В окопе, который должны были занимать десантники, таковых не оказалось. В бинокль он увидел, как по грейдерной дороге к городу двигался танк, за ним - пять грузовых машин и еще один танк. Почему же бездействует наша артиллерия? Доложи он об этом полковнику Орленкову, и тот крепко бы всыпал и комдиву, и его начштаба, и Барущаку…
Баженов подъехал к окопу партизан, находившемуся дальше от города. Партизаны сидели за бруствером, покуривали и явно скучали. Льоха сказал, что видел, как часа два назад десантники снялись и ушли в сторону леса. Он послал узнать, в чем дело. Они ответили, что за ними прислали. Отзывают.
Баженов злился. Снялись! Ушли. Окоп бросили. Хорошо еще, что гитлеровцы не заняли этот окоп. Он попросил Льоху сейчас же послать туда полсотни партизан со станковыми пулеметами. Не позже чем к вечеру их сменят солдаты. Это было сделано своевременно; через час туда явились гитлеровцы, были встречены огнем и отошли.
Баженов был на полпути от Герасимовки, когда увидел над лесом пять "юнкерсов". И он видел, как "юнкерсы" пикировали на одно и то же место, - как будто на ту самую "штуковину" у развилки дорог. Сам собой встал настойчивый вопрос - зачем? Зачем гитлеровцам посылать несколько "юнкерсов" для уничтожения незначительного склада?! Видать, надо было уничтожить что-то, что не должно было попасть в руки советских войск… Но ведь там ничего такого нет! Может, он плохо искал?
Пятый пикировщик уже был над Герасимовкой. Баженов с беспокойством наблюдал за ним. Ведь все "штуковины" изъяты! А вдруг - не все?!
Баженову оставалось проехать метров пятьсот, когда "юнкере" спикировал на село. Баженов оставил машину, встал и поднес бинокль к глазам. Бомба взорвалась в доме, где разместился узел связи.
Баженов плохо помнил дальнейшее. Он разгребал горящие, дымящиеся бревна. Рядом работали Богун и лейтенант связи. В доме, доложил лейтенант плохо повинующимся голосом, дежурили: сержант Луганская, техник Сапроев и связистка Юрмашева. К дому сбегался народ…
Потом Богун взял его под руку и повел в сад. Под деревом лежала голова Марины Луганской, забранная снизу во что-то белое. Лицо было чистое и спокойное, глаза закрыты.
- Это все? - зачем-то спросил Баженов, опускаясь на землю рядом.
- Все… - зачем-то ответил Богун и пошел отгонять любопытных.
Зачем?..
Сысоев вошел в комнату, где ничком на постели, лицом вниз, лежал Баженов, и сказал:
- Вставайте, соня! Кормите обедом. А нет обеда - я накормлю. У меня кое-что есть. - Он подошел к столу, вынул из вещмешка банку консервов, буханку хлеба, колбасу, фляжку. Оглядел комнату и подошел к окну; там лежало что-то, прикрытое полотенцем. Он снял полотенце:
- Да ты что… ты что?
Баженов не шевельнулся. Сысоев подбежал к нему, схватил за плечи, стал яростно трясти. Баженов вяло поднялся и сел. Сысоев заглянул в его невменяемые глаза, выпрямился, отчеканивая слова:
- Товарищ старший лейтенант, доложите о выполнении моих приказаний!
Баженов чуть вздрогнул, поднялся.
- Доложить исполнение!
- Противник… - выдавил из себя Баженов, кинулся
к Сысоеву, уткнулся ему в грудь и затрясся в немом рыдании. Так плачут люди, не плакавшие с самого детства.
Богун приоткрыл дверь, просунул голову.
- Нельзя? - крикнул Сысоев.
Баженов отошел, сел у стола, пятерней закрыл лицо.
Сысоев отвернул пробку у фляжки:
- Выпей.
Баженов глотнул.
- Надо больше!
Баженов мотнул головой:
- Не надо… Кто приходил?
- Богун.
Баженов позвал солдата.
- Так што вырыли. И место просто замечательное. На горобку, пид старым дубом.
