Да, это было золото, много золота! Перед нами фактически был огромный самородок с включениями кварца! Ориентировочно золота в этом гиганте было 50–60 процентов! Знаменитая плита Холтермана - самый крупный в мире самородок - была, наверняка, поменьше!
Мы внимательно, сантиметр за сантиметром, осмотрели и обстучали кувалдой всю рассечку, но нигде больше, в том числе в кровле, видимых выделений золота не было.
- Что будем делать? - бессильно опустившись на колени, спросил Сергей дрожащим голосом.
- Что, что… Ясно, что! - просипел я, садясь рядом с ним. В этот момент я понял, что испытывал Федя несколько лет назад. Но быстро взял себя в руки и начал изощряться в стёбе, чтобы не "съехать с катушек":
- Да! Прекрасный материал для серии научных статей! Жирные заголовки во всех газетах:
"Найден самый крупный в Мире Золотой Самородок - Плита Фредди - Чернова - Кивелиди!", "Триста Килограммов Золота Передано Правительству Таджикистана!"
Или, ну все это к черту? Давай похороним свою известность, продадим Золотого Тельца и спустим всё в казино на Канарских островах!
Серега молчал.
- Вижу, ты не согласен! А жаль! Кстати, назвать самородок
Плитой Фредди - Кивелиди - Чернова не скромно! Значит, будем взрывать! И немедленно, архисрочно! Хочу сию минуту набить этим карманы! Но, знаешь, жалко портить… Такая красота. Если потом я все потеряю, и черт с ним, не жалко, то одних воспоминаний об этом великолепии хватит, чтобы ни о чем никогда не жалеть!
- Да, ты прав! Наконец - то к Серёге вернулось сознание и речь.
- Глаза слепит, но душу почему - то не греет… Возни будет много. Не кварц же с собой везти. Надо отпалить здесь пару раз, посмотреть, что дальше будет, а потом - ручная разборка. Здесь, я вижу, можно довольно легко выдолбить три-четыре шпура. Оторвет на метр почти. Больше аммонита заложим, - больше искрошит, а нам это на руку. Я этим займусь. Пошли наверх!
- Иди один. Я подберу пока то, что лежит. Потом накроет оторванной породой и придется разгребать. А с сушеными что будем делать?
- Давай здесь их оставим. Слушай, а если там наверху уже гости из кишлака пришли?
- Притащим их сюда, - скажем, что золота навалом. На всех хватит…
И уже не обращая на меня внимания, Сергей опустился на корточки, вытащил из-за пазухи карманный фонарик и начал выискивать в кварцевом крошеве мелкие самородки и складывать их в мешочки. Я тоже не мог отказать себе в этом приятном занятии. Заодно мы немного поговорили о возможных поворотах событий. В меру утолив свою алчность, я вышел из рассечки, взял на руки совсем легкого Васю и снес его к забою штольни. Другого покойника решил отнести туда же по возвращении.
* * *
Яркий, слепящий солнечный свет, приятное тепло земли, свежий воздух и подпирающие голубизну неба заснеженные горные цепи встретили меня как никогда радостно. Люблю выйти к ним из затхлой тесноты и мрака штолен, сесть на подвернувшийся камень, отереть руки и спецовку от приставшей рудничной грязи, закурить помятую сигарету!
Чай уже был готов. В тарелке аппетитно румянились сурчиные конечности. На камне, брезгливо отвернувшись от этой пищи богов, сидел с кружкой чая Нур - наш бывший пекарь из Дехиколона.
Итак, долгожданная торжественная встреча с коренным населением состоялась! Кроме Нура пришел еще один местный, как выяснилось позже - школьный учитель. Его я не знал. Степенный, широкоплечий, с цепкими немигающими глазами. Его лицо говорило о достатке интеллекта и мужества.
Наверно учит письму и устному счету две дюжины разновозрастных детишек и нескольких взрослых… Мы похлопали друг друга по плечам, расцеловались трижды и сели поговорить.
