- В каждом мешке по две тысячи двести пятьдесят ливров, - раздался грубый голос. - Хватайте-ка их!
- Готово!
- А теперь живей, бежим! Ходу отсюда!
В мгновение ока дорога опустела - схватив добычу, бандиты исчезли в лесу. Если бы не темневшие на дороге трупы людей и лошадей, свидетели ужасной сцены вполне могли бы решить, что им все приснилось. Разбойники действовали поистине молниеносно. Пассажиры, до сих пор сидевшие как каменные, так как малейший шорох грозил им смертью, выскочили из кареты и бросились к переднему отделению дилижанса. Франт, отличавшийся огромным ростом, сорвал горящий фонарь, Леон Бувар распахнул дверцу.
- Не бойтесь, г'ажданки, - манерно, как и пристало настоящему щеголю, сказал Франсуа Жироду, - 'азбойники уже ушли.
Пожилая женщин, бледная как смерть, казалось, лишилась чувств, а обе девушки, которым никак нельзя было отказать в очаровании, молили о помощи, которая им тут же и была оказана. У разговорчивого Матиаса Лесерфа нашелся флакон с нюхательной солью. Ловко и осторожно вынеся больную из кареты, он опустил ее на плащ, расстеленный Леоном Буваром, и поднес флакон к носу. Глоток чистого воздуха и резкий запах солей подействовали - бедная женщина пришла в себя, а непродолжительный обморок не причинил ей особого вреда. Когда же свет фонаря упал на лицо путешественницы и осветил его черты, с губ Леона Бувара сорвался изумленный возглас:
- Мадам де Ружмон! Не может быть!
В ответ он услышал два радостных восклицания:
- Господин Бувар! Капитан Бувар!
- Мадемуазель де Ружмон! Мадемуазель Рене де Буан! - не менее радостно ответил молодой человек и тихо, с трудом унимая биение сердца, прибавил:
- Рене здесь! Моя дорогая Рене!
Услышав имя графини де Ружмон, щеголь вздрогнул и пристально посмотрел на дочь графини. Последняя, впрочем, еще не заметила его, так что никто не мешал молодому человеку пожирать девушку загадочным, исполненным восхищения взором.
Услышав имя Рене де Буан, Матиас Лесерф вздрогнул и, отвернувшись, прошептал:
- Де Буан! Рене де Буан!.. Это, должно быть, внучка того несчастного старика. Бедное дитя!
Позднее время, разыгравшиеся события и присутствие незнакомцев отнюдь не располагали к продолжительным беседам. К тому же мадам де Ружмон быстро пришла в себя и вместе с девушками вновь заняла место в дилижансе. Оценив положение, франт обратился к Леону Бувару:
- Г'ажданин капитан, вы имеете честь знать этих дам, поэтому окажите любезность - займите место подле них. А я охотно возьму лошадь под уздцы и поведу к ближайшему постоялому дво'у. Кажется, это где-то 'ядом.
- Молодой человек, не хотел бы лезть не в свое дело, - перебил франта путешественник в каррике, - но лучше предоставьте лошадку мне. Я старый солдат, бывший драгун, и умею с ними ладить.
С согласия путешественниц капитан Бувар занял место на первом сиденье. Тела погибших сложили в заднее отделение, куда сели и Лесерф с Жироду, сохранявшие полное спокойствие. Бывший драгун взял поводья, тяжелая колымага, влекомая уцелевшей лошадью, медленно покатила, увозя живых и мертвых, и через час прибыла в Базош-ле-Гальранд.
ГЛАВА 2
Леон Бувар был сыном того самого мирового судьи, который два с половиной года назад арестовал барона Жана де Монвиля, обвиненного в ужасном преступлении, совершенном над супругами Фуше, земледельцами из Готе. Молодой человек принадлежал к сонму героев, рожденных нашей великой Республикой. Он не собирался посвящать себя военной карьере. Усидчивый, спокойный и скромный, страстный любитель наук, юноша мечтал стать адвокатом. В семнадцать лет он начал изучать судейское дело, поступив помощником к окружному прокурору Шартра, большому другу отца. Это было в 1790 году.
На следующий год ряд декретов отменил наследование должности прокурора - теперь ее приходилось покупать. Леон Бувар, будучи родом из богатой буржуазной семьи, вполне мог надеяться со временем приобрести место своего патрона, а потом, согласно тем же декретам, стать поверенным в делах и адвокатом.
Но в 1792 году ученик прокурора, исполнившись благородными чувствами, одним из первых откликнулся на призыв Республики: "Отечество в опасности!" С радостью записавшись в полк волонтеров департамента Эр и Луара, он с чувством выполненного долга отправился к родителям и заявил:
- Отец, я стал солдатом! Через два часа я обязан вернуться в полк.
