Наконец, шаман опустил голову, прикрыл глаза и сказал-пропел несколько тягучих фраз на своём языке.
Айна неожиданно вскочила на ноги, закрыла лицо ладонями, вскрикнула протяжно, с отчаяньем, и выбежала из яранги, отодвинув плечом оленью шкуру, заменяющую дверь.
- Что-то случилось? Что-то не так? - забеспокоился Ник.
- Конечно, не так, - подтвердил Афоня. - Айна - моя дочка. Ей давно уже рожать пора. Мне внук нужен. А чтобы внук хорошим получился, у него отец хороший должен быть. Настоящий мужик. Где в тундре настоящего взять? Все спирт пьют, чифирят. Таких моей Айне даром не надо. Вот, думали, ты поможешь. Не получится ничего, однако. - И потерянно замолчал.
- Почему - не получится? - через минуту спросил Ник, немного даже уязвлённый своим отчислением из славного отряда племенных производителей.
Посмотрел шаман ему в глаза и объяснил, словно ушат холодной воды на голову вылил:
- Ты - Странник. Не из этих дней. Издалека. Там у тебя уже есть ребёнок. Дочка. Семь Больших Солнц ей. Добрая, ласковая, кудряшки светлые. Других детей у тебя больше не будет. Никогда. Ты - Странник. Пришёл к нам из неоткуда. Скоро дальше уйдёшь, по своему Пути. Да, надо было Айне тебя "пятнистым" отдать. В стойбище тогда много добра прибавилось бы: чай, табак, спирт.
- Я могу и уйти! - обиделся Ник.
- Испугал, - усмехнулся Афоня. - Это я шучу так. Лежи спокойно. Знающий никогда не выгонит Странника. Сил ты потерял много, а лекарств ваших у меня нет. Буду тебя жареной собачатиной кормить, лечить то есть. Она, собачатина, хорошо силы восстанавливает. Очень хорошо. При всех болезнях помогает… - Откинул входную шкуру, отрывисто прокричал несколько коротких команд.
Вскоре Айна пришла. Уже в обычной одежде, в одной руке - большая сковорода с шипящей собачатиной, в другой - металлическая кружка с оленьей, ещё дымящейся кровью.
На Ника девушка старалась не смотреть, в сторону отворачивалась.
Сковородку прямо перед ним поставила, на деревянный ящик из-под водки, кружку передала своему отцу. Развернулась и ушла, спотыкаясь, словно загребая ногами невидимый снег, - тихая и печальная.
Шаман насыпал в кружку немного пепла из своей трубки, размешал грязным пальцем. Поставил кружку рядом со сковородкой, ржавым ножом мясо на мелкие кусочки порезал, из-за голенища кирзового сапога достал вилку деревянную двузубую, вложил её Нику в левую руку.
Пожевал Ник того мяса сколько смог - действительно взбодрило, даже правую половину тела стал чувствовать, в левой ноге иголки закололи невыносимо.
- В ноге колет? - обрадовался Афоня. - Очень хорошо! Теперь кровь оленью пей! Всю кружку, до дна!
Выпил в три приёма, даже не стошнило.
Голова опять закружилась, в ноге уже противно жужжала пила, плечо было холоднее льда, даже щека занемела от того холода, а лоб в поту - жарко…
Сколько спал после этого, Ник так и не понял. Наверное, долго: жар отступил, ногу перестало дёргать, правое плечо уже ощущалось настоящим, а не глыбой льда.
Пришёл в норму, даже аппетит проснулся неслабый, волчий.
Афоня, бережно поддерживая Ника под левую подмышку, помог выбраться из яранги.
Хорошо дышалось на свежем воздухе, полной грудью. Вокруг стойбища паслись северные олени, собаки ленивыми группками перебегали с места на место.
Голубое бездонное небо над головой, лёгкий ветерок, пахло чем-то свежим и влажным.
На обед разместились на крохотной, тщательно вытоптанной и поэтому твёрдой поляне, на старых оленьих шкурах, рядом с деревянным столбом, на котором было вырезано лицо какого-то местного божества.
Закусили жёлтым китовым салом, основное блюдо - моржовое мясо недавнего убоя, свежее, душистое, пахучее. Ник, подражая Афоне, держал зубами большой кусок мяса, отрезая в нужный момент острым ножом около самых губ. Маленькие кусочки парной моржатины прямо-таки таяли во рту.
