- Вы невежливы, - произнес метр Жак, - да, я повторяю, вы невежливы, господин барон Мишель де ла Ложери! И этот славный малый не заслужил таких слов. Ладно, перестанем заниматься пустяками и займемся настоящим делом.
Затем, окинув Мишеля более пристальным взглядом, он спросил:
- Я не ошибся, вы действительно барон Мишель де ла Ложери?
- Да, - коротко ответил Мишель.
- Хорошо! А что вы делали в лесу Тувуа на дороге в Леже в такое позднее время?
- Я бы мог ответить, что не обязан перед вами отчитываться и что дороги свободны для всех.
- Но вы не станете так отвечать, господин барон.
- Почему?
- Потому что, не в обиду вам будет сказано, вы слишком умный человек, чтобы сделать подобную глупость.
- Как так?
- Вы же видите, что вам придется отвечать, ибо здесь задаю вопросы я; для вас также не секрет, что дороги отнюдь не свободны, раз вас остановили.
- Пусть так, я не буду с вами спорить. Я направлялся на ферму Ла-Банлёвр, а она, как вам известно, располагается рядом с лесом Тувуа, где мы находимся.
- Прекрасно, господин барон, мы с вами договоримся, если вы и дальше будете отвечать в том же духе. А теперь скажите, почему барон де ла Ложери, у которого в конюшнях много отличных лошадей и добротных карет на все случаи жизни, вдруг решил отправиться в дальнюю дорогу словно простой мужлан, как это приходится делать нам?
- У нас была лошадь, но она ускакала, когда мы с нее свалились, а мы не смогли ее догнать.
- Замечательно. А сейчас, господин барон, надеюсь, что вы сообщите нам все, что мы еще не знаем.
- Я?
- Да. Господин барон, что нового?
- А что происходящее в наших местах может вас интересовать? - спросил Мишель, еще не разобравшийся, с кем имеет дело, и не решивший, как отвечать на заданные вопросы.
- Рассказывайте обо всем по порядку, господин барон, - продолжил метр Жак, - пусть вас не волнует, будет ли это полезным для меня или нет. Ну, поройтесь хорошенько в памяти. Кого вы встретили на своем пути?
Мишель в замешательстве взглянул на Малыша Пьера.
Метр Жак перехватил его взгляд и, тут же подозвав Вшивого Триго, приказал ему встать между двумя задержанными, словно Стена в пьесе "Сон в летнюю ночь".
- Хорошо, - продолжал Мишель, - мы повстречали тех, кого уже три дня можно увидеть в любое время суток на всех окрестных дорогах вокруг Машкуля: солдат.
- И они, безусловно, с вами говорили?
- Нет.
- Как нет? Они пропустили вас, не задав ни одного вопроса?
- Нам удалось избежать встречи с ними.
- Ба! - заметил метр Жак с сомнением в голосе.
- Отправившись в поездку по своим делам, мы были вовсе не настроены вмешиваться в дела других.
- А кто этот молодой человек?
Малыш Пьер поспешил ответить прежде чем Мишель успел открыть рот.
- Я, - произнес он, - слуга господина барона.
- В таком случае, мой друг, - заметил метр Жак, обращаясь к Малышу Пьеру, - вы очень плохой слуга; по правде говоря, такому крестьянину, как я, становится не по себе, когда он видит слугу, отвечающего за своего хозяина; тем более что его еще ни о чем не спрашивали.
Затем он снова обратился к Мишелю.
- Так этот юноша ваш слуга? - спросил метр Жак. - Он выглядит смышленым!
И предводитель мятежников с особым вниманием оглядел Малыша Пьера, в то время как один из его подручных освещал факелом его лицо.
- Послушайте, что вы от нас хотите? - спросил Мишель. - Если вам нужен мой кошелек, я с ним расстанусь без особого сожаления; вот, возьмите его, только позвольте нам продолжить путь.
