– Сколько же вам тогда было?! – поразилась Елена. На вид юному офицеру можно было дать сейчас лет четырнадцать, не больше – таким же был её младший брат… если не считать, конечно, военной выправки и белого мундира русской Лейб-гвардии.
– Девять. Или восемь – я эту дату считаю днём рожденья, так что затрудняюсь с ответом, – на этот раз улыбка Сифа вышла грустной. – Мне хотелось, чтобы война скорее закончилась. Думал хотя бы какими-то мелочами, которые мне были по силам, приблизить её завершение, хоть на чуть-чуть: час, день…
– И с тех пор вы служите? – Елена обратила внимание, что взгляд Иосифа периодически отыскивает в длинной колонне пар полковника Заболотина-Забольского, человека, которого не только в России, но и в Заболе любили и помнили.
– Служу… Но служба эта – так, мелочь. В мирное время армия словно спит… Я его, – мальчик мельком указал на Заболотина, но Елена легко поняла, – ординарец. Впрочем, больше времени провожу в школе, чем в Управлении Лейб-гвардии, где он служит.
Тут оркестр, разместившийся на балконе над залом, торжественно дал первый аккорд, и танцующие пары неторопливо двинулись, вышагивая важно и плавно. Профессиональные танцоры – они же распорядители бала – вопреки настоящим правилам проведения балов пристроились в середине, после тех пар, которые танец знали и в подсказках не нуждались.
– Вы прекрасно двигаетесь, – сменила тему Елена – молчание снова до неприличия затянулось.
– Уж вы-то точно великолепно танцуете, – не остался в долгу молодой фельдфебель. – А я обязан уметь, ведь я офицер Российской Империи. Не могу же я подвести её честь даже в таком пустяке, как полонез… Хотя если говорить честно, то стоит уточнить: я не виртуоз, танцор весьма посредственный и на вальсе буду изо всех сил стараться не оттоптать вам ноги… – он, ничуть не смущаясь, улыбнулся. Честная и открытая улыбка мальчишки-озорника, даже странно, как такой ребёнок затесался среди взрослых пар.
– На вальсе?..
– Ведь вас ещё никто не пригласил на вальс?
Если бы Елена могла заглянуть в его мысли, она была бы разочарована: Сиф просто не хотел искать какую-то другую даму, снова знакомиться, приглашать… Никакой романтики, цветущей душистыми цветочками влюблённого флёра, тут не было.
– Если будет венский, я не откажусь, но на медленном я просто усну посередине танца, – Елена слегка кокетливо бросила взгляд на партнёра.
– Хорошо, венский вальс за мной, – мальчик едва ли этот взгляд вообще заметил. Похоже, он больше делил людей по принципу "может быть другом или нет", чем по разнице полов, и в девушках видел или не видел лишь возможного товарища, не более: товарища усреднённого пола.
Разочарованная Елена отвернулась и сделала вид, что Сиф ей больше не интересен, но разочарование не испортило её лица – а Сиф бросал на неё искоса любопытный взгляд, всё-таки за свою жизнь он общался близко только с Расточкой и теперь Алёной… Надутые губки лишь подчеркнули аккуратную ямочку на подбородке, а опущенные ресницы делали взгляд ярче. Девушка вообще была того рода людей, которым небольшие недостатки во внешности, будь то излишняя полнота, или нос с горбинкой, или, может быть, глаза разного размера, придают своего рода особое очарование. Елена была слегка полновата, уложенные "каре" вьющиеся чёрные волосы и характерная форма носа делали её более похожей на мать – евреечку Мирру Гарвич, в которую в своё время без памяти влюбился молодой Анатоль Илиш, но во взгляде и некоторых движениях проскальзывали взгляд и жесты отца. Глядя на её родителей, легко было признать в ней их дочь. Такие люди, вроде "мама с папиными глазами", "папа с маминым подбородком", встречаются нечасто, но, когда глядишь на их семью, всегда невольно умиляешься столь явно выраженной преемственности поколений.
