- Так вот. Из двенадцати руководителей восстания, которые должны были возглавить свои отряды, семеро высказались против вооруженного выступления и в этот час, по всей вероятности, уже отпустили своих людей по домам. И, следует отметить, они не переставали уверять друг друга в том, что, если потребуется, они отдадут жизнь за Мадам, только они добавляли при этом, что не могут перед Богом брать на себя ответственность за жизнь своих крестьян, вовлекая их в предприятие, которое окажется не чем иным, как кровавой бойней.
- Но тогда, - воскликнул Малыш Пьер, - нам придется отказаться от всякой попытки восстать, оставить навсегда надежду!
На губах молодого человека вновь появилась грустная улыбка.
- Да, может быть, действительно придется распрощаться с надеждой, но только не отказываться от попытки. Мадам написала нам, что на ее стороне руководящий комитет в Париже; Мадам заверила нас, что пользуется широкой поддержкой в армии. Пусть будет попытка! Возможно, беспорядки в Париже или дезертирство среди солдат оттолкнут от нас Мадам. Если мы не попытаемся что-то сделать для нее, то, отказываясь от своих планов, Мадам будет убеждена, что в случае выступления мы бы имели шансы на успех, а мы не хотим, чтобы у Мадам остались сомнения.
- Но если мы потерпим поражение? - воскликнул Малыш Пьер.
- Тогда это обернется бесполезной гибелью пятисот или шестисот человек, только и всего; надо, чтобы время от времени какая-то партия терпела поражение и показывала пример не только своей стране, но и соседним народам.
- Так вы не из тех, кто отправил своих людей по домам? - спросил Малыш Пьер.
- Да нет, я из тех, кто поклялся умереть за ее королевское высочество. Впрочем, - продолжил молодой человек, - возможно, боевые действия уже начались и нам остается только проследить за их развитием.
- Как так? - спросили в один голос Малыш Пьер, Бонвиль и маркиз.
- Сегодня на ярмарке в Монтегю произошла перестрелка.
- И сейчас слышны выстрелы со стороны переправы на Булони, - произнес в дверях незнакомец.
На пороге появился новый гость.
XXX
ТРЕВОГА
Тот, кто появился по нашей воле на пороге комнаты или, вернее, сам вошел в гостиную маркиза де Суде, был главным комиссаром будущей армии Вандеи, сменивший известное на весь Нант имя адвоката на скромный псевдоним Паскаль.
Он был хорошо знаком с Мадам, ибо не раз выезжал за границу для переговоров с ней. Еще не прошло и двух месяцев после его возвращения из последней поездки к ее высочеству: он доставил ей последние новости из Франции и получил от нее указания, как надо действовать.
Как раз именно ему было поручено предупредить вандейцев, чтобы все было наготове.
- А! - увидев его, воскликнул маркиз де Суде и невольно шевельнул губами: это свидетельствовало о том, что он недолюбливал адвокатов. - Вот и господин Паскаль, главный комиссар…
- И как нам кажется, он сообщит нам последние новости, - произнес Малыш Пьер, явно стараясь привлечь к себе внимание вошедшего.
В самом деле, услышав этот голос, гражданский комиссар вздрогнул и повернулся к Малышу Пьеру, подававшему ему глазами и губами едва заметные знаки, что для него оказалось вполне достаточным, чтобы знать, как держаться дальше.
- Да, новости, - повторил он.
- Плохие или хорошие? - спросил Луи Рено.
- Разные… Однако начнем с хороших.
- Говорите!
- Ее королевское высочество успешно пересекла Юг и прибыла целой и невредимой в Вандею.
- Вы уверены в этом? - спросили в один голос маркиз де Суде и Луи Рено.
- Точно так же, как в том, что вижу всех вас пятерых перед собой в полном здравии, - ответил Паскаль. - А теперь поговорим о других новостях.
- Что вам известно о Монтегю? - спросил Луи Рено.
