- Чудак! Ведь ты играл в войну, а я тебе подыгрывал… - засмеялся дядя Яша, но оборвал свой смех, взглянув в ставшие темными-темными Юрины глаза.
- По-твоему, Кутузов тоже играет в войну? - накинулся на него Юра. - И Наполеон? И Денис Давыдов, и Милорадович, и Багратион, который уже погиб, и Коля Берсенев?
- Да знаешь ли ты, балда турецкая, когда была война с Наполеоном? - сказал дядя Яша, с улыбкой подходя к Юре.
Но тот отстранился:
- Знаю! В двенадцатом. Поэтому я удивился, почему у нас никто не идет воевать! А когда я спросил тебя, какой сейчас год, ты сам мне сказал, что оружие тебе нужно и что год сейчас двенадцатый!
Дядя Яша смутился, захлопал себя по бедрам руками и, хохоча, стал приговаривать:
- И снова повторяю - двенадцатый, двенадцатый, двенадцатый! Ну и балда! Ох, балда турецкая!
Отец строго прикрикнул на дядю Яшу. Тот смутился и замолчал.
Но Петр Зиновьевич не собирался сейчас нападать на младшего брата, хотя бабушка уже готовилась вступиться за любимца. Отец предложил Юре рассказать обо всем по порядку.
Вначале всех удивило, почему Юра так подробно рассказывает о похождениях Коли Берсенева и других героев двенадцатого года.
- Потому что я ничего не выдумал, - объявил Юра. - Обо всем этом бабушка читала мне из журналов, и мама читала, и тетя Галя. Все журналы, не только "Задушевное слово", пишут про войну с Наполеоном. Там и про Колю Берсенева написано, и про маленьких ополченцев, и про сожженную Москву, и про гибель "Титаника"… Разве я неверно говорю?
- Выходит, я во всем виновата! - возмущенно воскликнула бабушка.
- А если двенадцатый год и война с Наполеоном, - продолжал Юра, - так почему же никто не идет воевать? Ну, у тебя, папа, училище. А дядя Яша? Ясно, что он изменник и трус! А Коля Берсенев молодец! Но он меня не сразу поборол, когда со своим отцом к нам приезжал. Помнишь? Они еще между собой по-французски разговаривали. Потом ему этот французский язык помог, когда он с Фигнером…
Отец притянул Юру к себе, поставил между колеи и, глядя в широко открытые сердитые синие глаза сына, начал объяснять:
- Глупый мой! Коля Берсенев, который к нам приезжал, был другой, может быть правнук того, который жил во времена наполеоновского нашествия в тысяча восемьсот двенадцатом году, сто лет назад! Ты просто спутал. Понимаешь? Все это было сто лет назад!
Обескураженный Юра слушал и с негодованием думал: "Сами называли "двенадцатый", а виноваты другие. Говорили бы: сейчас тысяча девятьсот двенадцатый!" А все-таки жаль, что Коля Берсенев, с которым он боролся, оказался не настоящим.
- А теперь, - сказал отец, - иди-ка ты, опоздавший на сто лет, в свою комнату и отдыхай.
- А мы, - свирепо потирая руки, начал дядя, - мы останемся здесь и будем сурово судить тебя. Знаешь, что делают с такими, кто поднимает руки на жандармов, на слуг его императорского величества, царя всея Великия, Малыя и Белая Руси и прочая и прочая? Революционеров сажают в тюрьмы, ссылают на каторгу, ве-ша-ют! Тебя тоже, наверное, приговорят к казни, - сказал он, почему-то глядя на тетю Галю, возмущенно вышедшую после этого из комнаты. - По меньшей мере, по мнению некоторых, таким просто надо отрубить язык…
Мама закричала на дядю Яшу. Как он смеет, отдает ли он себе отчет, где и когда можно паясничать?! Папа тоже хотел высказать свое мнение, но, видимо, раздумал и только хмыкнул. Юра вышел. Бабушка стучала палкой об пол, сердилась и, кажется, заступалась, но не за Юру, а за дядю Яшу.
