- Значит, так, - сказал он, насупившись, - на первый раз прощаем вас. Арестовывать не будем, но из города вам пока выезжать нельзя. Через несколько дней вызовем для официальных показаний. Подумайте и вспомните все, что говорил Воробкевич. Понятно?
Кутковец сидел раскрыв рот - не верил. Жена заплакала.
- Бог свидетель, пан–товарищ, - застрекотала она радостно, - мы ничего плохого не делали…
- О том, что мы тут были, никому ни слова, - предостерегающе поднял вверх палец Сливинский.
"Переиграл", - подумал Дмитро. Но в конце концов, это уже не имело значения. Надо было спешить: напрасно потеряли час, а должны побывать еще по двум адресам.
Пан Модест оказался предусмотрительным. Не сразу пошел к машине и задержал Хмелевца.
- Посмотри там, парень, - послал вперед Дмитра.
"Боится, - понял Заставный. Правда, если бы возле "олимпии" устроили засаду, попал бы в нее один Дмитро. - Пожертвовали мною!" Эта мысль больно уколола юношу, и он впервые плохо подумал о Сливинском. И все же пошел. Не таясь, кичась этим, как бы подчеркивая свое, презрение к тем, что прятались у ворот за углом. Показалось: за машиной тени. Замедлил шаги, но только на мгновение, все равно было бы уже поздно. Когда убедился, что никого нет, вздохнул свободно и долго усаживался в кресле.
Пока разворачивался, подбежали Сливинский и Хмелевец. Залезли на задние сиденья, молчали, пока не отъехали от дома. Потом пан Модест самоуверенно сказал:
- Ну как мы его, а! Наложил в штаны, прошу извинить. Но ведь, если бы чемодан оставался у него, эта свинья никогда бы не сказала о нем ни слова.
Хмелевец что–то промычал в ответ, а Дмитро обиженно молчал. Ехали по темным переулкам. Только раз пришлось выскочить на центральную магистраль, но Заставный сразу же свернул на боковую улочку, избрав значительно более длинный, но зато безопасный путь.
У Валявских был небольшой полукрестьянский домик в три комнаты, затерявшийся среди фруктовых деревьев. Это вполне устраивало Сливинского - подальше от чужих глаз, как, наверное, устраивало когда–то и Воробкевича: в большую коммунальную квартиру он бы не сунулся.
Калитка не поддалась, но Дмитро перелез через забор и отодвинул простой железный засов. Обошел собачью конуру, пса не было, или крепко спал - не лаял. Постучали. Долго не отвечали, пока Хмелевец не спустился с крыльца и не забарабанил в окно. За занавеской мелькнуло лицо.
- Выйдите, - крикнул Хмелевец, - есть дело, мы из милиции!
Женщина смотрела нерешительно и поверила, лишь увидев Дмитра в военной форме. Открыла, включив свет в передней.
Ввалились, оттерли хозяйку к стене.
- Гражданка Валявская? - грозно спросил Сливинский, измерив ее взглядом с ног до головы. Ничего, под сорок уже, но сохранилась хорошо. Фигура не расплылась, и лицо еще не подурнело. Правда, морщинки у глаз, но у кого в сорок нет морщин?
- Да, я Нина Петровна Валявская! - ответила она с достоинством. - Но какое вы имеете право вот так врываться ночью в частный дом.
- Поговори тут! - с присвистом выдохнул Хмелевец. - Она еще прав хочет! Умела напакостить, умей и отвечать!
- Пройдемте, - охладил его Сливинский, - у нас есть ордер на обыск дома.
Первая комната служила гостиной: красиво, но несколько старомодно меблированная, с большим вытертым ковром на полу.
- Прошу предъявить ордер на обыск и документы… - протянула руку Валявская.
- Грамотная! - скривился Хмелевец и помахал перед носом женщины красной книжечкой, не раскрывая ее.
Сливинский положил на стол ордер и дал посмотреть удостоверение.
- Ну что ж, - сразу как–то съежилась женщина, - делайте свое дело… А понятые?
- Обойдетесь… Кто еще в доме? - Сливинский подошел к двери, ведущей в другую комнату.
- Только я и дочь. Она в спальне. - Валявская кивнула на другую дверь.
