Когда мы с Феликсом согрелись, я решила приготовить обед на чуть стихнувшем огне. Мой друг уплетал сочный лист капусты, но мне требовалось нечто существеннее. С детства обожаю хлеб, печёный на огне, у него неповторимый вкус дыма и лесной свежести. Подрумянив до коричневой корочки пару кусков хлеба, я приготовила восхитительные бутерброды с сыром и свининой. Творог я поделила на три части и с удовольствием съела первую из них. Пока я наслаждалась бутербродами и ломтем сома вприкуску с творогом, в утихавшем кострище в золе из шишек запекались два яйца и пара картофелин.
Тебе, незнакомец, мой завтрак кажется слишком обильным и расточительным, учитывая, что мне не ведом путь до Камелота и время, на которое я обречена была застрять в поиске? Именно по этой причине я и считаю, что завтрак должен быть плотным. В холод энергии тратится больше. А где мне ещё брать тепло для тела, как не из пищи? И не всю дорогу я преодолеваю верхом на петле времени. Потому что след нужно путать, чтобы Волк его не учуял.
Что из продуктов я берегла пуще всего, так это воду. Конечно, я могла насобирать снег и натопить его у огня. Но проблема в том, что топливо для костра нужно искать, а на это у меня нет времени. Нужно идти вперёд.
Я оставила тот первый привал, мою отсчётную точку и рванула по петле времени дальше. Рискнула, так сказать, сократить расстояние, время и силы.
Пят. future
Я чувствую, что уже близка к цели. Зима осталась позади, земли покрыты травой, расстающейся с молодостью. Но воздух тёплый, даже удушающий для меня, одетой в зимнюю одежду. Теперь Феликса можно кормить подножным кормом, не опасаясь за его скудный рацион. Капусту я доела вчера. Другие продукты закончились позавчера. Теперь я и воду могу найти в любом водоёме. По моим расчётам трудный участок пути мы одолели.
Не хочу говорить о ночах, скорей бы забыть о них. Ночь в зимнем лесу, где темно и невыносимо страшно от звуков, которых никогда не услышишь в дневную пору. Позавчера мимо нас с Феликсом пробрёл большущий медведь. Правда не так чтобы близко, но я боялась пошевелиться и дышать, пока он медленно ковылял по хрустящему снегу. Медведи должны спать зимой! Это был шатун, мне дико повезло, что он не учуял мой запах. В тот момент мне вспомнилась волчья пасть и перспектива быть порванной на куски и съеденной, чуть не довела меня до обморока, что согласись, чтец, мне не на руку. Самое главное, медведь прошёл мимо и скрылся. Я в тот же миг вскочила, схватила сумку-торбу и переместилась на петле времени дальше. Оставаться в том месте и рисковать повторной встречей с шатуном, у меня не было никакого желания. К тому же я знаю, что судьбу лучше не дразнить.
По моим прикидкам идти осталось недолго. Но так хочется есть! Правильнее сказать – жрать! Я пыталась искать грибы или чего ещё съестное по пути, но как назло, то ли время выдалось неурожайное для этого года, то ли я иду не тем путем, где хоть что-то растёт. Пью воду и вспоминаю "ОранЖ". И ещё, как же я хочу кофе!
Суб. future
Аллилуйя! Я наконец-то вышла к первому небольшому поселению из плотно сбитых простеньких домов, количеством одиннадцать. Я опасалась настороженности и враждебности проживавших там людей, всё-таки граница с восточными землями не так уж и далека, равно, как и западная граница.
В этой сумятице перемещений и перебежек, я, кажется, забыла упомянуть тебе, неизвестный мне читатель, что центр Уолверта, некогда процветавшего государства, теперь занят громадной площадью лесов. Во всех частях страны это место называют Пустынными Лесами, а в северной части им дали чудное название – Чащи Брода.