Юра вбежал в детскую и остановился у столика, над которым висела полка с его библиотечкой. Дрожащими руками он схватил свои любимые журналы, в которых описывались ратные подвиги Коли Берсенева и других героев, швырнул их на стол и начал рвать на мелкие кусочки. "Конечно, попадет за это, - мелькнуло у него в голове. - Ну и пусть!"
Сложив клочки бумаги, он понес их в коридор, чтобы выбросить все в мусорный ящик за дверью, но вовремя заметил в коридоре кухарку Аришу с вязаньем в руках. Ариша никогда здесь раньше не сидела. "Ага, - подумал Юра, - поставили часового сторожить меня, чтобы не убежал". Вспомнив, какие у Ариши железные руки, Юра решил: "Ну что же, мусор можно выбросить и потом, а сейчас надо узнать, что там". Он по-пластунски прополз за стулом Ариши в столовую, пролез под длинным обеденным столом и еле удержался, чтобы не ущипнуть противную Нину за ее толстую ногу. Стиснув зубы, он прополз мимо и очутился в гостиной. Здесь уже не было никого. Пробежать по ковру и юркнуть под диван, стоявший у двери папиного кабинета, было делом одной минуты.
Громкие возбужденные голоса были отчетливо слышны.
- Мальчик чрезмерно впечатлителен, горяч и непомерно активен. От таких, если за них не взяться, всего можно ожидать! - Это тетя Галя.
А вот мама. Опять о том же самом! Неужели ей не надоело? Все уже знают, как он, прослушав сказку Киплинга "Отчего у слона такой длинный хобот", решил исправить Оксане ее курносый нос - вцепился в него и стал тянуть изо всех сил, не обращая внимания на ее истошные вопли, пока не прибежала мама. Нос у Оксаны распух, но нисколечко не вытянулся. А этот врун Киплинг утверждает, будто крокодил, схватив слона за нос, вытянул его в такой длиннющий хобот.
Теперь мама сердится на дядю Яшу:
- Ну как ты, Яша, мог так глупо подшутить над мальчиком? Надо было ему сразу объяснить, а ты его спровоцировал своими глупыми шутками!
"Спро-во-ци-ровал!" - это надо запомнить.
А что дядя Яша? Он очень сердится:
- Во всем виноваты журналы. Дикая свистопляска ура-патриотизма, рассчитанная на купцов и дворников. Столетие праздновать надо, но нельзя так казенно и глупо писать в детских журналах о войне!
Ага, оправдывается!..
- Надо разобраться, откуда у малыша столько злости, упрямства и стремления к героизму. Ведь его идеал - герой! А все-таки, вы как хотите, он молодец! На жандарма!.. Нам бы таких в университет! Потеха! А наказать? Тут уж не мне советовать. Сам наказанный. А смотреть, конечно, за ним надо, и построже.
Теперь бабушка:
- Нечего было так рано выписывать для ребенка журналы да накупать столько книжек! Начитался, наслушался, вот в головке и получился ералаш. И без них люди живут-поживают, добро наживают. Все зло от этих книг! Запрятать их подальше! А наказать Юру надо!
А про Колю Берсенева сама мне и читала. Эх, бабушка!..
Дальше Юра расслышал только неизвестно чьи слова:
- Наказание должно соответствовать вине…
Проснулся он поздно утром, когда его вытаскивали из-под дивана.
Увидев столпившихся маму, папу, тетю Галю, дядю Яшу, Нину, Оксану, бабушку и кухарку Аришу, он вспомнил, как дядя Яша говорил, что тех, кто поднимает руку на царских слуг, обязательно казнят. Неужели ему отрубят язык?
Мама обнимала, целовала его и плакала. Бабушка тоже плакала. Даже тетя Галя ласково гладила по голове…
"Прощаются перед казнью". Юра еле-еле сдержался, чтобы не заплакать от жалости к себе. Потом посмотрел еще раз на всех и, собрав все свое мужество - он старался в эту минуту не думать ни о чем другом, - твердо произнес:
- Я готов!
- Сначала умойся, а потом пойдем пить чай. Мы тебя искали всю ночь. Твое вторичное исчезновение нас окончательно перепугало, - сказал отец и, взяв его за руку, повел в детскую.