- Ты правильно поступил, - ответил Бувар-старший, побледнев при мысли об опасностях военной жизни, но в то же время гордясь поступком сына.
Мать тихо зарыдала, но, быстро осушив слезы, обняла молодого человека и сказала:
- Я всего лишь женщина и не разбираюсь в политике. Но я знаю - иностранцы хотят захватить Францию. Так иди и защити нас, дитя мое!
Спустя две недели второй батальон волонтеров департамента Эр-и-Луара отправился воевать в Арденны. Когда Леон покидал Шартр, бывший патрон дал ему рекомендательное письмо к своему сыну, воевавшему в то время как раз в Арденнах. Окружного прокурора города Шартра звали мэтр Северен де Гравье Марсо. Его двадцатитрехлетний сын был уже старшим офицером и успел покрыть себя славой, отважно сражаясь как с внутренними, так и с внешними врагами. Молодой Марсо сердечно принял протеже отца и пообещал Бувару:
- Я позабочусь о тебе!
В устах будущего генерала армии Самбры-и-Мёза эти слова означали: "Везде, где придется наступать, ты будешь в первых рядах. Всегда, когда речь пойдет о соблюдении армейского устава, тебе не будет никаких поблажек". Именно так Леон Бувар его и понял, а иначе зачем было идти добровольцем?
Став командиром 2-го батальона Эр-и-Луар, Марсо не спускал глаз с молодого волонтера и не щадил его ни на маршах, ни на ученьях, ни на работах, ни в атаке, словом, проводил через суровую школу воинской жизни и через полгода сделал из него настоящего солдата. Пламенный патриот, человек долга, преданный Франции и Республике, Леон Бувар полюбил новое занятие и стал одним из тех славных граждан-солдат, которые спасли Родину от нашествия войск коалиции и высоко подняли победоносное французское знамя.
Юный Бувар прошел хорошую школу. Став через шесть месяцев сержантом, он последовал за Марсо в Вандею, где тот получил чин бригадного генерала, а 10 ноября 1793 года, когда Бувару был присвоен чин младшего лейтенанта, Марсо стал дивизионным генералом. Леона, раненного в плечо, отправили в Нант, и он только 22 марта 1794 года смог прибыть к своему начальнику, который вновь командовал Арденнской армией. После битвы при Флёрюсе, 9 мессидора II года (27 июня 1794 года), Бувар удостоился звания лейтенанта, а за героический подвиг, совершенный через три с половиной месяца при взятии Кобленца, он был назначен капитаном. Ему не было еще и двадцати двух лет.
- Через три года будешь генералом, - сказал Бувару двадцатичетырехлетний Марсо.
После взятия Кобленца армейская дивизия Самбры-и-Мёза начала осаду грозной крепости Эренбрейштейн, ставшей логовом эмигрантов. Крепость держалась стойко и отчаянно защищалась. Капитан Бувар приходил в ярость и целыми днями пропадал на аванпостах, надеясь улучить момент и, застав противника врасплох, взять передовое оборонительное сооружение, являвшееся ключом ко всей цитадели. Разработав дерзкий план, темной ночью он решил попытаться привести его в исполнение и с сотней солдат направился к стану врага. Французы яростно бросились в атаку, однако противник был начеку. Маленький отважный отряд натолкнулся на десятикратно превосходившие его силы, подвергся нападению с флангов и, потеряв половину людей, вернулся обратно уже без командира. В самый разгар схватки капитан Бувар получил пулю в грудь и, потеряв сознание, упал в яму.
На рассвете он пришел в чувство. Французы яростно обстреливали крепость, отвечавшую ядром на ядро. Чувствуя невероятную слабость, с трудом двигаясь, молодой офицер вскоре понял, что лежит в воронке, образовавшейся после взрыва снаряда. Не зная, что произошло после того, как он был ранен в грудь, слыша, как над головой свистят снаряды, и понимая, что очутился между двух огней, Леон стал спокойно ждать дальнейших событий, как и подобает человеку, решившему пожертвовать жизнью во имя долга.
Внезапно услышав стон, он повернул голову и при свете восходящего солнца увидел рядом лежавшего лицом вниз и умирающего австрийского офицера. Исполнившись сострадания, Леон собрал последние силы, перевернул задыхавшегося офицера на спину и обтер ему губы. Приподняв голову раненого, капитан положил ее к себе на колени.
- Благодарю! - едва слышно прошептал офицер.
