НОЧЬ КАК НОЧЬ
В театрик "Интимный уголок" публика собиралась поздно - приходить раньше девяти вечера считалось неприличным. На первом отделении - "Крылышки эрота", - несмотря на соблазнительное название, публики было мало. Второе отделение - "Эхо дня" - пользовалось большим успехом, там был такой текст - что ни слово, то понимай как хочешь. Но "гвоздем" программы был "дивертисмент". "Дивертисмент" монополизировали артисты "Пролетарского театра", помещавшегося в доме "Анархии" по Малой Дмитровке, 6. Они отделывали такие штуки, что публика - приказчики из Охотного ряда, бывшие гимназисты, коротко стриженные девицы, не расстававшиеся с папиросами даже в зрительном зале, спекулянты со случайными "дамами", подцепленными тут же, около подъезда театра, - публика, давясь от смеха, хваталась за животы, визжала, стонала, бешено аплодировала и вызывала лихих остряков десятки раз.
Чаще других в "Интимном" выступали два "артиста по убеждению, а не за плату" - Фок и Кус.
Любители бильярда, постоянные клиенты трактира Романова на Первой Мещанской, хорошо помнили маркера Сашку Забалуева и жалели, что он куда-то запропастился. В "Интимном" они не бывали, а поэтому не могли знать, что Сашка стал Фоком, а его приятель, половой трактира Емельян Мальцев, - Кусом.
Репертуар у "Фокуса" был забористый. Фок иногда появлялся в женском платье с огромным ватным бюстом, и тогда даже перезрелые стриженые девицы выбегали из зала.
На этот раз Кус вышел с гармонью. На лоб надвинута серая арестантская бескозырка. Растянув гармонь, он громко запел, показывая новые золотые зубы, вставленные на неожиданно свалившийся заработок:
Последний нонешний денечек
Гуляю с вами я, друзья.
А завтра рано, чуть светочек,
Заплачет вся моя семья…
На сцену вылез Фок, одетый "под маляра", с ведром и маховой кистью. Он сочувственно посмотрел на Куса и спросил:
- Призывают?
- Так точно! Завтра являться.
- Куда? В пехоту?
- Хуже.
- В кавалерию?
- Еще хуже.
- В обоз?
- Ну, что ты… Я бы радовался. Хуже!
- Куда же?
- В Чрезвычайную Комиссию. На отсидку.
Заржали охотнорядцы. Бурно хлопали девицы. Высокий субъект в пенсне, бородка клинышком, встал, сложил руки рупором, закричал: "Браво!"
На подмостках появился странно одетый человек - в шинели, в широкополой черной шляпе. Он поднял руку. Фок и Кус вдруг исчезли, их словно ветром сдуло. Человек в шляпе обвел зал деловым приценивающимся взглядом и строго приказал:
- Прекратить глупый смех! Я не потерплю, чтобы в моем личном присутствии насмехались над Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией.
Он с усмешкой посмотрел на зрителей.
- А смеялись все! Я видел. И все сейчас будете платить контрибуцию…
Несколько зрителей попытались уйти из зала.
Человек с подмостков опять поднял руку.
- Граждане! Не торопитесь со взносами…
У дверей выросли верзилы в шинелях и шляпах с револьверами в руках.
- Не торопитесь, граждане! Сначала выслушайте порядок. Верхнее платье - шубы, пальто, ротонды - реквизировано нами заранее и упаковано…
Один из верзил поставил возле двери стол.
- А вы сейчас будете проходить мимо этого столика и выкладывать все, что мы сочтем нужным… Деньги, часы, браслеты… Учтите, заведение оцеплено отрядом ЧК, так что вырваться никому не удастся. Советую всем успокоить нервную систему…
И вдруг погас свет. И сразу - стрельба, крики, топот ног, женский истеричный визг…
Фок и Кус наперебой рассказывали Мальгину, как их осенило выключить свет:
- Мы сразу поняли, что это анархисты!
- Сразу догадались! И скорее звонить в ЧК.
Хорошо одетый полный господин кричал:
- Вы их самих спросите - почему после их куплета эти разбойники появились, как черти из преисподней?!
