2
Известие о том, что Виктория является вдовой есаула Кратова, не внесло в дело ничего обнадеживающего. По сведениям Салтыкова, она вернулась в Северокавказск в двадцать втором году. Чистой наивностью было предполагать, что, знай о тайнике, она бы пять лет выбирала момент для завладения им.
Можно предположить другое: Виктория была знакома с Дантистом. Твердой уверенности в этом нет. Но предположить можно. И вдруг Дантист появляется здесь, в городе. "Роллс-ройс" в городе один. Дантист вполне может увидеть и узнать Викторию. Однако это совсем не означает, что она тоже может увидеть Дантиста, если он этого не захочет. В курортный сезон здесь больше ста тысяч жителей.
Итак, если Дантист не подделает встречи с Викторией, то в его силах это осуществить.
Однако следует продумать и другой вариант. Дантист встречает Викторию. Они узнают друг друга. Как поведет себя Дантист? Откроет ей цель приезда? Или, наоборот, попытается выведать: известно ли Виктории что-нибудь о тайнике?
Если не откроет истинной цели, то Виктория опять в стороне. Но...
Допустим, откроет.
Для чего? Ему нужна ее помощь? В чем? В транспорте? Но чемодан очень просто положить в коляску, не открываясь кучеру.
Есть и еще один вариант.
Дантист - чистая условность. Тот, настоящий Дантист (предположительно Разумовский), мог по какой-либо причине поведать кому-нибудь тайну старой кладовки, как это сделал есаул Кратов. Тогда нынешний Дантист и Виктория могут не знать друг друга и потому не вступить в контакт.
Нет, естественно, возможен случайный контакт мужчины и женщины. Впрочем, стоп! Разумовский мог открыть тайну не обязательно мужчине. Забавно, Дантист может оказаться женщиной.
Боровицкий в Ростове говорил:
- Задержание убийцы завхоза в данном случае не только факт справедливости, возмездия... Здесь есть еще один любопытный момент. В похищении участвовали офицеры: поручик Шавло, есаул Кратов, полковник Ованесов... Возможно, за ними стояла или стоит организация... Сам знаешь, сколько их было!.. И "Союз возрождения", и "Национальный центр", и "Союз защиты родины и свободы"... Мы должны сделать все, чтобы с этим разобраться. Похитить такие ценности в одиночку, без серьезной поддержки невозможно.
- Тогда почему об этом забыли? - спросил Каиров.
- Я не Шерлок Холмс... Но одно предположение у меня есть. Ящик с ценностями мог составлять неприкосновенный фонд какой-то офицерской организации. Поскольку единства в белом движении не было, такая секретная организация могла существовать уже тогда. В Северокавказске я узнал, что в девятнадцатом году примерно около двух недель в гостинице "Эльбрус", бывшем "Гусачке", располагался штаб казачьей дивизии. Видимо, тогда и был устроен тайник. Естественно, вся организация об этом знать не могла. И вот один из знавших, скорее всего, Дантист, стал убирать остальных, посвященных в тайну. Он ликвидировал Ованесова, Кратова, денщика Василия, может, еще кого-то... Но Дантист не знал, что содержимое ящика подменено...
Конечно, в предположениях Боровицкого не было ничего фантастического. Но и твердого, проверенного тоже ничего не было.
...В магазине около рынка Каиров купил большой чемодан, а в скобяной лавке - тяжелый лом. Положил лом в чемодан. И принес в гостиницу. Невдалеке от гостиницы повстречал Сменина и Кузнецова. Сказал им:
- Здравствуйте.
Они ответили. С удивлением посмотрели на огромный некрасивый чемодан.
3
Салтыков был обескуражен. Смотрел на Андрея Зотиковича Попова немигающими глазами без обычной цепкости, растерянно, облизывая пересохшие губы. Перед ним на столе лежали бронзовый кастет и листок из школьной тетрадки в косую линейку, исписанный крупно, торопливо.
Андрей Зотикович Попов сидел красный, вспотевший. Дышал часто. Наверное, от быстрой ходьбы. Взгляд его был помечен испугом и даже мольбой о защите и помощи.
