- Пятого ноября наши самолеты впервые появились в этом небе, а шестого они сбили девять "юнкерсов"! - снова оживился Ксанти. - Народ приветствовал их, как тореадоров на корриде. Наши "ястребки" испанцы называют курносыми, а всю республиканскую авиацию - славной.
Навстречу шел высокий мужчина в берете и мягкой куртке, с фотокамерой через плечо. На носу его были очки в тонкой металлической оправе. Широкое лицо, усы. Лицо было характерным - открытым и мужественным. Увидев Ксанти, мужчина приветственно взмахнул рукой:
- Hullo! I glad to see you!
- How do you do? - ответил Ксанти и обернулся к своим спутникам: - Это американский корреспондент Хемингуэй.
Они перешли с английского на испанский - и Лаптев с завистью определил, что Ксанти объясняется и на нем свободно.
- Янки предлагает заглянуть в кабачок и выпить по рюмочке за нашу встречу, - перевел Ксанти. - Вездесущий парень. Еще прошлой осенью в Валенсии нас познакомил корреспондент "Правды" Кольцов. Ну что, примем предложение? Вроде бы парень он неплохой. И писатель известный.
Тут же, на Гран-Виа, они спустились в полуподвал. Вдоль длинного помещения бара тянулась стойка, а в сводчатом зале теснились столики. Хемингуэя здесь знали. Официант, дружелюбно улыбаясь, принес четыре высоких бокала.
- Старик разрешил мне рассказать американцу кое-что о нашей работе, - продолжил Ксанти, прерывая разговор с писателем и обращаясь к Лаптеву. - Я как раз вернулся из-под Талавера-де-ла-Рейна. Там мы устроили фейерверк на франкистском аэродроме... Хемингуэй говорит, что интересуется нашей работой и даже хочет написать книгу... Спрашивает: ты тоже занимаешься такой работой? Я ответил, что у всех нас одна работа - война против фашистов. - Он посмотрел на часы: - Excuse us, but we have no time.
Все встали.
- Он говорит: "Ничего, мы еще встретимся и найдем время побеседовать". В ближайшие дни он собирается под Гвадалахару - думает, что скоро там будет жарко.
С улицы сквозь толстые стены в полуподвал проник шум.
- Началось. Бомбежка или артобстрел.
Они вышли из бара. За эти несколько минут улица преобразилась: ни души на тротуарах, ни одного автомобиля на проезжей части. Били зенитки. Впереди поднималось красное облако.
Вдоль стен домов они стали пробираться к "Флориде".
В отеле, увидев Хозефу, Ксанти радостно воскликнул:
- Хо, Лена! Я и не знал, что ты здесь! - Он обнял девушку, чмокнул ее в щеку.
Андрей с удивлением и досадой посмотрел на товарища: "Ишь ты!.. Вот ее настоящее имя: Лена!.."
- Как дела, комсомольский бог? - продолжал Ксанти. - Как дома? Как мама? Не обижает тебя этот джигит?
"Откуда он так хорошо знает ее? В Испании они не встречались - это факт".
- Откуда ты ее знаешь? - спросил он, улучив минуту, когда спускались в вестибюль.
- Знаю - и весь сказ! - хитро улыбнулся Ксанти. Окликнул девушку: - Уж очень он тобой интересуется, этот пестроголовый блондин! Будь осторожней с ним!
Хозефа беспечно рассмеялась.
Когда усаживались в машину, Ксанти совсем другим тоном - тоном приказа, сразу поставив все на свои места, сказал:
- В Гвадалахару отправляйся сегодня же. - Но снова прорвалось дружеское: - Рад, что тебя перевели сюда.
Легковушка Андрея, как обычно, пылила в голове колонны. Гонсалес, сидя рядом с шофером, попыхивал нестерпимо вонючей сигарой. Андрей и Лена расположились сзади. Девушка прильнула к дверце, высунула голову в открытое окно. Ветер рвал ее волосы.
Он видел только овал ее щеки, сейчас, против света, будто припудренной легким пушком. За эти месяцы кожа ее посмуглела, стала темней волос, а сами волосы выгорели. "Золотая пшеница".
Машину тряхнуло на выбоине. Лена рассмеялась. Андрей все смотрел на нее. Вдруг подумал: "А как она относится ко мне? Вдруг я для нее просто... Что "просто"?.. Возьму и скажу! Ни комиссар, ни шофер не поймут. Так и скажу: люблю!.." Девушка будто почувствовала. Обернулась. Она улыбалась, глаза были затуманены - словно она думала о чем-то радостном, но мысли ее были далеко-далеко. "Неужто и вправду - моя судьба? Нет, сейчас говорить ей не время... Нужно думать о предстоящей работе..." Усилием воли он заставил себя переключиться на мысли о новом задании. Снова надо было решать задачи с бесконечным количеством неизвестных. Впрочем, как каждый день, проведенный на этой земле.