Баженов запеленал вышитым полотенцем голову Марины и понес. Втроем они пришли под старый дуб.
Когда зарыли могилу, Богун сбегал за кусты и принес бутылку, кружку и кусок черного хлеба с салом и луком.
- Так шо по обычаю народному. Надо помянуть. Дуже гарна була дивчина. Так то ж война. Налью вам не якого там чертова шнапсу або коньяку, а украинской горилки. Пыйте, Юрий Николаевич, пыйте, та не дуже журитесь: не сльозми ликувати треба, а дилом. Мы ще дадим проклятущим жару!
Перед глазами Баженова возник красный цветок сумасшедшей старухи. "То огонь, огонь!.. Бери огонь и неси, до Берлина неси"…
Богун прибил к дубу дощечку с надписью, поправил звездочку на ней.
- Спасибо тебе за все, Иван Онуфриевич.
- Нема за що! А убыоть мене, уж вы отпишите моей Оксане и диточкам. Не забудьте! Чтоб не ждали. Не надеялись. Чтоб люди не кололи душу "без вести пропавшим".
В дежурке их ожидала "штуковина". Ее добыл все тот же Кураков. И снова из-под крыльца. Когда кур доставал для обеда.
- Наверное, работают на разных волнах, если этих радиомаяков несколько в одном населенном пункте, - вслух подумал Сысоев.
Баженов потребовал от командира взвода охраны объяснений. Почему плохо проверили? Он, Баженов, снимает лейтенанта с командования взводом и откомандировывает в штаб. Взвод передать старшине Богуну.
Потом он почувствовал, что силы иссякают.
- Пойду пройдусь.
Прибывшего полковника Орленкова встретил Сысоев. Он доложил ему обстановку, рассказал о прямом попадании бомбы в узел связи, о потерях, об отстранении лейтенанта, командовавшего взводом охраны, и временном назначении Богуна. Отсутствие Баженова он объяснил тем, что дал ему небольшое задание.
- Какое еще задание? Нельзя драть с одного вола семь ШКУР. - сердито заметил полковник. - Сейчас Баженов в моем подчинении, и потрудитесь все ваши задания передавать через меня.
Сысоев охотно согласился. Баженов возвратился через час. Был он молчалив, внешне спокоен.
К вечеру в Герасимовке сосредоточился полк Коленко. Прибыл Бутейко. Приехал начштаба Коломнец. Обсуждали план боевых действий.
Положение усложнялось тем, что самоходкам с противотанковыми орудиями на крюках нельзя двигаться вместе с полком в обход, по тылам противника: хоть и ночь, но шум моторов демаскирует. Надо, чтобы самоходки вышли к совхозу с севера точно в то же самое время, когда полк выйдет к этому же совхозу с запада, и тогда одновременно начать наступление.
Полковник Коленко, рослый добродушный украинец, нервничал. Он не хотел идти без противотанковых орудий.
А если навалятся танки? Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Условились, что он возьмет батарею 45-миллиметровых орудий на конной тяге и минометы на подводах.
- Будет трудно, очень трудно, - сказал комдив. - Я сам пойду с вами.
Начштаба назвал кандидатуру подполковника Овсюгова в качестве представителя штаба армии.
- Пусть Овсюгов, я старше по званию, - сказал Колен-ко, - но я предпочел бы старшего лейтенанта Баженова: знаю его по делам. Дайте Баженова, майор!
- Не возражаешь? - опросил начштаба у Орленкова.
- Пусть идет, - вмешался Сысоев. - Это целесообразно и с точки зрения интересов нашего отделения.
Баженов отнесся к назначению равнодушно. Незадолго до выхода он спросил у начальника штаба полка о количестве приданной противотанковой артиллерии и узнал: полк самоходок с противотанковыми орудиями на крюках и четыре ПТ орудия на конной тяге.
Взаимодействие бронегруппы с пехотой очень интересовало Сысоева, и он долго "преподавал прописные истины", как мысленно определил Баженов.
