- Взвесив все обстоятельства - то, что у меня на борту пассажиры, королевский посыльный, крупная сумма денег, а впереди североафриканское побережье, если я приведусь к ветру, - я решил атаковать каждое из судов по отдельности, пока ветер дул с моей стороны и прежде чем два судна успели соединиться. Третье находилось в трех-четырех милях от них и неслось на всех парусах. Восемь парней из команды куттера были отличными моряками, кроме того, капитан Докрей отправил сопровождать своих дам боцмана - славного, крепкого парня по имени Уильям Браун. Вскоре мы приготовились к бою и зарядили пушки картечью. Должен сказать, что дамы вели себя весьма отважно, чего я от них не ожидал. Я объяснил им, что нужно спуститься вниз, в трюм. Но миссис Докрей не желала допустить, чтобы ею командовал "какой-то сосунок", даже без эполета на плече. Неужели я думаю, что жена капитана первого ранга, служившего девять лет в этом чине, допустит, чтобы ее нарядное муслиновое платье испачкалось в льялах моей посудины? Придется попросить мою тетушку, чтобы Эллис, первый лорд Адмиралтейства, привлек меня к суду за трусость, робость, незнание своего дела. Она понимает, что такое дисциплина и субординация, не хуже любой другой женщины, и даже лучше. "Давай же, моя дорогая, - подумал я, - ты будешь черпать меркой порох и набивать картузы, а я буду носить их в фартуке".
- К этому времени позиция стала такой. - Диллон начертил другой план. - Ближайший капер находился на расстоянии двух кабельтовых и с подветренной стороны второго судна. Оба они уже в течение десяти минут обстреливали нас из носовых пушек.
- А велик ли кабельтов? - спросил Стивен Мэтьюрин.
- Около двухсот ярдов, сэр, - отвечал лейтенант. - Поэтому я отпустил руль - судно великолепно выполняло маневры, - затем повернул его с целью таранить француза на мидель-шпангоуте. С попутным ветром "Дарт" покрыл расстояние за минуту с небольшим, что было весьма кстати, поскольку неприятель вел ожесточенный огонь по нам. Сам я управлял судном до тех пор, пока мы не оказались на расстоянии пистолетного выстрела, после чего кинулся на нос, чтобы возглавить абордажную команду, оставив управление юнге. К сожалению, он не понял меня и позволил каперу уйти слишком далеко, поэтому мы ударили француза позади бизань-мачты. Наш бушприт снес его бизань-ванты с левого борта, значительную часть планширя и кормовой надстройки. Поэтому, вместо того чтобы взять капер на абордаж, мы прошли у него под кормой. От удара его бизань-мачта упала в воду, а мы кинулись к пушкам и дали по нему бортовой залп. Нас было достаточно для того, чтобы обслуживать четыре пушки. Мы с королевским посыльным стреляли из одной, а Браун, сделав выстрел, помогал нам выкатить пушку вперед. Я привел наш куттер к ветру, чтобы пройти с подветренного борта и пересечь французу курс, мешая ему маневрировать. Но из-за большой парусности капера "Дарт" потерял на минуту ход, и между нами началась ожесточенная перестрелка. Однако нам удалось поймать ветер, мы повернули в сторону носа французского судна так быстро, как сумели, поскольку со шкотом могли работать всего двое, и мы своим гиком сломали французу фока-рей, тот упал, так что фок, падая, закрыл носовое погонное орудие и поворотные пушки. Когда мы направились к каперу, пушки нашего правого борта были изготовлены, мы дали залп с такого близкого расстояния, что пыжами подожгло их фок, а обломки бизань-мачты разлетелись по всей палубе. Французы запросили пощады и сдались.
- Вы молодцы! - воскликнул Джек.
- К этому времени, - продолжал Диллон, - успел приблизиться второй капер. Каким-то чудом наш бушприт и гафель уцелели, поэтому я сказал капитану капера, что непременно потоплю его, если он вздумает поднять паруса и направиться к своему напарнику. Ни людей, ни времени, чтобы захватить капер, у меня не было.