За чаепитием они сказали, что через несколько дней сюда пригонят отары. А пока в округе пасётся только местный скот. И вообще, пришлые пастухи хорошо вооружены, а в кишлаке оружия нет. Я сообщил Нуру, что в этом году здесь и на Кумархе будет работать небольшая геологическая партия, и что рабочих из местных, мы брать не будем. Но лично его, если он не боится работать в заброшенных выработках, я возьму, с оплатой баксов в пятьдесят. Потом я ему поведал, что в штольне кто-то есть: в конце ее я слышал какие-то голоса и потому убежал.
Нур конечно подумал, что я его проверяю на смелость. Геологи - горняки всегда любили байки о подземной нечистой силе. Он сказал, что не боится ничего и может пойти со мной. Попив чаю, мы пошли к лазу в штольню.
- Ну, что? Пойдем, посмотрим?
Нур счел, что за пятьдесят баксов можно проявить безрассудство и согласился. Я сунул ему в руки зажженный фонарь и пустил первым.
Это было кино! Как мы и договаривались с Сергеем, лишь только в штольне появились фонарь и голова Нура, из темноты восстал высушенный покойник и надвинулся на бедного пекаря. С диким воем Нур выскочил из лаза наружу на четвереньках задом наперед и заметался по промплощадке, пока не уткнулся ногами в костер и не опрокинул чайник с кипятком.
Ожегшись, Нур заорал еще громче и тут же сорвал голос. Его безумные глаза ничего не видели, он ничего не слышал и не чувствовал. Мы, посмеиваясь, уложили его рядом с безмятежно спящим Федей. Житник тут же смотался за родниковой водой и вылил её Нуру на голову. Через некоторое время из штольни вышел Сергей. Подойдя к нам, он поздоровался с учителем, и удивленно спросил:
- Что случилось? Что с вашим товарищем?
- Вам лучше знать! - ответил учитель, внимательно глядя в глаза Сергею. Тот присел напротив Нура, обхватил его за плечи и стал с тревогой спрашивать:
- Что с тобой, дорогой? Почему болеешь?
- Я в штольня видел мертвый, черный, сухой человек! Он меня за горло хватал! - заикаясь, пролепетал Нур.
- Ну, ты даешь! Я там два часа работал и никого не видел. Звук шагов и голоса какие-то, правда, слышал, но в любой штольне полно всяких звуков. Вода там капает или течет, порода потрескивает…
- Не знаю, не знаю, - сказал я, задумчиво качая головой. - Вот, когда я в Карелии на Кительской шахте работал, там проходчики приезжие, только голоса неясные слышали, А вот местные карелы обладателей этих голосов хорошо видели. Наверное, ваши предки убили невинных и не похоронили их по - человечески. И они затаились в этой штольне.
Но учитель покачал недоверчиво головой.
- Не веришь? Давай, проверим, - иди сам посмотри, - сказал ему Сергей.
- Зачем? Мне Нура домой отвести надо. Потом разберемся, почему вы такие веселые.
Когда они ушли, мы обсудили возможные последствия этого визита и пришли к выводу, что от учителя можно ожидать всего. И потому надо как можно быстрее вынуть золото и уходить. Потом я снарядил несколько боевиков, и мы втроем - я, Юрка и Серега вернулись в штольню.
Мертвяка решили оставить на месте, может, еще пригодится.
Юрка с Сергеем продолжили поиск самородков в отбитой породе, а я, начал выдалбливать шпуры.
Их надо было расположить так, чтобы вырвало и размолотило только золотоносную часть жилы. Правда, я не знал, что будет с золотом. Что с ним сделает взрывное давление, мне было неясно.
В общем, сделал я сикось-накось десяток шпуров, зарядил, затем поджег их одновременно с помощью зажигательного стаканчика и пошел к выходу.
Ребята ушли загодя, а у меня на выход было всего минуты полторы времени.
Грохнуло, когда я корячился в лазе. Часов через шесть, когда пыль осядет, можно будет начинать "битву за урожай".