Но оттого, что Лена была рядом, он испытывал странное ощущение - будто набрался новых сил и может справиться с любым делом.
11
Саперный батальон разместился на окраине Гвадалахары, в старинной казарме, на стенах которой висели обоюдоострые мечи и рыцарские доспехи. Гигант югослав тут же вооружился мечом, попытался напялить на голову стальной шлем с забралом и остался доволен: средневековые гидальго были по сравнению с ним мальцы. В сумрачных комнатах со сводами пахло кожей, потом и кислым вином - вековой запах казармы. Парни обжили комнаты, облюбовали койки, занялись будничными делами.
Андрей понимал - нужно срочно выводить отряд на задание. Комиссар был согласен с ним: мужчина чувствует себя мужчиной в хорошей контиенде - драке. Но несколько дней ушло, чтобы осмотреться, сориентироваться, наметить объекты диверсий.
Гвадалахара - небольшой городок со средневековыми узкими улочками и старинными домами-крепостями из дикого камня - теснилась в узкой долине меж холмов на левом берегу реки Энарес. Франкисты были на правобережье, в тридцати километрах за Энаресом, если идти на северо-запад. Гвадалахара - как бы замок, запирающий три сходившиеся здесь дороги на Мадрид: из Бургоса, Сарагосы и Теруэля. Главной была та, что вела из Сарагосы - так называемое Французское шоссе, международная автомагистраль Мадрид - Париж. По этой магистрали мятежники были ближе всего к Гвадалахаре. Они занимали позиции у Сигуэнсы - городка, маленьким кружком обозначенного на карте. Пожалуй, надо прощупать противника прежде всего в районе шоссе. Хотя можно предположить, что именно этот участок наиболее укреплен фашистами.
Днем с переднего края Андрей провел рекогносцировку, а ночью с небольшой группой направился за линию фронта. Пока лишь с одной целью - разведать местонахождение вражеских позиций. Пошел и комиссар - решил, видимо, утверждать свое положение в отряде не только правами, которые ему предоставлены.
Они миновали нейтральную полосу. Левее, на самом шоссе, остался вражеский пост. Выждали, пока по шоссе пройдет патрульный броневик, и тенями перемахнули дорогу, взяли направление на Сигуэнсу. Поселок должен быть недалеко. Мрак и тишина обступили их. И вдруг в упор ударили винтовочные залпы, зачастил пулемет, взвыли мины. Двое из группы были сразу убиты. Близким разрывом мины Андрея контузило. На мгновение он потерял сознание. Потом почувствовал, как сильные руки подхватили его, понесли. Он начал вырываться.
- Это я, я, Феликс! - склонился над ним Обрагон.
- Приказываю отходить!..
Унося убитых, помогая раненым, они повернули назад. Стрельба так же сразу прекратилась, как и началась. Среди камней сделали короткую остановку. Божидар протянул Андрею флягу:
- Хлебни, другаре!
Он глотнул. Язык обожгло. Спирт. В самый раз...
Уже в казарме Андрей вместе с Гонсалесом проанализировал случившееся. Возможно, они напоролись на какую-то систему сигнализации и этим "засветили" себя. Может, не заметили замаскированный вражеский пост. Во всяком случае здесь - не Малага, противник стал осторожней и осмотрительней. И действовать против него надо иначе, чем на юге.
Похоронили убитых. По андалузскому обычаю воздвигли над могилами каменные надгробия-пирамиды. Гонсалес произнес короткую и яростную речь. Хозефа перевела:
- Вы, славные воины с юга, пали под Мадридом, но пусть не плачут ваши семьи - вы будете вечно жить в сердце Испании! Вы - настоящие мужчины и братья!
Лаптев поразился: вот каким красноречивым оказался его суровый комиссар!.. А он-то поспешил наречь Гонсалеса "боковатый" - на Рязанщине это означало: "угрюмый", "нелюдимый".
У самого Андрея голова разламывалась от боли. Наверное, получил сотрясение. Но - хоть и боль, и слабость во всем теле - не имеет он права даже малой малостью показать свое состояние: на теле ни одной царапины. Что подумают бойцы, собравшиеся у каменных могил?..
Лаптева подняли на рассвете. Очнувшись от резкого толчка, он не сразу понял, где он и кто стоит над ним в серой комнате.
- Ну и здоров ты храпеть! - прозвучал знакомый голос.
