* * *
После вкусного обеда Федя заявил, что чувствует себя хорошо, и вызвался ехать с Юркой за припрятанными много лет назад припасами и снаряжением. Я, как лечащий врач, был против этого похода. Но моё мнение было проигнорировано. К удивлению всей честной компании, они вернулись, не прошло и часа. У Феди заболела грудь и голова, но штольню, в которой был склад, он успел показать.
Прихватив с собой Сергея и Бабека, Юрка тут же ушел обратно.
За пару часов они проделали проход в обрушенную взрывом рассечку и к вечеру, сделав две ходки, привезли всё в лагерь.
Осмотр нас порадовал. Консервы - банок тридцать: "Завтрак туриста". "Килька в томатном соусе", и еще что-то без этикеток, но густо смазанное солидолом, было решено считать сохранившимися. Все крупы заплесневели и поэтому были переведены в разряд фуража и немедленно скормлены ишакам.
Мешок муки, как и мешок сахара, был в прекрасном состоянии, - хоть пекарню открывай и бражку ставь. Четырехместные палатки наполовину сгнили, но после просушки могли сгодиться для подстилок. Из пяти шерстяных спальных мешков сохранились только два. Те, которые были завернуты в полиэтилен.
Две кирки, два лома, кувалда и несколько зубил, были, естественно, в полном порядке. Более всего нас порадовали самоспасатели. С ними можно будет запросто ходить в забой сразу после отпалок. Скальный аммонит, капсюли, огнепроводный шнур и зажигательные стаканчики требовали, конечно, проверки. Я поручил Бабеку поджечь один из пяти мотков ОШ - так сокращенно называют огнепроводный или бикфордов шнур. Он горел отменно и с положенной скоростью: сантиметр в секунду, а главное - без прострелов. Капсюли-детонаторы - КД, заложенные на хранение в водонепроницаемой шкатулке, обмазанной к тому же сверху солидолом, также хорошо сохранились и рвались в горном воздухе звонко и безотказно.
С взрывчаткой на мой дилетантский взгляд, было сложнее…
… Это патронированный скальный аммонит производства 88-го года, в обычной провощенной красной бумажной оболочке. Со студенческой скамьи я знал, что лежалые ВВ (взрывчатые вещества) опасны. Из них при длительном хранении выделяется легко детонирующий, даже от слабого удара, компонент.
Я помнил, что такое выделение называют эксудатом, но как оно выглядит, не знал, но тут подошёл Бабек, много лет проработавший взрывником.
Он долго рассматривал ВВ, потом успокоил меня:
- Я сто тонн взрывчатка взрывал, но все время свежий был, откуда старый? Не бойся. Руслан! Если не взорвался, когда сюда везли, то сам не взорвется уже. Насколько нам пригодятся припасенные Федей взрывные материалы, мы не знали. Короче, была бы взрывчатка, а что взрывать - всегда найдется.
Разбирать вещи мы закончили в сумерках. Поужинали оставшимися с обеда жареными грибами и Федиными консервами.
"Завтрак туриста", как был гадостью пять лет назад, так и остался. Сгущенка потемнела, но была вполне сносной. Тушенка тоже.
Вообще, геологов и другой бродячий люд с большой натяжкой можно называть гурманами. В поле им приходится питаться чем угодно, вплоть до галок и ворон, не говоря уж о змеях, лягушках и головастиках. Впрочем, земноводные, жареные на растительном масле, представляют собой восхитительный деликатес, с треском поедаемый даже самыми брезгливыми плотоядными.
А наши "скакуны" с экспедиционной базы? Если Воронок безвременно, после непродолжительной болезни или тяжёлого увечья, покидал белый свет, то все маршруты отменялись и весь личный состав партии, засучив рукава, весело приступал к изготовлению пельменей и котлет!
Конечно, особенности полевой кухни накладывает свой глубокий отпечаток на отношение к еде. До сих пор гречку терпеть не могу. Случалось, что эту крупу мы ели три раза в день на протяжении нескольких дней!
* * *
После ужина мы посидели немного у костра, и пошли спать. Из соседней палатки был слышен звонкий голос Лейлы, - она на ломаном русском рассказывала Наташе что-то об Иране и обо мне.
Ночью мне приснился сон: "Я, зажатый со всех сторон холодными камнями, сижу в штольне. Пытаюсь вырваться, но тщетно. И вдруг вижу танцующую Фатиму. Она тянет ко мне руки. Но это оказывается змеи"… От ужаса я проснулся и долго не мог успокоиться. В сердце поселилась тревога за мою персиянку и за успех нашей затеи. Мои товарищи похрапывали, а я лежал и пытался разгадать кошмар, приснившийся пять минут назад…
Незаметно я снова уснул.