Затем он мучительно прохрипел слово, истинное значение которого может понять только тот, кто несколько часов пролежал на поле боя:
- Пить!
В чудом сохранившейся капитанской фляжке оставалось немного водки. В порыве самоотречения, не думая о себе, капитан Бувар дал напиться врагу, который, приободрившись, открыл глаза и с изумлением уставился на мундир республиканской армии.
- Солдат в голубом!
- Солдат, как и вы. И тоже ранен, - ответил Леон.
Австриец взял его руку, крепко пожал и продолжил:
- Вы благородный человек… у вас есть сердце. Благодарю вас. Куда вас ранило?
- Пуля застряла в груди, трудно дышать! А что с вами?
- Разворочено бедро, рана в животе… Жизнь вытекает вместе с кровью…
- Подождите! - отозвался ослабевший, однако не утративший бодрости духа капитан и осторожно откинул полу мундира товарища по несчастью. Увидев страшную рану и не зная, как остановить кровотечение, Леон взял пригоршню земли, пропитавшейся кровью, размял в ладонях, приложил к ране и тут же потерял сознание.
Очнувшись, он увидел, что лежит на роскошной кровати в просторной, богато обставленной комнате. У противоположной стены тоже лежал раненый, в котором Леон узнал австрийского офицера. Над Леоном, склонившись, стоял человек в очках и, ловко действуя Стальным пинцетом, обрабатывал рану, продолжая что-то говорить с немецким акцентом. Прислушавшись, капитан разобрал, как врач хрипло сказал:
- Ну-с, госпожа графиня, пуля наконец-то извлечена. Кажется, молодой человек приходит в сознание. Он в тяжелом состоянии, но, надеюсь, выживет.
Не в силах говорить, с трудом различая цвета и звуки, Леон погрузился в приятную дремоту, обычно следующую за кризисом, и, поддавшись охватившему его восхитительному чувству, мгновенно уснул.
Тем временем Марсо, беспокоясь об участи пропавшего друга, приказал обшарить в окрестностях каждый кустик. Убедившись, что поиски напрасны, он послал к коменданту крепости парламентера, чтобы узнать, нет ли среди раненых и пленных капитана Бувара, и предлагал немедленно обменять его на равного по званию пленного.
Комендант ответил, что капитан Бувар тяжело ранен и его нельзя трогать с места, но за ним преданно и умело ухаживают в доме графа де Буана, которого тот спас от гибели. Как только капитан Бувар будет в состоянии передвигаться, комендант, в знак уважения к храброму и благородному противнику, отпустит его без всяких условий.
Спустя несколько дней капитан Бувар, о котором самоотверженно заботилось все семейство графа, узнал наконец, где он находится. Его гостеприимным и признательным хозяином оказался эмигрант, граф де Буан, принадлежавший к старинному дворянскому роду из Орлеанэ, чьи земли находились в Сен-Сир-ан-Валь, в кантоне Ферте-Ловендаль.
Арестованный по приказу комитета и брошенный в орлеанскую тюрьму, граф сумел бежать и добраться до Кобленца, куда к нему прибыли жена и единственная дочь Рене, которой в ту пору было всего семнадцать лет.
Спустя немного времени его сестра, графиня де Ружмон, почувствовав, что оставаться дольше в своем замке в Ашер-ле-Марше небезопасно, также бежала вместе с дочерью в Кобленц. Граф де Буан поступил на службу в армию Конде, и герцог Брауншвейгский назначил его на командный пост.
После взятия Кобленца армией Самбры-и-Мёза эмигрант вместе с семьей отправился в Эренбрейштейн, надеясь найти там надежное убежище. Это именно он защищал укрепление, которое с таким упорством атаковал республиканский офицер, и, отражая атаку, был ранен на поле боя. Случай свел обоих командиров умирающими от ран на дне воронки от снаряда.
Разумеется, граф де Буан, настоящее воплощение старого режима, был исполнен предрассудков и до мозга костей проникнут духом сословных привилегий. Однако только законченное чудовище не растрогалось бы великодушию республиканского офицера, который, умирая от жажды, пожертвовал врагу последние драгоценные капли влаги.
Граф де Буан, зная, что счастьем вновь увидеться с семьей он обязан отважному республиканскому солдату, проникся глубокой признательностью к своему спасителю. Когда защитники крепости наконец нашли графа на поле брани, он потребовал, чтобы молодого капитана также отнесли к нему в дом и окружили заботой. И дамы де Буан щедро вознаградили офицера армии Самбры-и-Мёза за спасение эмигранта.