Вспыхнула под потолком лампочка, и Лаптев увидел Ксанти. Ксанти подсел к столу, подождал, пока Андрей встанет и оденется.
- Знаю о твоей "прогулке" в Сигуэнсу... Я же тебя предупреждал: головорезы генерала Молы стали куда осторожней. К тому же здесь, в Северной армии, полно немецких и итальянских советников. А они - этого не отнять - настоящие солдаты... Я приехал к тебе с новым и важным заданием.
Лаптев ополоснул лицо холодной водой, спросил:
- Какое задание?
- По сообщениям моих агентов, вот здесь, в этом районе, в секторе Сеговия - Сигуэнса, в последние дни отмечено сосредоточение крупных сил противника. - Ксанти показал по карте. - Однако авиаразведка этого не подтверждает. К тому же и некоторые ответственные деятели из штаба Центрального фронта и генштаба категорически отвергают такую возможность. - Он зло блеснул глазами. - В отношении этих деятелей у меня есть определенное мнение. Но сейчас другой разговор. Если противник готовится нанести главный удар под Гвадалахарой, то нам нужно срочно перебросить сюда войска из-под Мадрида - здесь у нас только несколько бригад. Но если сосредоточения их войск нет и сообщения агентов ложны, перебросив сюда дивизии, мы ослабим столичный сектор, где и без того каждый боец и каждая винтовка на счету. - Он прихлопнул по карте смуглой ладонью: - Короче, нам нужен хороший "язык". Не какой-нибудь полуживой марокканец, а настоящий, "длинный язык". Лучше всего - штабной офицер. Чтобы избежать недоразумений, "языка" доставишь в штаб лично. Задание понял?
В ту же ночь отряд приступил к его выполнению. Лаптев понимал, насколько оно ответственное и срочное. Он разбил отряд на группы, послал их через линию фронта в разных направлениях. Но ни первая ночь, ни вторая успеха не принесли. Ни на одном из участков его парням не удалось даже пересечь нейтральную полосу - всюду встречал плотный огонь, вспыхивали осветительные ракеты. Уже одно это настораживало, свидетельствовало, что противник неспроста принимает такие меры предосторожности.
На третий день Ксанти снова приехал в отряд.
- "Язык" нужен во что бы то ни стало. - Его глаза, обычно поблескивавшие в прищуре, глядели из-под бровей сердито. - Не верю, что невозможно просочиться в тылы франкистов.
- Мои ребята - не трусы! - вспылил Андрей.
- Не в этом дело. Там, где трудно пройти большой группе, трое-четверо всегда проползут. И охоту за "языком" надо вести не в первом эшелоне, а в глубине вражеской территории, где фашисты меньше всего ждут нападения. Если тебе нездоровится или расшалились нервы, я сам пойду в поиск.
- Ну уж нет! Пойду я.
- Тогда слушай внимательно: вот здесь, в районе Агьенсы, мои агенты засекли объект, по всем приметам - штаб. Действуй в этом направлении. Сегодня же ночью. Я дам проводников. Доведут почти до места.
Лаптев взял троих - пикадора, Лусьяно и Радмиловича.
Из окопчика, занимаемого пехотным взводом добровольческого батальона "Ленинград", Андрей наблюдал за безмолвной пустотой, простиравшейся впереди. Изредка в темноте вспыхивали и гасли таинственные огоньки. Молоточком по наковальне постукивал пулемет. Трассирующие пули прошивали мрак...
Лаптев посмотрел на светящиеся стрелки циферблата: "Пора!"
Они выскользнули из окопчика. Вместе с ними - двое проводников, оказавшихся совсем мальчишками - кудрявые пастушата в альпарагетах. "Вот они какие, агенты Ксанти", - подумал Андрей. Пастухи осторожно крались впереди, а разведчики следовали за ними.
Что-то клацнуло. Они замерли. Вспыхнул, прочертил темноту, описал полукруг красный огонек. "Кто-то курит", - догадался Лаптев. Они полежали на холодных камнях несколько минут. Потом мальчишки поднялись и, крадучись, пошли в обход. Сбоку снова застрекотал пулемет. С шипением взвилась в небо и вспыхнула ракета, залив валуны и кусты мертвенным голубым светом. Андрей определил, что первая линия вражеских окопов осталась позади. Но впереди еще можно ожидать вторую линию траншей, секреты, дозоры.
