Вдруг, проходя по месту, где она уже проходила два или три раза, она чуть было не упала, неожиданно обо что-то споткнувшись; при этом ее руки наткнулись на человеческое тело, прислоненное к лестнице.
Марианна в ужасе закричала. Упав на бездыханное тело, она крепко прижала его к себе; затем, взяв его на руки, как в других обстоятельствах взяла бы ребенка, она перенесла его в дом и положила на кровать.
Несмотря на постоянные ссоры между братьями, жена Жозефа прибежала в комнату Паскаля.
Увидев распростертое на кровати тело, она с плачем упала перед ним на колени.
Взяв в руки лампу, которую принесла с собой невестка (свою лампу она оставила в саду на том месте, где нашла Паскаля), Марианна осветила лицо мужа.
Рот и глаза Паскаля Пико были открыты, словно он был еще жив.
Марианна приложила руку к его груди: сердце не билось.
Повернувшись лицом к невестке (та, плача, продолжала молиться), вдова Паскаля Пико с покрасневшими и, казалось, метавшими молнии глазами, воскликнула:
- Вот что шуаны сделали с моим мужем! Вот что Жозеф сделал со своим братом! Клянусь, не отходя от тела мужа, что не будет мне ни минуты покоя, пока убийцы не заплатят кровью за его смерть!
- Клянусь честью, бедняжка, вам не придется долго ожидать! Или я потеряю свое честное имя, - раздался за ее спиной мужской голос.
Женщины одновременно обернулись и увидели офицера, закутанного в плащ.
Офицер вошел в комнату так тихо, что они не заметили.
В проеме двери поблескивали ружейные штыки.
Послышалось ржание лошадей, почувствовавших запах крови.
- Кто вы? - спросила Марианна.
- Такой же старый солдат, как и ваш муж, человек, достаточно повоевавший, чтобы иметь право вам сказать, что тех, кто погиб за родину, как он, не оплакивают - за них мстят.
- Сударь, я не кляну судьбу, - ответила вдова, покачав головой с растрепанными волосами. - Что привело вас в этот дом, в тот же час, когда туда постучалась смерть?
- Ваш муж должен был быть нашим проводником в одной очень важной для спасения вашего края экспедиции: мы должны были помешать напрасному кровопролитию; вы не могли бы указать нам кого-нибудь, кто бы мог его заменить?
- Встретятся ли на вашем пути шуаны? - спросила Марианна.
- Возможно, - ответил офицер.
- Отлично, в таком случае я буду вашим проводником! - воскликнула вдова, снимая висевшее на стене ружье мужа. - Куда вы направляетесь? Я отведу вас; дайте мне только патронов.
- Нам необходимо добраться до замка Суде.
- Хорошо, я вас туда проведу, дорога мне известна.
И, бросив последний взгляд на тело мужа, вдова Паскаля Пико первой вышла из дома, за ней последовал генерал.
Жена Жозефа осталась молиться у тела своего деверя.
XXV
ГЛАВА, В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ТОМ, КАК ПОД ВЛИЯНИЕМ ЛЮБВИ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ПОЯВЛЯЮТСЯ ДАЖЕ У ТЕХ ЛЮДЕЙ, КТО ИХ РАНЬШЕ НЕ ИМЕЛ
Мы оставили барона Мишеля в ту минуту, когда он принимал важное решение.
Именно тогда он и услышал шаги в коридоре.
Барон тут же лег в постель, закрыл глаза и прислушался.
Кто-то прошелся взад-вперед мимо его двери, но так и не остановился.
Он понял, что это была не мать и что искали не его.
Юный барон открыл глаза и, приподнявшись на подушках, задумался.
Ему теперь было нелегко.
Он должен был либо порвать с матерью, чьи желания всегда были законом для него, и отказаться от честолюбивых планов, которые она вынашивала для своего сына и которые продолжали волновать пылкое воображение молодого барона, распрощаться с почестями, обещанными юному миллионеру сильными мира сего, что пришли к власти в результате июльских событий, и пуститься в рискованное предприятие, хотя оно, без сомнения, чревато кровопролитием и может повлечь за собой ссылку, потерю имущества и даже смерть (но в нее, он, по своей молодости, еще не верил, считая, что она обойдет его стороной), - либо безропотно покориться необходимости и забыть Мари.