- Разбудите…
Женщина пошла в спальню, пан Модест - за ней.
- Девушка спит и не одета, - попробовала протестовать Валявская, но Сливинский оборвал ее:
- Мы тут не будем разводить китайских церемоний. Поднимите дочь, но разговаривать с ней запрещаю. Я не буду смотреть…
Девушка сама вышла в гостиную. Мать в молодости была хороша, а эта - просто красавица. Большие темные глаза, прямой точеный нос, нежный овал щек. А скромное платье натягивалось на такой высокой и красивой груди, что пану Модесту на мгновение захотелось бросить все к черту… Обуздал себя, пригласил мать и дочь сесть, начал учтиво:
- Нам известно, что у вас несколько дней прятался товарищ вашего покойного мужа, бывший преподаватель гимназии Северин Воробкевич. Не так ли?
- Так, - подтвердила женщина, - но почему же прятался? В гостиницах трудно с местами, и вполне естественно, что он остановился у нас. Правда, просил не афишировать его пребывание в городе, потому что разошелся с женой и не хотел, чтобы она узнала.
- И вы ему поверили? - нагло рассмеялся Сливинский. - Конечно, вы не знали, что Воробкевич - известный бандеровец, бандит, и Советы давно уже разыскивают его?
"Первая ошибка, - определил для себя Дмитро, просматривавший вещи в комоде. - Кто же так скажет: "Советы"?"
Пан Модест сам понял, что допустил промах.
- Так, кажется, вы называете Советскую власть? - сделал он неуклюжую попытку поправиться. - И вы не знали, что Воробкевич еще до войны вступил в ОУН?
Валявская непонимающе смотрела на Сливинского. Наконец пришла в себя.
- Так вот почему он исчез, когда я предложила прописаться… - тихо сказала она. - Какой подонок!
- Давайте без эмоций, гражданка Валявская! - громыхнул кулаком по столу Сливинский. - Говорите правду - мы все знаем и вам только хуже будет!
- Но ведь… - начала Валявская и не докончила. Пронизывающе посмотрела на Сливинского. - Но какое право вы имеете нас допрашивать? - вдруг засомневалась она. - У вас ордер на обыск, а вы… И какое отношение имеет милиция к политическим делам?..
- Тебя спрашивают, отвечай… - угрожающе сказал Хмелевец.
- Я предложила Воробкевичу прописаться, и он в тот же день уехал. Объяснил, что получил телеграмму из Тернополя.
- Что–нибудь из вещей оставил? - сверлил ее глазами Сливинский.
- У него был один чемодан и саквояж. Приехал на извозчике и все увез.
- Лжешь! - толкнул женщину в плечо Хмелевец.
- Не смейте трогать мамочку! - вскочила девушка. - Мамочка никогда не лжет.
- Брось, Галя! - остановила ее Валявская. Она пересела на стул - напротив пана Модеста, - их разделял только стол. Провела ладонью по лбу, как бы вспоминая что–то, вздохнула. - Нет, не может быть… - сказала про себя.
- Что вы хотите сказать? - насторожился Сливинский. - Будете отвечать или нет? Иначе мы арестуем вас! - пригрозил он.
- За что? - не выдержала дочь.
Сливинский посмотрел на нее с удовольствием: какая грудь, святая дева Мария, какая грудь! Конечно, сама дева позавидовала бы такой…
"Действительно, за что?" - подумал Заставный. Стоял опершись на комод и неприязненно смотрел на Сливинского. Неужели он ничего не понимает? И ребенку ясно, что Воробкевич не мог оставить здесь чемодан.
Эти женщины нравились Дмитру. Не испугались, как Кутковец, и держатся с чувством собственного достоинства. А девушка - как назвала ее мать? Кажется, Галя, - хороша, даже смотреть неудобно, так хороша. И Дмитро лишь искоса посматривал, чтобы не встретиться взглядом.
- Мы можем арестовать вас за то, - Сливинский встал, картинным жестом поправил шевелюру (все же обращался к красивой девушке), - что вы не хотите помочь органам Советской власти в расследовании важного преступления…
- Он! - крикнула вдруг Валявская. - Его жест! Ну и проходимец же вы, господин адвокат!
Сливинский скривился так, словно хлебнул уксуса.