…"По Млечному Пути идёт Лейла. Я понимаю, что между нами миллионы световых лет, но для нас - это не расстояние. Она бросает мне свой шарф. Я ловлю его и повязываю вокруг своей шеи. Мне радостно от её подарка и улыбки.
Она тянет ко мне руки. Но это опять змеи… Чертовщина какая-то, думаю я во сне и решаюсь дотронуться до них. Змеи тут же превращаются в двух женщин. Я знаю, кто они! Вынимаю саблю и отрубаю им руки!"…
* * *
Когда я проснулся, солнце только выплывало из-за гор. Сердце бешено колотилось, волосы были мокрые, спальные принадлежности скручены, словно канаты… Я не стал делиться своей ночной феерией с Лейлой, так как был уверен в том, что ей будет неприятно узнать о моём глумлении над её матерью и тётей. Одно я знал точно! Фатима что-то задумала!
Оставив в лагере Бабека и Лейлу хозяйствовать, мы ушли на штольни. Ишаки везли взрывчатку, чайные принадлежности и кое-что из еды. Предусмотрительный Серёга взял с собой пару пачек матерчатых пробных мешочков и небольших полиэтиленовых пакетов, найденных среди Фединых запасов. Шли мы около получаса. И вот мы стоим на узенькой площадке перед обрушенным устьем штольни.
* * *
Короткая, метров сорок и узкая, метр тридцать на метр шестьдесят, эта выработка была сделана ручным способом, то есть шпуры пробивались молотобойцами с помощью кувалды и зубила. О силе молотобойцев тех лет до сих пор ходят легенды. Маленький и щупленький подручный после каждого удара поворачивал зубило на 90 градусов. А молотобоец, стоя на коленях, бил со скоростью тридцать ударов в минуту. Ослабев, они менялись местами, но работа отнюдь не замедлялась. Отбитую породу нагружали в вагонетки и вручную катили к отвалу. Все это совершалось в тусклом свете карбидных ламп и без принудительной вентиляции. Двадцатью годами позже, на Кумархе, мы работали с помощью всякой техники - перфораторов, погрузочных машин, электровозов и мощных вентиляторов. Длина штолен была больше километра, а сечение - 6,4 квадратных метра, т. е. в три раза больше, чем здесь на Уч-Кадо.
Проходчики - крепкие, гордые и чуточку шебутные ребята. После обвала мужественно собирают в вёдра, останки коллег, нарушивших правила техники безопасности…
А как захватывает работа погрузчика! Это забрызганное грязью страшное стальное животное, яростно мотая ковшом, с грохотом и визгом наезжает по рельсам на отбитую породу и, набив ею пасть, легко перебрасывает через себя в вагонетку!
А как щекочет нервы поездка по неосвещенной штольне на буфере последней вагонетки? Состав с грохотом мчится на огромной скорости, ветер бьет в лицо, вагонетки раскачиваются… Время от времени луч фонарика шахтёрской каски вырывает из темноты бревна крепления, соединительные коробки, трубопроводы. И надо от них увернуться, но не всегда это получается!
И тогда: "бум" и "та-та-та" - каска весело скачет сзади по рельсам и шпалам!
А сделать первый забой в руде? Это - охота! Ведешь штрек по рудной зоне, несколько метров в день - ничего нет, пустая жила, барабан… Пробиваешься дальше и твердишь: "Должна быть руда, должна!"
Через день или два, в четыре часа утра, стучат проходчики в дверь твоего кубрика и говорят, посмеиваясь: "Беги! Да пошустрей! Там все блестит от стенки до стенки!"
* * *
И вот я опять здесь… Но уже в качестве "Джентльмена удачи". Будь моя воля, я и сейчас, не раздумывая, предпочел бы стабильные: 175 рублей, плюс 40 % высокогорных, 40 % полевых, 15 % районных и на все это - ещё 10 % подземки.
Штольня была завалена капитально. Федя, удобно устроившийся на согретом солнцем отвале, пояснил:
- Полпачки на устье угробил! На десятник завалено, как в аптеке!
- А ребят, убивец, где бросил? - спросил я с, накатившим вдруг, отвращением.
- Там они, под завалом!
- Сам, сука, хоронить будешь!
- А что, схороню в натуре, не впервой! Ты речь скажешь, Наташка слезу пустит, по горсти землицы в могилку бросим, - пытался шутить Федя, но замолк, придавленный нашими злыми взглядами.
- Хватит болтать, орлы! Тут работы на целый день - и это в лучшем случае. - Сергей был прав. Федя не скрывал от нас своих "подвигов", и нечего свирепеть от его молотьбы. Надо работать!
