- Благодарю вас..., - с удовольствием устраиваясь в высоком, резном кресле, - выдохнул, уставший после долгой прогулки Ричмонд. - С вашего позволения...? - Он положил руку на большую запотевшую бутыль, стоящую на столе. - Я налью себе?
Якуб кивнул и тяжело выдохнул:
- Пейте, Свод, конечно пейте....
Ричи ничуть не брезгуя тем, что бокал, который он взял не был достаточно чист и ещё хранил в выгнутом углублении донышка густые бордовые капли вина, щедро наполнил его до краёв, после чего с непередаваемым удовольствием ловко опрокинул содержимое посуды себе в рот. Густое, терпкое вино мягко обволокло остывшее на прогулке горло и наполнило уставшее тело божественным теплом. Англичанин невольно вздохнул. Глоток вина, это было как раз то, чего ему сейчас не хватало. Якуб, глядя на то, какое благотворное действие оказала порция вина на англичанина, протянул к нему руку со своим опустевшим бокалом. Свод, улыбнувшись только глазами, налил Войне, снова плеснул себе и поднял вверх играющий в лучах заходящего солнца бокал:
- За что пьём? - Весело спросил он, отмечая про себя заметную печать усталости в глазах молодого пана.
Тот озадаченно вскинул брови:
- А ни за что, просто так...
Свод едва заметно пожал плечами и, следуя примеру Войны, выпил...
Кто бы мог подумать, что уже через четверть часа у англичанина и следа не останется от былого светлого настроения. Заразившись от Якуба тяжёлой, малословной хандрой, он развалился в кресле и …пил. Виной всему были пересказанные Ричмонду новости от пана Патковского. Свод, слушая этот леденящий душу рассказ, был просто подавлен. Он вдруг признался, что в свете есть мало вещей, которые могли бы вызывать страх в его сердце. Призраки же, по утверждению пирата, это как раз то, от чего у него начинают бегать по спине мурашки. Выслушав Войну, Ричи поблагодарил бога за то, что в тот день они напоролись лишь на людей Хмызы, а не попали в лапы этого кровожадного Юрасика.
Слушая подобные речи, Якуб вынырнул из сковывающей его задумчивости. Что-то тут было не так. Война ясно слышал ложь в словах англичанина, но никак не мог понять, где кроются её корни? Пират в это время начал рассказывать истории о каких-то морских духах, высасывающих силу из спящих моряков, о серебряной деве Сирене, способной погубить своими песнями любого, услышавшего её голос. О великане Эрне, живущем в песке на островах южных морей, что хватал неосторожных прохожих за ноги и медленно волок их в песок, пока те в нём не тонули. Всё это было весьма интересно, но…
Во время ужина они опять вернулись к этой теме. Свод, видя, что молодой пан снова намерен обсуждать события у старой церкви, замкнулся в своих мыслях и отказался заканчивать трапезу, сославшись на то, что вечером употребил достаточно много вина, устал и хочет спать. Вскоре Ричи на самом деле отправился в спальню. Война же, достаточно выспавшись за последние дни, дабы уточнить для себя какие-то невыясненные вопросы, позвал к себе Казика.
Слуга явился тот час же, но, едва переступив порог, застыл у двери, будто у границы какого-то обережного круга. Война не мог не отметить этот факт:
- Что это ты там топчешься? - С подозрением спросил пан и указал слуге на стул возле окна, - проходи, садись...
- Благодарствую, пан, - замялся Казик, - я …лучше тут...
- Я говорю, проходи, - с нажимом повторил Война, - и с чего это ты решил прятаться?
Казик неуверенно вышел на свет:
- Пан будет ругаться...
- Отчего же?
- Я, - снова замялся Шыски, - после отъезда пана Альберта и пана Станислава, ...допил всё вино, что убрали со стола.
Война криво улыбнулся:
- От ты жулик. И с каких это пор ты так пристрастился к выпивке? А ведь тянуться с охотой к вину никак не к лицу доброму христианину.
- Виноват, - понуро прогнусавил Казик, - есть грех, пан Война. Как увидел вино, подумал, что всё одно ведь выльют, ...вот и выпил.