- Разберемся, граждане, разберемся, а пока получайте ваши вещи, а заодно предъявляйте документы.
- Выдумали! В театр - с мандатом!
Андрей пришел, когда Мальгин разговаривал с наимоднейшей девицей - на лбу челка, глаза обведены двумя красками: лиловой и темно-синей, на щеке "мушка". От девицы несло водкой, табаком.
- Слушай, дрюг, у меня докюментов нет… Мне ложить некюда.
Мальгин не успел слова сказать, как мадемуазель распахнула платье из мешковины с синей фирменной маркой на животе: "Сахарный завод Авдотьина. Первый сорт", - и предстала в чем мать родила.
- Карманов у меня нет. Понял?
Мальгин не растерялся, вежливо посоветовал:
- Миледи, запахните мантию. И останьтесь до выяснения вашей личности.
Последней предъявила документы молодая красивая блондинка с огромными зелеными, как у кошки, глазами - "артистка Барковская. Из Ярославля".
Ее спутник подал удостоверение на имя Барковского И. П., "представителя Ярославского губсовнархоза".
- Супруги? - спросил Андрей.
- Брат, - ответила актриса и добавила: - родной…
Андрей внимательно посмотрел на брата. Щеки, лоб были у него гораздо темнее, чем подбородок и верхняя губа, - видно, недавно снял бороду и усы.
- Сами бреетесь?
- Не понимаю!
- Когда бороду сбрили? Сегодня? Вчера?
- Ничего не понимаю. Странные вопросы…
Барковская захохотала.
- Я тебе говорила. У тебя же карточка на удостоверении с бородой…
Андреи показал ей удостоверение.
- Вы ошиблись. Без бороды. Извините, но вас тоже придется задержать до выяснения.
Барковский спокойно спросил:
- Надолго? Дело в том, что я прибыл в Москву с поручением окружного военного комиссара товарища Нахимсона к члену коллегии Народного комиссариата по военным делам товарищу Мехоношину. Я был у него сегодня. Я завтра обязан к нему явиться…
- Успеете, - перебил Мальгин. - Товарищ Мехоношин две недели назад уехал в Пензу. Сегодня в "Известиях" есть его письмо оттуда. Газеты надо читать, уважаемый…
Проводив Дзержинского, профессор Пухов спросил жену:
- Как, Лидуша, тебе поправился Дзержинский?
- Знаешь, Саша, в нем что-то есть. Он не из простых… Обещал справку о Сереже навести… Я его попросила, когда ты инженера провожал. Говорят, есть какое-то бюро, кажется, в Лефортове, там справки дают - об убитых, раненых, пропавших без вести.
Пухов промолчал - он давно решил, что никогда больше не увидит сына.
В дверь забарабанили. Профессор успокоил жену:
- Не волнуйся, это комендант.
Из передней до Лидии Николаевны донесся хриплый голос Денежкиной:
- Что же это вы, гражданин Пухов, на дежурство опаздываете? Давай одевайся потеплее, шаль женину накинь, ночь звездная, видно, морозная выйдет.
Пока Пухов одевался, Денежкина обошла квартиру, постучала ключами по "буржуйке":
- Эту горелку свою выкинь, пока я ее не разломала… Хочешь государственное имущество - дом наш - спалить? Чтобы к завтрему - долой…
Денежкина сходила в кухню, заглянула в ванную.
- Разве тебе все это поднять? Давай меняйся, пока я не раздумала.
- Извините, Анна Федоровна, но я менять мою квартиру на вашу решительно отказываюсь.
- Какой ты решительный! Посмотрим…
- Мне обещана помощь…
- Кто это тебе, буржую, помощь обещал? Уж не этот ли, что на моторе подкатывает? Что-то он зачастил.
- Нет, Анна Федоровна, не он… Товарищ Дзержинский… Слышали такую фамилию?
Анну Федоровну словно удар хватил, она еле выговорила:
- Из ЧК?
- Совершенно верно, Анна Федоровна. Из ВЧК, сам председатель. Минут двадцать как ушел.
- Что же вы, Александр Александрович, раньше мне не сказали?.. Я бы на него хоть одним глазком посмотрела… И ведь видела, как по лестнице спускался. Ну что бы вам меня упредить… Лидия Николаевна, голубушка!