- Молчать! - заорал он опершись о стену. - Я приказываю вам молчать!
Валявская встала перед ним не отводя глаз. Сказала спокойно:
- Я помню вашу речь, господин Сливинский, на процессе Слепушенко. Большой был мерзавец, и процесс получился громким. Вы защищали его, и вроде неплохо. Мы с мужем были в суде… О, я должна была сразу узнать вас!
Пан Модест попробовал непринужденно улыбнуться.
- Вы меня спутали с кем–то или просто выдумываете, чтобы оттянуть время. Не поможет!
- Нет, я не путаю, господин Сливинский. - Женщина села, будто у нее подломились ноги. - И как я сразу не раскусила вас? Вваливаются ночью без понятых, как бандиты… Неужели я могла хоть на мгновение подумать, что так могут поступать наши? Зачем вам нужна эта инсценировка, господин Сливинский?
Пан Модест несколько секунд стоял молча. Наконец решившись на что–то, обошел стол и сказал почти умоляюще:
- Выйдем на минутку в ту комнату…
Валявская нерешительно встала. Проходя мимо Хмелевца, Сливинский многозначительно мигнул, и тот понял его. Как только за ними закрылась дверь, он двинулся на девушку, грубо дернул за руку. Она сделала шаг назад, защищаясь, и упала.
- Не трогайте ее! - бросился на помощь Дмитро, но не успел. Хмелевец нагнулся, в его руке блеснул нож, и он точно рассчитанным движением всадил его в спину девушки. Она еще успела охнуть. "Галя!" - донеслось из–за дверей; раздался выстрел - тихий, будто разбилась электрическая лампочка.
- Что вы сделали! - закричал Дмитро. - Что вы!.. - Он смотрел на тело девушки и не верил. - Что вы!..
- Заткнись, сопляк! - схватил его за воротник Хмелевец. - Видишь же, что не было другого выхода!
На пороге появился Сливинский. Совал в карман пистолет и никак не мог попасть.
- Быстрее, - бросил он Хмелевцу, - надо инсценировать убийство с ограблением… Я посмотрю, все ли спокойно…
Хмелевец заглянул в ящик стола, вытащил деньги. В спальне подхватил с ночного столика кольца и часы, бросил взгляд на шкаф. Дорогу к нему загораживал Заставный.
- А ну подвинься! - хотел оттолкнуть, но парень поднял руку с пистолетом. - Ты что, сдурел?
- Убийца! - крикнул Дмитро. - Бандит и убийца!
Хмелевец пригнулся, готовясь ударить, но Заставный уже бросил пистолет на пол и отступил. "Убийца! - подумал он. - А я?" Вспомнил, как стоял корреспондент у стены, как стекал по его лицу пот, какая смертельная тоска была в глазах. А он резанул из автомата… Разве не убийца?
Хмелевец вытаскивал из шкафа какое–то барахло.
- Ну оклемался? - положил он тяжелую руку Дмитру на плечо. - Давай… - подтолкнул его к двери.
Заставный вышел. На крыльце увидел Сливинского.
- Поехали, - сказал тот так просто и спокойно, будто ничего не случилось. И деловым тоном спросил: - Свет выключили?
- Угу… - буркнул Хмелевец. - Возьмите эту шубу…
- Зачем же? - недовольно прошептал пан Модест. - Я же просил брать только ценные вещи!
- А шуба не ценная? - возразил Хмелевец. - Почти новая, и мех какой!.. Каракуль!..
- А–а… - махнул рукой Сливинский. - Черт с тобой…
- К профессору? - спросил Хмелевец.
- А не поздно?
- Полчетвертого, успеем.
- Конечно, лучше сразу… - Сливинский произнес эти слова и вдруг подумал: "А если и у профессора нет чемодана?" Сердце екнуло - все тогда псу под хвост. И переход границы, и авантюра с машиной… Легко ли пережить то, что пришлось сделать сейчас? А впереди еще новый переход через границу… К тому же как встретят их Павлюк и майор Гелбрайт - поверят ли?
Стало холодно и тоскливо, жалко себя. Неужели все напрасно?
Сказал решительно:
- Поехали.
- Только парень наш того…
- Испугался? - похлопал пан Модест Дмитра по плечу. - Ты же из отряда Грозы, неужели не видел?..