- Мы моржей иногда у береговых чукчей покупаем, - рассказал Афоня, непрерывно чавкая. - Вернее, меняем на шкурки песцовые, на оленей, собак ездовых, на невест. Моржи - это хорошо. Вкусное мясо. Шкуры для яранг, ремни для хозяйства. Из бивней амулеты можно вырезать. Зимой меха не спасут от холода, только мясо моржовое. Много зимой моржатины есть надо, очень много…
Время от времени шаман бросал кусочки мяса: то "под ноги" неизвестному божеству, то собакам, которые сидели невдалеке, неотрывно глядя на Афоню. Изредка собаки протяжно поскуливали, словно сообщая хозяину о своём голоде. Псы были худющими, линялыми, с повисшими на боках разноцветными клочьями шерсти.
Ник подошёл к столбу-божку, вгляделся в вырезанное на стволе дерева строгое лицо.
Ба, знакомые всё лица! Это же Роман Аркадьевич Абрамович, собственной персоной, только хмурый очень, видимо - задумчивый…
- Откуда он у тебя? - спросил Ник, кивнув головой на тотем.
- Три Солнца назад нашёл, на берегу моря. Очень сильный бог. Хорошо, очень хорошо помогает. Только вот, - запечалился Афоня, - не знаю, как его имя.
- Я знаю. - Ник снова улёгся на оленьих шкурах. - Его зовут Абрамович.
- Хорошее имя, - обрадовался шаман. - Звучное, весёлое. Абра-мо-вич… - тягуче произнёс, словно пробуя слово на вкус.
"Теперь-то понятно, - отметил про себя с философской грустинкой Ник, - почему чукчи тогда, много лет тому вперёд, Романа Аркадьевича так тепло приняли. Они просто уже знали о нём, ждали…"
Запили еду тёплым кипятком, раскурили трубки.
Табак у Афони на удивление духовитым оказался, Ник, в своё время, такой в одном специализированном магазине покупал, в скучном городе Лондоне.
Не успели докурить, загрохотало где-то вдали. На востоке, из-за ближайшей сопки, полыхнуло жёлто-оранжевое зарево. Приблизительно в пятнадцати километрах от стойбища.
- Надо бы сходить туда. Посмотреть, что к чему, - невозмутимо посасывая свою трубку, решил шаман. - Позови трёх молодых охотников из дальней яранги! - уже к Айне обратился, которая на краю поляны обрабатывала железным скребком свежую оленью шкуру. - Сама с ними сходишь. Осмотришься. Ружья с собой возьмите! А я подремлю тут. Солнышко тёплое нонче…
В итоге не выдержал, сдался на милость своему любопытству, сам отряд разведчиков решил возглавить.
Естественно, Ника пытались в стойбище оставить, ранен ведь, как-никак.
Уболтал, уговорил, посулил невесть чего - взяли с собой.
Путь пролегал через болотистую равнину, и Ник, из-за того что правая рука была примотана к туловищу (Афоня лично примотал, чтобы рану не тревожить), постепенно стал отставать, ведь держать на болоте равновесие с одной рукой гораздо труднее, чем с двумя.
Велев Айне присматривать за Ником, шаман резко увеличил темп, и вскоре он и трое молодых охотников скрылись из поля зрения, войдя в узкую горную лощину.
Ник очень устал, тяжело и хрипло дышал, прямо как старый запряжной конь, постоянно смахивал единственной рукой обильный пот со лба, но упорно шагал вперёд.
Вскоре и они с Айной достигли сопок, направились вверх по лощине и уже через полчаса дошли до места, где лощина раздваивалась.
Сделали короткий привал. Ник тут же привалился к ближайшему камню, вытянув усталые ноги и держа указательный палец на курке винчестера. Айна, шепотом попросив его немного подождать, ушла по правой тропе и вскоре скрылась за ближайшим поворотом. Может - пописать отошла?
Кругом царствовала девственная тишина: ни своих, ни чужих, ни каких.
Через некоторое время Ник почувствовал, как его горла коснулась холодная острая сталь.