В прихожую вошла Пухова, глянула на Денежкину - что это с ней случилось?
- Лидия Николаевна, я давеча говорила, чтобы справки на продовольственные карточки пришли получить. Не надо, не приходите, тяжело вам подниматься… Сама принесу. - Она подтянула ремень, приказала: - Дежурство отменяю! Чего это вы в такой мороз всю ночь будете топтаться. Пусть Сотников из девятнадцатой дежурит. Рожа у него как блин - масляная… Кобел здоровый!
- Извините, Анна Федоровна, но я уже собрался и пренебрегать государственными обязанностями не могу - моя очередь, стало быть моя. Я расписывался…
- Так это что! Это пустяки! Это нам - раз и готово.
- Нет уж, позвольте.
Анна Федоровна подозрительно спросила:
- А про Дзержинского правду сказал или наврал?..
Ночь выдалась ясная, лунная. Такие ночи - холодные, какие-то бодрые - в марте очень хороши. Морозно, но уже неуловимо, намеком чувствуется близкая весна. Прозрачен воздух, с легким хрустом ломается под ногами лед.
Дежурили вдвоем - Пухов и Иван Петрович Федоров, слесарь из депо Москва-Казанская, недавно переехавший в этот дом из соседнего подвала, в котором прожил всю жизнь.
Получили у коменданта японские винтовки системы "Арисака". Патроны - пять штук - Денежкина дала только слесарю.
- Вам, Александр Александрыч, ни к чему. Стрелять вы все равно не умеете, еще себе, не дай бог, в ногу закатите…
- Зачем же тогда винтовка? - засмеялся Пухов.
- Для видимости… Кто вас проверять будет? А кого надо попугать - попугаете.
Ходили взад-вперед около дома, иногда увлекшись беседой, отдалялись до перекрестка.
- Вы, Александр Александрыч, все знаете.
- Все, Иван Петрович, знает только один бог, да и тот приблизительно. А что вас интересует?
- Меня больше по-нашему, слесарному. У нас сейчас такое безобразие! Черт ногу сломит, неразбериха, как у волостного писаря из нашего села: пьян - все правые, а если трезвый - все виноватые… Нам надо аршинов сто водопровод протянуть. Все склады обшаркали - нашли два обрезка, аршина по два… Летом бы я пожарные рукава приспособил, поверху пустил, а сейчас замерзнет все.
- А вы их в землю закопайте.
- Сгниют!
- Деревянный короб сколотите. Тес-то у вас есть?
- Найдем… А вы говорите - бог…
Они отошли к перекрестку. С другой стороны к их подъезду подошел высокий солдат с большой бородой. За плечами болтался тощий вещевой мешок. Солдат открыл тяжелую дверь и скрылся в подъезде. Дверь хлопнула. Пухов обернулся.
- По-моему, к нам прошли?
Слесарь равнодушно ответил:
- Это к нашей Анне Федоровне земляки приезжают: то из Рязани, то из Казани, то из Костромы. Развела родню на всю Россию…
Вдалеке послышались выстрелы. Слесарь деловито спросил:
- А с винтовкой вы знакомы, Александр Александрович?
- Немного. В русско-японскую в Порт-Артуре пришлось быть…
- Что же вы Анне Федоровне не сказали?
- Она меня всерьез не принимает. Буржуй, я все… Как же можно представителю буржуазии патроны выдавать… Да, по-моему, и у вас холостые…
Снова послышались выстрелы, на этот раз где-то рядом, и милицейские свистки.
Из-за угла выскочил человек в шинели и шляпе. В руке большой узел. Увидев Пухова и Федорова, повернул. Выбежал еще один, тоже в шинели и шляпе, заорал:
- Яшка! Тикай…
Федоров вскинул винтовку:
- Стой! Стрелять буду!
Бандит с узлом пошел прямо на Федорова, угрожая наганом. Федоров выстрелил, тот, матерясь, упал. Второй попытался перелезть через забор. Пухов наставил на него винтовку - бандит поднял руки.