Оказавшись рядом с товарищами, я закурил и вспомнил внимательные, недоверчивые глаза учителя. Хорошее настроение сразу улетучилось, я помрачнел и стал цепляться ко всем подряд.
Сначала я ласково поинтересовался у Феди, чем он размешивает сахар, когда пьёт чай.
Тот дружелюбно ответил, что нашёл гладкую палочку с зарубками, отмыл и высушил её на солнце. А теперь пользуется. Очень удобная палочка!
- Ты, чудище, сначала посмотрел бы на друзей своих! Тебя бы высушить так! Дети, наверное, у них были?
- Не было! Васька - тот вовсе от баб подальше держался. Корешки трепали, что в городе его какая-то аппетитная немочка охмуряла, домой все зазывала. А он, вроде не отказывался. Хряпнет пару мерзавчиков и в аут! До утра храпит промеж её тёплых сисек. И все потому, что на подлодке матросил. А второй замоченный - и без моей помощи сдох бы от цирроза через месяц, или в горячке через два. Себе они были не нужны, а я думай о них?! Мусор! Я и себя то не больно когда жалел!
Наконец - то Федя показал своё настоящее лицо! И я не упустил случая поговорить с ним о будущем:
- Вот скажи мне, Фёдор, только откровенно! Каковы наши шансы дожить до старости и нянчить внуков? Я знаю, что наша встреча - это не игра случая, а изощрённо сыгранный тобою спектакль. Пройдёт несколько лет, и ты расскажешь очередным лохам о нас, убогих, которые портили, извиняюсь, воздух около тебя? А ты, как я понял, подрядился санитаром работать! Марафет взялся наводить!
Федя как - то странно взглянул на меня, криво улыбнулся и выдал:
- Если ты, Чёрный, будешь своим спиногрызам мозги квасить так же, как мне сейчас, они тебя в дурку упрячут и правильно сделают!
- Браво! Хорошо сказал. Обнадёжил! Спасибо! Теперь я знаю, кого мне опасаться! А ведь я засомневался в тебе!
Знаешь что? Расскажу-ка я тебе стихотворение. Один странствующий монах зарифмовал безобразия, творящиеся в его стране. Крик его души дошёл до нашего времени из мрачного средневековья! Не знаю, дойдёт до тебя или нет! Но всё равно, слушай!
Ложь и злоба миром правят,
Совесть душат, правду травят
Мёртв закон, убита честь,
Непотребных дел не счесть.
Заперты, закрыты двери
Доброте, Любви и Вере.
Церковь учит в наши дни:
Укради и обмани!
Друг в беде бросает друга,
На супруга врёт супруга,
И торгует братом брат!
Вот какой царит разврат!
Ни порядка, ни покоя,
Что за времечко такое!
И Господень Сын у нас
Вновь распят! В который раз!
Когда я говорил последнюю фразу, закрыл глаза, чтобы никого не видеть. Было такое ощущение, что эти строчки написаны не в глубине веков, а только что, и с одной единственной целью - вывернуть нас всех наизнанку! В душе каждого, я уверен, было смятение. Я это чувствовал, как никогда остро. Все молчали. Причём очень долго.
Первой заговорила Наташа.
- Убийцам и всякой мрази надо красить головы в несмываемый красный цвет! Пусть отличаются от нормальных людей!
Все посмотрели на Федю…А Сергей подошёл к нему, взял за грудки, притянул к себе и ласково сказал:
- А тебя, дорогой мы выкрасим с головы до ног! Был Гусём лапчатым - станешь Петушком гамбургским!
До этого момента Федя терпел все наши упрёки, но когда Кивелиди назвал его петухом, взорвался…
- Вы чё, в натуре, мужики! Задолбали! Знали ведь, что свидитесь с моими жмуриками! Лучше порешите меня, шакала! Смойте кровью моё паскудство! Только лепить горбатого мне не надо!
Все молчали.
А - а - а! не хотите свои крючья марать! Тогда чёрт с вами! Красьте! Я согласен! Хоть сейчас!