- Сегодня там прозвучали выстрелы, - ответил Паскаль. - Национальные гвардейцы несколько раз выстрелили, среди крестьян есть убитые и раненые.
- Но что вынудило их? - спросил Малыш Пьер.
- На ярмарке произошла небольшая стычка, которая переросла затем в бунт.
- Кто командует гарнизоном в Монтегю?
- Простой капитан, - ответил Паскаль. - Но сегодня по случаю ярмарки туда нагрянули супрефект и генерал, командующий военным округом.
- А вам известно имя генерала?
- Генерал Дермонкур.
- Что он собой представляет?
- А что бы вам хотелось о нем узнать? Кто он как человек, каковы его взгляды, каков его характер?
- Да, все это, вместе взятое.
- Ну, прежде всего, ему около шестидесяти-шестидесяти двух лет; он из тех военных, кто воевал всю свою жизнь, начиная от Революции и кончая Империей. Он не слезает с лошади ни днем ни ночью и не даст нам ни малейшей передышки.
- Что ж, - заметил с улыбкой Луи Рено, - придется постараться, чтобы он выбился из сил, а так как нам в среднем в два раза меньше лет, мы наверняка в этом преуспеем, если только от нас не отвернется удача или если мы не окажемся совсем никудышными вояками.
- А каковы его взгляды? - спросил Малыш Пьер.
- Мне кажется, - сказал Паскаль, - что в глубине души он республиканец.
- И это несмотря на двенадцатилетнюю службу при Империи? Хорошо же он маскировался!
- Ничего удивительного. Вы помните слова Генриха Четвертого о сторонниках Лиги: "Бочка из-под селедки всегда пахнет селедкой".
- А характер?
- Ну, он поистине человек чести! Это вам не Амадис или Галаор, а настоящий Феррагус. Если Мадам когда-нибудь, не дай Бог, попадет к нему в плен…
- О! Что вы такое говорите, господин Паскаль! - воскликнул Малыш Пьер.
- Я адвокат, сударь, - ответил гражданский комиссар, - и как адвокат я предвижу все ходы защиты на судебном процессе. Итак, я повторяю: если Мадам когда-нибудь, не дай Бог, попадет в плен к генералу Дермонкуру, она сможет получить полное представление о том, какой он обходительный человек.
- В таком случае, - произнес Малыш Пьер, - наконец перед нами враг, о котором Мадам только могла мечтать: сильный, храбрый и честный. Нам повезло, сударь… Однако вы упомянули о перестрелке на булонской переправе.
- По крайней мере, по дороге в замок мне показалось, что стреляют именно в той стороне.
- Пусть Берта выйдет и послушает, - сказал маркиз, - а затем нам скажет, что происходит.
Берта встала.
- Как! - воскликнул Малыш Пьер. - Мадемуазель?
- Ну и что? - спросил маркиз.
- Мне кажется, что это совсем не женское дело.
- Мой юный друг, - произнес старик, - в таких делах я рассчитываю прежде всего на себя, затем на Жана Уллье, а уж затем на Берту или Мари. Мне не хотелось бы оставлять вас, а мой чудак Жан Уллье куда-то пропал; так что пусть идет Берта.
Берта тут же направилась к двери, но на пороге столкнулась с сестрой и та что-то ей тихо сказала.
- Вернулась Мари, - произнесла Берта.
- А! - протянул маркиз. - Детка, ты слышала выстрелы?
- Да, отец, - ответила Мари, - идет бой.
- Где же?
- У порога Боже.
- Ты в этом уверена?
- Да, ружейные выстрелы слышатся с болота.
- Вот видите, - сказал маркиз, - теперь у нас точные сведения. А кто остался у ворот вместо тебя?
- Розина Тенги.
- Послушайте, - насторожился Малыш Пьер.
И в самом деле, кто-то громко стучал в ворота.
- Черт, - заметил маркиз, - это кто-то чужой.
Все прислушались.
- Откройте, - послышался крик, - откройте! Нельзя терять ни секунды!
- Это его голос! - взволнованно произнесла Мари.