Тут же раздался знакомый голос Сизого:
- Спокойно, командир. Кругом - только свои. Это я так, с ножом - чтобы ты с испуга в меня из винтовки не пальнул.
Лёха убрал от горла Ника нож, улыбнулся широко и приветливо.
В этот момент за его спиной в свете стоящего в зените солнца мелькнула чёрная хищная тень, и на затылок Сизого обрушилось что-то тяжёлое…
Айна, конечно, не виновата. Откуда она знать могла, что Лёха - свой? Видит девчонка - незнакомец к горлу Ника тесак приставил, и что она должна была подумать, спрашивается? Саданула Лёху по затылку первой же каменюкой, что подвернулась под руку. Что характерно, вмазала от души. Потерял Сизый сознание, лежит на камнях лицом вниз, еле дышит, изо рта пена вытекает, из рваной раны кровь капает…
Тут и Афоня со своими молчаливыми охотниками вернулся, осмотрел Лёхину голову. Из кисета, что висел на узорчатом пояске, отсыпал в ладонь щепоть голубого порошка, плюнул туда, пальцем помешал, напевая что-то негромко по-чукотски. Получившейся кашицей обмазал Лёхину рану.
- Это и есть твой Сизый? - спросил. - Сильный мужик. Смелый. Ещё трое "пятнистых" в Долину Теней отправились, следом за твоими.
И Айне, отдельно от всех, несколько слов шепнул на ухо.
Посветлела та сразу лицом, заулыбалась, с Лёхиного лица капельки крови ладошкой смахнула - нежно так, трепетно.
Что ещё трое бродяг заграничных на тот Свет отправились, и так было ясно: рядом с Лёхой лежали, словно дремали, три уже знакомых винчестера.
Пришлось чукотским паренькам бесчувственное тело Сизого к стойбищу на руках тащить. То ещё удовольствие, килограммов на сто.
Устали все, как олени тягловые, педальные.
В грязи болотной измазались - по полной программе.
Уже на закате вышли к знакомым ярангам, с наслаждением вдыхая чуть горьковатый запах дыма гостеприимных очагов.
Пристроили бедолагу на оленьих шкурах, шаман поднёс к Лёхиному носу свежий олений катышек.
Помотал Сизый головой, глаза открыл.
- Ну, и кто это меня оглоушил? Кто это умудрился - бесшумно так ко мне со спины подобраться?
Понятное дело - обидно ему. Считал себя бойцом опытным, виды видавшим, абсолютно заслуженно причём считал, и на тебе - кто-то по затылку пошло так приложил.
Стараясь не улыбаться, Ник рукой в сторону показал. Там, метрах в пятидесяти, Айна сидела на камушке, на солнце заходящее смотрела своими немигающими чёрными глазами, шептала что-то негромко: молилась или просто мечтала вслух о чём-то своём, о девичьем.
Милая такая девочка, симпатичная, хрупкая и беззащитная.
- Да ладно - горбатого лепить! - непритворно возмутился Лёха.
- Какие шутки, - улыбнулся Ник. - Реально говорю. Эта девчонка - та ещё штучка. Посмотри, я сам весь в бинтах. Её работа. Тоже, вроде тебя, представиться забыл - вот и результат.
Сизый явно был заинтригован, рукой по своему седому ёжику провёл, прихорашиваясь:
- Слышь, командир, будь другом! Познакомь, что ли. А?
Позвал Ник Айну, со знанием дела провёл процедуру представления.
Уже через минуту парочка в сторону отошла и давай щебетать себе - словно голубки по весне.
Из-за яранги на них Афоня смотрел, довольно так улыбался, трубку свою посасывая.
"Чудак старый, тоже мне, - подумал Ник. - Как бы тебе без дочки любимой не остаться, на старости лет".