Якуб, видя, что Шыски всё равно не собирается садиться на указанное ему место, стал напротив него, и строго посмотрев в голубые, ясные глаза Казика, спросил:
- Ты же ещё малады хлапец, Казимир. Знаешь, как говорила моя покойница-бабка про вино?
Казик отрицательно замотал головой.
- Она говорила: "На адлігу вецер дзьме і робіць шкоду ў лесе, валіць дрэвы, аднак, унучак, віно яшчэ і не такія дубы валіць[68]". Понимаешь, к чему сказано?
Шыски кивнул. Якуб снова смерил слугу испытующим взглядом. Подходило время главных вопросов, тех, что как камешки в сапоге мешали молодому пану сосредоточиться на остальном, но Война начал издалека:
- Скажи, Казик, а что пан Свод также любит перед сном приложиться к бутыли? Шиски неопределённо повёл плечами:
- Ды не, пан Война...
- Но ведь, наверное, тебе уже приходилось по просьбе заможнага пана вечерком брать у отца ключ и бегать в погреб?
Казик сник и покраснел.
- Я сам, - понуро признался он, - бацька нічога не ведаў. Я проста бачыў, куды ён кладзе ключ. Ды к то ж, - вдруг оживился Шыски, - гэта усяго толькі два разы i было[69]...
- Бачыш, Казик, - уже без нажима, мягко попрекнул слугу пан, - я ужо даўно пра гэта ведаў, але цябе ніяк ні караў[70]. Ну, - видя полный раскаяния взляд, успокоил Шыского Якуб, - не переживай. Про то мне пан Свод сам рассказал. Мне ведь известна эта его маленькая слабость, впрочем, пан Ричмонд и сам этого не скрывает. Что тут такого, я тоже иногда могу себе позволить подогреть вином промёрзшую кровь. Когда это делается понемногу и нечасто, так это не грех. Ох, - наигранно вздохнул Война, - разговор-то сейчас не о том. Мы с паном Сводом много говорили о тебе, Казик...
- Пра мяне...?
- Пра цябе. А как ты думал? У нас с паном Ричмондом, как и у всяких добрых приятелей, нет друг от друга никаких секретов. Мне даже известно, что пан Свод пообещал тебе за то, что ты станешь иногда оказывать ему услугу и втайне от твоего отца приносить из погребов вина. Вот давай проверим? Пан Свод пообещал тебе…, - Якуб сделал паузу, после которой Казику ничего не оставалось, как продолжить:
- …пан Рычманд..., паабяцаў мне навучыць біцца, як сапраўдны лыцар[71].
Война округлил глаза. Он ожидал от слуги какого угодно ответа, только не этого. Хитрый план, до этого времени действовавший безотказно, нужно было срочно править.
- Всё так, - продолжил Война, - ты не соврал. Я вот только одного понять не могу, зачем тебе это, Казик?
- А як жа, - снова оживился тот, - мне, як i любому трэба ўмець бараніць сваіх. Такое робіцца наўвокал[72]...
Якуб молчал. Глаза Казика Шыского были полны вдохновения и решимости. Не было никакого сомнения, он говорил то, что думал.
- Всё верно, - повторно согласился Война, продолжая гнуть свою линию, - тут с тобой не поспоришь. На самом деле, своих защищать надо, …а то нападёт кто-нибудь, вон как на нас с паном Сводом. Кстати, он ничего тебе об этом не говорил?
- Не, пан Война...
- Не говорил. - Якуб намеренно сделал паузу, дабы увеличить весомость сказанного после. - А оно, видишь, как обернулось? М-г, - добавил он двусмысленно, - и рыцарское умение пана Свода нам в схватке с разбойниками не помогло?
- Ды як гэта? - возмутился Казик. - Ён жа застаўся цэлы! - В глазах слуги вспыхнул запоздалый страх. Он съёжился так, будто подумал, что молодой пан, услышав эти слова, его непременно ударит. - Прошу простить меня, пан Война, - так и не дождавшись взбучки, полным раскаяния голосом произнёс Казик, - я сам, бывае, не разумею, што кажу[73]...