- Вы-то чего так боитесь? - спросил наконец Салтыков.
- Я - нет... - неуверенно запротестовал Андрей Зотикович. - Лично я не боюсь. Но все это неприятно. И, я бы даже сказал, жутко.
- Жутко, - согласился Салтыков. Попросил: - Повторите, пожалуйста, где вы все это нашли. Где и когда?
- Я же говорил... Полчаса назад, - он вынул из нагрудного кармана золотые часы, - на крыльце перед собственной дверью. Открываю дверь. Смотрю: лежит газета, а в нее что-то завернуто. Мне газету "Северокавказская правда" всегда в почтовый ящик кладут. А тут она на полу, под ногами. Я взял. Чувствую - тяжесть. Развернул, А там, как сами видите, кастет и письмо.
- Вы кому-нибудь показывали свою находку?
- Что вы?! Я прямо бегом к вам. Даже извозчика искать не стал. Сразу к вам...
- Правильно поступили, - сказал Салтыков. - Я вас попрошу об этом случае пока никому ничего не рассказывать.
- Я понимаю. - Андрей Зотикович вытер платком вспотевший лоб: - Вы его поймаете?
- Не сомневайтесь.
После ухода Попова Салтыков позвонил в Компом и попросил к телефону Глотова Федора Максимовича. Ответили, что его нет на работе. На вопрос: "И давно?", поколебавшись, объяснили: "Второй день". Тогда Салтыков выяснил номер телефона начальника отдела кадров и договорился о встрече. Через двадцать минут он был в Компоме. Смотрел личное дело Глотова.
В час дня встретился с Каировым в шашлычной Лаидзе.
Каиров подбросил на ладони кастет, потом внимательно прочитал письмо.
"Андрей Зотикович!
Я знаю, что вы не очень любили своего брата Вадима. Тем не менее родная кровь - всегда родная кровь. Поэтому, прежде чем исчезнуть, я хочу признаться вам, что убил вашего брата Вадима по причине ревности, из-за любви к Татьяне Шелепневой, с которой ваш брат имел связь долгое время. Убил вот этим самым кастетом, что будет приложен к письму. Меня уже вызывали в уголовный розыск. Второго вызова я ждать не намерен. Поэтому покидаю Северокавказск и края эти навсегда. Россия, она большая.
Ф е д о р Г л о т о в".
- Почерк его? - спросил Каиров.
- Похож, - сказал Салтыков, протягивая Каирову лист бумаги. - Я изъял из личного дела Глотова автобиографию.
Каиров присвистнул, прочитав документ:
- На экспертизу! У Глотова начальное образование. В автобиографии семь ошибок. В письме - ни одной.
- Здесь слова простые, - заметил Салтыков.
- А слог? Тем не менее... Я хочу признаться... Имел связь. После начальной школы так не пишут.
- Идентификацию почерка можно сделать только в Ростове. На это уйдет не меньше недели.
- Я позвоню Боровицкому. Попрошу ускорить... Вызовите Шелепневу. Поговорите с ней тщательно. Если Глотов убил из-за нее человека, он не мог бы расстаться с ней просто так. Исчезнуть... Это надо сделать сегодня. По крайней мере завтра... Там, в протоколе, фигурирует старушка, которая убирала в доме братьев.
- Такмазян?
- Да, Такмазян. Побеседуйте с ней. Старые люди, они наблюдательные.
4
Старушка двигалась и говорила с бойкостью подростка. Махала руками, вскакивала со стула. Салтыкову уже несколько раз приходилось просить ее сесть и говорить тише.
Это была та самая Такмазян, о которой напомнил Салтыкову Каиров. Она жила рядом с домом убитого завхоза. Имела ключи от дома, потому что по понедельникам и четвергам производила в комнатах уборку, за что получала десять рублей в месяц.
- Зотикович называл меня тетя Айша. Тетя Айша, на тебе конфет! На тебе ключи!.. Тетя Айша, вот билет в кино. А зачем мне кино, я его боюсь... Хороший был человек Вадим Зотикович... А вот брат его Андрей - свинья. Грязный, все тряпки в проявителе... Доброго слова не скажет. Нос кверху... Плохой человек!