- Тут такое дело получилось, - рассказывал Лёха во время ужина, уплетая за обе щёки оленью печёнку и время от времени на Айну значительно посматривая. - Услышал я, что в стороне избушки что-то громыхнуло. Сразу понял, что это ты, Ник, гранату свою взорвал. Естественно, про этих пятнистых фраеров подумал. Что делать? Возвращаться назад, а эту биксу беленькую бросить? Так ведь помрёт, шалава вздорная, жалко. Пошёл дальше - весь на пламенных изменах. Дотащил её до перевала, на руки отцу Порфирию сдал. Тот от счастья чуть не уписался, свихнулся прямо на радостях. Бегает вокруг своей ненаглядной, токует, что тот глухарь на току, ничего не видит и не слышит. Угадал ты, командир, эта девица действительно батюшкиной зазнобой оказалась. В прошлом, понятное дело. Её, кстати, Ольгой звать. Оставил я счастливых влюблённых - обществом друг друга наслаждаться, - припасов новых в кладовке отца Порфирия, то есть Олег, если по-мирскому, набрал да и двинул к тебе на помощь. Но в обход пошёл, в тундру от Паляваама забирая, по дуге. Вдруг вижу, со стороны, где наша избушка быть должна, две колеи по тундре змеятся. Ну, как следы от колёс, когда машина проехала. Только широкие такие следы, каждая колея чуть ли не с метр. Пошёл по этим следам. К одной сопке подошёл, с обрывистым склоном. Следы за обрыв заворачивают. Выглянул осторожно из-за скалы - вот же они, молодчики развесёлые, жиганы тундровые, совсем рядом, метрах в двадцати от меня! Машины странная такая стояла: вовсе без кабины, одна только рама металлическая, четыре сиденья, мотор открытый, бензобак и колёса огромные, чёрные, широченные. За машиной прицеп неслабый на таких же колёсах, в нём бочки железные, коробки разные. Из серии: "Всё своё вожу с собой". Рядом с машиной трое гавриков в пятнистом переругивались о чём-то между собой. Громко так, не по-нашему. Смотрю, а в отдалении ещё одна такая же машина стоит, рядом с ней палатка брезентовая. Что делать? Ага, смекаю, раз машины, значит в бочках совсем не вода, а бензин, надо думать! Это нам очень даже кстати будет, фарт так в руки и прёт! Гранатку единственную прямо под прицеп с бочками и подбросил, колечко оторвав предварительно. Сам за скалу отпрянул. Как рванёт! Мать моя девственница непорочная! Выглянул потом из-за скалы, а там и нет никого, ошмётки дуриков тех по всей округе разметало. А ружья-то ихние я уже потом обнаружил, возле палатки лежали. Там же и обоймами с патронами разжился. Бумаги? Нет, не было ничего, только тюбик вот этот в палатке нашёл. Видишь, на нём комар жирный нарисован? Что за путанка такая? Вот так оно всё и было, командир…
Рассказывая, Лёха умудрялся безостановочно бросать себе в рот мелко нарезанные кусочки китового сала, моржатины, оленьей печени и глотать их, почти не жуя.
Айна внимала Сизому с обожанием, с восторженными слезинками в уголках глаз.
Ник же чем дольше слушал, тем больше впадал в полную прострацию, окончательно запутываясь в собственных мыслях: "Багги - в 1938 году? Бред полный!"…
На следующее утро расходились в разные стороны.
Ник с Сизым решили обратно к избушке вернуться и там отряд Эйвэ дожидаться. Нормальное решение, продуманное: винтовок и боеприпасов в достатке, да и численный состав противника нынче подсократился.
Чукчи тоже свернули свои яранги, тюки с добром на оленей загрузили. Решили к югу кочевать, навстречу скупому летнему теплу.
- Мы уходим, - сообщил Афоня. - Здесь ягель заканчивается, да и слепней слишком много. Отощают олешки. Тощий олень - плохой олень, капризный. Будем новые пастбища искать. Прощайте! Да прибудет с вами Светлая Тень! А ты, Странник, - к Нику персонально обратился, - помни, что главный знающий в городе большом живёт, в высокой яранге, под красными звёздами. Волчья у него кровь. Но когда надо будет, когда Смертельная Тень над твоей головой закружит, он поможет…
Тут к шаману Айна подошла. Одета по-походному: короткая меховая кухлянки, мужские штаны из шкуры нерпы, на ногах - аккуратные коротенькие торбаза. На плече девушки висел винчестер, Лёхин подарок, за спиной - брезентовый вещмешок, из бокового кармана кухлянки торчала подзорная труба. Подошла и сообщила Афоне что-то на своём языке. Недолго говорила, всего несколько фраз. Сказала и отошла, у Лёхи за спиной встала.