Слава Создателю, мне не пришлось проходить целиком это место, я зацепила лишь краешек этих дебрей, но поверь мне, бродить там можно до посинения, а вот дорог или более-менее сносных троп в этих чащах нет. Это один бесконечный и единый лес со своим разумом, животным инстинктом и внушительной территорией. Мне дико повезло, что я не свалилась в овраг и не свернула шею в одной из его многочисленных подземных ям. Провидение охранило меня от встреч с дикими хищными зверьми и лихими людьми, которых тоже немало хоронится в землянках и древесных домах. Жители Уолверта редко путешествуют через Пустынные Леса и тем более в одиночку. Обычно торговцы или простые путники объединяются в караваны и бредут вдоль границы, боясь свернуть вглубь чащоб и потерять неверный след единственной тропы, очертившей по периметру центр страны. Я пробиралась как раз в пределах этой еле заметной дороги, уходя от границы запада всё ближе к южной оконечности Уолверта.
Но мне, как ни странно, поверили в этом первом встречном селении, называемом Заслоном по праву первым принимать удар врага, и впустили в дом, где я согревалась у огня. Моя хозяйка Лана, молодая и симпатичная женщина, напомнившая мне Марию, оживлённо расспрашивала меня о новостях по другую сторону границы и потчевала меня вкуснейшим супом из белых грибов. Даже моему другу досталось лакомство – долька сладкого осеннего яблока.
Я заметила, с каким удивлением и любопытством рассматривала меня Лана, округляя глаза от ужаса, когда мой рассказ дошёл до той части, где Медрод напал с бандой на Лон.
– Вот ведь, мерзавец! – воскликнула она. – Столько людей изничтожить ни за что. Душегубец.
– А вы не боитесь, что он сюда нагрянет? – спросила я. – Всё-таки вы близко расположены к границе. Да и посёлок ваш мал, чтобы дать отпор.
– Страшно, не страшно, а жить надо где-то. К тому же мы на первой заставе, организованной Мэрилин, – браво отчеканила Лана. – Мой муж с другими мужчинами каждый день обходят участок, выделенный нам под надзор. А иначе никак. Иначе бы и сюда эти падальщики наведывались.
– У вас есть система оповещения? – поинтересовалась я у женщины.
– Да. Если что-то пойдёт не так, мужчины подают сигнал, а мы разжигаем огромный костеёр. Это и служит сигналом для второй заставы, Щеки. Она лежит ниже нас по равнине. Есть и третий аванпост, Глаз, но это ещё дальше.
Когда я входила в этот маленький посёлок, то обратила внимание на внушительный и высоченный куб из аккуратно сложенных поленьев, расположенный на безопасном расстоянии от самого крайнего дома. А расспросив подробнее, узнала от хозяйки, что мужчины носят при себе устройства, подозрительно напоминающие автомобильные клаксоны, и с их помощью рассчитывают в случае вражеского нападения, подавать сигнал об опасности в поселок. Интересная идея, но у меня закралось сомнение, что гудок, каким бы громким ни был, будет услышан в домах, если человек значительно удалится от поселка. Но Лана уверила меня, что звук в этих местах разносится довольно далеко, а "клаксоны" в пробных тестах испытание выдержали. Я согласилась, что вариант с костром хорош, прям как в добрые старые средневековые времена. Хотя, что ни говори, время движется по спиралям и имеет свойство повторяться.
– Лана, я признательна тебе. Ты впустила меня в свой дом и накормила, – поблагодарила я гостеприимную женщину. – Мне нельзя задерживаться подолгу в пути. Да и дорога моя неблизкая. Но позволь узнать, почему ты поверила мне и не отказала в приюте? Ведь я легко могу оказаться шпионкой Медрода, вашего врага.
– Может я доверчивой родилась и глупой, а может, кое-что знаю про этого самого Медрода, – усмехнулась моя хозяйка.
– Ну, на глупую ты явно не тянешь, раз давно здесь живёшь и повидала разного сорта людей, – сказала я. – А вот что же ты знаешь о Медроде? Мне это очень даже интересно.
