлена на работу ее близкая подруга Валя Михайлова, окончившая институт годом раньше. Ответ на телеграмму пришел быстро:
"Приезжай, обеспечу отдельной комнатой, ждем, целуем. Валя. Кирилл"
Подруга с мужем, секретарем райкома партии, встретили более чем радушно. Елена все рассказала о себе, о Рубине, о будущем ребенке...
- Завтра же поеду к Захару. Тут какое-то недоразумение. Он меня любит.
Приезд Елены отметили как должно, после ужина подруги пошли прогуляться по берегу. Светлый вечер, благодатная тишина, покой навевали приятные воспоминания о славной студенческой поре. Память воскрешала веселые дни летних каникул, грибную лихорадку - подружки могли без устали искать в хвойнике крепконогие боровики или в густом березняке стройные подберезовики. И сейчас превратности жизни с замысловатыми коленцами начали рисоваться Елене уже в более розовом свете. А Валя, подстраиваясь к Елене, знатоку немецкого, успокаивала ее: "Все будет "Аллес гут". Ты не хмурься, Леночка! Мы еще увидим небо в алмазах".
Увы, судьбе было угодно, чтобы они в ту светлую ночь увидели нежное июньское небо расчерченным огненными трассами, низвергающим на твердь земную смертоносный металл - городок стоял почти у самой границы.
Началась война. И для Елены все прожитое и пережитое отодвинулось далеко-далеко, по ту сторону бытия.
В доме она осталась одна - Кирилл и Валя ушли в подполье. Последним ушел Кирилл. Прощаясь, предупредил: "Немцы могут занять город уже сегодня к вечеру. Если и удастся задержать, то только до завтрашнего утра. О вашем приезде никто не знает. Вы не должны показываться на улице в течение нескольких дней. А потом... Вам скажут... Придет человек и спросит: "Как здоровье Германа?" Вы ответите: "Спасибо, здоров". Это будет наш человек, с ним можно говорить обо всем. Он и скажет, что делать". Кирилл обнял Елену, поцеловал и задержался у порога.
- Простите, я так разговаривал, будто имею право командовать вами, и не спросил - как вы? Сможете? Готовы?
Она перебила:
- Готова. Командуйте.
Он еще раз обнял ее и ушел в сторону озера.
Немецкие танки загромыхали под окнами на рассвете следующего дня. Строго выполняя наказ, Елена даже не выглянула в окно. Все двери были заперты, окна зашторены, и со стороны дом выглядел покинутым. Но Елена понимала, что маскировка не спасет и не сегодня завтра в дом секретаря райкома нагрянут фашисты.
В тревожном ожидании часы казались неделями. К счастью, гитлеровцы стремительно Проскочили через городок, оставив небольшую комендатуру - офицера и нескольких солдат, не сразу принявшихся устанавливать новый порядок.
Шел четвертый день войны, когда под вечер кто-то осторожно постучал в окно. Прижавшись к стене, Елена сквозь щель в шторе старалась разглядеть человека на улице. Через несколько секунд он тихо спросил:
- Как здоровье Германа?
Бухарцева обрадованно вздрогнула и откликнулась:
- Спасибо, здоров.
Конопатая девчушка с русой косой единым духом выпалила все, что ей надлежало передать Елене Бухарцевой. В этом доме ей оставаться нельзя. Будут искать хозяев, не пощадят и гостью. Девушка передала паспорт на имя Генриетты Миллер и легенду - отец из немцев, крупный инженер, был арестован в 1937 году, больше она его не видела. Гостила у тети, жившей на границе с Латвией. Пробирались на восток, эшелон разбомбили. Тетя погибла, а Генриетта оказалась на территории, занятой немцами.
Елена - Генриетта должна пробраться в соседний районный городок, где живет мать Вали, старая учительница. Та обо всем предупреждена: мифическая погибшая тетушка Генриетты и Евдокия Ильинична - родственницы. У нее Бухарцева и будет пока жить. Дальнейшие инструкции получит, пароль тот же.
Прошло более года тяжкой жизни в оккупированном городке. Теперь их в доме уже трое - Елена - Генриетта, Евдокия Ильинична и горластый малыш Герман. Его нарекли так согласно паролю: "Как здоровье Германа?"
Вскоре появился в доме четвертый жилец - обер-лейтенант Шульц. Он уходил утром, приходил вечером. Где бывал, что делал - они не знали. С бабушкой и молодой красивой мамой вел себя достаточно корректно, на удивление соседкам, уже познавшим повадки фашистских офицеров.
По вечерам Шульц с Генриеттой вел литературные беседы по-немецки. Она блистала эрудицией, цитировала наизусть Гёте и Шиллера, рассказывала о богатой библиотеке отца, где было множество немецких книг. Ей казалось, что Шульц проверяет ее, и была рада, что вроде бы не оплошала. Во всяком случае, он как-то обронил, что, когда малыш окрепнет, пригласит Генриетту работать в городской управе.
...В тот жаркий летний день Елена пошла к реке стирать белье. У нее было тут любимое тихое безлюдное местечко на маленьком мыску. Тишина, только плеск торопливых вод. Пеленки были уже прополосканы, когда неподалеку от нее незаметно присела та самая веснушчатая девчушка и, глядя в сторону на залитое солнцем поле, блаженно вдыхая воздух, наполненный запахом трав, не поворачивая головы в сторону Елены, спросила:
- Как здоровье Германа?
Бухарцева, продолжая полоскать, обрадованно ответила:
- Спасибо, здоров. - И сладив с сердцебиением, поинтересовалась: - А как Валя?
Девчушка вскинула на Елену свои большие глаза, проглотила комок, подступающий к горлу, и хмуро, едва слышно, пролепетала:
- Повесили...
Ее арестовали на конспиративной квартире. Кирилл, командир партизанского отряда, пытался сласти жену, но - увы...
Елена выслушала молча, не поднимаясь с колен и не вытирая слез.
- Вы только маме ничего не говорите. Командир строго наказывал. Успеет наплакаться.
- Хорошо, не скажу. А Кирилл как?
- Дважды был ранен, но в строю остался. Просил узнать, как вы тут...
И после небольшой паузы тихо сказала:
- У командира большая просьба до вас. Раньше не хотели беспокоить - сынок-то крохотуля. Как ему без мамки...
- Без мамки? - испуганно переспросила Елена. - Почему без мамки?
- Сейчас объясню. В схватке с карателями погиб переводчик. Когда еще замену пришлют? А тут - оперативные документы захвачены из штаба фашистской дивизии. Срочно требуется перевести, чтобы немедленно передать на Большую землю. Вспомнили о вас, хотели на несколько дней взять в отряд. Но командир воспротивился: "Это же авантюра! Ей из отряда уже нельзя будет возвращаться в город". Вот и послали спросить: что, если вам принесут документы? Есть ли условия для тайной работы дома? Как Шульц?
Елена отвечала не совсем уверенно:
- Попытаюсь... Только... Ведь по части конспирации у меня никакого опыта. Разве что паспорт поможет... Меня вроде бы приняли за немку.
Все обошлось наилучшим образом, и челночные операции отряд - город участились. Началось с перевода захваченных партизанами документов, а затем доследовали более сложные и опасные задания.