Надо сказать, что колебания Мишеля длились совсем недолго.
Упрямство есть не что иное, как первый признак слабости, которая порой доходит до жестокости.
Впрочем, у юного барона было слишком много веских доводов, чтобы не отступать.
По долгу чести он был обязан предупредить графа де Бонвиля об опасности, подстерегавшей лично его и сопровождаемую им важную персону.
И здесь он мог упрекнуть себя только в излишней медлительности.
Итак, после недолгих размышлений Мишель сделал свой выбор.
Несмотря на меры предосторожности, принятые его матерью, он вдоволь начитался романов, чтобы знать, как в случае необходимости можно использовать пару простыней вместо лестницы: именно об этом он и подумал прежде всего. К несчастью, его спальня была расположена как раз над комнатой для прислуги, и из окна ее сразу бы увидели, как он раскачивается между небом и землей, хотя, как мы сказали, уже наступили сумерки; кроме того, несмотря на решимость во что бы то ни стало покорить сердце той, кого он любил, от одной только мысли, что ему придется спускаться по столь непрочной веревке с большой высоты, наш герой почувствовал, как на его теле проступил холодный пот.
Внизу перед его окнами рос огромный канадский тополь; его ветви не доходили всего на четыре или пять футов до балкона.
Даже непривычному к акробатическим упражнениям Мишелю не составило бы труда спуститься по стволу этого тополя; но как добраться до ветвей, если молодой человек не рассчитывал на упругость своих ног для такой попытки?
Попав в затруднительное положение, он быстро нашел выход.
Пошарив по углам, он наткнулся на рыбацкие снасти, которыми он в свое время пользовался, когда ловил карпов и плотву в озере Гран-Льё (то было единственное невинное развлечение, на какое, несмотря на всю свою назойливую заботу, его мать не наложила запрета).
Отобрав одну из удочек, он прицепил к ней крючок и прислонил к окну.
Подойдя к кровати, он снял простыню.
К одному концу простыни он привязал подсвечник, ибо для осуществления замысла ему был необходим тяжелый предмет: под руку попал подсвечник, он и взял его.
Он постарался бросить привязанный к простыне подсвечник таким образом, чтобы перекинуть его через самую толстую ветвь тополя.
Затем с помощью удочки он подцепил крючком свободный конец простыни и притянул к себе.
После этого он крепко привязал к балкону оба конца простыни; получилось нечто похожее на вполне надежный подвесной мост, перекинутый к тополю из окна.
Взгромоздившись на импровизированный мост верхом, как матрос на рею мачты, молодой человек начал осторожно продвигаться вперед и благополучно добрался сначала до ветви дерева, а затем спустился по стволу дерева на землю.
Не заботясь больше о том, что его могли увидеть из дома, он торопливо пересек лужайку и бегом направился в Суде, дорогу к которому он теперь знал лучше, чем кто-либо другой.
Когда он поравнялся со скалой Сервьер, ему послышались выстрелы, раздавшиеся где-то между Монтегю и озером Гран-Льё.
Его охватило смятение.
Каждый из выстрелов болью отдавался в сердце молодого человека: в самом деле, выстрелы предупреждали об опасности, возможно, даже о предсмертной агонии тех, кого он любил, и от одной этой мысли он цепенел от ужаса. Когда же Мишель подумал, что Мари могла обвинить его, взвалить на него всю ответственность за несчастья, от каких он не сумел уберечь ни ее, ни ее отца, ни ее сестру, ни их друзей, глаза его наполнились слезами.
И вместо того чтобы при звуках выстрелов замедлить шаг, он, напротив, побежал и через несколько минут уже достиг опушки Машкульского леса.