- Его голос! - повторил маркиз. - Так кому же он принадлежит?
- Да, это голос молодого барона Мишеля, - сказала Берта, тоже узнавшая его.
- И что же здесь понадобилось этому завиральщику? - произнес маркиз, делая шаг к двери, словно желая не впускать молодого человека.
- Маркиз, пусть он войдет, - воскликнул Бонвиль, - нечего его опасаться, я за него ручаюсь!
Не успел он произнести эти слова, как послышались поспешные шаги и в гостиную вбежал запыхавшийся молодой барон. Вспотевший, бледный, покрытый грязью, он только и смог вымолвить:
- Нельзя терять ни секунды! Спасайтесь! Они вот-вот будут здесь!
Он упал на одно колено, упираясь рукой о пол; у него перехватило дыхание, силы покинули его. Он сдержал обещание, данное им Жану Уллье, пробежав более половины льё за шесть минут.
На какое-то время в гостиной воцарилось всеобщее смятение и растерянность.
- К оружию! - воскликнул маркиз.
И, схватив свое ружье, он указал пальцем в угол гостиной, где стояли ружейные козлы с тремя или четырьмя карабинами и охотничьими ружьями.
Граф де Бонвиль и Паскаль бросились в едином порыве к Малышу Пьеру, словно желая прикрыть его собой.
Мари кинулась к молодому барону, чтобы помочь ему подняться.
Берта подбежала к окну, выходившему в лес, и распахнула его настежь.
Неподалеку послышались выстрелы, но все же еще не у самого замка, а на каком-то расстоянии от него.
- Они идут Козьей тропой, - сказала Берта.
- Ошибаешься! - заметил маркиз. - Не может быть, чтобы они попытались пройти такой дорогой.
- Но они идут, отец, - сказала Берта.
- Да, да, - прошептал Мишель, - я видел, как они шли: у них в руках факелы, их вела женщина, шедшая впереди всех, вторым за ней шел генерал.
- О! Проклятый Жан! - воскликнул маркиз. - Почему его до сих пор нет?
- Он сражается, господин маркиз, - произнес молодой барон, - он послал меня к вам вместо себя.
- Он? - удивился маркиз.
- Но я бы и сам пришел, - сказал молодой человек. - Еще вчера вечером я узнал, что готовится нападение на замок, но меня заперли в комнате, и мне пришлось спуститься через окно с третьего этажа…
- Великий Боже! - побледнев, воскликнула Мари.
- Браво! - заметила Берта.
- Господа, - спокойным голосом произнес Малыш Пьер, - я считаю, что сейчас самое время принять решение. Будем ли мы драться? В таком случае нам надо разобрать оружие, закрыть ворота замка и приготовиться к бою. Если же мы решим бежать, то у нас почти не остается времени.
- Будем защищаться! - воскликнул маркиз.
- Бежим! - произнес Бонвиль. - Только когда Малыш Пьер будет в безопасности, мы сможем дать бой.
- А вы, граф, - спросил Малыш Пьер, - что вы на это скажете?
- Я скажу, что мы не готовы к бою… Не так ли, господа?
- Мы всегда готовы драться, - произнес с беспечным видом молодой незнакомец, входивший в это время в гостиную; его слова были одновременно обращены к находившимся в гостиной и к двум молодым людям, шедшим за ним следом (по всей видимости, он встретил их у ворот замка).
- А! Гаспар! Гаспар! - воскликнул Бонвиль.
И, кинувшись навстречу вновь прибывшему гостю, он что-то шепнул ему на ухо.
- Господа, - сказал Гаспар, - граф де Бонвиль совершенно прав: надо отступать!
Затем он обратился к маркизу:
- Маркиз, нет ли в вашем замке какой-нибудь потайной двери, какого-нибудь секретного хода? Нам нельзя терять ни минуты: последние выстрелы, которые Ашиль, Львиное Сердце и я слышали у ворот, раздавались не более чем в пятистах шагах отсюда.