- Фи! - ответил метр Жак. - Если бы я был такого же благородного происхождения, как вы, господин Мишель, то потребовал бы от вас объяснений за подобное оскорбление. Так вы нас принимаете за бандитов с большой дороги? Однако вы нам совсем не польстили, и, если бы я не боялся предстать перед вами в невыгодном свете, я бы вам показал, на что способен; но вы ведь не занимаетесь политикой… Ваш папаша, которого, впрочем, я немного знал, весьма ею интересовался и сколотил на ней свое состояние; признаюсь, что предполагал встретить в вашем лице ярого сторонника его величества Луи Филиппа.
- И вы бы ошиблись, уважаемый господин, - вмешался в разговор Малыш Пьер, - господин барон, напротив, ярый сторонник Генриха Пятого.
- Вы сказали правду, мой юный друг? - воскликнул метр Жак.
Затем, обернувшись к Мишелю, он продолжал:
- Послушайте, господин барон, то, что сказал ваш товарищ… нет, я ошибся, ваш слуга, соответствует действительности?
- Это чистая правда, - ответил Мишель.
- А! Наконец-то ваши слова меня обрадовали! А я-то считал, что имею дело с паршивыми недоумками! Мой Бог, как мне теперь стыдно за то, что я с вами так плохо обращался. Даже не знаю, простите ли вы меня теперь! Господин барон, прошу у вас прощения; и вы, мой юный друг, тоже простите меня. Право, мне нечем гордиться.
- Черт возьми! - произнес Мишель, настроение которого не только не улучшилось, а скорее ухудшилось, ибо он разгадал насмешку в словах метра Жака. - У вас есть способ доказать ваше раскаяние: стоит только отпустить нас, чтобы мы смогли направиться обратно на то место, где нас схватили.
- О нет! - возразил метр Жак.
- Как нет?
- Нет, нет и еще раз нет! Я не допущу, чтобы вы от нас так легко ускользнули; впрочем, господин барон Мишель, для таких поборников законности, как мы, нет более важной задачи, чем обсудить вопрос о вооруженном выступлении. Разве вы, господин барон, не разделяете моего мнения?
- Пусть будет по-вашему. Но в интересах нашего дела мы должны поскорее отправиться в Ла-Банлёвр, где окажемся в безопасности.
- Господин барон, клянусь вам, вы нигде не найдете укрытия более надежного, чем у нас, кроме того, мне бы очень не хотелось расстаться с вами, прежде чем я не представлю доказательства в моем искреннем к вам уважении.
- Гм! - пробормотал Малыш Пьер. - Кажется, наши дела осложняются.
- Похоже, - ответил Мишель.
- Вы преданы Генриху Пятому?
- Да.
- Истинно преданы?
- Да.
- Всей душой?
- Я же вам уже ответил.
- Да, вы ответили, и я в этом не сомневаюсь. Так я хочу вам предоставить возможность доказать вашу преданность на деле.
- Говорите.
- Вы видите этих молодцов? - спросил метр Жак, показывая Мишелю на свой отряд. - Перед вами сорок храбрецов, похожих больше на бандитов Калло, чем на честных крестьян; они ждут не дождутся, чтобы умереть за нашего молодого короля и его героическую мать; только им не хватает для достижения этой благородной цели оружия, чтобы сражаться, одежды, чтобы пойти в бой в достойном виде, денег, чтобы устроить более удобный бивак и хорошенько отдохнуть перед боем. Я предполагаю, что вы, господин барон, не допустите, чтобы все эти достойные слуги короля, выполняя то, что называется их долгом, обрекли себя по причине капризов погоды на всяческие болезни, насморк, воспаление легких.
- Но где же, черт возьми, - ответил Мишель, - вы хотите, чтобы я нашел одежду и оружие для ваших людей? Разве я распоряжаюсь военными складами?
- О господин барон! - продолжал метр Жак. - Неужели вы подумали, что я так плохо знаю жизнь, чтобы рассчитывать, будто такой человек, как вы, станет тратить свое драгоценное время на столь недостойные его положения мелочи? Нет. У меня есть надежный помощник. (И он указал на Обена Куцая Радость.) Вот кто избавит вас от всех хлопот; только бы вы дали ему деньги, а он сумеет ими по-хозяйски распорядиться.
- Если речь идет только о деньгах, - сказал Мишель с легкомыслием юности и готовностью, свойственной широким натурам и людям с только что зародившимися политическими убеждениями, - сколько вам надо?