- Ясное дело.
- Мы сближались на встречных курсах, и французы стреляли по нам из всех видов оружия. Когда мы оказались ярдах в пятидесяти от них, я повернул на четыре румба, чтобы дать залп из орудий правого борта, затем привелся к ветру и дал еще один залп ярдов с двадцати. Урон он нанес ощутимый, сэр. Я даже не ожидал, что четырехфунтовые пушки могут натворить столько бед. Мы выстрелили во время крена, чуть замешкавшись с залпом, и все четыре ядра угодили в борт капера у самой ватерлинии. В следующее мгновение французы побросали пушки и принялись бегать по судну и вопить. К несчастью, Браун споткнулся в момент отдачи нашей пушки, и ему сильно покалечило ногу. Я велел ему спуститься вниз, но он отказался и заявил, что будет стрелять из мушкета. Затем он закричал "ура" и сообщил, что француз тонет. Так оно и оказалось: сначала стало заливать его палубу, затем они пошли ко дну под всеми парусами.
- Ничего себе! - воскликнул Джек Обри.
- Я стал дожидаться третьего капера. Весь мой экипаж был занят соединением и сплесниванием тросов и концов, так как наша оснастка была порвана в клочья. Мачта и гафель были значительно повреждены: шестифунтовое ядро насквозь прошило мачту, на которой и без того было много глубоких выбоин. Поэтому я побоялся увеличить нагрузку парусов на рангоут. Опасаясь, что первое судно скроется от нас, я вернулся к первому каперу. К счастью, его экипаж все это время был занят борьбой с пожаром. Мы приняли на борт шестерых французов, поставив их на помпы; выбросили за борт их убитых, остальных загнали в трюм и, взяв капер на буксир, взяли курс на Мальту, куда прибыли два дня спустя. Это меня крайне удивило, поскольку паруса состояли из дыр, стянутых нитками, да и корпус судна был не в лучшем состоянии.
- Вы подобрали людей с затонувшего судна? - спросил Стивен.
- Нет, сэр, - ответил Джеймс Диллон.
- Зачем спасать корсаров? - удивился Джек Обри. - Тем более, когда на борту лишь тринадцать матросов и юнга, это еще и небезопасно. А каковы были ваши потери?
- Разве что нога Брауна да несколько царапин. Больше ни раненых, ни убитых не было. Удивительное дело: ведь мы и сами едва не пошли ко дну.
- А у них?
- Тринадцать убито, сэр. Двадцать девять взято в плен.
- Сколько человек было на капере, который вы потопили?
- Пятьдесят шесть, сэр.
- А на том, который скрылся?
- Сорок восемь человек, сэр. Во всяком случае, так нам сказали. Но вряд ли их стоит считать. Прежде чем француз сбежал, он успел сделать всего лишь несколько выстрелов по нам.
- Что же, сэр, - произнес Джек Обри. - От всей души поздравляю вас. Это была славная работа.
- Я того же мнения, - отозвался Стивен. - Присоединяюсь к мистеру Обри. Позвольте выпить с вами, мистер Диллон, - произнес он, поклонившись и подняв свой бокал.
- Послушайте, - воскликнул Джек Обри. - Давайте выпьем за новый успех ирландского оружия и посрамление Папы.
- Готов хоть десять раз поддержать первую часть тоста, - со смехом отозвался Стивен. - Но за вторую не выпью и капли, хотя я и вольтерьянец. Бонапартишка и так скрутил Папу по рукам и ногам, а лежачих не бьют. Кроме того, Папа Римский очень ученый бенедиктинец…
- Тогда за посрамление Бонапартишки!
- За посрамление Бонапартишки! - дружно подхватили все и осушили бокалы до дна.
- Надеюсь, вы меня простите, сэр, - сказал Диллон. - Через полчаса мне заступать на вахту, и прежде я должен еще проверить боевое расписание. Благодарю вас за превосходный обед.
- Клянусь Господом, это был славный бой, - произнес Джек Обри после того, как лейтенант закрыл дверь. - Сто сорок шесть человек против четырнадцати, вернее, пятнадцати, если учесть миссис Докрей. Совершенно в духе Нельсона - бить не числом, а отвагой!