… Пары успели пройти полный круг, прежде чем музыка стихла, и в образовавшейся тишине все зашумели, переговариваясь, зашуршали платья, зацокали каблуки, кавалеры учтиво вели дам под руку в сторону, а кто-то уже вновь поглядывал на музыкантов в ожидании следующего танца. Иосиф отвёл Елену к её отцу, который не танцевал, коротко поклонился и ненадолго отошёл.
Министр внутренних дел подмигнул дочери:
– Что, не жалеешь, что пришла?
Елена смутилась и напрасно попыталась отыскать взглядом своего партнёра. Тот канул в толпу и растворился в ней бесследно. А хотя нет, вон, кажется, мелькнул белый мундир где-то неподалёку от молчаливых телохранителей гостей… И снова пропал.
– Пап, а у русских это что, нормально – когда, ну… мальчик в армии уже служит?
Её отец, конечно, слышал о спецшколах, воспитывающих малолетний спецназ, чьи бойцы уже к восемнадцати годам были профессионалами… Но пугать этим дочь не хотел:
– Нет, конечно. Просто твой партнёр – крестник самого Великого князя. Видимо, поэтому ему и выдали мундир.
Елена вздохнула и отошла в сторону. Конечно, слова отца всё объясняли, но зато в них не было ни капли романтики. И, в конце концов, говорил же что-то про войну этот Иосиф!
… Ехидный внутренний голосок тут же описал эту ситуацию: мальчик торжественно приносил присягу и, под покровительством какой-то воинской части, отправлялся… ну, может, не в детдом, а в какой-нибудь кадетский корпус. Так и в Заболе бывало.
Но этот самый голосок ещё не успел закончить рассказ, как юный офицер вернулся и сообщил:
– Вам повезло, следующий танец – венский вальс. Вы не отказываетесь от своего слова?
Заметив, что отец довольно улыбается им, Елена подтвердила, что помнит и будет танцевать. Зазвучала музыка, и Сиф повлёк девушку вновь в круг танцующих. Маленький, выглядящий года на три-четыре младше своей пары, он, тем ни менее, вёл себя уверенно и спокойно закружил девушку в вальсе. Сама Елена танцевала хорошо, благодаря той науке, что получила, увлекаясь в детстве бальными танцами, и Сифу с ней было совсем не сложно. Он вёл их пару, небыстро и аккуратно, и, пройдя круг, спросил, переводя дыхание:
– В другую сторону?
Дождавшись согласия Елены, фельдфебель повлёк её во внутренний круг, движущийся в другую сторону, и вновь закружил, изредка шевеля губами, словно проговаривая про себя счёт: "Раз, два, три…"
– Зря вы говорили, что плохо танцуете. По-моему, вы танцуете очень и очень прилично! – не удержалась Елена.
– До вас мне далеко, хоть я и стараюсь, – рассмеялся мальчик, на секунду прерывая свой неслышный отсчёт. – Я получил всего пару уроков, да и те – исключительно после прямого приказа его высокородия. Знаете, если выбирать между тиром и танцами, ни один нормальный мальчик к танцам стремиться не будет.
– А вот мой брат, может, и стремился бы – в такой ситуации, – усмехнулась Елена.
Сиф замедлил движение, не выпадая из ритма, просто шагая чуть короче.
– Ну, значит, он никогда не был в лейб-гвардейском тире. Тем более с моими… сослуживцами.
… Один за другим сменялись танцы. Польку Елена знала плохо и застеснялась идти к танцующим, отчего Сиф прошёл с ней несколько тактов вокруг её отца, рассмеялся и исчез, вернувшись через некоторое время с вазочкой фруктов. Он ухаживал за своей дамой по всем правилам этикета, но Елена с разочарованием и даже некоторой досадой поняла, что он просто следует знакомым ему правилам, не примешивая своего личного отношения. Она ему была приятна, как пара в танце, не более. Сиф больше почти не разговаривал на сколько-нибудь серьёзные темы, ограничившись обменом фразами на уровне ничего не значащих светских комплиментов.
Отлучившись в который раз, молодой офицер вдруг объявил Елене, что следующий танец – медленный вальс, и вновь исчез, прежде чем девушка опомнилась. Через некоторое время она увидела, как его фигурка в лейб-гвардейском мундире исчезла на открытой террасе следом за Великим князем и Заболотиным-Забольским.