- В добрый час, - произнес метр Жак, весьма удивившись легкости, с какой барон решает вопрос о деньгах. - Вы не подумаете, что я слишком много прошу, если скажу, что на каждого человека нужно пятьсот франков? Я бы хотел, чтобы, кроме военной формы - зеленой, как у егерей господина Шаретта, - у них были полностью укомплектованные солдатские ранцы; пятьсот франков представляют собой примерно половину тех средств, что Филипп берет в государственной казне на содержание одного своего бойца, а каждый из моих ребят стоит двоих солдат Филиппа. Вы видите, что я весьма скромен в своих притязаниях.
- Скажите поскорее, какая сумма вам нужна, и закончим разговор.
- Так вот, у меня сорок человек, включая и тех, кто сейчас отлучился по своим делам, но по первому же сигналу должен немедленно встать под наши знамена: мне хватило бы и двадцати тысяч франков - сущие пустяки для такого богача, как вы, господин барон.
- Хорошо, через два дня вы получите двадцать тысяч франков, - ответил Мишель, пробуя встать на ноги. - Даю вам слово.
- О нет!.. Господин барон, мы избавим вас от какой бы то ни было заботы. У вас здесь поблизости живет друг, нотариус, и он одолжит вам эту сумму: вам стоит только написать ему короткую весьма вежливую записку с настоятельной просьбой, а кто-нибудь из моих людей сбегает к нему.
- Охотно! Дайте мне все, что необходимо для письма, и развяжите мне руки.
- Мой приятель Куцая Радость предоставит вам перо, бумагу и чернильницу.
В самом деле, метр Куцая Радость начал вынимать из кармана письменные принадлежности.
Однако Малыш Пьер сделал шаг вперед.
- Минуточку, господин Мишель, - произнес он с самым решительным видом, - а вы, метр Куцая Радость, или как вас там зовут, уберите ваши письменные принадлежности. Не бывать тому.
- Ба! Правда, господин слуга? - спросил метр Жак. - А скажите на милость, почему?
- Потому что ваши действия мало чем отличаются от действий бандитов Калабрии и Эстремадуры и совсем не походят на поступки людей, называющих себя солдатами Генриха Пятого, потому что это настоящее вымогательство, и я его не потерплю.
- Вы, мой юный друг?
- Да, я!
- Если бы я принимал вас за того, за кого вы себя выдаете, то разобрался бы с вами как с зарвавшимся лакеем; однако, если я не ошибся, как женщина вы можете рассчитывать на уважение, ибо я не желаю ронять свою репутацию галантного человека и не стану грубо обращаться с вами. Я ограничусь тем, что попрошу вас впредь не вмешиваться в дела, которые вас не касаются.
- Напротив, к этим делам я имею самое непосредственное отношение, - произнес высокомерным тоном Малыш Пьер, - ибо я не желаю, чтобы вы использовали имя Генриха Пятого для прикрытия своих разбойничьих поступков.
- О! Мой юный друг, мне кажется, что вы слишком близко к сердцу принимаете дела его величества. И вы, конечно, соблаговолите мне сказать, на каком основании?
- Пусть ваши люди отойдут подальше, и тогда вы узнаете.
- А! - отозвался метр Жак и обернувшись к своему отряду, сказал:
- Эй, братья-кролики, отойдите-ка немного в сторону.
Мужчины повиновались.
- Излишняя предосторожность, - заметил метр Жак, - у меня нет секретов от моих храбрецов. Ну, вот видите, я готов поступиться всем, лишь бы доставить вам удовольствие. Теперь, когда нам никто не мешает, говорите поскорее.
- Сударь, - произнес Малыш Пьер, делая шаг вперед, - приказываю вам освободить этого молодого человека; я хочу, чтобы вы предоставили нам эскорт и сию же минуту препроводили нас туда, куда мы должны прибыть, и послали бы за другом, которого мы ждем.
- Вы желаете! Вы приказываете! О моя горлица, вы говорите таким тоном, словно король, повелевающий со своего трона. А что вы скажете, если я откажусь?
- Если вы откажетесь, то не пройдет и суток, как вас расстреляют по моему приказу.