И тут, свернув с дороги, он стремглав помчался по тропинке, по которой уже не раз ходил, сокращая немного путь, чтобы выиграть хотя бы несколько минут.
Пробираясь под густой кроной деревьев, время от времени проваливаясь в ямы, спотыкаясь о придорожные камни, цепляясь за кусты, настолько темно было в лесу и так узка была тропинка, он наконец добрался до так называемого Ущелья дьявола.
Когда молодой человек перепрыгивал через ручей, протекавший по дну ущелья, из-за кустов выскочил незнакомец и набросился на него; от неожиданности юный барон потерял равновесие и свалился в грязный ручей; тут же он почувствовал у виска холодное дуло пистолета.
- Не кричать! Ни звука! Или вы уже покойник! - услышал он.
Молодой человек пребывал в столь незавидном положении около минуты, показавшейся ему целой вечностью.
Мужчина уперся коленом в его грудь, не давая Мишелю приподняться, и замер, словно кого-то ожидая.
Наконец, устав ждать, он издал крик лесной совы.
Из глубины леса раздался ответный крик; затем послышались чьи-то быстрые шаги и новое действующее лицо появилось на сцене.
- Это ты, Пико? - спросил мужчина, придерживавший коленом юного барона.
- Нет, это не Пико, - прозвучало в ответ, - это я.
- Кто это я?
- Это я, Жан Уллье.
- Жан Уллье! - воскликнул первый с такой неподдельной радостью, что даже привстал над пленником. - Это и впрямь ты? Так тебе удалось ускользнуть от красных штанов?
- С вашей помощью, друзья мои; но нам нельзя терять ни минуты, если мы хотим избежать больших бедствий.
- Что надо делать? Теперь, когда ты снова на свободе и вместе с нами, все будет хорошо.
- Сколько с тобой людей?
- Нас было восемь человек, когда мы выходили из Монтегю; по дороге к нам присоединились парни из Вьейвиня; теперь нас человек пятнадцать или восемнадцать.
- А ружья есть у всех?
- Да, у всех.
- Хорошо. И где же твои люди?
- На опушке леса.
- Надо позвать их.
- Будет сделано.
- Ты знаешь развилку Раго?
- Как свои пять пальцев.
- Вот там вы и подождете солдат, но не в зарослях, а на открытой местности; ты прикажешь открыть огонь, когда они будут в двадцати шагах от вас. Вы должны постараться вывести из строя как можно больше солдат: все же несколькими негодяями будет меньше.
- Хорошо, а затем?
- После первого залпа вы разделитесь на две группы: одна направится по тропинке, ведущей в Ла-Клутьер, а другая - по дороге в Бургньё. Конечно, вы будете отходить, отстреливаясь на ходу; надо, чтобы солдаты за вами погнались.
- И свернули с дороги, не так ли?
- Именно так, Герен.
- Да, но… а чем займешься ты?
- Я постараюсь как можно быстрее добраться до Суде. Мне надо успеть добежать за десять минут.
- Ох! Жан Уллье! - воскликнул крестьянин, с сомнением покачав головой.
- А что такое? - встрепенулся Жан Уллье. - Может быть, кто-то во мне сомневается?
- В тебе никто не сомневается, но мои люди никому не доверяют, кроме тебя.
- Тебе сказано, что через десять минут я должен уже быть в Суде; если Жан Уллье так сказал, так и будет! А ты в ближайшие полчаса займешься солдатами - вот и все, что ты должен сделать.
- Жан Уллье! Жан Уллье!
- Что?
- А если наши парни откажутся поджидать красные штаны на открытом месте?
- Скажи им, что такова Божья воля!
- Вот если бы ты сам приказал, они бы тебя послушались; но боюсь, что меня… с ними Жозеф Пико, а ты ведь хорошо знаешь, что для него никто не указ.
- Но кто пойдет в Суде вместо меня?
- Я, если вы не против, господин Жан Уллье, - раздался голос словно из преисподней.
- Кто это? - спросил Жан Уллье.
- Человек, которого я только что взял в плен, - ответил шуан.