Нет, всё-таки этот мальчик не был похож на того, на кого просто надели мундир. Елена не знала, почему она так чувствует, но было в Иосифе что-то такое… что делало его настоящим офицером. Маленьким, но настоящим. Стержень? Взгляд, который он бросает на Великого князя, обеспокоенно-серьёзный? То, как он легко говорил о Лейб-гвардии? И это его небрежное "сослуживцы"…
Елена просто постаралась не думать об этом. Вот вернётся – она прямо спросит.
… – Итак, последний танец первого отделения, – глядя на темнеющее небо, произнёс Иосиф Кириллович. – Пожалуй, после него мы незаметно покинем этот гостеприимный зал, никто не против? – он с улыбкой взглянул на юного фельдфебеля. Тот, стянув ненавистные перчатки, поглядел на князя, на Заболотина, прислушался к протяжным и лиричным звукам медленного вальса и с подозрением спросил:
– Вы все что, на меня всё время глядели?
– Да с тебя можно просто открытку рисовать с приглашением на какой-нибудь бал! – рассмеялся полковник. – Давно не наблюдал ничего более очаровательного, чем мой ординарец, танцующий с красивой девушкой.
– Ваше-скородие, ну и чего вы смеётесь, – обиделся Сиф. – Это его высочество приказал мне танцевать.
– Просто посоветовал пару, – уточнил князь и вдруг, наклонившись через перила, удивлённо воскликнул: – Воробей, и ты тут! А я уже собирался послать Сифа к машине, тебя предупредить, что мы скоро едем!
На склоне под террасой стояла Алёна, вслушиваясь в доносящуюся музыку. Увидев Иосифа Кирилловича, шофёр вздрогнула и, кажется, зарделась, но этого нельзя было с уверенностью сказать в неверном свете садового фонаря.
Сиф вдруг вспомнил желание Алёны и с жалостью понял, что оно несбыточно. Но с другой стороны, Великий князь наверняка ведь даже не знает, что Алёна умеет танцевать! Не особенно раздумывая, мальчик перемахнул через перила и спрыгнул на землю перед Алёной.
– Разрешите пригласить вас на вальс? – спросил он уже не с безукоризненной бальной вежливостью, а с обычной, настоящей теплотой в голосе. Алёна рассмеялась и присела в реверансе.
– Зачем перед князем меня позорить будешь, а? – шепнула она, когда Сиф с новым тактом доносившейся музыки взял её руку, приобнял, как положено, и сделал первый шаг.
– Ты хорошо танцуешь, особенно для начинающего, – возразил мальчик, поднимая на неё глаза: Алёна была ещё выше, чем Елена Илиш. – Не волнуйся.
И он повёл её в медленном вальсе по дорожке вдоль террасы, напевая свой извечный счёт: "Раз, два, три. Раз, два, три…"
Сквозь рубашку Алёна чувствовала его тёплую ладонь, и это прибавляло уверенности, хоть и заставляло изредка сердце неуверенно замирать. Всё-таки, Алёна танцевала второй раз в жизни, вот так, вальс…
Сама атмосфера, казалось, что-то поменяла, и Алёна внезапно поняла, что если помнить, куда должен наступить партнёр, вальс не доставляет труда. Крепкая рука Сифа лежала у неё талии, изредка подталкивая в поворот, если девушка мешкала. Музыка из зала доносилась негромко, похрустывал под ногами гравий, а Сиф всё кружил, твёрдый и уверенный.
Изредка девушка ловила взгляд Великого князя, который внимательно наблюдал за их танцем, и от этого каждый раз Алёна начинала бояться споткнуться, но этого не допускал её юный партнёр, ловко кружа в повороте. Ему тоже сегодня стало как-то очень легко танцевать, хотя большим опытом он похвастаться не мог.
Князь облокотился на перила террасы и внимательно наблюдал за танцем, любуясь обоими: и маленьким ловким офицером, и своим шофёром, которая вдруг оказалась изящной танцовщицей. Странный этот вечер, странный этот вальс… Иосиф Кириллович вздохнул, краем глаза зацепив движение руки Заболотина: тот со своей привычкой барабанить пальцами вряд ли даже замечал, что отстукивает по перилам террасы ритм "на три четверти".