Глава II. МАУГЛИ, ИРА - ЧЕРНАЯ ПАНТЕРА И ДРУГИЕ
1
Тетя Оля, младшая сестра Юриной мамы, появилась в доме Сагайдаков спустя полгода после того, как Юра отправился на войну с Наполеоном. Но разговоры о ее приезде начались намного раньше - как только было получено большое письмо от Юриного деда, маминого и тетиного отца. Прежде учитель, а теперь пенсионер, он жил на небольшом хуторе под Полтавой. Пришло письмо и от самой тети Оли, затем второе, третье. И так все чаще и чаще посылались и получались письма.
Юра и раньше знал из разговоров за столом, что тетя жила "неустроенно" в далеком, холодном Петербурге, на каких-то курсах "одолевала науки" и за что-то боролась.
А тут вдруг при каждом начинавшемся разговоре о тете Оле детей выпроваживали. Эта таинственность до такой степени распалила Юрино любопытство, что он теперь только и думал о том, как бы разведать на этот счет что-нибудь новое. Он не раз слышал от мамы, что подслушивать чужие разговоры нехорошо. Он и сейчас не подслушивал. Просто, когда взрослые уединялись в какой-нибудь комнате, в нее сначала "случайно" влетал его мяч, а затем уже вбегал и он. Все сразу умолкали. И Юра схватывал лишь обрывки фраз, в которых многое оставалось непонятным: "эмансипация, пагубное свободомыслие, сходка, обыск, левые взгляды, провокатор". И еще слышал, что тетю откуда-то исключили почти с волчьим билетом, а могло быть и еще хуже. (Интересно, как это с волчьим? Она, что же, теперь на волков охотиться будет с таким билетом?) При ее способностях тетя могла бы стать какой-то Софьей Ковалевской, а теперь пусть совершенствует языки, может учиться в Париже, стать женщиной-врачом…
Вся семья очень волновалась неизвестно почему. И Юра снова и снова повторял свои уловки.
Мама как-то даже рассердилась:
- Сколько раз тебе говорить, непослушный мальчишка, чтобы ты ушел и не мешал! - и вывела Юру за руку из комнаты.
Юре ничего не оставалось, как ждать приезда таинственной тети Оли. И вот она стремительно вбежала в дом, веселая, красивая, такая же стройная, как обе старшие сестры, но только тоньше и с толстыми светлыми косами. Зря мама боялась, что она их острижет. Порывистая, быстрая, она вбежала в дом, предоставив другим заботиться даже о своем саквояже, который оставила в коляске. Стремительно и весело она перецеловала всех. Затем села за рояль, начала играть бравурный марш, бросила играть, открыла принесенный чемодан и стала всех одаривать. Юра получил книжку "Маугли". Голову Ариши тетя окутала прекрасной шалью.
- Ты с ума сошла! - воскликнула мама. - Ведь эту шаль тебе подарил отец!
- А мне не жаль. Пусть носит на здоровье.
Заметив пытливый взгляд Юры, тетя спросила:
- Разве ты меня не помнишь? Ведь я три года назад была у вас и скакала с тобой на плечах.
- Три года! - воскликнул Юра, поражаясь памяти тети. Ведь это было так давно!
- Только три года! - повторила тетя Оля и засмеялась.
И ямочки на ее щеках засмеялись, и большие синие глаза ее смеялись, и черные брови смеялись, и яркие красные губы смеялись. И было так приятно смотреть на нее, такую веселую, приветливую.
- Какой ты стал большой! Тебе все десять можно дать! Только тоненький очень, - ласково сказала она, продолжая внимательно рассматривать Юру.
Юра покраснел от радости и простил тете Оле даже то, что стоящего рядом его друга Алешу, плотного, коренастого и круглолицего крепыша, она назвала Санчо-Панса, а его самого - каким-то Дон-Кихотом.
- А к-к-кто они такие? - слегка заикаясь, спросил Алеша, не зная, то ли ему радоваться, то ли обидеться.
- Как, вы не знаете? - удивилась тетя Оля. - Они воевали с драконами, с рыцарями, освобождали прекрасных дам из темниц. Пылкий Дон-Кихот иногда немного ошибался, например атаковал ветряную мельницу, приняв ее за злого великана, но рассудительный Санчо-Панса старался уберечь его от таких ошибок. Вам нужно обязательно прочитать.