- Вы знакомы с Нельсоном, сэр?
- Я имел честь служить под его началом во время сражения на Ниле, - ответил капитан. - И дважды обедать в его обществе. - На его лице при этих словах появилась загадочная улыбка.
- Не можете ли вы рассказать, что он за человек?
- О, он с каждым умеет найти общий язык. Нельсон далеко не богатырь, он так худ, что я - при всем уважении к этому герою - смог бы поднять его одной рукой. Но это поистине великий человек. В философии или физике есть такое понятие - электрическая частица, правда ведь? Это про него! При каждой встрече он разговаривал со мной. В первый раз он попросил меня передать ему соль. Я постараюсь повторять его слова как можно точнее. Во второй раз я пытался объяснить нашему соседу, армейцу, военно-морскую тактику - как использовать барометр, как маневром разрушать строй противника и так далее. Воспользовавшись паузой, Нельсон наклонился ко мне и с улыбкой сказал: "Забудьте вы эти маневры, всегда атакуйте и бейте неприятеля". Этот его совет я никогда не забуду. Во время того же обеда он рассказал, что однажды холодной ночью кто-то предложил ему пелерину и он отказался, заявив, что ему вполне тепло, что его согревают любовь к королю и родине. Когда я повторяю его слова, это звучит напыщенно, не так ли? Скажи так кто другой, вы бы воскликнули: "Что за высокопарная чушь!" - и отмахнулись, но когда это говорит Нельсон, то вы чувствуете, как вам самому становится тепло… В чем дело, черт возьми, мистер Ричардс? Закрывайте дверь с этой или той стороны, будьте так любезны. Не стойте в дверях как истукан.
- Сэр, - отвечал бедный писарь. - Вы приказали принести остальные бумаги перед чаем, а вы как раз собираетесь пить чай.
- Верно-верно, я действительно так говорил, - согласился Джек Обри. - Черт меня побери, какая куча бумаг. Оставьте их здесь, мистер Ричардс. Я их просмотрю до прихода в Кальяри.
- Сверху те бумаги, которые оставил капитан Аллен, их надо только подписать, сэр, - произнес писарь, пятясь.
Взглянув на груду бумаг, Джек Обри помолчал, затем воскликнул:
- Вы только посмотрите! Не было печали. Вот вам и королевская служба, флот Его Величества во всей его красе. Вас охватывает прилив патриотических чувств, вы готовы ворваться в самую гущу боя, а вас заставляют подписывать такую гадость. - Обри протянул доктору заполненный аккуратным почерком лист.
"Шлюп Его Величества "Софи"
Открытое море
Милорд,
Прошу назначить трибунал для разбирательства преступления Айзека Уилсона (матроса), принадлежащего к экипажу шлюпа, которым я имею честь командовать, за совершение противоестественного акта скотоложества с козой в хлеву 16 марта.
Имею честь оставаться, милорд,
покорнейшим слугой вашей светлости.
Его превосходительству лорду Кейту,
кавалеру Ордена Бани и т. д. и т. п.
Адмиралу синего вымпела".
- Странно, что закон всегда подчеркивает противоестественность скотоложества, - заметил Стивен. - Хотя я знаю по меньшей мере двух судей-мужеложцев, не говоря, естественно, об адвокатах… Что же с ним будет?
- Его повесят. Вздернут на ноке рея в присутствии экипажей шлюпок от всех судов эскадры.
- Мне кажется, это чересчур жестоко.
- Разумеется. Что за тоска смертная - дюжины свидетелей, которых будут ждать на флагманском корабле, потерянные дни… "Софи" станет посмешищем. К чему докладывать о таких вещах? Козу следует зарезать - это будет только справедливо - и подать на стол той вахте, которая донесла на беднягу.
- А нельзя ли тихо высадить козу с любовником на какой-нибудь островок - или, если вас заботит вопрос морали, рассадить их по разным островкам - и незаметно уплыть прочь?