- Айша Давыдовна! - Старушка обтирала губы платком, и Салтыкову наконец удалось задать вопрос: - Какие отношения были между братьями?
- Отношения? Были отношения. Один брат, второй брат...
- Я спрашиваю, какие были отношения? Хорошие, плохие?
- Плохие, плохие! - зачастила старушка. - Совсем плохие. Ругались братья. Убить грозили.
- Кто грозил? - насторожился Салтыков.
- Вадим Зотикович грозил. И Андрей грозил. Убью, зарежу. Голову оторву.
- Часто такое случалось?
- Вечером случалось. Вечером...
- Каждый вечер?
- Каждый вечер, каждый вечер, - убежденно говорила старушка. - И утром тоже случалось, и днем случалось... Всегда случалось. Со стол ростом были, уже дрались.
- Понятно. Спасибо.
- Что "спасибо"? У меня три внука. Только ходить научились, уже дерутся.
- Да-да! - улыбнулся Салтыков. - Айша Давыдовна, еще один вопрос.
- Спрашивай сколько хочешь. На все отвечу, - заверила старушка, моргая черными мохнатыми ресницами.
- Последнее время перед убийством не встречались вам в доме Попова какие-нибудь незнакомые люди?
- Был, был, был... Зотиковича, значит, в субботу убили... А перед этим, в четверг, пришла я убираться и слышала из комнаты Андрея, как Зотикович у себя с мужчиной разговаривает. А потом они вышли. Я на террасе была. Оба вышли. Мужчина нестарый. Может, черкес, может, осетин. Худой. С золотым зубом.
- Где зуб? - поспешно спросил Салтыков.
- Во рту. Во рту...
Салтыков поморщился:
- Я не об этом. Вверху, внизу... Справа, слева.
Старушка задумалась:
- Не помню.
- О чем разговор был?
- Я не прислушивалась... Подметала я. Кажется, мужчина о чем-то просил. А Зотикович громко ответил, что это дорого будет стоить. Большие деньги потребуются...
- На террасе они ничего не говорили?
- Нет. Худой сказал мне: "Здравствуйте". А Зотикович: "Тетя Айша, я пошел".
5
Салтыков заболел. Его скрутило в рабочем кабинете. Врач со "скорой помощи", хорошо знавшая начальника уголовного розыска, определила диагноз - обострение язвенной болезни - и сказала, что непременно нужна госпитализация. Салтыков, конечно, отказался ложиться в больницу. Смотрел мутно, упрямо повторял:
- Все пройдет... Я знаю лучше.
Врач была седая. С сухими длинными пальцами. Говорила старательно, щелкая вставными зубами, как ножницами:
- Так нельзя, товарищ Сал-тыков. Вы человек госу-дар-ственный.
- Сам знаю, какой я! - не очень вежливо отвечал Салтыков. - Мне полежать надо часок... Часок, и все!
- Беречь здоровье на-до. Вы не мальчик.
- Знаю, знаю, - морщился Салтыков.
Недовольно повертев головой и пожав плечами, врач уступила.
...Салтыкова привезли домой на служебной машине. В тот же день его навестил Каиров.
Начальник угро сидел на кровати, в черных сатиновых трусах и морской тельняшке, прикрыв ноги ватным лоскутным одеялом. Со спинки стула свешивались пиджак и брюки. Солнце, попадавшее в окно, блестело на маленькой бляхе ремня, сделанной в форме сердца.
- Я утром буду как штык, Мирзо Иванович. Слово твердое. Я эту Шелепневу к девяти пятнадцати вызвал... Я к ней подход найду. Она от меня ничего не скроет.
- Хорошо, хорошо, - сказал Каиров. - О Шелепневой сейчас не думай. Тебе, товарищ Салтыков, надо подлечиться. Основательно. А значит, подумать нужно о своем здоровье. Шелепневу в крайнем случае я возьму на себя. И вообще, в письмо Глотова не верю. Не написал ли его сам Андрей Зотикович Попов?!
- Попов?
