Приказ он слушал в строю двенадцатого июня, в Ломжу прибыл девятнадцатого, к вечеру нашел полк в летних лагерях в лесу.
Друзья в училище наставляли: главное, как в первый раз доложишь. Вот и его эскадрон. Кубанские казаки. Хоть по новому уставу отменили для них особую форму, командиры на свой страх сохранили бурки - честь и гордость казацкую.
Комэск и четверо взводных расположились в тени, играли в домино.
Алексей отпечатал шаг, отчаянно ударил шпорой о шпору, вытянулся:
- Товарищ капитан! Выпускник Тамбовского Краснознаменного кавалерийского училища имени Первой Конной армии прибыл в ваше...
- Ладно, ладно! Не кричи. Вольно, - передернул черными крыльями бурки комэск. - Сидай. В "козла" гарно рубишься?..
В пятницу и субботу Алексей принимал свой взвод - знакомился с красноармейцами, осматривал тачанки и пулеметы, коней, сбрую, хозяйство.
- Да вы не беспокойтесь, товарищ лейтенант, - уважительно, а все же по-отечески, усмешливо охлаждал его пыл помкомвзвода, кадровый, усы с проседью. - Мы ж казаки, ко́ней холим.
Вечером вызвали в штаб полка.
- Тебе после прохождения наук и отпуск положен? - поинтересовался комполка. - И невеста, наверно, заждалась? Как зовут? - Одобрил: - Гарно имя. Вот тебе приказ: завтра дуй в отпуск, возвращайся с Анастасией, с хозяюшкой, как подобает кадровому кавалеристу. И начнем служить.
Лейтенант... Взвод... В отпуск за Настей... Если может быть человек дважды и трижды счастлив, то так счастлив сегодня он! Уже давно затих лагерь, а ему под пологом палатки все не спалось. От волнений этих последних дней, от запаха летних горячих трав, от радостных мыслей пьяно кружилась голова.
Прислушался. За брезентом лениво переговаривались дневальные. У коновязи заржал и забил копытом жеребец. В распахнутый полог был виден треугольник звездного неба.
- Товарищ лейтенант, тревога!
Голос зычный, но без волнения. Алексей посмотрел на часы: четверть пятого.
Красноармейцы седлали лошадей, запрягали тачанки.
- Шинель и плащ не берите, - посоветовал помкомвзвода. - Выедем, построят - и распустят. У нас так каждое воскресенье.
С запада, из-за леска, оттуда, где в семи километрах пролегал пограничный рубеж, выплыли самолеты.
- Глянь-ка! Кресты!
- Это чтоб попугать!.. - неуверенно начал кто-то.
На бреющем полете черные машины с воем пронеслись над лагерем. Рванули огненные столбы. В грохоте, в дыме погасло солнце.
- Эскадрон, повзводно, по направлению к лесу - галопом марш! - услышал Алексей громовой голос капитана.
Наступило утро 22 июня 1941 года.
2
В отличие от Алексея Сергей с самого раннего детства мечтал стать военным. Сколько синяков получал в жарких уличных сечах! И во всех баталиях он - командиром: то Суворовым, то Чапаем, то Щорсом. "В атаку! За мной! Вперед!.."
Исполнилась мечта: двенадцатого июня 1941 года в строю таких же подтянутых, надраенных, силящихся побороть улыбки молодцов, в тот же день, что и Алексей на плацу своего кавалерийского училища, слушал Сергей приказ о выпуске и производстве в лейтенанты. "Лейтенант!" Одно лишь слово, а преодолен рубеж, отделяющий всю прежнюю жизнь: не школяр, не курсант - командир! Правда, когда получал комсомольскую путевку в военное училище, мечтал он о крылышках, о небе. Подвел левый глаз: ноль-восемь, а брали в авиацию лишь с абсолютным зрением. Оно и понятно: соколы!.. Предложили в пехотное. Сергей было заартачился, но военком разъяснил: Тамбовское Краснознаменное - это бывшие Московские курсы краскомов, созданные но личному приказанию Владимира Ильича Ленина.