– Он глядит на нас, – шепнула Алёна Сифу.
– И пусть глядит, – нехотя вынырнул из пучин танца мальчик, который до этого момента просто осознавал свои движения, безо всяких посторонних мыслей. Притормозил, закружился.
– И он вновь назвал меня Воробьём. Я думала, он это только… между нами, – зачем-то сказала девушка, переступая почти на месте.
– А меня он зовёт Маугли. Маугли войны, – рассказал Сиф, пожав плечами. – Видимо, он любит давать прозвища. И командир такой же. Если посчитать, сколько у меня разных "позывных" сменяли друг друга…
– Посчитай! – вдруг озорно улыбнулась Алёна, никак не желая прекратить танец, пока ещё доносится музыка, пока волшебство вальса их не покинуло.
Маленький офицер крепко задумался, продолжая негромко отсчитывать три счета. Через четыре такта – так было проще всего отмерять время – он сообщил:
– Ну… Если считать производное от одного из прозвищ и само прозвище за одно – то четыре. А если считать за два – то, удивительное дело, пять. И ещё "Маугли" Крёстного. И имя.
– И фамилия. И отчество, – повлекла партнёра чуть быстрее Алёна: они слегка отстали от музыки.
– А я не помню своего отчества, – грустно сказал Сиф. – Везде ставлю только одну букву.
– А паспорт?
– Я его видел единственный раз – когда ставил подпись. Да и то чиркнул не глядя, потому что опаздывал в школу – мы с его высокородием утром зашли… А с тех пор паспорт лежит где-то в столе у Дядьки… в смысле, у его высокородия. А я не видел его больше.
– Ну, а офицерское удостоверение? – не унималась Алёна. Как это так: человек без отчества.
– Там одна буква К, – усмехнулся Сиф. – И тут не подкопаешься. Только не предлагай мне лезть в базу данных по офицерам Лейб-гвардии…
– Тоже вариант, – возразила Алёна. – Но, впрочем, разве это так важно?
– Важен танец, – серьёзно ответил Сиф. – А остальное можно оставить на потом.
Алёна не нашла, что возразить, и молча продолжила танцевать, чувствуя, как мир вокруг смазывается, словно невысохшая картина, по которой вдруг провели рукой. Если глядеть по сторонам – начинает кружиться голова, так что единственным, на кого могла смотреть девушка, был Сиф. Вернее, теперь просто его белобрысая макушка, потому что он больше не поднимал лица и сосредоточенно кружил в вальсе. Удивительно долго играли музыканты, словно зная, что где-то за пределами бального зала танцует ещё одна, странная и немножко смешная пара: пятнадцатилетний фельдфебель и двадцатидвухлетняя девушка-шофёр, которая была выше своего партнёра на голову, если не больше.
Но вдруг музыка стихла. Сиф и Алёна кружились ещё несколько тактов под тихий счет мальчика, затем остановились, с удивлением замечая, что мир куда-то поехал вокруг них.
– Ох, – Алёна схватилась за голову. – Куда катится мир?
– Влево, – предположил Сиф, несколько раз моргая, и, переведя взгляд на террасу, уверенно подтвердил: – Точно влево. Кажется, мы забыли поменять направление движения где-то посередине танца.
– Мы даже не знали, когда наступила эта середина, – возразила девушка, бросая взгляд на Великого князя. Тот улыбался и глядел на них, но ничего не говорил.
– Так, у меня мир куда-то приехал и притормозил, – Сиф подошёл к террасе и, схватившись за перила, ловко перелез через них. Алёна осталась внизу, с её точки зрения мир всё ещё пытался куда-то поехать, правда, так, слегка, и, в общем-то, безуспешно.
– Тогда я пошла заводить машину? – спросила она с деланным равнодушием.
– Давай. А мы пока попрощаемся с остальными гостями, – и Великий князь первым ушёл с террасы, за ним неотступной тенью последовал Заболотин.