- Господа, - произнес маркиз де Суде, - вы у меня в гостях, и я беру всю ответственность на себя. Тихо! Выслушайте меня и подчинитесь. Сегодня вы подчинитесь мне, а завтра я послушаюсь вас.
Наступила полная тишина.
- Мари, - сказал маркиз, - запри ворота замка, но не перегораживай их; сделай так, чтобы их можно было открыть первому, кто постучится. А ты, Берта, проводи поскорее наших гостей к подземному ходу! Я с дочерьми останусь в замке и встречу генерала со всеми почестями, а завтра мы присоединимся к вам, где бы вы ни были; только сообщите нам, как вас найти.
Мари поспешила из гостиной выполнять приказ отца, а в это время Берта, сделав знак Малышу Пьеру следовать за ней, вышла в противоположную дверь, пересекла двор, вошла в часовню, взяла на алтаре две свечи, зажгла их от лампы и передала Бонвилю и Паскалю, затем нажала пружину, и передняя часть алтаря повернулась, открыв лестницу в подземелье, служившее в былые времена усыпальницей сеньоров Суде.
- Здесь вы не сможете заблудиться, - сказала Берта, - в конце подземелья вы наткнетесь на дверь, в которой будет ключ. Эта дверь выходит в поле.
Малыш Пьер, взяв руку Берты, крепко ее пожал и поспешил вслед за Бонвилем и Паскалем, освещавшим ему путь.
За Малышом Пьером в темноте подвала скрылись Луи Рено, Ашиль, Львиное Сердце и Гаспар.
Берта закрыла за ними дверь.
Она заметила, что среди беглецов не было барона Мишеля.
XXXI
КУМ ЛОРИО
Маркиз де Суде провожал взглядом беглецов, пока они не скрылись в часовне; затем он вздохнул с видом человека, с чьих плеч свалилась тяжесть, и вошел в прихожую.
Но, вместо того чтобы пройти из прихожей в гостиную, он направился прямо на кухню.
К огромному удивлению кухарки, подойдя к плите, он заглянул в каждую кастрюлю, что ему совсем было не свойственно, чтобы убедиться, не пристало ли жаркое ко дну, повернул вертела, чтобы всполох огня in extremis не опалил мясо, затем вернулся в прихожую и прошел в обеденный зал. Окинув взглядом бутылки, маркиз сдвоил их ряды и, убедившись, что стол накрыт по всем правилам, довольный своим осмотром, вернулся в гостиную.
Там он застал дочерей, ибо сторожить ворота замка было доверено Розине (по первому стуку молотка она должна была дернуть за веревку).
Девушки молча сидели по обе стороны камина. Мари казалась взволнованной, а Берта - задумчивой. Все мысли девушек были лишь об одном Мишеле.
Мари, предположив, что молодой барон отправился вслед за Бонвилем и Малышом Пьером, волновалась, представляя себе, какие трудности и опасности подстерегали его.
Берта же была целиком во власти той пьянящей радости, которая охватывает влюбленное девичье сердце, когда ему открывается, что его избранник отвечает взаимностью. В глазах молодого барона она прочла, как ей показалось, признание и подумала, что робкий и застенчивый юноша поборол свою нерешительность и рисковал жизнью исключительно ради любви к ней. Она подумала, какой же великой должна была быть любовь молодого человека, чтобы совершить такой переворот в его душе. Предаваясь мечтам, она строила воздушные замки и сурово упрекала себя за то, что не вернула его в гостиную, когда заметила, что его не было среди тех, кто спасался бегством благодаря его великодушному поступку.
Неожиданно она улыбнулась, подумав, что он, по всей видимости, находится где-то поблизости и прячется в каком-нибудь укромном уголке замка, чтобы тайком наблюдать за ней, и стоит ей только выйти во двор или в парк, как он тут же появится перед ней со словами: "Вот видите, на что я способен ради одного вашего взгляда!"