В переулок вбежали вооруженные люди. Чекисты первым схватили того, что стоял у забора под охраной Пухова. Второй бросил в Мальгина наган. Мальгин поднял, осмотрел - барабан был пуст. Подошел к Федорову и Пухову:
- Спасибо, товарищи. Ваше счастье, что у него патроны кончились.
Отряд чекистов ушел. Из подъезда выбежали люди, первой выскочила Денежкина.
- Кто стрелял?
- Мы… Я и товарищ Пухов, - ответил слесарь. - А вам бы, уважаемая Анна Федоровна, как коменданту, надо бы пораньше выйти. А то к шапочному разбору…
Денежкина сразу занялась жильцами.
- Расходитесь, граждане, расходитесь, обыкновенное дело, бандюг поймали… Да и вы, граждане дежурные, заканчивайте. Идите, отдыхайте… Александр Александрыч, домой, домой…
В дверях профессор спросил Федорова:
- Какое сечение?
- Чего?
- Труб, которые вам нужны?
- А! Восемь с половиной дюймов.
Прощаясь на лестничной площадке второго этажа, Федоров засмеялся.
- А вы говорили - холостые!
- Выходит, буржуазия опять ошиблась, - в тон ему ответил профессор. - Покойной ночи, Иван Петрович.
- И вам того же. Не могу! Как вспомню - как он вашей винтовки испугался. А она незаряженная. Неважный нынче бандит пошел. Одно слово - анархия…
Пухов осторожно, стараясь не потревожить жену, тихо открыл дверь. Поставил винтовку в угол, снял шапку, хотел положить на привычное место, на широкую полку над старинной вешалкой с бронзовыми передвижными крючками. На крючке висела грязная солдатская шинель. Фуражка со сломанным козырьком валялась на полу, рядом с вещевым мешком.
Не вошла - вбежала Лидия Николаевна.
- Сашенька! Только ты не волнуйся, Сашенька! Сережа…
- Лида, что с тобой?
- Ничего, Сашенька… Он бреется…
Дежурные группы чекистов собрались на Лубянку, 11 только под самое утро.
Петерс, тоже дежуривший этой ночью, собрал всех и подвел итог:
- Ночь как ночь. Пять налетов анархистов; девятнадцать вооруженных ограблений; три с убийствами, взрыв на фабрике Гюбнера - кто-то бросил горящую паклю в бочку с бензином; в Цветной лечебнице на углу Трубной и Цветного бульвара угорело тридцать семь больных - трое скончалось; в два часа ночи налетчики пытались пробраться в главную контору "Известий" на Мясницкой, но помешал рабочий патруль… Ночь как ночь. Идите, товарищи, немного поспите. Ровно в девять Феликс Эдмундович будет проводить заседание. И еще одно происшествие. Для тебя, товарищ Мартынов, наверно будет особенно интересно. Этой ночью из тюрьмы убежал Филатов.
1918, АПРЕЛЬ
Его Величество обыватель поводов для пересудов, возмущения, для язвительных замечаний имел предостаточно.
- Последняя новость, господа! Потрясающая! Помните, в начале января во Владивостокский порт вошло что-то вроде японской эскадры, ну не совсем эскадра, не все корабли были военные, зашли и "купцы". У нас об этом не особенно писали, так, упомянули, и все… А пятого апреля командующий японским флотом адмирал Като взял да и высадил во Владивостоке десант и сразу - к населению с "воззванием". Очень лихо все объяснил: "Беру на себя обязанность навести у вас порядок, поскольку у вас полный беспорядок - какие-то неизвестные вчера убили подданных моего императора". Убили или не убили - иди доказывай… Нате вам - вчера якобы убили, а сегодня десант! Словно мы не великая держава, а вроде колонии…
- А у большевиков в Москве каждый божий день новые распоряжения, по-нонешнему - декреты, и эти, как их, "обязательные постановления". Читали вчера, как военный комиссариат распорядился: "Каждый офицер по прибытии в Москву должен немедленно встать на учет. Кто нарушит - штраф или три месяца отсидки!" Во как!