- Как его звать?
- О! Я еще не успел спросить его имя.
- Кто вы? - строгим голосом спросил Жан Уллье.
- Барон де ла Ложери, - ответил молодой человек, которому наконец удалось привстать.
Железная рука вандейца невольно разжалась, отпуская его, и он тут же этим воспользовался, чтобы перевести дыхание.
- А! Мишель… Вы опять здесь? - сердито произнес вполголоса Жан Уллье.
- Да, когда господин Герен меня остановил, я как раз направлялся в Суде предупредить моего друга Бонвиля и Малыша Пьера о том, что их убежище раскрыто.
- И как вы об этом узнали?
- Подслушав вчера вечером разговор моей матери с Куртеном.
- Как же случилось, что, имея столь благородные намерения, вы не поторопились сразу же предупредить вашего друга? - продолжал допрашивать Жан Уллье с сомнением и одновременно с иронией в голосе.
- По той простой причине, что баронесса заперла меня в моей комнате, расположенной на третьем этаже, и только с наступлением ночи мне удалось с риском для жизни выбраться через окно.
Жан Уллье на несколько секунд погрузился в раздумья: его предубеждение ко всему, что исходило из Ла-Ложери, было настолько сильным, а ненависть ко всем, кто носил фамилию Мишель, столь глубокой, что ему претила даже мысль принять какую бы то ни было услугу от молодого человека, ибо, несмотря на наивное простодушие ответов юного барона на его вопросы, подозрительный вандеец продолжал опасаться, не скрывает ли та готовность, с которой тот отвечал на его вопросы, предательство.
Однако в то же время он понимал, что Герен был прав. В столь решающий час только он может внушить шуанам достаточно веры в самих себя, чтобы они позволили врагу преследовать их; только он может принять необходимые меры, чтобы замедлить продвижение синих.
С другой стороны, рассудил он, Мишелю лучше, чем любому крестьянину, удастся убедить графа де Бонвиля в том, что ему грозит опасность. И, все еще сомневаясь, он согласился принять услугу от отпрыска ненавистного ему семейства.
Но все же у него против воли вырвался шепот:
- Черт с тобой, волчонок! У меня нет другого выхода!
Затем уже громко он произнес:
- Хорошо, отправляйтесь! По крайней мере, у вас ноги-то крепкие?
- Железные!
- Гм! - усомнился Жан Уллье.
- Если бы с нами была мадемуазель Берта, она смогла бы подтвердить.
- Мадемуазель Берта? - спросил Жан Уллье, нахмурившись.
- Да, когда возникла необходимость вызвать к папаше Тенги врача, мне потребовалось всего пятьдесят минут, чтобы преодолеть два с половиной льё дороги туда и обратно.
Жан Уллье покачал головой с видом человека, далеко не убежденного доводом юноши.
- Вы бы лучше занялись своими врагами, - сказал Мишель, - и целиком положились на меня. Вам понадобилось бы десять минут, чтобы добраться до Суде. А я готов с вами поспорить, что буду там через пять.
И молодой человек, стряхнув с себя грязь, уже приготовился бежать.
- Вы хорошо знаете дорогу? - спросил его Жан Уллье.
- Еще бы! Мне она знакома так же, как дорожки в парке Ла-Ложери.
И, повернувшись в сторону замка Суде, он сказал на прощание вандейцу:
- Удачи вам, господин Жан Уллье!
Жан Уллье задумался: ему совсем не понравились слова юного барона о том, что тому известны окрестности замка его хозяина.
- Ну, ладно, - проворчал наконец он. - Разберемся, когда будет больше времени.
Затем он обратился к Герену:
- А ты зови ребят.
Сняв с ноги сабо, шуан поднес его к губам и подул в него так, что раздался звук, похожий на волчий вой.
- Ты полагаешь, что они тебя услышат? - спросил Жан Уллье.
- Я в этом уверен! Ветер донесет до них сигнал сбора по тревоге.
- Тогда не стоит их поджидать здесь. Надо выйти на развилку Раго. По дороге ты снова подашь сигнал, так мы сбережем драгоценные минуты.