- Будем вкалывать парами. Начнем я и Черный. А ты, Юрик, по мере надобности будешь подменять кого-нибудь из нас. А пока шлепни пару сурков. Печень, к примеру, в эти полиэтиленовые мешочки положи, и этикетки прикрепи. Для отвода глаз будешь у нас противочумным врачом. И чтобы инструменты твои хирургические на виду были. А ты, Наташа, набери травки всякой и тоже в мешочки уложи, красиво и аккуратно, чтобы сразу было видно, что ты у нас ботаник - аспирант.
- Надо понимать, мы тебя "товарищ начальник" должны называть? - хищно сузив глазки, съязвил Юрка.
- Или предпочитаешь - "господин управляющий"?
- Ну а что? Валяйте. Если мы тут партию изображаем, кто-то должен быть начальником. Или, может быть, ты хочешь им быть? И что тогда будет? Черного в Кальтуч за пробами отправишь? Или куда подальше?
- Кончай, Серый! Твой прирожденный талант руководства заслужил мое восхищение и лично я обеими руками голосую за "Ваше святейшество", - решительно сказал я и, улыбнувшись, спросил:
- Послушай, когда ты сказал "начнем с Черным, ты, наверное, ишака имел в виду?
- Тебя дорогой, тебя. Ишак в штольню не пролезет.
- Благодарю! Оправдаю доверие ценными мыслями. Вот первая: Выдавать Юрку за врача - противочумника - несерьёзно. Его здесь каждая собака знает! Пусть Наталья по совместительству сурчиным ливером заведует.
Другая ценная мысль: давай не будем весь завал разбирать - на это уйдет несколько дней. Мы проделаем только лаз, чтобы на четвереньках можно было до золота добраться, а там - посмотрим по обстоятельствам. Может, металла и нет вовсе… Потом можно расширить проход, если потребуется.
- А как камни будем вытаскивать? На веревочке за собой?
- Да нет! Штольня, наверняка, не всплошную села, а участками. Будем породу складывать в неповреждённых частях выработки. А то, что Федя на устье наворочал, мы сейчас вмиг в речку скинем. Благо, палатки в стороне, на них не покатится…
- Что же, давай, начнем, - пробормотал Сергей и вдруг рассмеялся.
- Ты чего? - посмотрел я на него с подозрением. - Назначению радуешься?
- Да нет, конечно! Представь, Черный, своё и моё лицо: спускаемся в штольню, а там - "нуль пишем, два нуля на ум пошли"!
Неожиданно его смех скоропостижно угас. Он застрял в медленно сомкнувшихся губах, которые скорбной скобочкой украсили вытянувшееся лицо.
И было отчего: где-то за горами, скорее всего в районе перевала Арху, появилось слабое, ненадолго смолкающее, тарахтение. Через минуту стало казаться, что оно раздается отовсюду. И что это не один вертолетик, а целая эскадрилья! Казалось, еще минута и мы навсегда нырнём в "океан тихого помешательства".
Мы понимали, что соло одного вертолета отражается скалами и превращается в хор, но всё равно страдали!
Постоянное ожидание, постоянные поиски в небе этого "Дамоклова меча" сделали свое дело - нам срочно требовались положительные эмоции.
Звуки длились минут пять, но вертолет не появился. Более того, тарахтение смолкло, как будто какой-то небесный оператор вырубил динамик.
Еще минут пять мы ждали возобновления "симфонии". Но было тихо.
- Серый! Ты слышал что-нибудь? Ну, например, вертолетное тарахтение? - стараясь выглядеть равнодушным, спросил Житник, когда стало ясно, что кроме шелеста реки, в природе не осталось других звуков.
- Да как тебе сказать, Юра… - пожал плечами Кивелиди. - Может, что-то и показалось…
- Чтобы больше не казалось, и народ не дергался, я предлагаю срочно созвать пятиминутную конференцию по НЛО, - начал я.
- Ввиду наличия кворума, есть мнение открыть ее сейчас же. Как вы думаете, господин управляющий, чем нам грозит приземление вертолета с гражданином Абдурахмановым Тимуром Абдурахмановичем и его командой?
Кивелиди поскрёб за ухом и с грустью констатировал:
- В "лучшем случае" придется с ними делиться, и доля каждого может уменьшиться примерно в два раза и станет равной суточному заработку аппетитной референтки в каком-нибудь Роскомбанке. Ну, о-очень аппетитной.
Положительные стороны "лучшего случая" - вертолетная эвакуация добычи. В худшем случае нас ждет сыра - земля!