В Ковно, в штаб армии, Сергей приехал в тот самый день, когда в нескольких десятках километров отсюда разыскал своих конников Алексей.
"Назначаетесь командиром минометного взвода в стрелковый полк". На станцию, откуда по перелескам до полка было уже рукой подать, лейтенант добрался к ночи двадцать первого. Не терпелось. Расспросил, как идти, - и по тропке, через болота и луга... Заплутал. А все же, когда начало брезжить утро, увидел за поредевшими стволами берез и осин широкое поле и брезентовые шатры. Услышал трубу. Но горнист играл почему-то не побудку, а тревогу.
И сразу же перекликом по всему лагерю:
- В ружье!.. В ружье!..
Бросился в штабную палатку - к ней тянулись провода полевых телефонов, и у входа стояла зеленая эмка:
- Выпускник Тамбовского Краснознаменного... Командир минометного взвода... В ваше распоряжение...
- Николаев! Отведи во взвод! Лейтенант, бери взвод, марш на склад, получай матчасть, оружие и боеприпасы - и на границу!
Догнал колонну на форсированном марше. На самой границе, за взгорком у реки, выбрал огневую позицию. Грамотно - как на экзамене в классе у ящика с макетом.
- Поднести мины! Вставить взрыватели!
Залег на наблюдательном пункте. За рекой, по опушке леса, - движение, гул моторов. Ага, противник подтягивает живую силу и технику!.. Открывать огонь или не открывать?.. Уже знал: война. Но на их участке еще не было сделано ни одного выстрела.
Проверил новенький, только что полученный на складе наган, прокрутил барабан. Приладил ребристую рукоять в ладони, навел ствол на куст, чувствуя надежную тяжесть револьвера. И тут, как в кино, раздвинулись ветви, и в обрамлении листвы обрисовалась фигура в каске и серой шинели. Немец!
Он нажал спусковой крючок.
Первый выстрел войны на их пограничном участке, уже обозначенном на штабных картах линией фронта.
Тот первый убитый им немец оказался разведчиком. Остальных троих из его группы схватили. Но тот его выстрел-хлопок, не слышный и с двух десятков шагов, как бы послужил сигналом: с противоположного берега, из-за Немана, ударила тяжелая артиллерия, заохали минометы, противник в резиновых надувных лодках начал форсирование.
К ночи полк получил приказ на отход. Сергей собрал свой поредевший взвод - никого из бойцов еще не знал по имени и фамилии, только в лицо. Проверил матчасть. Разбитые минометы пришлось бросить.
Когда втянулись в походную колонну, вражеская артиллерия снова начала ожесточенный обстрел. Они как раз шли через лес. Рвались фугасы. Рушились деревья. Сергей увидел всплеск багрового огня, треск, почувствовал удар по каске. Больше он ничего не видел и не помнил.
Очнулся. Солнце - до рези в глазах. Вытоптанная серая площадка. По дальнему краю - ряды колючей проволоки и вышки. Злобный лай.
Над ним - небритый мужчина. В руках его узкие и грязные лоскуты. Приподнял, положил голову Сергея себе на колено, начал перевязывать, резко, больно отдирая со лба присохшие клочья.
- Где мы?
- В лагере. Немецком. В плену.
Он рванулся.
- Лежите. Вы ранены.
Почти месяц он подыхал в этом лагере. Просто - открытое поле, в три ряда огороженное по краю. Пальцами прорывали ямки, жались спиной к спине, чтобы хоть немного согреться в дождь и промозглые ночи. Раз в день за ограждение въезжал грузовик, из кузова сбрасывали сырую брюкву. Яма - братская могила у дальней ограды становилась все шире.
Сергей уже мог вставать на ноги, делать неуверенные шаги. Но от потерянной крови, от голода и, наверное, от контузии нестерпимо болела, кругом шла голова.