Маркиз едва успел устроиться поудобнее в кресле, и у него еще не было времени заметить настроение дочерей, которое он, впрочем, отнес бы на счет совсем других причин, как послышался стук молотка в ворота.
Маркиз де Суде вздрогнул. И вовсе не потому, что стук оказался неожиданным для него. В ворота стучали совсем не так, как можно было ожидать: кто-то довольно робкий, почти раболепствующий, не имевший ничего общего с армией, держал в руке молоток.
- О! - заметил маркиз. - Что это?
- Мне кажется, что кто-то постучался в ворота, - очнувшись от своих мыслей, ответила Берта.
- Да, кто-то постучался, - подтвердила Мари.
Маркиз, как настоящий мужчина, рассудил по-другому и, тряхнув головой, произнес: "Не в этом дело"; он подумал, что в подобных обстоятельствах надо все видеть собственными глазами, и не только подумал, но и решил это сделать.
Поэтому он встал, покинул гостиную, пересек прихожую и вышел на первую ступеньку высокого крыльца.
В самом деле, вместо сабель и штыков, которые, как он ожидал, должны были блестеть в темноте, вместо грубых солдатских усатых физиономий он увидел перед собой лишь раскрытый купол огромного синего зонта, поднимавшегося навстречу ему по ступенькам крыльца.
Приближавшийся зонт, похожий на панцирь гигантской черепахи, грозил своим острием, словно ребром античного щита, угодить ему в глаз, что вынудило маркиза приподнять край зонта, и он увидел перед собой мужчину с хитрой лисьей мордочкой со сверкающими, словно два рубина, маленькими глазками; на нем был высокий с очень узкими полями котелок, который так часто чистили щеткой, что он блестел в темноте, словно лакированный.
- Тысяча чертей! - воскликнул маркиз де Суде. - Это же мой кум Лорио!
- Всегда к вашим услугам, если вы в таковых нуждаетесь, - произнес вновь прибывший писклявым голосом, который становился замогильным, как только его владелец старался придать ему елейные нотки.
- Добро пожаловать в Суде, метр Лорио, - произнес маркиз таким бодрым голосом, словно приход Лорио, которого он встречал со всей сердечностью, обещал доставить ему огромную радость. - Сегодня вечером я ожидаю много гостей, и вы на правах нотариуса хозяина дома поможете мне их достойно принять. Входите поскорее и поздоровайтесь с моими дочерьми.
И старый дворянин совершенно непринужденно первым направился в гостиную, что свидетельствовало о том, насколько маркиз соблюдал дистанцию между собой и простым деревенским нотариусом.
Следует отметить, что метр Лорио с такой тщательностью стал вытирать ноги о коврик, лежавший перед дверью этого святилища, что вся учтивость, которую маркиз счел бы уместной ему оказать, оставшись позади него, обернулась бы для старого дворянина настоящим мучением.
Воспользуемся паузой, пока наш нотариус, на которого через полуприкрытую дверь падал свет, складывал зонтик и вытирал ноги, чтобы в соответствии с нашими скромными возможностями набросать его портрет.
Метр Лорио, нотариус из Машкуля, был тощим, тщедушным человечком, казавшимся вдвое ниже ростом из-за привычки говорить с собеседником, согнувшись перед ним вдвое в знак глубочайшего уважения.
Длинный и острый нос вполне заменял ему лицо. Не поскупившись на подобное украшение лица, природа обделила метра Лорио во всем остальном таким чудовищным образом, что надо было очень долго приглядываться к нему с самого близкого расстояния, чтобы разглядеть, что глаза и рот у него были как и у всех других смертных, однако, убедившись в этом, наблюдательный человек сразу бы отметил про себя, что глаза отличались живостью взгляда, а линия рта не была лишена изящества.
И в самом деле, о характере метра Лорио - или кума Иволги, как его называл маркиз де Суде, который, как всякий хороший охотник, был немного орнитологом, можно было судить по его внешности: он был достаточно ловок, чтобы ухитряться получать около тридцати тысяч франков там, где его предшественники едва сводили концы с концами.