Якуб кивнул, принимая извинения. Он почувствовал, что пришло-таки время задавать те вопросы, что терзали его на протяжении всего вечера.
- Бог судья твоему языку, - начал пан, - ты мне лучше скажи, куда это наш пан Свод ездит кататься в то время, пока я не могу составить ему компанию? Может быть, к какой-нибудь паненке присматривается в Жерчицах или Патковицах...? - Якуб намеренно упомянул эти селения, надеясь дать хоть какую-то почву своим подозрениям.
- Ды не, - отмахнулся Казик, - якое там? Ён, відаць, і блізка цяпер не сунецца да тых лясоў. Катаецца кудысьці ў старану Отчына, ды і то, не паспее з’ехаць з двара, як адразу дадому вяртаецца[74]...
- Это и хорошо, - не дал договорить слуге пан Война, - ты же понимаешь, Казик, как я переживаю за то, чтобы нашего гостя больше никто не обидел? Смотри, теперь я каждый день буду тебя спрашивать о том, чем занимался пан Свод, и ты мне будешь всё рассказывать. Пан Ричмонд очень важный господин, поэтому мы должны внимательно следить за ним в наше неспокойное время. Ты слышал о том, что произошло вчера возле старой церкви?
- Не...
- Ну, раз не слышал, так и я не стану тебе этого пересказывать. Скоро сам всё узнаешь, одно только скажу, не дай бог, чтобы наш английский гость попал в подобную историю.
Иди, Казик. Утром позову тебя к себе с докладом о том, как пан Свод спал, сколько пил? И, не дай бог, не вздумай ему показать, что присматриваешь за ним. Он приехал отдыхать, вот пусть и отдыхает. Если только он мне скажет, что заметил, как ты за ним следишь, я тебе все твои грешки припомню, слышишь, Казик, все!
Шыски поклонился и вышел из панской спальни, а пан Война снова устроился возле тёмного окна, где долго просидел в глубоких раздумьях и лёг спать далеко за полночь.
Утро не задалось. Моросил противный холодный дождь, и в нетопленных покоях замка стало неуютно. По этой причине Якуб не выспался, поднялся рано и был зол, подгоняя заспанного Антося и слуг, не спешивших разводить в печах огонь. Они, де, ждали распоряжения пана для этого. Когда же после предрассветного панского разгона по комнатам замка наконец-то стал разлетаться лёгкий запах дыма, и стало заметно теплее, пан Война с чувством выполненного долга отправился к себе в спальню, намереваясь спокойно вздремнуть.
Но, как говорят в народе: "видно, не судьба". Не успел он лечь, как в дверь спальни, рассыпаясь в извинениях, постучал Марек Шыски, отец Казика. Старый слуга доложил, что приехал пан Патковский и срочно просит встречи с молодым паном. Пришлось несчастному Якубу, с неописуемой тоской поглядывая на манящую, неприбранную постель снова одеваться.
Пан Альберт ожидал его в гостиной. Он стоял возле окна, держа подмышкой мокрую шляпу, с которой к моменту появления Якуба, на пол натекла целая лужа дождевой воды. Голова мельницкого судебного писаря была пугающе взлохмачена. Похоже, ему сегодня повезло даже меньше, чем Войне, и его подняли ещё далеко до восхода солнца. Якуб поприветствовал пана Альберта, отмечая про себя, что одежда судебного писаря, также как и шляпа, промокла насквозь.
- Вина? - Не дожидаясь рассказа Патковского о причине столь раннего визита, предложил Якуб.
Бывший писарь колебался, как видно боясь потерять так необходимую сейчас трезвость ума. Он никак не мог решить, что на это ответить. Видя нерешительность гостя, Война позвал Марека и приказал ему немедленно принести пану Альберту подогретого вина и что-нибудь переодеться. Слуга тут же умчался в винный погреб, а Война помог соседу снять промокший плащ и усадил его поближе к тёплой стене, за которой помещалась печь.