Федя бился в истерике, но жалости не вызывал.
А Наташа добавила:
- А тех, кто животных убивает, надо пачкать зелёной краской.
Я её поддержал:
- Идея мне нравится. Представьте - идут по улице внешне приличные люди, а головы у них красно - зелёные!
Сразу же в моду войдут очки на всю "харчевню" или какие-нибудь шляпы с вуалькой!
Сергей сморщился и жалобно констатировал:
- Черного хлебом не корми, а дай Слово молвить!
Измучил ты нас своими кроссвордами! Перевернул всё внутри! Не надо так делать! А не то я повернусь и уйду. И на золото наплюю!
Дождись, когда куча ''зелени" будет лежать у нас в кармане, тогда хоть о Юрском периоде рассказывай!
- Ты, Серый, зануда. Не можешь понять простых вещей! Мне
Федя поднял настроение до невиданных высот! Ты порадуйся!
Но Кивелиди молчал. Он не мог вычислить источник моего, мягко говоря, нездорового энтузиазма. А я просто не хотел жить по принципу:
" Нашёл - молчи, потерял - молчи!"
И, чтобы раз и навсегда избавить друга от депрессии, я вытянул руку вперёд ладонью вниз, развёл пальцы веером, растопырил ноги и голосом всенародно любимого Муслима ибн Магометовича Магомаева запел:
" Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала!"
А я на этой свадьбе водку пил!
И мне на этой свадьбе было места мало!
Невесту друга с детства, нежно я любил!
Ну, как? Лейла смотрела на меня с восхищением. У Житника и Феди лица остались прежние, то есть - хмурые. Серёга, улыбаясь, махнул на меня рукой:
- Ладно, чеши, пока есть здоровье! -
А Наташа заказала ещё спеть о любви. Я хитро прищурился и начал:
- Пролог геолога: Ты красивая женщина! А была бы ещё красивее - потеряла бы что - то Земное. Это закон природы! Один мой приятель, увидев совершенную красавицу, воскликнул:
"Безнадежно, безнадежно красивая". И добавил: "Красота должна быть с изъяном". А теперь слушай…
Без возлюбленной бутылки - тяжесть чувствую в затылке!
Без любезного винца - я тоскливей мертвеца!
Но когда я пьян мертвецки, веселюсь по-молодецки!
И горланя, во хмелю, Бога истово хвалю!
Наташа ожидала чего-то более лиричного. Но я не оправдал её надежд. Юрка, заметив огорчение на лице девушки, зашипел:
- Давай, топай отсюда! Смотришь на нас со своей "кривой колокольни" и ни шиша не видишь! Мы тебе не козявки, а люди! И кое - что видели в жизни. Не такие, как ты ломали себе шейки!
Я понимал, что Юрка не тот человек, который может оценить поэзию вагантов, да ещё в моём исполнении, поэтому не стал с ним дискутировать о том, что я "вижу со своей колокольни".
Я подкрался к предыдущей "жертве своего длинного языка" и с энергией, достойной лучшего применения, затеял разговор по душам…
- Федя, милый, давно хотел тебя спросить, - ты знаешь, для чего нужны насечки на твоей чайной палочке?
- Не знаю. Веревочки, наверное, разные для нужды какой накручивать.
- Не веревочки, кормилец, а кое-что очень похожее. Эту деревяшку чабаны наверное потеряли. У каждого есть такая палочка.
Я тебе сейчас всё расскажу: Сижу как - то у них в юрте, горячими лепешками, мясом жаренным объедаюсь. Парная ягнятина - пальчики оближешь! А перед лицом палочка, как у тебя, болтается на ниточке.