- Ты что, очумел? Отцепи кубари, - шепнул кто-то. - Они командиров пускают в расход.
- Катись ты знаешь куда?..
Однажды за воротами лагеря остановились камуфлированные легковушки. Группа офицеров начала обходить поле. Один из них - высокий, голенастый, вышагивавший как цапля - время от времени тыкал стеком:
- Ты! Ты!..
Ткнул, будто приколол к листу, и Сергея. Лейтенант увидел плоские глаза, руку, затянутую в перчатку.
Группа прошла. Охранники, следовавшие за нею, подхватили его и поволокли к воротам, к машине, крытой брезентом.
Эшелон. Вонючая теплушка. Оконце, забранное в колючую проволоку.
На какие-то сутки пути, когда открылась дверь, Сергей увидел снова ряды колючей проволоки, приземистые строения по типу казарм, а за ними - гряды пологих гор.
- Концентрационный лагерь для советских офицеров - "офлаг 13-Д", номер шестьдесят девять!
Отныне у него ни фамилии, ни имени - номер. Распорядок - как в тюрьме.
Вывели на прогулку. Лицо шедшего по кругу навстречу показалось знакомым: щуплый, светлые прямые волосы, брови-стрелки и оттопыренные уши. И он здесь?..
Когда снова поравнялись, спросил:
- ТККУ?
Услышал - как отзыв:
- ТКПУ?.. Вот где встретились, такие танцы...
3
- Ты-то как здесь, кавалерист?
- А ты, пехтура?..
Сергей рассказал свою историю.
Алексей - свою: как развернулись в первый бой в конном строю, пулеметы на тачанках с правого фланга, а немцы двинули против кавалерии танки. Как умирал комиссар и как хотел пить, а у них вода была только в кожухах пулеметов, и они не могли ему дать пить. Как вспыхивали порохом соломенные крыши. Как полз по ржаному полю в разведку. Как со слезами бросали спешенные безлошадные казаки свои бурки. Белосток. Шяуляй. Минск... "Мы окружены. Бери, лейтенант, тридцать человек, держись до последнего. Остальные пойдут на прорыв". В том бою его и ранило. Через десять дней после начала войны. Первый лагерь - в Бяла-Подляске. Тоже огороженный проволокой квадрат. С востока много суток слышали канонаду. Думали, наши возвращаются. Потом от "свеженького" раненого узнали: то бился до последнего гарнизон Бреста.
В лагере ни синие петлицы, ни лейтенантские кубари не снял. Вот они, как и у Сергея, - каплями загустевшей крови на вороте.
Алексей провел в "офлаге" уже неделю. Пригляделся, кое в чем разобрался.
- Особый лагерь. Хитрый. Обращение на "вы", хотя не так посмотришь - бросят в карцер. Кормежка - сам почувствовал - лишь бы ноги не протянул. Но кой-кому - и от пуза. Так что держи ухо востро.
- Кому же это - от пуза?
- Вербуют здесь в предатели. Себе на службу и в национальные формирования: украинцев - отдельно, прибалтийцев - отдельно, кавказцев - отдельно...
Сергей насторожился:
- У тебя вроде отец - карел?
- Теперь все мы должны быть русские. Советские.
- Понятно, ТККУ... Что думаешь делать?
- Залижу раны, накачаю силенок - и тягу. Далековато, правда: Южная Бавария. Ну да земля круглая.
- Заметано, кавалерия. Научу тебя ползти по-пластунски.
4
"Офлаг 13-Д" - особый концлагерь. В других - изнуряют в каменоломнях, чтобы потом сбросить обескровленный скелет в яму с хлорной известью. Или гноят заживо. Убивают голодом. Просто убивают. В "офлаге 13-Д" тоже заставляют бить киркой в каменоломне, тоже мучают голодом. Случается, и убивают. Но редко. У эсэсовцев из комендатуры лагеря иная задача. Методично, разными способами - индивидуальный подход к каждому - пробуют, как сломить. Не физически - духовно. Утром, на поверке, вчерашний советский командир, а теперь переводчик при комендатуре и предатель вместе с гитлеровцами обходит ряды, выплевывает:
- Коммунист!.. Политрук!.. Жид!..