Теперь Юра решил обидеться: почему он должен нападать на мельницы?
Но тетя Оля уже снова была за роялем и пела:
Чому я не сокил, чому не литаю?
Чому мени, боже, ты крылец не дав?
Я б землю покинув и в небо злитав…
И опять Юра только было прислушался, чтобы запомнить мотив, а тетя Оля пела уже новую песню, ее Юра знал.
И шуме и гуде, дрибный дощик иде…
Что же вы не подпеваете? - бросила она присутствующим, захлопнула крышку рояля и увлекла мальчиков в сад, где к ним присоединилась Нина с ее подругами Ирой, Таей и Таней.
Девчонки и есть девчонки - заигрались и прозевали такой приезд!
Тетя Оля перецеловала их и повела всех купаться. Мама вслед кричала:
- Оля! Не сходи с ума, простудишься, вода еще холодная!
Но тетя Оля как будто ничего не слышала. Быстро побежав, она на ходу разделась и сразу же бросилась в Саксаганку. Юра, Нина, Ира тоже бултыхнулись в речку.
Алеша сначала аккуратно разделся, но потом долго пробовал ногой воду и сказал:
- Х-х-холодная! - и снова оделся.
Тая, она была старше всех и училась в третьем классе епархиального училища в Екатеринославе, в ужасе закатила глаза и прошептала стоявшей рядом Тане, тоже побоявшейся холодной воды:
- Бесстыдница! Без рубашки!
Прибежала мама.
- Я запрещаю детям купаться! - взволнованно заговорила она. - Сейчас же вылезайте!
Нина, Ира, Юра вышли на берег, а тетя Оля хохотала, брызгала водой.
Бабушка, услыхав от Юры про купанье, в ужасе объявила:
- Вот бедовая, сущий бес в юбке! Избаловалась в Петербурге.
Вечером в доме было весело и шумно. Молодые преподаватели училища толпились возле тети Оли у рояля, пели, смеялись. Наперебой старались выполнять все ее затеи.
Бабуся шепнула тете Гале:
- Ну, началось столпотворение. На погибель всему роду мужскому такая красота шальной девке дана!
Стоявший позади Юра, услышав про грозящую всем мужчинам - значит, и папе, и дяде Яше, и ему - погибель, решил, что он теперь должен следить за каждым шагом тети Оли.
Шли дни. Тетя Оля создала из учащихся хор и драматический кружок. Уже репетировали. Бабушка сердилась, говорила, что ей покоя не дают, жаловалась, что не понимает, кто в этом доме хозяйка, а тете Оле даже сказала:
- Выходи ты, ради бога, скорее замуж! Вон сколько женихов округ тебя вьется. Только мигни!
- Еще рано мне терять свободу! - смеялась тетя Оля. - Я еще слишком молода!
Юра и Алеша обсудили и это. Она хочет жить без мужа - это понятно, вон у Ариши-кухарки тоже нет мужа, умер ее муж. Но какая же тетя молодая? Молодые - это когда еще нет восемнадцати, в крайнем случае девятнадцати лет. От двадцати до тридцати - пожилые. Кому больше тридцати - те старики. Но ведь тете Оле уже двадцать один год. Значит, пожилая… А вместе с тем она не задается, с ней весело. И она все-все знает!
2
Как-то, вернувшись из Екатеринослава, куда она ездила за нотами, тетя Оля подозвала Юру и Алешу, дрессировавших около веранды собак, и, помахивая какой-то книжкой, спросила:
- Совершил ли кто из вас что-нибудь героическое?
Ни тот, ни другой еще не успели сообразить, какой
из их поступков достоин такого названия, а тетя Оля уже снова спрашивала:
- Побеждали ли вы тигров-людоедов? Или стаю гнусных гиен? Ездили ли вы верхом на удаве или на черной пантере? Похищали ли вас обезьяны, живущие в обезьяньем городе Бандерлоге, давно оставленном людьми и заросшем лианами? А видели ли вы несметные богатства индийских раджей, которые охраняет седая и страшная ядовитая змея кобра? Можно взять там золотое слоновое бодило - багор, с помощью которого погонщик, сидящий на слоне, управляет этим великаном. Знаете вы об этом?