"Видел и даже стрелял, - думал Дмитро. - убийца!.. Но ведь там - лицом к лицу, а тут - двух женщин… Погоди–ка, я лгу самому себе - не лицом к лицу. Стояли безоружные у стенки, и пот стекал по лицу… Значит, убийца, и разницы между мною и этими нет…"
- Поехали, - сказал он. От прикосновения Сливинского сделалось гадко. Представил себе: вместо тех поставить к стенке этого или Хмелевца. Резанул бы не колеблясь. Но шел за ними и послушно сел в машину. Кто сказал, что обстоятельства бывают сильнее человека?
Особняк, где жил профессор Янышевский, стоял напротив парка, на улице, которая круто шла вверх. Профессор - старый холостяк - жил вместе с дальней родственницей, пожилой женщиной, командовавшей им, как хочет. Так она хвалилась Лизогубу, случайно помогавшему ей сесть в трамвай и даже подержавшему авоську с продуктами.
У профессора было европейское имя, и Сливинский предупредил, чтобы держались вежливо, не вмешивались в разговор и делали только то, что он прикажет.
Звонить пришлось недолго: родственница профессора, должно быть, страдала бессонницей и сразу подошла к дверям. Внимательно посмотрела в глазок, потом чуть приоткрыла дверь и, не снимая цепочки, принялась расспрашивать, кто и зачем… Узнав, в чем дело, бесцеремонно закрыла дверь под носом у "представителей власти" и пошла будить профессора.
Сливинский начал нервничать - проклятая ведьма могла испортить им всю обедню: вдруг профессору взбредет в голову позвонить в управление госбезопасности? Решил подождать пять минут и ехать, но не прошло и трех, как им открыл сам профессор.
Пан Модест прикинул: за три минуты Янышевский, поднятый с постели, не успел никуда позвонить, тем более что вряд ли у него был номер телефона милиции или управления госбезопасности - телефонный справочник в городе не был издан.
Проследовали за профессором в его кабинет. Большая комната с письменным столом, двумя креслами и книжными шкафами. Янышевский пригласил садиться, но сам не сел. Обошел стол, как бы отгораживаясь им от непрошеных гостей, стоял высокий, прямой и смотрел сурово и независимо.
- Извините, Борис Вадимович, - Сливинский положил на стол ордер на обыск, - мы к вам с неприятной миссией. Дело в том, что у вас, по нашим сведениям, хранится чемодан арестованного органами безопасности Северина Воробкевича. У нас нет оснований обвинять вас в чем–нибудь, ибо знаем: вам неизвестно, что в чемодане…
- Олена! - позвал профессор и, когда старуха заглянула в кабинет, приказал: - У меня в библиотеке за стеллажами стоит высокий желтый чемодан. Принеси его сюда!
- Лейтенант Тыщук! Помогите! - чуть не поперхнулся пан Модест. Обрадовался так, что отяжелело тело - в изнеможении опустился в кресло.
- Что натворил этот Воробкевич? - спросил профессор, глядя куда–то в сторону, словно, кроме него, в кабинете никого не было.
- Следствие еще продолжается, - осторожно объяснил Сливинский, - и я не имею права…
- Жаль его, - сухо констатировал Янышевский. - Это - сын моего бывшего коллеги, и мне жаль его…
- В наше время, - лицемерно вздохнул пан Модест, - мы часто обманываемся в людях, которым верим. Нас окружают враги, враги народа, - уточнил он, - и мы не потерпим…
- Вот чемодан, - перебил его профессор. - У вас все?
Сливинский чуть не оплошал - рванулся к чемодану, который Хмелевец поставил у порога, но в последний момент сдержался.
- Извините, что побеспокоили вас, товарищ профессор, - ответил Сливинский, не сумев скрыть радостной улыбки. - Не смеем больше отнимать у вас время…
Янышевский обошел стол, остановился у двери.
- Не надо извиняться, - нагнул он голову, - вы исполняли свои обязанности. Мое почтение!
- Приятно иметь дело с интеллигентными людьми.! - воскликнул Сливинский, когда они вышли на улицу.
- Большевистский выкормыш, черт бы его побрал!.. - плюнул Хмелевец. - Я бы его…
- Не надо эмоций, Семен, - почти пропел Сливинский. - Все хорошо, что хорошо кончается!