Тех, на кого показал, хватают и волокут к валу на краю лагеря, за казармами. Последние крики. Автоматная очередь... Откуда выведал, сука? Может, выдумал: надо же проявить рвение.
Но добились: каждый военнопленный замкнулся в себе, лишнего слова не проронит. Кто не выдерживал, ремень на шею - и на решетке окна в клозете... В души должен, по замыслу фашистов, вползти страх. Каждый день - лекции. Посещение - по желанию. Те, кто пойдут на лекцию, освобождаются от каменоломни. Запись в церковный хор. Добровольная. Кто записался - в день спевок может не брать в руки кирку. Накануне ноябрьского праздника выдали по полбуханки хлеба на арестанта. А надзиратели по баракам: "Это вам в честь падения Москвы!" У-у, гады! Врете!..
Но кое-кто начал посасывать сигареты. Без сожаления оставлять на столе миску с бурдой. Отводить бегающие глаза...
А на утренней поверке перед строем снова идет иуда-переводчик, наугад тычет пальцем:
- Комиссар! Политрук!..
И через несколько минут истощенные до нечеловеческого вида "дневальные" волокут к яме на краю лагеря тележку с трупами.
- Пора, Алешка. Невмоготу!
- Как выбраться?..
Действительно - как? Всюду колючая проволока и проволока под током, сигнализация, прожекторы, собаки.
Мелькнула надежда, когда узнали, что охранники комплектуют команду на железную дорогу, на разгрузку вагонов с углем. Выбирают молодых и еще крепких арестантов. Двадцатилетние лейтенанты в этом офицерском лагере - едва ли не самые молодые.
- Попробуем? - испытующе посмотрел на товарища Алексей.
Сергей молча кивнул.
Охранников на всю команду - четверо. Эх, если бы и остальные заключенные!.. Кто они? Рискованно обмолвиться и словом.
Начали ссыпать с платформ уголь. Грохот. Пыль столбом.
Друзья улучили момент, когда, казалось, конвоиров не было поблизости, юркнули под вагон - и ходу.
Рывок к свободе. Одни пути, вторые. Криков, стрельбы не слышно. Неужели ушли?.. Резкий удар в спину. Клацанье зубов, угрожающий рык и запах псины. Овчарки натренированы, натасканы на человека. Поверженного не рвут. Пошевелишь рукой - перекусит кость.
В лагере не били. Только охранники по дороге - да и те без усердия. Бросили в одиночные каменные пеналы, узкие, не присесть, по щиколотки залитые ледяной водой. На десять суток.
Когда приволокли в барак, они друг друга сразу и не узнали.
- Ну, ТККУ?
Алексей судорожно свел челюсти, острыми углами выперли желваки.
Через несколько дней записывали по специальностям. Старосты объяснили: мастеровых, слесарей, токарей, столяров-плотников ждет работа по профессии - облегчение режима. Алексей с детства плотничал - перенял от бати, спорого на все руки. Сергей до комсомольской путевки в военное училище осилил три курса железнодорожного техникума, овладел в мастерских и токарным, и фрезерным станками.
- Моя специальность: командир Красной Армии.
- Записывайте: советский офицер!..
Все равно обмазали пальцы мастикой, сделали отпечатки пальцев; фотограф усадил перед своей гармошкой в профиль и фас. Зачем?..
В лагере объявились некие личности в немецких мундирах, с нашивками "р" на рукаве. Еще вчера лежали на одних нарах, кормили вместе вшей!.. А теперь, значит, перечеркнули всю свою прошлую жизнь, записались в "р"-полицаи... Уже расхаживают гоголем, агитируют за Гитлера и за какую-то РОА - русскую освободительную армию. Десяток на весь "офлаг", а как гадливо становится на душе при взгляде на их гнусные морды...