Сиф ещё потоптался у перил, периодически бросая взгляд на Алёну, затем, так ничего и не сказав, ушёл следом за своим командиром. Алёна, недолго поглядев ему вслед, развернулась и, напевая под нос: "Раз, два, три. Раз, два, три…", пошла к стоянке.
– Куда вы исчезли? – с легким упреком спросила у Сифа Елена Илиш.
– Вы же не танцуете медленный вальс, – вместо ответа напомнил мальчик и сразу же, без перехода, объявил: – Мы уезжаем.
– Ой, уже? – удивилась Елена. Она только хотела спросить у мальчика, откуда у него георгиевский крест – если она верно помнила название этой русской боевой награды – и что-нибудь узнать о нём побольше…
– Так решил Великий князь, – пожал плечами Сиф, который никак не мог отделаться от попыток сравнить оба вальса – с Алёной и Еленой. Елена танцевала много лучше, но… был ли это настоящий танец или просто игра в вальс – без чувств и искренности?..
– Жаль, что уезжаете, – отвлекла его Елена от мыслей. – Тогда до свиданья?
– До свиданья, – согласился юный офицер, рассеянно кивнул ей и быстро нагнал Заболотина-Забольского, который разговаривал с мэром, направляясь к дверям зала.
На пороге полковник распрощался с женщиной и вновь занял своё обычное место за спиной Великого князя, потеснив близнецов-телохранителей. Ни советник, ни секретарь с ними не поехали – во-первых, должен же был хоть кто-то остаться! А во-вторых… просто к чему они были, если Иосиф Кириллович собирался в узком кругу отпраздновать именины Заболотина-Забольского?
В машине, которая уже ждала у крыльца, играла, по обычаю скучающей Алёны, цыганская музыка. Девушка открыла дверцу князю, быстро взглянула на Сифа, но тут же отвернулась, поскольку мальчик смотрел в другую сторону: запрокинув голову, он разглядывал слегка припорошенное облаками тёмное небо.
– Надо было просить машину побольше, – пробормотала девушка, кивая второму шофёру, тоже подъехавшему к крыльцу. Все в одной машине не поместились, так что один из Краюхиных и Сиф сели во вторую.
– Хороший был бал, душевный, – задумчиво произнёс князь, когда Алёна плавно выехала с виллы.
– Душевный, – согласился Заболотин. – Могли бы ещё остаться.
– Не припирайтесь, – укоризненно покачал головой Иосиф Кириллович, но губы его улыбались. – Если я решил отпраздновать ваши именины, значит, решение не оспаривается.
– Так точно, ваше императорское высочество! – по-военному отозвался Заболотин, которого вся эта кутерьма вокруг него уже доконала, не успев толком начаться.
– Знаете… Шестое мая могло стать последним днём Великой Отечественной войны, – вдруг вспомнил Великий князь. – Седьмого Германия подписала реймскую капитуляцию.
– И все до сих пор спорят, какая из капитуляций, седьмого или в ночь с восьмого на девятое, была, собственно, капитуляцией, а какая – предварительным договором или ратификацией в зависимости от точки зрения, – припомнил полковник свои занятия в Академии. Что называется "Уже сам научился эти слова мудрёные выговаривать, а курсанты всё спотыкаются!". – Но теперь это уже дело историков. Наша война другая.
Князь вздохнул, устало откидываясь на спинку кресла:
– Наша война не кончится никогда. То Кавказ, то Выринея. То вообще какая-то Африка…
– Там нашего контингента – пятнадцать человек, – хмыкнул Заболотин.
– Ну хорошо, без Африки. Тогда Афганистан и прочие "станы" и передел постсоветских стран. Всё равно же…
– Ну, иначе что было бы делать военным? – Заболотин заметил, что их разговор сидящие впереди Алёна и Филька Краюхин заинтересованно слушают, даже музыку девушка выключила.
– Учиться жить, – вдруг жёстко сказал Иосиф Кириллович. – И жить не войной. Не вопреки, а ради.
– Учимся, – Заболотин отвернулся и стал глядеть в окно. – Но всё равно спокойно глядеть на этот город я не могу. Я помню, как тут всё было семь лет назад, когда я видел Горье последний раз…