Я спросил чабана, что это такое. И он, улыбаясь, объяснил: "Это, - говорит, - палочка чтобы ришта наматывать. Червяк такой есть, тонкий и длинный, метр почти. Живет под кожа у человек, и один раз в год из нога вылезает яичка ложить". И пояснил мне, что если начнешь руками этого червяка наружу вытаскивать, он рвется сразу и дохнет… Нежный гад! А остаток в ноге начинает гнить. И хана тогда человеку… А палочка эта - выручалочка. Вылезет червяк на сантиметр, а чабан обернет его нежно так вокруг палочки и привяжет ее рядом с червячной норкой к ноге. И так: сантиметр за сантиметром, день за днем, пока всего не вытащит! Ну, пока, дорогой… Как говориться - приятного аппетита! Палочку-то не выбрасывай. Пригодится…
Я шёл к палатке и даже спиной чувствовал волны гнева, излучаемые Федей.
"Так тебе и надо, "работничек ножа и топора". Получи фенечку, за Убиенных товарищей!"
* * *
Пыль в штольне почти осела, но газа было полно. Дыша в самоспасатель, я осмотрел плоды своего труда. Породу раздробило неплохо, - вся рассечка была усыпана белой кварцевой крошкой, среди которой густо блестели чешуйки, зерна и куски золота самой разной величины. Некоторые самородки были раздавлены и причудливо изогнуты и закручены.
Кварцевая жила сократилась в мощности, особенно внизу, и напоминала теперь клин, обращенный острием вниз. Тупой его конец на высоте около полутора метров упирался в блокирующий разрыв, круто погружавшийся по направлению рассечки. Скоплений золота стало меньше, но в площади они увеличились. Было ясно, что золотоносной породы осталось чуть меньше четверти кубометра. И ковырять ее будет не трудно - отладка пары неглубоких шпуров, пробуренных по плоскости блокирующего разрыва, откинет жилу легко и просто.
Я хотел сразу начать бить эти шпуры, и даже тюкнул пару раз по зубилу, но газы сделали свое дело, - сотрясаясь от страшного кашля, я бросился к выходу. День незаметно превратился в вечер, но мы решили не возвращаться в лагерь до тех пор, пока не закончим буровзрывные работы. За ночь выработка успеет хоть как-нибудь проветриться и дышать станет легче.
Я нарисовал на земле план забоя и объяснил, как и где надо долбить шпуры. Было решено идти в забой по одному, и работать, сколько хватит сил. Я предложил отправить Наташу с Фёдором в лагерь, - с самого утра тревога за Лейлу не покидала меня.
Юрка был недоволен этим предложением. Очень уж хотел, чтобы его зазноба была рядом. Судя по всему, их роман стремительно развивался. Они всегда старались быть рядом, искали уединения, а в минуты отдыха Юркина голова часто находила пристанище на стройных бедрах Натальи. Вот и сейчас, она сидела на траве, откинувшись на рюкзак со шмотками, и нежно теребила русые волосы счастливчика…
* * *
Полевые романы! Сколько их было вокруг! Чаще всего они были групповыми. Повариха или студентка - практикантка обслуживали нескольких затосковавших по женской ласке мужчин.
Причем количество клиентов всегда было обратно пропорционально красоте хозяйки незатейливого сервиса. Я помню случай, когда одна, скромно говоря, милая московская студентка два месяца практически не покидала своей палатки, - поток желающих прерывался только во время обеда и ужина.
Но если дама была в какой-то степени привлекательной, то ею, конечно, всецело завладевал сильнейший представитель нашей братии. Часто после джентльменских "переговоров". Тот же Юрка долгое время обхаживал одну молодую специалистку - недурненькую маркшейдериху Диану Сидневу.
Но не смог противостоять шестидесятилетнему начальнику участка.
Как-то поздним вечером я заглянул после маршрута в приземистое окно "Белого дома".
Высшее техническое начальство жило не как мы, в полусгнивших за пять разведочных лет землянках, а в оштукатуренном и побеленном здании на две комнаты.
Как на экране телевизора, я увидел значительно улучшенный вариант культового фильма "Интердевочка": Диана сидела на начальнике участка, словно Иванушка - дурачок на Сивке - Бурке!
Задом - на - перёд!
Макшейдериха не знала отца и потому предпочитала зрелых мужчин.