Морщинистое лицо продрогшего пана Альберта было обветрено, тонкие, сжатые губы отливали какой-то болезненной синевой. Почувствовав у стены благостное тепло, он задрожал всем телом и, стесняясь лязга собственных зубов, всё молчал, нагнетая напряжение на и без того тягостную тишину. Якуб мягко положил свою руку на плечо гостя:
- Пан писарь, - тихо произнёс он, - я вижу, что какие-то обстоятельства подняли вас из постели очень рано. Вы сильно промокли и, поверьте, я сделаю всё возможное для того, чтобы вы не попали в лапы хвори. Но, …может быть вы всё же расскажете, что случилось?
Патковский с готовностью судорожно выдохнул:
- Юрасик. Он сегодня ночью искалечил ещё двоих людей Хмызы…
Война невольно выпрямился и медленно повернулся в сторону окна. Его брови сосредоточено сошлись у переносицы, выдавливая кривую складку сильного напряжения.
- Где, - задумчиво спросил он, - там же, у старой церкви?
- То-то и оно, - поворачиваясь спиной к тёплой стене, ответил Патковский, - он напал на них в скрытом лагере Базыля. Двое стаяли в дозоре. Один, как видно, уснул, а второй караулил…
- А откуда это вам известно?
Пан Альберт потянул носом:
- Задолго до рассвета, - тихо сказал он, - у моего гумна объявился Хмыза с кучей своих головорезов. Переполошили всех, но когда увидели, что меня в моём убежище голыми руками не возьмёшь, Базыль вызвал меня для разговора. Я вышел и мы поговорили.
Знаете, пан Якуб, вначале я был сильно перепуган и не очень-то мог понять, о чём идёт речь. Должен сознаться, что пришёл я в себя только тогда, когда Базыль начал что-то говорить о том, что де это мы: я, вы, Жыкович с сыновьями, да и все остальные подкупили кого-то, кто, наряжаясь Юрасиком, убивает его людей…
Якуб, услышав это, задержал дыхание:
- Ох, как…, - с трудом выдохнул он.
- Да, - продолжал Патковский, - но и это ещё не всё. Дальше Хмыза сказал, что, начиная с сегодняшнего утра, за каждого из своих людей, изувеченного Юрасиком, он будет сжигать и разорять один маёнтак, из принадлежащих тем, кто, как он думает, состоит в сговоре против него!
Война был вне себя от услышанного:
- Но ведь мы никого не нанимали!
- Я, - пожал худыми плечами пан Альберт, - пытался ему что-то сказать, но, боюсь, что ему было наплевать на мои объяснения. Как сказал Базыль, один из пострадавших сегодня умер, а второй пока ещё живой. Они оба в красных "крестах" - метке Юрасика. Тот, который из них полуживой, как только увидел, что Юрасик улетел, стал кричать и поднял весь лагерь. Хмыза говорил мне, что чуть удержал в тот момент своих людей от немедленной расправы над всеми панами. Уже сегодняшним утром мы могли гореть. Как он сказал: "…один раз я их смог остановить, но дальше, всё в ваших руках".
Якуб, не в силах больше держать в себе негодование, вскочил:
- Да что этот Базыль о себе возомнил? Если его же человек ему сказал, что Юрасик улетел, что он думает, что кто-то из нас нанял для этого дела архангела, прости, господи? И что теперь нам остаётся делать? По велению этого разбойника сообща бежать в лес и ловить летающего Юрасика…?
- Всё это так, - поддерживая мнение молодого Войны, согласился Патковский, - однако Хмыза обычно не бросает слов на ветер. Мы, пан Якуб, все в большой опасности, а потому, - отставной писарь тяжело вздохнул, - могу ли я просить вас о милости?
- Милости? - Не понял Война. - О чём вы, пан Альберт…
Дыхание Патковского снова дрогнуло:
- Замок пана Войны, - начал он, - куда как крепче моего гумна, да и людей у вас много. …Я так и не отправил пани Ядвисю и Сусанну в Краков. Могу я вас просить, - Патковский медленно сполз по стене и стал на колени, - как любящий муж и отец, укрыть мою жену и дочь в вашем замке, на время…?