Баженов томился. Он вышел на крыльцо. Было тихо, тепло, звезды, еще недавно так ярко сверкавшие, еле лучились.
- Я смазал ваш карабин, - послышался рядом голос Богуна, - и вот вам до него двести патронов.
- Где достал?
- У партизан разжился. Чипляйте до пояса эти два патронташа.
- Тут я половины не будет.
- Остальные я понесу с собой.
- А взвод?
- Уже явился старший лейтенант, и мы отрапортовали полковнику о передаче.
- Оставайся!
- Нет, я уж лучше пойду. И вам веселее будет!
Глава шестая. КАК ПЕТЮ РОСТОВА…
К ночи вызвездило и потеплело. Иней исчез, но мороз не отпустил землю. Она потемнела и обмякла только сверху. Южный ветерок родил туман над полем и утих. Густой внизу и редкий у головы, туман позволял видеть звезды и ориентироваться по ним.
Богун не раз выходил во двор, раздувая ноздри, шумно вдыхал туман, пытливо вглядывался в небо. И Стожары, и Воз, и Полярная хорошо проглядывались, несли свою службу небесных маяков.
Каждый раз он объявлял ожидавшим у дома:
- Саме враз! Красота!
В накуренной, чрезмерно людной комнате у края стола устало сидел Баженов и молчал.
Над картой, чуть не сталкиваясь лбами, маячили головы штабных и строевых командиров. Пять цветных и три черных карандаша колдовали над красными стрелами - направлениями ударов, над черными ромбами - движениями танков и самоходок, над черточками, обрубленными по краям короткими линиями, - здесь по радиосигналу возникнут сокрушительные смерчи артиллерийского огня, условно названные "Тигр", "Лев", "Волк"-.
Колдовали они над овалами - "сосредоточениями" и другими условными фигурами, за которыми стояли судьбы не топысо сотен воинов, но и тысяч мирных людей.
Город должны были атаковать с уже занятых кварталов, а главный удар намечался с запада, с поля, по району вокзала. Удар наносился и с юга, для чего усиленный полк Колен-ко перебрасывался скрытым рейдом через тылы врага.
Баженов уже хорошо знал все это, так как принимал участие в разработке операции. Он и слушал и не слушал. Его не спрашивали, и он молчал. Ему не хотелось спорить о том, как лучше взаимодействовать с усиленной группой Ольховского на сахарном заводе во время прорыва сильно укрепленной линии обороны в районе шоссе, отделяющего сахарный завод от третьего кирпичного завода. Как действовать, в частности, артиллерии, чтобы не бить по своим, атакующим с другой стороны? Баженов молчал отнюдь не из равнодушия к судьбе Ольховского. Азартный до самозабвения Ольховский был ему очень по душе. Причина пассивности была в ином. Ему все стало безразлично. Если б сказали ему, что сейчас произойдет прямое попадание в этот дом, он бы не шелохнулся.
Сказалось все сразу: и гибель Марины, и чрезмерное физическое переутомление, и перенапряжение нервов…
Комдив Бутейко, понимая всю сложность рейда через тылы противника, снова заговорил об успехе, о том, что он сам пойдет с Коленко. Конечно, эта весть сейчас же разнеслась и ободрила солдат.
Начальство отбыло. Бутейко велел участникам рейда поспать часок, прилег на постель и предложил Баженову лечь рядом.
Баженов остался на стуле, все в той же неудобной позе.
Впереди полка двигались разведчики, затем рота боевого охранения. Во главе первого батальона шли Коленко и начальник штаба полка майор Клетин, молодой и горячий
Вместе с ними шел Баженов, а при нем два радиста с "зла связи ВПУ, Богун и рослый сибиряк автоматчик, молчаливый Рябых.
Баженов отказывался брать его - "зачем, да и мишень велика", - но полковник Орленков на это ответил:
- Во-первых, Рябых бьет из автомата, как снайпер, во-вторых, кто тебя, в случае чего, выносить будет?
- Ну и шлепнут меня, и не вынесут, - эка важность.