- Сколько в нашем распоряжении времени до прихода солдат? - спросил Герен, устремившись в лесную чащу вслед за Жаном Уллье.
- Еще целых полчаса. Они остановились на ферме Ла-Пишардьер.
- На ферме Ла-Пишардьер? - спросил в раздумье Герен.
- Вне всякого сомнения. Они наверняка подняли с постели Паскаля Пико, взяв его в проводники. Ведь он для них просто находка, не правда ли?
- Паскаль Пико уже не сможет никому служить проводником: Паскаль Пико заснул вечным сном! - мрачно произнес Герен.
- А! Вот в чем дело! - произнес Жан Уллье. - Теперь понятно… так это был он?
- Да, это был он.
- Вы его убили?
- Он сопротивлялся, он звал на помощь. Солдаты были совсем рядом. Нам ничего не оставалось, как его прикончить!
- Бедный Паскаль! - вздохнул Жан Уллье.
- Да, - продолжал Герен, - хотя и недоумок, но мужик храбрый.
- А его брат? - спросил Жан Уллье.
- Его брат?..
- Ну да, Жозеф.
- Он смотрел, - ответил Герен.
Жан Уллье вздрогнул, словно волк, получивший в бок заряд крупной дроби. Он не сгибался под ударами, достававшимися ему в ходе упорной схватки не на жизнь, а на смерть, какой бывают все гражданские войны, но удара такой силы он не ожидал, и у него от ужаса мурашки пробежали по телу.
Чтобы скрыть свое волнение от Герена, он ускорил шаг и, несмотря на полную темноту, продирался сквозь заросли так же быстро, как на охоте, когда бежал за собаками, взявшими след дичи.
Герен, время от времени останавливавшийся, чтобы подать сигнал своим людям, едва поспевал за ним.
Неожиданно он услышал чей-то тихий свист, словно кто-то подавал ему знак остановиться.
Он уже добрался до места в лесу, прозванного порогом Боже.
До развилки Раго оставалось совсем немного.
XXVI
ПОРОГ БОЖЕ
Порогом Боже назывался болотистый участок местности, после которого дорога, ведущая в Суде, начинала круто подниматься вверх.
Она пролегала по одному из самых обрывистых склонов, поросших лесом.
Отряд "красных штанов", как Герен называл солдат, должен был сначала преодолеть болото, а затем уже подняться почти на отвесную скалу.
Жан Уллье дошел до того места дороги, где она пролегала по гати через болото, и уже было собирался начать подъем в гору.
Как мы уже сказали, добравшись до этого участка дороги, он свистнул Герену; явившись, тот застал его погруженным в раздумья.
- Ну, - спросил его Герен, - о чем ты задумался?
- Я вдруг подумал, - ответил Жан Уллье, - что это место, пожалуй, лучше подходит для засады, чем развилка Раго.
- Тем более, - согласился с ним Герен, - вон телега, за ней и можно укрыться.
Жан Уллье, не заметивший сначала телегу, внимательно ее осмотрел.
Тяжело нагруженная бревнами, она была оставлена лесорубами на ночь с краю болота; по всей видимости, ночь застала их за работой и они не решились вывозить лес по узкой, похожей на мостки дороге, проложенной через топкое болото.
- Мне пришла в голову одна мысль, - произнес Жан Уллье, поглядывая то на телегу, то на возвышавшийся подобно темной крепостной стене холм по другую сторону болота, - только для этого надо будет…
И Жан Уллье огляделся по сторонам.
- Что надо сделать?
- Подождем, пока все соберутся.
- Так вот же они, - сказал Герен, - посмотри, к нам подходит Патри, идут братья Гамбье и люди из Вьейвиня, а вот и Жозеф Пико.
Жан Уллье отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с Жозефом Пико.
Со всех сторон к ним спешили шуаны. Они выходили поодиночке из зарослей: казалось, что до этого они прятались за каждым кустом.
Вскоре все были в сборе.