- Что вы, - растерялся Якуб, - перестаньте, - он поднял расплакавшегося пана Альберта и усадил его на стул, - конечно, пусть живут, …живут, пока всё не уляжется. Однако…
- За это не беспокойтесь, - не дал договорить Войне Патковский, - королевский замок будет полностью обеспечен провизией. У меня достаточно скота и зерна, я ничего не пожалею…
- Я не о том, пан Альберт, - осёкшись, произнёс Якуб, - просто в нашем замке уже давно не живут благородные пани, а я, впрочем, как и вы, сейчас буду занят решением совсем других вопросов и просто не смогу уделить дамам достаточного внимания…
- Не беспокойтесь и о том, - с облегчением заверил Патковский, - они будут скромны в своих пожеланиях, более того, я прикажу им как можно меньше попадаться вам на глаза, дабы не отвлекать…
В этот момент дверь распахнулась. На пороге появился Марек и его жена. Шыски держал в руках большую глиняную кружку, из которой шёл пар, а Мария аккуратно сложенное бельё. Уложив сухую одежду на скамью у стены, женщина тот час удалилась, а вместо неё в комнату вошёл мистер Свод. Его лицо ещё хранило остатки сна, и потому взгляд англичанина был выразителен и полон удивления.
- О! - Воскликнул он, подходя к Патковскому и пожимая тому руку так сильно, что пан Альберт чуть не вскрикнул от боли. Тонкая и жёсткая ладонь иностранца, словно конопляный канат до хруста сдавила нежные пальцы отставного мельницкого судебного писаря. Теперь уже сам пан Альберт оказался не готов к такому рукопожатию, и тут же вспомнил, как сам сжимал расслабленную руку заможного пана при их первой встрече. Лицо Патковского перекосила гримаса боли…
- Свод, - не без удивления глядя на это, попытался усмирить не в меру энергичного иностранца Война, - что вы делаете?
- Здороваюсь, - ничуть не смутившись подобному вопросу, ответил Ричи. - Я помню, что пан Патковский любит рукопожатия покрепче…
Война с трудом оторвал вцепившегося в руку соседа Свода:
- Пан Альберт, - нервно произнёс молодой пан, бросая недобрый взгляд в сторону англичанина, - мистер Ричмонд просит у вас прощения. Просто он запомнил, что вы любите крепко пожимать руку…
- Пожимать, - растирая ноющую ладонь, пробубнил себе под нос старик Патковский, - но не ломать же. Впрочем, - добавил он громче, - пан Война, ведь нам сейчас каждая сильная рука будет просто на вес золота! Как этот франт? Я имею ввиду, какое-никакое оружие он умеет держать в руках? По слухам, так там, в западных землях скоро уже напрочь забудут про славную доблесть большого меча?
Якуб посмотрел в красные спросонья глаза Свода:
- Да, - сказал он двусмысленно, - кое-что и этот франт умеет.
Так уж произошло, что быстро нашлись причины и для того, чтобы необузданная утренняя энергия Свода быстро поутихла. Пока пан Альберт переодевался и пил разогретое вино, Якуб поведал Ричмонду о том, что привело к ним судью в столь ранний час. Стоило только англичанину снова услышать о призраке старой церкви, как у него начало портиться настроение. Он замахал руками и попросил не рассказывать ему больше об этой чертовщине. Странно, но о словах и делах Базыля Хмызы Свод, напротив, попросил рассказать поподробнее.
- Наконец-то, - довольно сказал он в тот момент, когда Якуб закончил свой рассказ об угрозах Хмызы. - Только бы скорее сунулись сюда эти сукины дети, уж я их "отблагодарю": и за вашу ногу, и за себя, и за то, что обижают этого старого джентльмена.
Последние слова Свода заставили Якуба колебаться в своих недавних умозаключениях. Сомнения, касающиеся того, что этот ничего не прощающий морской волк вполне мог устроить все эти страшные спектакли людям Хмызы, заметно пошатнулись. Сегодня англичанин выглядел искренним, а его отношение к теме призраков правдоподобным.