Каиров развел руками:
- Нет, я не утверждаю. Я думаю так... Допустим, Глотов убил Вадима Попова. Зачем ему признаваться в преступлении брату убитого? Зачем оставлять серьезную улику? Проще уехать скрытно. Ищи ветер в поле.
- Нужно ждать заключение специалистов-графологов, - подтянув одеяло, сказал Салтыков. - Вдруг Глотов псих. От психа можно ожидать любых поступков.
- Кстати, нужно выяснить, не состоит ли он на учете у психиатров, - напомнил Каиров. После паузы сказал: - Если письмо поддельное, то и ребенку ясно, только убийца заинтересован в том, чтобы подставить следствию Глотова.
- Верно, - кивнул Салтыков, однако тут же заметил: - С другой стороны, неужели убийца настолько глуп, что не способен рассуждать так же, как и мы.
- Нет. Он не глуп. Он понимает, что,такая версия придет нам в голову. Но ведь версию надо проверять. А на проверку необходимо время. Значит, он хочет выиграть время. Сколько?
Салтыков потер подбородок, на котором проступала рыжая щетина, подался вперед так, что панцирная сетка под ним скрипнула. Сказал:
- Надо усилить наблюдение в гостинице.
- С этим тоже надо быть крайне осторожными. А вдруг он почувствует, что наблюдение есть. Как быть тогда?
6
Фотография А. З. Попова находилась у входа на рынок. Это была фанерная будка, втиснутая между палаткой и приемным пунктом вторсырья, возле которого запряженный в повозку ослик равнодушно жевал сено. Слабый ветер лениво раскачивал картонный щит, свисавший с дерева. На картоне в несколько рядов были наклеены фотокарточки, некоторые из них приковывали внимание голубым небом и зелеными деревьями, небрежно раскрашенными кисточкой.
Фотограф Попов, в бурой фланелевой рубашке с засученными рукавами, сидел у входа на табурете, разбирал длинный деревянный штатив с потемневшими латунными зажимами.
- День добрый, - сказал Каиров.
Попов поднял глаза, посмотрел на Каирова оценивающе, сказал:
- Портрет, документ? Шесть на девять, девять на двенадцать? Или прикажете три на четыре?
- Когда будут готовы? - спросил Каиров.
- Через два часа. - Попов поднялся, прислонил штатив к стене. Вынул из кармана золотые часы на толстой золотой цепочке. Уточнил: - Можно через полтора.
- Нет, - ответил Каиров. - Через полтора мне не нужно. Я приду за карточками завтра утром.
- Как прикажете. Можно и завтра утром.
- Квитанция будет?
Попов изумленно развел руками:
- Предписание финорганов - для нас закон.
- В таком случае надо сфотографироваться.
Попов распахнул перед ним дверь:
- Рекомендую формат девять на двенадцать. Английская бумага "бромпортрет".
- Ладно, - согласился Каиров, - пусть будет английская. Кутить так кутить.
...После процедуры фотографирования Попов выписал Каирову квитанцию. Мирзо Иванович внимательно прочитал ее и спрятал в карман.
На следующее утро Каиров зря ожидал, когда откроется фотография Попова. Если верить объявлению о часах работы, она должна была открыться в восемь. Однако и в девять часов, и в десять на дверях висел замок.
В половине одиннадцатого выяснилось, что Андрей Зотикович Попов повесился у себя дома в платяном шкафу, не оставив ни письма, ни записки...
Часом раньше уборщица, подметавшая в гостинице "Эльбрус" за лестницей возле черного хода, обратила внимание на остатки мусора в виде сухой глины и ржавчины, словно нарочно высыпанных возле стены. Будучи женщиной сварливой и раздражительной, она в грубой форме выразила свое неудовольствие дежурному администратору Липовой.
Сотрудник уголовного розыска, присутствующий в холле гостиницы, слышал этот разговор. Он немедленно позвонил Салтыкову. Однако начальника угро на месте не оказалось.
Телефонный разговор с Салтыковым состоялся только в три часа дня. Салтыков спросил, цела ли кладка. Кладка была цела. Ответ сотрудника успокоил Салтыкова. И он не придал факту должного значения.