Благодаря умению хирурга и неусыпным заботам Леон Бувар оказался вне опасности, однако выздоровление его затянулось. Наконец настал день прощания. Граф де Буан, чье выздоровление тянулось еще дольше, проникся искренней симпатией к случайному гостю и неохотно расставался с ним.
- Прощайте, капитан, - сказал он, братски обнимая Бувара, - Теперь вы можете ехать во Францию!
- Будем надеяться, что наши разногласия скоро кончатся, - взволнованно отвечал Леон, - и вы также вернетесь домой.
- Что ж, не будем затягивать прощание, меня печалит ваш отъезд. Парламентарий проводит вас до французских аванпостов. Вас наверняка отправят долечиваться домой. Если будете у нас в Орлеанэ, поцелуйте за меня моего старого отца. А теперь проститесь с вашими милыми сиделками, и в путь!
Милыми? О да, необыкновенно милыми сердцу республиканского офицера, особенно это касалось стройной красавицы Рене, такой ласковой и нежной, что несчастный раненый влюбился в нее, влюбился безнадежно, не решаясь признаться даже самому себе, так как был уверен, что больше никогда ее не увидит.
Несмотря на все мужество, капитану Бувару пришлось оставить службу - при малейшем усилии он начинал кашлять кровью. Конец весны и все лето он провел у родителей, а с наступлением осени решил отправиться в Париж, чтобы получить остатки жалованья и повидаться с товарищами, находившимися, как и он, на излечении.
Дилижанс, в котором Леон возвращался из этой поездки, подвергся нападению бандитов, и капитан встретил графиню де Ружмон, ее дочь Валентину и Рене де Буан. Все три женщины были в глубоком трауре. Неожиданная встреча подействовала на молодого человека словно удар грома - он мгновенно вспомнил трагические события, при которых состоялось их знакомство.
Последовав разумному совету франта, Леон сел на переднее сиденье к женщинам. Не имея вестей из Эренбрейштейна, он тем не менее не решался расспрашивать спутниц, опасаясь услышать о падении крепости. Увы, цитадель действительно постигла печальная участь! Вскоре после отъезда капитана в осажденной крепости начался тиф. Граф де Буан, заболев одним из первых, угас в несколько дней. Его жена, заразившись, умерла через неделю, успев поручить Рене заботам тетушки.
Республиканский генерал Марсо проявил милосердие и решил ослабить блокаду, чтобы дети, женщины и старики могли покинуть крепость. Воспользовавшись перемирием, мадам де Ружмон и девушки, презрев опасности и риск, решили, несмотря на полное отсутствие средств к существованию, вернуться во Францию, где бедняжке Рене предстояло искать пристанища и защиты у ее деда, восьмидесятилетнего маркиза де Буана.
Взволнованный горькими слезами, которые проливала девушка, рассказывая о постигшей ее трагедии, Леон проклинал ужасы войны и пытался утешить Рене, принимая ее невзгоды так близко к сердцу, словно они касались его самого. К тому времени когда карета прибыла в Базош-ле-Гальранд, где проживало семейство Бувар, девушка как раз закончила свою печальную историю.
Оказавшись посреди ночи в крохотном городке провинции Бос почти без средств, не в силах продолжать путь, дамы не колеблясь приняли предложение капитана и согласились переночевать в гостеприимном доме его родителей.
Щеголь и человек в каррике, который привел карету на постоялый двор, исчезли. Матиас Лесерф решил продолжать путь в Орлеан верхом на почтовой лошади, так как дилижанс не мог ехать дальше без кучера и кондуктора. Однако до отъезда он успел перекинуться несколькими словами с Леоном Буваром.
- Гражданин, - шепнул он ему на ухо, - прошу вас, выслушайте меня.
- Говорите!
- Скажите, правда ли, что эта юная особа в трауре, такая бледная и печальная, внучка бывшего маркиза де Буана, проживавшего в Сен-Сир-ан-Валь?
- Правда. Но зачем вам это знать?
- Дело, о котором я хочу с вами поговорить, меня лично совершенно не касается, однако из сострадания к этой молодой особе я собираюсь вам сообщить некоторые сведения.
- Я вас не понимаю.
- По возможности подготовьте девушку к ужасному известию, которое ее ожидает.
- Какому известию, гражданин?
- Три дня назад ее дед был изувечен и убит бандитами из банды Фэнфэна. По крайней мере, все считают, что это их рук дело.
- Кто вы, гражданин? Вы едете из Парижа, но знаете такие здешние новости, о которых, похоже, еще никто не подозревает!
- Мое имя вам ничего не скажет - меня зовут Матиас Лесерф.
- Да, но объясните…