– Ну, люди говорят, что он, Медрод этот, недолюбливает в своём роде женский род, люто ненавидит и презирает. А поэтому вряд ли бы он взял к себе на службу женщину, – с простодушием ответила хозяйка.
– Это интересная теория, Лана. – Я удивилась такой подробности. – Но ведь всем известно, что Медрод коварен и хитёр. Что ему стоит иметь в качестве шпиона женщину, прекрасно зная, что все уверены, как он недолюбливает женщин? Ты не думала об этом?
– По правде мелькали у меня такие мыслишки, но всё ж не думаю, что он подпустит к себе хоть одну из нас. Особая это ненависть.
– Ты, я вижу, знаешь эту историю. Расскажешь мне её, пока я собираюсь в дорогу? – Меня заинтриговала ещё одна из тайн, которыми был переполнен Уолверт.
– Да тут рассказывать собственно нечего, – ответила моя собеседница. – Всем известно, что у Медрода давно была жена, красавица Айлин. Эта девушка была моложе своего угрюмого супруга на десять лет. Это она родила Моргана и отдала Создателю свою несчастную душу. Медрод безумно любил жену, души в ней не чаял, и уж тем более жизни без неё не мыслил.
Но когда Айлин забеременела впервые, кстати, Морган не был первенцем в той семье, злые слухи омрачили душу Медрода. На юную жену его стали поступать доносы в неверности её перед мужем. Дошло до того, что её чуть ли не в открытую винили в связи с одним юношей, её другом детства. Злые языки говорили Медроду, что супруга никогда его не любила, что сердце её всегда принадлежало другому мужчине. Душа Медрода омрачилась, и без того худое сердце заледенело. В момент наивысшей злобы он избил Айлин и она потеряла ребенка. Люди поговаривают, что первенцем была девочка, вылитая копия Медрода.
Айлин пыталась уйти от мужа, сбежать, но она стала пленницей без прав и надежд. Ибо в сердце супруга её теперь осталось чувство собственника, а своё он никому не отдавал. Однажды сильно напившись, Медрод ввалился к Айлин в спальню и взял её силой, после чего она забеременела Морганом. Но и тут не было покоя бедняжке. Злопыхатели и прихлебатели сыпали ложью на доброе имя Айлин, туманя веру Медрода в верность супруги. Он знал, что Морган его сын, но не верил больше жене. Этого и добивались лиходеи из ближнего его окружения. Люди говорят, будто Медрод унижал жену словами и поступками, не обращая внимания на её деликатное положение.
Всё привело к тому, что рождение мальчика случилось на месяц раньше положенного срока, а сама Айлин, измученная тяжелыми и продолжительными родами, которые прошли по настоянию мужа в доме, умерла. У бедняжки не выдержало сердце. И в тот день что-то окончательно сломалось в самом Медроде. Он не мог видеть подле себя ни одной женщины, слышать женский смех или плач. Всё безумие любви к одной женщине обернулось великой ненавистью к остальным женским ликам. Так говорят люди.
– Да уж, печальная история, – только и смогла произнести я.
– Да что там говорить, за каждым деспотом обязательно стоит призрак его безвинной жертвы, – грустно добавила Лана.
Я уже полностью оделась и, приняв из рук хозяйки большой кусок хлеба, завёрнутый в тряпицу, тепло распрощалась с приветливой женщиной и отправилась дальше, прочь от первого передового поселка, надеясь в следующем рывке, приблизиться к Камелоту.
Воск. future
На горизонте, точно на краю земли, восседали грузными важными особами, налитые и раздутые влагой облака. Эти свинцовые глыбы походили за вечные горы, вершины коих отливали снежной полосой белизны. К ним простирали страждущие лапы-щупальца слоистые облака, размазанные по небосводу грязными подтёками. Преклонялись худосочные пред грозными исполинами, признавая силу и главенство их. Воздух готовился принять дождь, сухая земля жаждала влагу, всё живое в нетерпении обращало взор к небу.
Ну что ж, я оказалась права. Рванув по петле времени ещё дальше, я перенеслась в послеполуденные травянистые поля, в центре которых, как на ладони, передо мной лежал, безусловно, Камелот.