- Видали вы что-нибудь подобное! Так не с госпожой ли регентшей я имею честь говорить?
- Вы правы, сударь.
Услышав такой ответ, метр Жак залился нервным смехом, а его подчиненные, увидев, что их предводитель от хохота не может перевести дыхание, приблизились, чтобы разделить его веселье.
- Ой, - покатываясь от смеха, произнес он, когда они снова заняли прежние места, - я больше не могу! Мои бедные братья-кролики, вы только что очень удивились, не так ли, когда барон де ла Ложери, сын известного вам Мишеля, нам объявил, что является лучшим другом Генриха Пятого. Но то, что я услышал сейчас, посерьезнее этого и просто нечто невероятное! Даже в самых смелых мечтах невозможно представить: известно ли вам, кто этот симпатичный юный крестьянин, которого вы могли бы принять за кого угодно, а я так просто-напросто посчитал переодетой любовницей господина барона? Так вот вы ошиблись, и я вместе с вами: этот юный незнакомец не более не менее как мать нашего короля!
По рядам мятежников прокатился ропот недоверия.
- А я клянусь, - воскликнул Мишель, - что вам сказали правду!
- О! Хорош свидетель, нечего сказать! - воскликнул в свою очередь метр Жак.
- Уверяю вас… - прервал его слова Малыш Пьер.
- Нет, - перебил его метр Жак, - это я вас должен уверить, моя прекрасная странствующая дама, что если через десять минут, отпущенных ему на размышление, ваш оруженосец не выполнит то, что является для него единственным путем к спасению, он отправится к своим праотцам… Пусть побыстрее выбирает: кошелек или веревка. Чего-чего, а веревок у нас предостаточно!
- Но это же подлость! - воскликнул Малыш Пьер вне себя от гнева.
- Взять его! - приказал метр Жак.
Четверо мятежников вышли из толпы, чтобы выполнить приказ.
- Посмотрим, кто из вас посмеет поднять на меня руку!
Триго, до которого не сразу доходил смысл слов и жестов, не остановился.
- Ах, вот как! - продолжал Малыш Пьер, отпрянув на шаг, когда до него дотронулась грязная рука, и быстрым движением сорвал с себя шляпу и парик. - Как! Неужели среди всех этих бандитов не найдется ни одного солдата, кто бы мог меня узнать? Как! Неужели от меня отступился Бог и оставил на милость разбойников?
- О нет! - раздался голос за спиной метра Жака. - Пришел тот, кто скажет этому господину, что его поведение недостойно человека, носящего кокарду, белый цвет которой свидетельствует об отсутствии на ней пятен.
Метр Жак поспешно обернулся, успев уже поднять свой пистолет на вновь прибывшего; бандиты тут же выхватили оружие, и Берта - ибо это была именно она - шагнула в толпу, плотным кольцом окружившую двух пленников с наставленными на них ружьями.
- Волчица! Волчица! - шепотом произнесли несколько подручных метра Жака, узнав мадемуазель Берту.
- Что вам здесь надо? - воскликнул предводитель бунтовщиков. - Вы разве не знаете, что я не признаю за вашим отцом власти, какую он хотел бы распространить на мой отряд, и отказываюсь вступать в его часть?
- Замолчите, глупец! - приказала Берта.
И, устремившись к Малышу Пьеру, она опустилась перед ним на колено.
- Прошу прощения, - сказала она, - за всех этих невежественных людей, вас оскорблявших и угрожавших вам, той, кто имеет все права на то, чтобы ее почитали!
- О! Скажу вам честно, - радостным голосом произнес Малыш Пьер, - вы появились весьма вовремя! Если бы вы не подоспели, нам бы плохо пришлось, а вот этот несчастный юноша обязан вам не чем иным, как своей жизнью, ибо эти господа уже вознамерились его повесить - ни больше и ни меньше, - а меня пообещали отправить для компании вместе с ним.
- Бог мой! Все было именно так, - подтвердил Мишель (Обен Куцая Радость, увидев, какой оборот принимали события, успел уже поспешно развязать его).