- Ну что ж, - отозвался Джек Обри, гнев которого поутих. - В вашем предложении есть смысл. Чашку чая? С молоком?
- С козьим, сэр?
- Думаю, что да.
- Тогда, если позволите, без молока. Насколько я помню, вы сказали, что ваш канонир болеет. Нельзя ли повидать его и выяснить, чем можно ему помочь? Скажите, пожалуйста, где находится артиллерийская каюта?
- Вы рассчитываете встретить его там? Но его каюта в другом месте. Киллик вас проводит. А то, что вы считаете артиллерийской каютой, на шлюпе, как мы чаще всего называем наш бриг, представляет собой кают-компанию, где трапезуют младшие офицеры.
* * *
Сидевший в кают-компании штурман, потягиваясь, обратился к казначею:
- Теперь тут стало свободно, мистер Риккетс.
- Вы правы, мистер Маршалл, - отозвался казначей. - Мы наблюдаем большие перемены в эти дни. Что из этого получится, я не знаю.
- Я полагаю, что может получиться толк, - сказал Маршалл, медленно подбирая крошки со своего жилета.
- Все эти его выходки, - негромким голосом, с сомнением покачивая головой, продолжал казначей. - Этот треснувший рей. Эти неподъемные пушки. Олухи-новобранцы, о которых он якобы ничего не знал. Все эти новые матросы, для которых нет места. Вахтенные, за которыми нужен глаз да глаз. По словам Чарли, люди ропщут. - Он мотнул головой в сторону матросского кубрика.
- Пожалуй, я соглашусь. Пожалуй, соглашусь. Старые порядки изменились, и все перевернулось. Согласен, мы, возможно, несколько взбалмошны, такие молодые и красивые, с нашим новеньким эполетом. Но если старые, опытные офицеры его поддерживают, то, по-моему, это многое объясняет. Плотнику он нравится. По душе и Уотту, потому что он хороший моряк, уж это точно. И мистер Диллон, похоже, знает свое дело.
- Возможно. Возможно, - сказал казначей, у которого был свой взгляд на причины некоторой восторженности штурмана.
- Кроме того, - продолжал Маршалл, - при новом хозяине дела, возможно, пойдут веселее. Когда матросы привыкнут к новым порядкам, они им понравятся; то же, я уверен, можно сказать и об офицерах. А уж при офицерской поддержке в плавании проблем не будет.
- Что? - переспросил казначей, приложив ладонь к уху: шум и грохот заглушили слова штурмана, поскольку Диллон приказал матросам передвинуть пушки.
Кстати, именно этот шум позволил собеседникам вести разговор, ведь на судне длиной двадцать шесть ярдов, с экипажем из девяноста одного человека, где даже в кают-компании имелись отдельные помещения, отгороженные очень тонкими деревянными переборками, а то и просто парусиной, вести частную беседу было бы невозможно.
- Я сказал, что в плавании проблем не будет, если его поддержат офицеры.
- Возможно. Но если не поддержат, - продолжал Риккетс, - если не поддержат и если он будет продолжать выкидывать фокусы такого рода, которые, думаю, свойственны его природе, то уверен, что на борту старой "Софи" его не станет так же быстро, как это произошло с мистером Харви. Ведь шлюп - это не фрегат и тем более не линейный корабль. Вы сидите прямо на головах своих матросов, и они могут задать вам жару, если все время наступать им на хвост.
- Вам незачем объяснять мне разницу между бригом и фрегатом или же линейным кораблем, мистер Риккетс, - отрезал штурман.
- Возможно, мне не следовало объяснять вам разницу между шлюпом и фрегатом или же линейным кораблем, мистер Маршалл, - примирительным тоном отвечал казначей. - Но когда поплаваете с мое, то поймете, что от капитана требуется гораздо больше, чем одно только знание мореходного дела. Всякий бывалый моряк может управлять судном в шторм, - продолжал он насмешливо, - и любая домохозяйка в штанах может поддерживать чистоту на палубе и порядок в оснастке, но для того, чтобы командовать военным кораблем, нужно иметь голову на плечах, - он постучал себя по лбу, - обладать выносливостью и твердостью, а также умением вести себя. А таких качеств не найдешь в Джонни-приходяшке или Джеке-заваляшке, - добавил он уже себе под нос. - Я это не просто знаю, я в этом уверен.