- Товарищ старший лейтенант! Вам, с непривычки, ратный труд слишком в тягость. Но, при всех ваших личных переживаниях, главной вашей заботой должно оставаться отличное выполнение приказа. Тики так! - произнес полковник заключительное "только так", пытаясь юмором сдобрить свою нотацию.
Юрий Баженов видел данные авиаразведки и знал, что днем на огромном поле не было отмечено ни одной гитлеровской части. А ночью? А как в селе Большие Хуторки? Им предстояло пройти около двадцати километров по дуге, уклонявшейся к западу. На самой излучине дуги, уже за грейдерной дорогой, находилось село Большие Хуторки, которое они должны были обойти западнее, чтоб не повстречаться ненароком с противником
Часть двигалась быстро, "без разговорчиков" и курения, почти бесшумно. Только колеса подвод и орудий, обвязанные тряпками, нет-нет, да и громыхнут на мерзлом фунте.
…Вдали, справа, показались тусклые в тумане огни паровоза. Чуть поодаль, по грейдерной, двигалось шесть машин с зажженными фарами, а за ними, судя по шуму, - танк.
Не успеть перейти! Полк растянулся вдоль дороги и притаился. Приказ по цепи: не трогать. Бронепоезд и машины прошли метрах в ста, не заметив солдат. Когда они исчезли в тумане, все двинулись за командиром полка через грейдер. Потом через рельсы. И хотя командиры ври называли двигаться тише, солдаты почти бежали. Нахлестывали коней. Громыхали колеса…
Разведка донесла: в селе Большие Хуторки гитлеровцев нет. Седенький дедок подтвердил это. Он вызвался проводить до совхоза.
Остановились на короткий отдых за селом. Баженов лег на спину, заложил руки под голову и смотрел на мутные звездочки.
По степи бегал огонек. То он мчался на запад, то на восток. Солдаты высказывали всякие догадки, а кто-то даже вспомнил о бегающих огнях Ивановой ночи. Огонек промчался в село Малые Хуторки и повернул обратно, в Большие Хуторки.
Разведчики доложили: мотоциклист.
- Черт, нашел время кататься, нас задерживает, - сердито сказал Коленко.
Майор Клетин приказал разведчикам захватить мотоциклиста живьем. Вмешался Баженов:
- Мотоциклиста не трогайте. Обнаружим себя, нарушим элемент внезапности.
- Не беспокойтесь, - сказал Коленко. - Обойдутся без стрельбы, - проволокой.
Баженов хорошо помнил ночной прожектор в опороном пункте на развилке дорог. Потух прожектор - и сразу же к опорному пункту двинулись танки. Он рассказал об этом. Может, не зря колесит этот мотоциклист по ночной степи с зажженной фарой. Сидит наблюдатель где-нибудь на водонапорной башне в городе, следит. Потухнет огонь или остановится на месте, или двинется не по "маршруту" - повод поднять тревогу. Целесообразнее не трогать. Пусть себе катается, светит и усыпляет бдительность начальства.
- Верно, пусть работает на нас, - согласился Коленко.
Туман сгустился, и звезд не стало видно. Проводник уверенно шел впереди и успокаивал: "Завяжить мени очи, и то проведу!"
И привел. Он остановил Коленко за руку:
- За пил-километра - и хаг немного?
Спасибо, дед, теперь уходи.
- А я подивлюсь!
Оставалось еще сорок минут до назначенной встречи с самоходками.
Бойцы легли на землю. Некоторые даже прикладывали ухо к земле, слушали, не идут ли самоходки. Лошадей разнуздали и задали им сена. Кони мирно пофыркивали. Издалека доносился шум моторов. Это могли быть и танки, которые должны были выйти с десантом к станции.
Прошло и двадцать минут, и тридцать, и сорок. А самоходки все не появлялись.
С севера донесся шум боя: либо действовали танки, либо стреляли по подходившим самоходкам, либо самоходки сами ввязались в бой.
Время шло. Близился рассвет. Надо было принимать новое решение. Коленко отозвал в сторону Баженова, своего начштаба Клетина, его ПНШ-1 и капитана Самохина, ПНШ-2 по разведке.