- И каждый день все новые и новые учреждения. Чай, извините, только морковный пьем, других сортов и в помине нет, а "Центрочай", то бишь комитет по снабжению чаем, возник! Еще комитеты: Главный соляной - это очень нужный, поскольку на столе явный недосол, Центральный текстильный, тоже очень необходимый, поскольку оборвались все, ходим, как дикари, в клетчатых пальто из одеял. Потом пошли - Главный кожевенный, Центральный бумажный. Обзавелись Центральной огородной комиссией, разместилась она на Тверской, в доме 19. И сразу выпустила воззвание: "Ко всем сознательным гражданам! Весной, дорогие товарищи, можно получить с огородов щавель, салат, шпинат…" Даже указали, чем богаты все эти фрукты: салат - солями железа и фосфора, шпинат - азотистыми веществами, про щавель подробностей не написали, знают, что для многих русских эта трава со времен царя Гороха - единственное весной спасенье… "В середине лета можно взять с огородов свеклу, бобы, а к августу пойдет кормилец - картофель". Можно взять! Вы лучше скажите, где семена достать? Где лопаты раздобыть?
- Как это где? Центральный Исполнительный Комитет - ЦИК - и Совет народного хозяйства все эти вопросы обсуждают: как из бракованных снарядов лемехи делать, на заводе "Коса" две тысячи штук уже смастерили. На гвоздильном сто пудов обыкновенных да семь пудов подковных гвоздей приготовили - и сразу прямехонько в деревни, под Рязань. Во Владимирской губернии сто тысяч серпов отстукали. Надо, говорят, во много раз больше, для всей России миллионов шесть, не меньше. Так это для всей России, а она у нас сейчас не вся, а укороченная, одним словом, маленькая. В той же Владимирской губернии пять тысяч лопат нарезали… А вы спрашиваете, где лопаты раздобыть? Будут! Лиха беда начало…
- Что же это выходит, что же получается? Выходит, большевики стали делом заниматься? Хозяйством?
- Говорят, сам Ульянов-Ленин участвовал в заседаниях по налаживанию железнодорожного транспорта, требовал установления дисциплины…
- Да не сходите вы с ума! Как это может Ленин требовать дисциплины? Вы что, забыли? "Весь мир насилья мы разрушим"!
- Отлично помню: "А затем…" А вы про "затем"-то и запамятовали! "Мы наш, мы новый мир построим…" Врать не буду, я там не был, но слышать слышал, что будто в пятницу 22 марта, конечно, по новому стилю, Ульянов-Ленин участвовал в заседании, на котором, говорят, рассматривалась смета на строительство огромнейшей электростанции на реке Волхов. Это, понятно, химера, немыслимая, несбыточная мечта - об этом и говорить-то смешно: фронт под Курском, фронт под Архангельском, а тут про электричество. Хотя, конечно, смету можно, одна смета больших расходов не потребует. Но уже интересно - гидростанция на Волхове!
- Не вышло бы просто гидры! Не дадут иностранцы нам, русским, покоя. В Мурманске английский крейсер. Англичане народ хотя и культурный, а до чужого добра ухватистый! В Двинске, Полоцке, в Орше, в Режице, в Юрьеве, в Острове, в Гомеле, в Полтаве и Чернигове, не говоря уже о Пскове - германцы!
- Какие слова были: "Куртаж"! "Дивиденд"! "Вексель"! "Процентные бумаги". Я, грешный, всегда держал акции страхового общества "Саламандра" и "Русского Ллойда". Неплохи были бумаги и пароходных обществ "Кавказ и Меркурий" и "Лебедь"… А что было вернее гарантированных акций железных дорог! Или взять "Общество взаимного кредита"… Как вспомню, так в сердце рваная рана…
- Читали о комиссарах? Посмотрите, очень рекомендую. "Военные комиссары есть непосредственный политический орган Советской власти при армии. Назначаются из числа безупречных революционеров, способных в самый трудный момент выполнить свой долг… Личность комиссара неприкосновенна! Оскорбление комиссара, а тем более насилие над ним - самое тяжелое преступление"… Поняли? Имейте это в виду!
- Давно не были в Милютинском переулке? Сходите, посмотрите! Там на доме десять новенькая вывеска: "Штаб артиллерии Красной Армии". Вот так-с! Артиллерия! Выходит, большевики за армию всерьез взялись…