Долго старик молчал, в небо глядел, желваками играя. Потом к Сизому подошёл, в метре от него остановился, уставился - прямо в глаза.
Лёхе-то что, он в гляделки играть обучен - дай бог каждому! Минут пять, в полной тишине, продолжалась эта дуэль взглядами. Наконец, Афоня глаза свои к земле опустил, развернулся, взобрался на своего невзрачного олешку, хлопнул его ладонью по крупу. Олень лениво затрусил на юг. Остальные чукчи - кто на собачьих упряжках, кто на оленях - последовали за своим предводителем…
- Каттам меркичкин! - не оборачиваясь, громко ругнулся напоследок Афоня.
Глава двенадцатая
Караванами, пароходами…
- Чего это он? Проклял нас, что ли? - забеспокоился Сизый.
- Да нет, - безмятежно ответила Айна. - Поругался немного, как вы - матом. Душу отвёл. Просто так поругался. Только по-чукотски…
Через два часа и Ник "со товарищи" тоже собрали свои нехитрые манатки, двинулись по направлению к избушке.
За один переход не удалось дойти до места: у Лёхи голова после полученного удара кружилась, у Ника опять в плече закололо неприятно. Видимо, растревожил подживающую рану вчерашними хождениями по тундре.
У крохотного родника сделали привал. Айна из ивовых и берёзовых прутиков ловко разожгла костёр, вскипятила воды. Старые бинты размотала, тщательно обмыла раны своих попутчиков, потом щедро присыпала их синим пахучим порошком, ловко наложила новые повязки.
Допили остатки кипятка, закурили. Ник с Лёхой - "козьи ножки", Айна - свою трубочку изящную, вырезанную из розоватого корня колымской берёзы.
На самокрутки Ник опять достал из своего планшета несколько мятых листов бумаги.
Отчёт магаданского чиновника - царских ещё времён отчёт "О скупке золотоносного песка у неорганизованных старателей" - на самокрутки определил.
Остальные бумаги решил прочесть. Тоже ничего интересного: допросы беглых зэков, отчёты прежних геологических экспедиций по поиску россыпных месторождений, байки чукотских шаманов. Но один из документов всё же заинтересовал.
- Вот послушай, опять про мыс Наварин, - обратился Ник к Сизому. - Допрос капитана промысловой шхуны "Анадырьский патриот" Петрова П. К., подобранного пароходом "Совет" в Беринговом море пятнадцатого сентября 1936 года, в пятидесяти километрах от берега. Вот, капитан рассказывает: "С вечера встали на траверсе мыса Наварин. На рассвете отправили два вельбота на поиски китов. Неожиданно заметили в небе трёх больших птиц, издававших странные кашляющие звуки. Птицы летели со стороны мыса, курсом в открытое море. Снялись с якоря, решили пересечь курс птиц, подойти на расстояние ружейного выстрела. При осуществлении этого манёвра под кормой шхуны прогремел взрыв. Считаю, что это взорвалась плавающая мина, принесённая течением из Японского моря. Шхуна потонула почти сразу. Из экипажа удалось спастись только мне, так как стоял за штурвалом и сразу после взрыва прыгнул за борт. Признаю свою вину, готов понести заслуженное наказание…" И далее ничего интересного. Прокомментируй, пожалуйста.
- А чего тут комментировать? - удивился Лёха. - Понятное насквозь дело. По собственной небрежности посадил судно на камни, разгильдяй, а теперь выгораживает себя, любимого, боится, что вредителем признают да и шлёпнут безжалостно, за милую душу. Про мину залётную сказки излагает, птиц здоровенных приплёл. В той, ранешней бумаженции - беглый зэк о лодках моторных, летающих над мысом Наварин, втулял, сейчас капитан о птицах гигантских травит. Совсем наш народишко стыд потерял, на каждом углу "горбатого лепит", грехи собственные покрывая.
- Видала я тех птиц, - равнодушно, как бы между прочим, сообщила Айна. - Страшные они. Людей мёртвых в когтях носят. Радостно поют при этом.
Сизый от неожиданности подскочил самым натуральным образом, недокуренную самокрутку выронив, спросил Айну медовым голосом:
- А где ты их видела, голубка моя? Расскажи поподробней, будь ласкова.