- Узнал: летчики собираются уходить, - прошептал Сергей.
В лагере была группа летчиков. Их машины подбили, когда они возвращались с бомбежки. Парни держались сплоченно, но со стороны никого в свою спайку не включали. Вот только Сергею удалось заслужить доверие одного из них - старшего лейтенанта Александра, москвича.
Пилоты согласились взять с собой и пехтуру, и кавалериста. Обговорили что и как.
Шагу не удалось сделать за проволоку - кто-то выдал всех накануне побега.
Схватили. Выстроили всех заключенных. А их - посреди плаца - прикрутили к деревянным "козлам". И каждый из арестованных должен был подойти и ударить... А потом снова в пенал-карцер с ледяной водой.
Узнали, кто выдал. Ночью в бараке устроили суд: "Именем нас всех!.." Утром в тачке - в груде других трупов - вывезли к яме с известью.
- Все равно должны бежать, ТКПУ!..
Наступила зима. Теперь выгоняли на работы не в каменоломни, а на расчистку от снега полигонов и дорог. Пулеметы. Собаки. На плечах - лохмотья, оставшиеся от их гимнастерок, на ногах - деревянные башмаки-колодки. По асфальту, когда отбиваешь дробь, ноги меньше мерзнут, а в поле, в снегу, просто хоть околевай... И в казармах на полу лед. Умерла едва ли не половина всех заключенных.
"Агитаторы" предлагают: "Вступайте в РОА! Армией командует генерал Власов! Будете сыты, одеты, обуты!"
Слушком по лагерю: "Надо записываться! Пошлют на фронт, а там - перейдем к своим! Уж два таких батальона перешли!.." Пригляделись. Нашептывают те, с сигаретами. "Нет, не подцепите на крючок..."
- Слыхал, Сергей, в лагерь генерала Карбышева привезли. Говорят, в классном вагоне, с почетом.
Стиснуло горло. Карбышев! Сподвижник Фрунзе, начальник кафедры в военной академии, профессор, автор многих учебников, некоторые штудировали и в их училище...
А слухи ползут, ползут:
- Да он же бывший царский подполковник! Отдельно поселили. Обеды по заказу!..
Пока сами не увидели на плацу во время прогулки: иссушенный, в рваной красноармейской шинели, в потертой шапке-ушанке.
Пока сами не услышали:
- Мы - советские люди! Мы должны ни на минуту не прекращать мужественной, хоть и неравной в этих условиях, борьбы! Бороться! И при первой возможности - бежать из плена! Не верьте этим пустобрехам. Знайте - Красная Армия победит!..
Жесткий. Иссушенный, как корень дерева, душевной мукой. Такого не согнуть - только сжечь.
- Держитесь, молодые!..
Спасибо тебе, седой генерал. Слово бывает важнее хлеба.
Миновала зима. Потянуло к лету. В "офлаге" комплектовали рабочую команду на строительство и оборудование стрелковых полигонов. Алексей и Сергей попали в список.
Месяц пробыли под Торунью, потом перевезли в Восточную Пруссию, неподалеку от Вислы. Осмотрелись.
- Отсюда должны уйти.
Те же ряды проволоки. Но рядом - лес, а за ним - река. Начали изучать особенности охраны. Ночью не уйти: прожектора, собаки. Надо днем.
Уборные расположены на краю лагеря, у самой проволоки. Сначала, задерживаясь на минуту-две после всех - снаружи ждут и пересчитывают по головам охранники, - откусили щипцами шляпки гвоздей. Потом ослабили, расшатали доски. Выбрали беспросветно дождливый день, когда земля превратилась в месиво. Перед обедом - на оправку. Стражники укрылись с головой под плащ-накидками, торопят, не заметили, что арестантских голов недочет.