Глава четвертая
Возле люка "Софи" бил, гремел барабан. Ему вторил топот отчаянно спешивших людей, взлетавших по трапу, отчего бой барабана казался еще настойчивей. Но лица матросов, кроме новичков, были спокойны, поскольку это был всего лишь сигнал к построению - ежедневный ритуал, который многие члены команды успели исполнить две или три тысячи раз. Каждый бежал на свой боевой пост возле орудия или бухты тросов.
Многое успело измениться в прежнем привычном укладе жизни и службы на "Софи"; иначе обслуживались орудия; озабоченных, напоминающих овец, сухопутных моряков числом в два десятка приходилось тормошить, подгонять, чтобы они знали свое место. Поскольку большинству новичков можно было доверить только самую примитивную работу, да и то под присмотром, на шкафуте судна было так тесно, что люди наступали друг другу на ноги.
Прошло минут десять, пока экипаж судна занимал места на верхней палубе и посты на мачтах. Джек Обри спокойно наблюдал за происходящим, стоя за штурвалом, в то время как Диллон лающим голосом выкрикивал команды, а унтер-офицеры и мичманы судорожно носились взад и вперед, чувствуя на себе взгляд командира и понимая, что от их стараний нет никакого толку. Джек Обри допускал, что будет беспорядок, но не ожидал такого хаоса. Однако его природное добродушие и восторженное чувство, вызванное тем, что под его командованием дело все же сдвинулось с мертвой точки, преодолели праведный капитанский гнев.
- К чему эта суета? - спросил доктор, стоявший рядом с капитаном. - Чего ради они носятся как угорелые?
- Суть в том, что каждый должен точно знать свое место в бою - в чрезвычайных обстоятельствах, - отвечал Джек Обри. - Если они будут стоять и чесать в затылке, толку не будет никакого. Видите, орудийные расчеты заняли свои места; то же можно сказать и о морских пехотинцах сержанта Куина. Полубаковые, насколько я могу судить, на месте; смею предположить, что и на шкафуте вскоре будет полный сбор. Как видите, у каждого орудия канонир, возле него матрос с банником и матрос призовой команды-тот, что с абордажной саблей; если дело дойдет до рукопашной, они присоединятся к абордажной партии. Тут же матрос, который оставит орудие, если нам придется поворачивать реи, скажем, во время боя, и матрос с ведром. Его задача - тушить пожар. А это Пуллингс, который докладывает Диллону о готовности своего подразделения. Значит, ждать осталось недолго.
На тесной квартердечной палубе яблоку упасть было негде: штурман на посту управления; старшина-рулевой за штурвалом; сержант морской пехоты со своими стрелками; мичман-сигнальщик; часть арьергарда, орудийные команды; Джеймс Диллон, писарь и прочие. Однако Джек Обри и доктор расхаживали по шканцам так, будто они были одни. Обри ощущал, как испускает капитанские флюиды, а Стивен нежился в этой командной ауре. Джеку Обри такая обстановка была знакома с детства, для Стивена же все было в новинку. Стивен чувствовал себя так, будто он играет со смертью под стеклянным колпаком: не то сосредоточенные, внимательные люди по другую сторону стекла были мертвецами, призраками, не то он сам был фантомом. Но в таком случае это была странная, ненастоящая смерть; хотя он привык к одиночеству, к ощущению, что представляет собой бесцветную тень в молчаливом мире, теперь у него был спутник, голос которого прочно связывал доктора с реальной жизнью.
- …К примеру, ваш боевой пост будет внизу, в так называемом кокпите. На самом деле это не настоящий кокпит, так же как полубак - никакой не полубак, то есть носовая надстройка. Однако мы называем это помещение кокпитом. Мичманские рундуки будут служить вам операционным столом, где все ваши инструменты уже разложены.
- И там я должен буду жить?