Чемодан положили на заднее сиденье, пан Модест сел рядом с Дмитром. Прежде чем завести мотор, тот повернулся к Сливинскому:
- Скажите, зачем вы убили этих двух женщин? - Казалось, он сказал громко, а вышло шепотом.
Пан Модест потер подбородок, несколько секунд подумал и доверительно сказал:
- Неужели ты думаешь, что мы просто убийцы? Большевики обвиняют нас в этом, однако такое же право обвинять есть и у нас. Мне не хотелось стрелять, и я, скажу откровенно, сделал это через силу. У этой девушки было все впереди, красивая девушка… - вздохнул он вполне естественно. - Но Валявская узнала меня, она сообщила бы энкавэдэшникам. Я не уверен, что у них нет моего фото… Понимаешь теперь, что из этого могло выйти?!
Дмитро кивнул. Понял: Сливинский спасал собственную шкуру… Конечно, логика в его рассуждениях есть… Возможно, логика людоеда, но тебе ли судить его - у самого руки в крови…
"Олимпия" быстро катилась по крутой улице, приходилось притормаживать. Дмитро подумал: почему он должен жалеть этих, если отец - его отец, который никогда не кривил душой и всем говорил правду в глаза, - бедствует где–то в Сибири? Даже письма не доходят…
Впереди выросла черная фигура. Уже светало, и Дмитро даже издали увидел шинель милиционера. Машинально нажал на тормоза, Сливинский охнул, а Хмелевец, схватившись за спинку переднего сиденья, прошипел:
- Гони, черт бы тебя побрал!..
Дмитра уже не надо было подгонять. Растерянности как не бывало. Газанул так, что застучало в моторе - хорошо, машина шла под уклон, - рванул на середину улицы, проскочив, может быть, в нескольких сантиметрах от милиционера. Тот резко засвистел - Дмитру показалось: на весь город, - но "олимпия" уже поворачивала за угол.
- У него мотоцикл, - успел заметить Хмелевец.
- А у нас запас скорости! - хвастливо ответил Дмитро. - Мы сейчас юркнем в этот переулок… Смотрите назад, не видно ли его?..
Они пролетели переулок; Дмитро, не сбавляя скорости, срезал поворот так, что заскрипела резина и задок машины занесло.
- Проскочил прямо… - сообщил Хмелевец дрожащим голосом. - А может, нам ничто не угрожало и это была обычная проверка?..
- Так прошу вас выйти из машины и узнать! - зло оглянулся назад Сливинский. Ему было страшно, он держался за щиток и настороженно всматривался в полутемную улицу.
Дмитро гнал вовсю, сворачивая в кривые и узкие улочки. Через несколько минут убедились, что скрылись.
- Сейчас в городе поднимут тревогу, - сказал Заставный, - а нам, чтобы попасть домой, надо еще выехать на Городецкую…
- Ни в коем случае! - ужаснулся пан Модест.
- Что же делать?
- Вот что, - предложил Хмелевец, - машину бросаем, а сами - пешком.
- Чтобы первый же милиционер, увидев на рассвете трех человек с чемоданом, задержал нас? - иронически спросил Дмитро. - Кроме того, они вызовут собаку и пойдут по нашим следам.
- Правильно, - одобрил Сливинский. - Давай к вокзалу.
Теперь ужаснулся Хмелевец.
- Там же милиции и энкавэдэшников - как блох на шелудивом псе…
- Но там есть машины и извозчики. И никто не заподозрит человека с чемоданом.
- Вы правы, - подтвердил Заставный. - Поставим "олимпию" в квартале от вокзала, поймаем какой–нибудь транспорт и…
- У тебя светлая голова, юноша, - похвалил Сливинский. Не потому, что действительно хотел похвалить. Недавняя стычка с Дмитром, хотя и кончилась благополучно, оставила неприятный осадок, и он бессознательно льстил пареньку.
Остановились неподалеку от вокзала. Хмелевец схватился за чемодан, и это не понравилось Сливинскому. Но промолчал, вывернул шубу подкладкой наружу, аккуратно сложил внутрь барахло, украденное из шкафа Валявской, упаковал.