- Ми-четверка, тонну вытянет, - стал я думать вслух, одобрительно покачивая головой.
- Это четыре человека и шестьсот килограммов металла. Делим шестьсот на четырнадцать, то есть поровну на две команды по семь человек, и получаем примерно по сорок килограммов руды на брата. Да… Получается - "Что бог послал, то и мяконько!"…
- Не горюйте, башканы! За день сотку кило можно натаскать! -
Вставил слово до сих пор, молчавший Федя.
Все обернулись к нему. Меня поразил голос нашего Сусанина. Он вибрировал и срывался. Казалось, ещё секунда и Фредди задохнётся от волнения. Руки золотограбителя не находили себе места. Дополняла картину грязная повязка, которая съехала на шею, обнажив "фирменный шов":
- И еще триста за следующую неделю! Ещё минута, и он бы заплакал…
- И еще полтонны за следующий месяц, - закончил я за него, затем повернулся к Житнику и спросил:
- Каково Ваше мнение, "сир"? Только короче, пожалуйста!
- Согласен с Вами товарищ "оглы" с точностью до наоборот!
- Лучший вариант считаю худшим. Никаких братаний с Тимуром и его бандой! Отнять вертушку и баста! Я обязуюсь лично поднять её в воздух и посадить, куда надо!
- Вот этого-то я и боюсь. Не хочется развязывать войну. Ставлю на голосование проект "Соглашения о намерениях" под девизом "Вертолет за половину добычи". Кто за проведение в жизнь лучшего варианта с конечным выходом на уровень суточной зарплаты аппетитной работницы банка?
Так! Четыре - "за", один - "против"? Принято! Согласно нормам коалиционной демократии, предлагаю включить товарища Житника Юрия Львовича в комиссию по урегулированию деталей данного "Соглашения". Естественно, с правом гневно сверкать очами и сучить ногами под столом! Предлагаю начать "движение навстречу" с написания красочного плаката:
"Добро пожаловать. Тимур-ибн-Абдурахман!"
Все заулыбались. Особо очаровательно это сделал Федя. Он сверкнул челюстью не хуже Джека Николса, суперстара, сеющего разумное, доброе, вечное на американских фабриках грёз.
Цель была достигнута! Мы доказали сами себе, что большой опасности
Абдурахманов для нас не представляет а, наоборот, может даже помочь. Тем более, мы уже здесь, а ему еще предстоит до этих мест добраться. Даже, может быть, нам стоило подождать его и договорится о совместной добыче и перевозке золотой руды.
Обсудив, уже спокойно и обстоятельно характер и ход наших действий при появлении Тимура и его команды, мы принялись за работу.
10. Разбираем завалы. Подземные хранители. Вот оно, золото!!! Добыча на потоке.
Самый сложный участок завала, конечно, был около устья. Здесь скальная порода, ослабленная приповерхностными трещинами, полностью обвалились или, как говорят горняки, села от взрыва. В глубине штолен порода обычно покрепче и обвалы редко полностью перекрывают горную выработку.
После двух направленных взрывов, откинувших обрушенную породу от устья, мы проделали узкий, извилистый лаз в штольню. На разведку спустились я и Сергей.
За завалом в тусклом свете карбидных ламп мы увидели первые плоды Фединых рук: У стенки, ногами к выходу, лежало высохшее тело его напарника. Штольня была сухая, что, видимо, и способствовало мумификации тела. Постояв над ним минуту, мы пошли вглубь. Перед поворотом в рассечку мы нашли вторую мумию. Васька - геолог сидел у стенки, опустив голову на плечо и перегородив проход ногами. Он был в обычной для каждого участкового геолога одежде:
Выгоревшая на солнце штормовка, прошитые белыми капроновыми нитками брезентовые штаны, солдатский ремень, ботинки на протекторах, с верёвочками вместо шнурков.
- Да, братишка, спецуха тебе великовата… - пробормотал я, разглядывая сильно усохшие руки и ноги бывшего коллеги.
- Потом выразишь соболезнование, - ткнул меня в спину Сергей. Там злато за углом, а он: "Бедный Йорик, бедный Йорик…"
Освещая проход, мы вошли в рассечку, и замерли, увидев то, к чему так настойчиво стремились!
Весь забой был инкрустирован самородным золотом. Матушка - природа постаралась не хуже затейника Фаберже! Крупные - с ладонь, и мелкие - с ноготь, самородки блестели на поверхности белоснежной кварцевой жилы.
Мы не стали царапать ножами желтый металл, испытывая его на твердость и пластичность. Все было и без того ясно. Опытные геологи недаром говорят:
"Если сомневаешься, что это золото, то это не золото".