Это был город-поселение в самом разгаре строительства. Чётко прорисованная, извилистая окантовка стены из камня и дерева, надёжно охватывала город по всему периметру, охраняя постройки внутри. Это грандиозное людское селение не меньше, чем на несколько сотен домов, притягивало и влекло к себе, и я поддалась немедленному желанию подойти к стенам Камелота, проникнуть в недра его и познать все тайны, что он хранил с момента основания.
Хоть и казалось, что город лежит недалеко, однако это видение оказалось обманчивым, я прошагала в неспешном темпе где-то больше часа. Идти в зимней одежде по утрамбованной земляной дороге, окруженной зелёной травой в объятиях знойного летнего воздуха, было ещё то испытание. Я сняла с себя куртку и, свернув её в компактный рулон, несла подмышкой, зажав левой рукой. Ноги ныли и вспотели безбожно, и когда до стены оставалось всего ничего, я пропотела настолько сильно, что чувствовала, как ручейки влаги стекали по груди и спине, а одежда полусырая прилипла к телу и раздражала до невозможности. Волосы на голове слиплись и свисали сальными влажными прядями. Как же я воняла тогда! Несколько дней без мытья. Все мысли были о куске мыла и чистоте воде.
И, тем не менее, я подошла достаточно близко, чтобы понять, что цель моя достигнута, оставалось отыскать вход в каменистой стене высотой около двадцати метров и уповать на радушие горожан.
– Эй, вы! Стойте! Ни шагу дальше!
Да, как было сказано, приблизилась я к укреплению Камелота слишком близко и защитники его стен меня заметили. Я подчинилась суровому окрику, раздавшемуся сверху, бросив куртку на траву и подняв руки вверх. Меня от каменной тверди отделяло метров пятьдесят или чуть меньше.
Тут же, словно из под земли, возник мужчина, одетый во всё пятнистое, не знай я, в каком времени нахожусь, решила бы, что передо мной солдат в камуфляже. Даже лица его я не могла разглядеть под толстым слоем серо-зеленого грима. Он приблизился ко мне, держа в руках арбалет. Оружие целилось мне прямо в грудь. Остановился воин в нескольких метрах от меня, огляделся по сторонам и кому-то кивнул, очевидно, тому, кто окрикнул меня сверху.
– Добрый день. – Мой голос немного першил от жажды и нескольких дней вынужденного одиночества.
– Кто вы, сударыня? И почему крадётесь с востока к стене, а не идете, как все благовоспитанные люди через центральные ворота? – Это были первые слова воина с арбалетом, и голос его звучал достаточно юно.
– Извините меня, – обратилась я к арбалетчику, – я иду сюда из западных земель и хотела войти в Камелот, как полагается, но, не зная дороги, очевидно, сбилась с пути. Это же Камелот?
– Вы не ошиблись, сударыня, – ответил страж стены. – Но все шпионы так говорят, когда пытаются пронюхать слабые места укреплений города. Как ваше имя?
– Меня зовут Лиза. Вы меня убьёте? – Даже не знаю, пугала ли меня перспектива окончить жизнь со стрелой в сердце, но жара в тот момент казалась худшим из зол.
– Нет, сударыня, я защитник стены, не убийца, если, конечно, вы не предпримите резких движений и не сделаете нечто, что будет угрозой моей жизни, – сосредоточено произнёс воин.
– Но, как же я смогу сделать вам нечто плохое, сударь, если ваш напарник сверху прикончит меня в ту же секунду? – спросила я у мужчины, отдавая должное хорошей организации охраны стены.
– Вы правы, но это правило. Оно для всех. Оставьте ваши вещи здесь и выверните карманы, после чего я вас сопровожу за стены, – спокойно сказал арбалетчик.
– Вы меня посадите в темницу? Я арестована? – Я сняла свою торбу и осторожно поставила рядом с курткой.
– Это не мне решать. Я лишь охранник стены. – Лицо в камуфляжном гриме было непроницаемо.