- Но мне кажется, - с улыбкой произнес Малыш Пьер, указывая на Мишеля, - что этот молодой человек вполне заслужил, чтобы к нему проявила сочувствие какая-нибудь добрая роялистка, вроде вас.
Берта в свою очередь улыбнулась и опустила глаза.
- Вот вы и займетесь им вместо меня, - продолжал Малыш Пьер, - надеюсь, что вы не станете на меня сердиться, если я поделюсь своим мнением о нем с вашим отцом, чтобы выполнить обещание, которое я ему дал.
Берта низко склонила голову, чтобы поцеловать руку Малыша Пьера, и никто не заметил, как зардели ее щеки.
А тем временем, бормоча на ходу слова извинения, к ним подошел метр Жак, смущенный проявленной им оплошностью.
Несмотря на глубокую неприязнь, которую ему внушал этот человек, Малыш Пьер понял, что из политических соображений ему не стоит показывать свои чувства, за исключением досады.
- Вы, возможно, руководствовались самыми благими намерениями, но методы, какими вы их претворяли в жизнь, достойны всякого порицания и могут привести лишь к тому, что мы прослывем бандитами с большой дороги, какими были в прошлом соратники Иегу. Я надеюсь, что впредь это не повторится.
Затем, обернувшись к Берте, словно все люди вокруг перестали для нее существовать, Малыш Пьер сказал:
- А теперь расскажите мне, как вы напали на наш след?
- Ваша лошадь, видно, почуяла наших лошадей, - ответила девушка, - и мы, встретив ее, поспешили спрятаться, ибо услышали, что ее преследовали солдаты. Увидев колючки, украшавшие несчастное животное, мы сразу же поняли, что вы избавились от нее лишь для того, чтобы уйти от преследователей; условившись встретиться в Ла-Банлёвре, мы решили разойтись в разные стороны и начали вас искать. Пробираясь лесом, я заметила огоньки, а затем уже услышала гул голосов. Я спешилась с лошади, чтобы своим ржанием она не выдала моего присутствия. Когда я подошла поближе, в общей суматохе никто меня не увидел и не услышал. А все остальное, сударыня, вам уже известно.
- Прекрасно, - ответил Малыш Пьер, - а теперь, Берта, если этот господин предоставит мне проводника, мы направимся на ферму Ла-Банлёвр! Признаюсь, что от усталости я валюсь с ног…
- Вашим проводником, сударыня, буду я, - почтительно отозвался метр Жак.
Малыш Пьер кивнул ему в знак согласия.
Метр Жак слов на ветер не бросал.
Десять мятежников шли впереди, освещая дорогу, в то время как метр Жак, в окружении десятка других, сопровождал Малыша Пьера, сидевшего на лошади Берты.
Спустя два часа, когда Малыш Пьер, Берта и Мишель заканчивали ужин, на ферму прибыли маркиз и Мари; и г-н де Суде обрадовался от всего сердца, увидев, что тот, кого он накануне называл своим юным другом, находится в безопасности.
Мы должны признать, что маркиз, будучи человеком старорежимным, умерял свою радость, сколь бы горячей и искренней она ни была, свидетельствами самого глубокого уважения.
После ужина Малыш Пьер отвел маркиза де Суде в дальний угол и о чем-то с ним долго беседовал под внимательными взглядами Берты и Мишеля, чье волнение заметно возросло, когда на ферму пришел Жан Уллье; в эти минуты маркиз де Суде направился к молодым людям и, взяв руку Берты, обратился к Мишелю:
- Господин Малыш Пьер сейчас мне поведал о том, что вы мечтаете жениться на моей дочери Берте. Возможно, у меня были другие планы относительно ее будущего; однако, откликнувшись на настоятельную просьбу вашего прелестного заступника, я не могу вам ответить отказом и обещаю, что по завершении кампании моя дочь станет вашей женой.
Мишель меньше бы удивился, если бы молния сверкнула над головой.
В тот миг, когда маркиз взял его за руку, чтобы вложить в нее руку Берты, Мишель хотел было обернуться к Мари, как бы призывая ее прийти ему на помощь.
Но тут же услышал ее голос, прошептавший ему на ухо жестокие слова:
- Я вас не люблю!