- Ну, хлопцы, что будем делать? Майор Клетин уверял, что без самоходок и прицепленных к ним противотанковых пушек выполнить поставленную задачу будет очень, очень трудно. Лучше не рисковать, а подождать самоходок.
Капитан Самохин поднял палец:
- Слушайте, слушайте! Самоходки уже ввязались в бой. Предлагаю двигаться в район боя и во взаимодействии с самоходками выполнить поставленную задачу.
- Зная противника, - сказал ПНШ-2, - я считаю, что ему нельзя давать светлого времени для уяснения обстановки. Только внезапность! Только сейчас наступать! Иначе мы утратим какое бы то ни было превосходство на своем участке. Я думаю, что бой у станции уже насторожил противника во всем городе.
Теперь все четверо смотрели на представителя ВПУ.
- Судя по разведданным, - начал Баженов, - совхоз является ротным пунктом обороны, кирпичные заводы - тоже ротный пункт обороны. На первом есть живая сила, есть артиллерия и минометы. Самое серьезное - не совхоз и отнюдь не кирпичные заводы, а полоса обороны на шос-се. Если не успеем прорваться с хода, противник усилит живую силу и технику, рассчитанную только на оборону против Ольховского. Тогда придется вызывать "Тигра" и "Льва" - взламывать оборону. Во всем городе не больше ста танков. Конечно, противник будет маневрировать, но ведь для того чтобы сковать его, уничтожить по частям, армия наступает с северо-запада, с запада, с юго-запада и с юго-востока, с сахарозавода. К тому же наносится отвлекающий удар в направлении железнодорожного моста. Я согласен с ПНШ-два. Четыре "сорокапятки" против танков - это конечно, мало, но элемент внезапности.
- Снами только, две противотанковых, - поправил майор Самохин.
- Как две? - он посмотрел на полковника.
- Как две?! - повторил его вопрос Коленко.
- Да, две, - подтвердил майор Клетин. - Другие две подполковник Овсюгов приказал оставить в Герасимовке для прикрытия ВПУ. У вас и так, говорит, полк самоходок с противотанковыми пушками на крюках и батарея минометов. Пришлось оставить.
Не стесняясь в выражениях, Коленко выругал Клетина и объявил:
- Я решил - только вперед Наступать, не ожидая самоходок. Батальону Захирова придадим одну "сорока-пятку", батарею минометов, - пусть наступает на совхоз с севера. Батальон Самохина… Словом, зови командиров, отдам приказ.
Дав время третьему батальону Захирова сосредоточиться для атаки, Коленко двинул второй батальон на совхоз с юга, а первый направил прямо на кирпичные заводы.
Совсем развиднелось. Туман почти рассеялся. С совхоза донесся крик - ура*, пальба пулеметов, автоматов, винтовок…
Гитлеровцы убегали из совхоза по огороду, к деревьям, за которыми возвышались трубы кирпичных заводов.
Лошади в повозках тяжело галопировали. Второму батальону не потребовалось захватывать совхоз с юга: его солдатам оставалось стрелять в бегущих.
Падали убитые и раненые фашисты. Не так уж много для такого огня, - решил Баженов. Он шел позади и не стрелял, только наблюдал.
Немецкие пароконные повозки стояли запряженными по всему огороду. Значит, гитлеровцев напугала стрельба у вокзала, успели запрячь, - мысленно отметил Баженов. Он понимал, что крик "ура* нарушает элемент внезапности, что надо атаковать объект, а не просто бежать вперед, но порыв был всеобщим. Он тоже закричал "ура", побежал… И когда они миновали брошенные в совхозе на огневой позиции гитлеровские минометы, так и не сделавшие ни одного выстрела, и через огород выбежали к кирпичным заводам, их встретили снаряды, пулеметная и винтовочная стрельба.
Обстановка быстро менялась. Солдат третьего батальона уже не было видно, они продвигались вдоль южной окраины кирпичных заводов; слева от них было пустое поле. Они помогли второму батальону, наступавшему на заводы, через рощу, "в лоб", захватить два завода. Шел бой за третий.