– У меня просьба к вам, сударь. – Я вывернула карманы, раскидав их содержимое рядом с вещами.
– Я вас слушаю.
– В этой банке мой друг. – Я аккуратно извлекла из сумки контейнер с Феликсом. – Это улитка, его зовут Феликс. Позаботьтесь о нём, прошу вас.
На чумазом лице арбалетчика появилась удивлённая улыбка, к такому повороту события он явно не был готов.
– Улитка – друг? Вы серьёзно, леди? Улитки годны лишь для пищи. – Банка с Феликсом его забавляла, он рассмеялся.
– А что тут такого? Кто-то заботится о кошке, кто-то о лошади, а кто-то о лисе. – При упоминании о рыжехвостом создании воин прекратил смеяться и насторожился. – А я вот в улитке нашла друга. Прошу вас, как взрослого и ответственного мужчину, проследить, чтобы с моим другом ничего не случилось, раз я не имею права взять его с собой. И покормите его, листа капустного и немного воды ему будет вполне достаточно.
– Откуда вы знаете про парня с лисом? – Он смотрел теперь на меня иначе, подозрительность вновь ожила в его глазах.
– О чём вы, сударь? – Чёрт дёрнул меня ляпнуть о лисе!
– Вы только что упомянули о человеке, что заботится о лисе, – сказал воин.
– Я просто привела пример. Любое животное можно поставить в пример. Лиса просто пришла мне на ум, – попыталась я увильнуть.
– С чего бы под стенами Камелота вам упоминать о лисе? – Теперь в голосе воина звучало нескрываемое подозрение.
– Послушайте, мил человек, проводите меня, наконец, внутрь. Отдайте в руки того, кто меня должен выслушать. Вы же всего лишь охранник, как сами упоминали. – Этот затянувшийся под пеклом допрос меня уже начал раздражать.
– Не вам, сударыня, указывать, что я должен выполнять! – Светлые глаза воина блеснули возмущением. – Я имею право убить вас за пределами стен.
– Имеете. Но убить безоружную женщину – не подвиг и не честь для защитника Камелота. И к тому же Артур вам за это руку не пожмёт.
Всё-таки я не выдержала этого юношеского бахвальства, а передо мной без сомнения был юнец, не старше восемнадцати лет. Я не хотела бравировать именем Артура, мне казалось, что этот козырь необходимо хранить до крайнего случая, но терпение моё испарялось вместе с влагой моего тела, и я выпалила своё знание с крайним раздражением и в сердцах.
– Вы знакомы с Артуром? – Воин прямо-таки отпрянул от меня, я даже испугалась, что он случайно нажмёт на спуск стрелы и прибьёт меня, не дав мне войти в Камелот.
– Да, – устало ответила я.
– Откуда вы его знаете? – Последовал тут же новый вопрос.
– Я уже сказала, все ответы на вопросы я дам внутри стен. Хотите, стреляйте, но о Феликсе позаботьтесь, прошу вас.
– Идёмте. Вы впереди, я позади. Таков порядок. – Воин отступил в сторону, пропуская меня.
– Хорошо. А далеко идти и в какую сторону? – Я вяло прошла мимо него, держа в руках контейнер с улиткой.
– Идите по правой стороне, осталось немного до центральных ворот. О вещах не беспокойтесь, за ними я вернусь, и вы их получите позже, если будет на то распоряжение. – Услышала я голос за спиной.
– А как на счёт моего друга? Вы даёте слово, что позаботитесь о нём? – Спросила я повторно у юноши позади.
– Да, сударыня. Хоть это и чудно, что вы дружите с улиткой, но в конечном итоге, все люди с придурью и имеют право на чудачества. Не беспокойтесь, я не дам вашего приятеля в обиду и подкину ему парочку салатных листьев с огорода. Но не просите к нему прикасаться. С детства не выношу ничего склизкого и мокрого, – с некоторой долей пренебрежения отозвался арбалетчик.
– О, сударь, это не обязательно. Просто покормите его.