- М-мы еще маленькие! - попробовал оправдаться Алеша.
- Чепуха! Если кто на что-нибудь годен, тот и в детстве герой, а кто ни на что не годен, тот и в сорок лет дитя. Редьярд Киплинг описал приключения мальчика Маугли, который и совершил все эти героические поступки. А ты, Юра, даже не раскрыл этой книги!
Юра только открыл было рот, что им с Алешей эти дни было некогда, а тетя Оля уже задала новый вопрос:
- Возможно ли, чтобы дикие звери выкормили и вырастили случайно прибившегося к ним человеческого детеныша?
- Нет, они его об-бязательно съедят! - авторитетно заявил Алеша.
- Оказывается, не всегда. То ли в это время волки и медведи бывают сыты, а когда они проголодаются, ребенок уже успевает пропитаться запахами их собственных зверенышей, с которыми играл. То ли детеныш, отведав молока волчицы, тем самым роднится с ней. Но так или иначе, а известны случаи - и это не выдумка, - когда волки, медведи, антилопы и другие дикие животные принимали человеческого детеныша в свою семью, где он и рос, перенимая привычки своих приемных родителей. Вот один из таких случаев и описал Киплинг.
Тетя Оля рассказала им о маленьком мальчике Маугли, которого усыновила семья волка Акелы. Злобный тигр-людоед Шир-хан требовал выдать ему мальчика. Рассказала про шпиона шакала Табаки, блюдолиза, сплетника и ябеду, который старался услужить свирепому Шир-хану, получая объедки.
- Надеюсь, вы не ябедники? - спросила тетя Оля.
- Нет! - в один голос ответили друзья.
Мальчики слушали, открыв рты, о благородной черной пантере Багире, которой так полюбился смелый человеческий детеныш, что она отдала волкам за него выкуп - быка, а Шир-хан остался с носом. А Маугли приняли в волчью стаю, и он стал равноправным жителем джунглей.
- Впрочем, зачем я вам пересказываю? Вы же умеете читать, - спохватилась тетя Оля. - Вот и прочитайте!
И мальчики начали вместе читать. Они очень завидовали Маугли. До чего же хорошо жилось ему в лесных дебрях! Он спал где хотел: в пещере, на пальме, в дупле дерева. И никто не запрещал ему нырять с высокого дерева в реку, гоняться под водой за рыбами, ездить верхом на черной пантере Багире, дергать старого медведя Балу за уши. Он мог есть когда угодно, мог и совсем не есть, если не хочет.
А сладкого там! Протяни руку - и рви бананы, апельсины, манго, виноград! Ешь - не хочу!
И никто не заставлял Маугли пить противный рыбий жир. Никто его не принуждал спозаранку ложиться спать, когда взрослые сидят вокруг стола и рассказывают всякие интересные истории.
Теперь Юра и Алеша говорили только о Маугли. Они рассказывали о нем всем. И если им не верили, читали страницы из книги. Ведь это напечатано!
Ира предложила позвать друзей и читать книгу подряд по очереди. Так и сделали.
Имена зверей стали прозвищами: так, Ира стала Багирой, черной пантерой, потому что она была черная, гибкая, мягкая и быстрая. Ее отца, преподавателя зоотехники, прозвали Шир-ханом, так как он, неслышно ступая, умел подкрадываться и выгонял Юру с Алешей с опытных делянок, со скотного двора и из конюшни - словом, отовсюду, где интересно было играть. А вообще-то он на тигра не походил, был сутулый, как загнутый гвоздь, носил козлиную бородку и надевал пенсне. Его трусоватый сын Борис стал шакалом Табаки. Добродушного толстяка преподавателя ботаники Ивана Ивановича, отца Алеши, назвали Балу. Всем нравился всезнающий, добрый старый медведь Балу. Этот учитель зверят научил Маугли вежливо разговаривать с пчелами, объяснил все законы джунглей. Маугли умел шипеть, как змея, выть по-волчьи, клекотать, как орел, он знал дружеский пароль джунглей, обязывающий к взаимопомощи: "Мы одной крови, вы и я". Вот здорово! Поэтому, когда Маугли попал в плен к обезьянам из Бандерлога, его друзья из джунглей сейчас же поспешили на выручку.