Поздний рассвет застал их в пятнадцати километрах от передовой, в густых зарослях сухого кустарника на склоне горы, у узкой каменистой дороги. Здесь им предстояло ждать следующего вечера. Мальчишки-пастухи объяснили, как пробираться дальше на Агьенсу, и, спустившись на дорогу, зашагали по ней в долину, весело перекликаясь и щелкая бичами, которые, оказалось, были намотаны на их тощие тельца под рубахами. Местные пацаны, что с них возьмешь? "Видать, хорошие агенты", - подумал Лаптев. Назначил очередность смены наблюдателей, разрешил подкрепиться сухим пайком. А тем, кто свободен от поста, - и вздремнуть. Сам решил бодрствовать.
Весь день по дороге и окрест не было почти никакого движения. Высоко в небе в сторону фронта прошли эскадрильи "юнкерсов", сопровождаемые "хейнкелями". Через некоторое время они вернулись. Андрей недосчитал в строю бомбардировщиков двух машин. По дороге прогромыхала колымага. Солдат-франкист, зажав винтовку меж коленями, обеими руками придерживал вожжи. Телега поравнялась с кустарником. Сграбастать старика ничего не стоит - не пикнет. Да какой от него, обозника, толк?
На небольшой высоте пророкотал над горой самолет-разведчик республиканцев. Высматривает. Напрасно. Даже они на земле не чувствуют присутствия крупных сил противника.
Однако это заключение Андрея оказалось опрометчивым. Чуть только стемнело, дорога разом ожила. Зловеще посвечивая узкими щелями подфарников, потянулись крытые брезентом грузовики "фиаты", которые Лаптев повидал еще под Малагой. Процокал кавалерийский эскадрон. По белеющим в темноте одеяниям всадников Андрей угадал бурнусы марокканцев. Проскрежетала по камням колонна итальянских танков "Ансальдо"... И все - на юг, к фронту.
Прямо на дороге вряд ли поживишься. Надо пробираться к Агьенсе. От наезженного тракта вниз, в долину, сбегала узкая каменистая тропа, сокращавшая, вероятно, путь пешеходам к городку. Разведчики начали осторожно продвигаться вдоль нее. По расчетам Лаптева, тропа должна была вывести к намеченному Ксанти пункту.
Прошел час. Уже начал просвечивать внизу, у подножия горы, населенный пункт. Уже слышен был собачий лай. И тут наконец им улыбнулось счастье. На тропе со стороны городка послышался перестук копыт. Судя по звукам, приближалась небольшая группа. Всадники ехали неторопливо, громко переговариваясь.
Божидар притиснулся к Лаптеву:
- Это макаронники.
- Кто-кто?
- Итальяшки, я же тебе говорю! У меня есть идея: я встану часовым на дороге, отвлеку их, а вы нападайте с двух сторон!
Придумывать что-нибудь другое уже некогда - четверо всадников показались из-за поворота тропы, Андрей подтолкнул серба:
- Действуй!
Радмилович вышел навстречу всадникам и застыл каменным изваянием. Когда те приблизились, грозно рявкнул:
- Альто! - Повторил приказ по-итальянски и направил на едущего впереди луч фонарика: - Пароль!
Свет фонарика мешал всаднику разглядеть фигуру на дороге. Сыграло и то, что серб обратился по-итальянски. К тому же ехавшие вряд ли ожидали опасности так далеко от линии фронта. Лаптев в свете фонарика разглядел, что первый всадник - офицер.
- Пароль! - строго повторил Божидар.
Офицер негромко назвал.
- Этот устарел. Назовите новый! - потребовал Божидар.
Всадник начал объяснять, что только полчаса назад получил пароль в штабе дивизии.
- Документы! - не опуская фонарика, потребовал Радмилович и шагнул вплотную к лошади.
Офицер достал из нагрудного кармана бумагу. Склонившись в седле, протянул ее. Божидар размахнулся и нанес ему удар по голове. В то же мгновение Андрей и Лусьяно с одной стороны, а Росарио - с другой бросились из кустов на остальных трех всадников. Нападение вышло таким неожиданным, что только один из них поднял коня на дыбы и выхватил пистолет. Однако выстрелить легионер не успел - пикадор вонзил в его грудь нож.
Через несколько минут оглушенный офицер, упакованный, словно тюк инжира, с кляпом во рту, уже лежал поперек седла Андрея.
"Язык" добыт. Кажется, как раз такого хотел Ксанти. Есть и четыре хороших коня, четыре комплекта обмундирования противника, да еще по лишнему пистолету и карабину. Но времени до рассвета остается в обрез, а пропавших всадников могут хватиться в любую минуту. Скорей назад!..
Божидара, переодевшегося в форму офицера, Андрей пустил на коне впереди - на случай встречи с патрулем. Радмилович сможет хоть на какие-то мгновения отвлечь внимание. К тому же теперь им известен пароль.
Удача сопутствовала разведчикам всю обратную дорогу.
В окопах батальона "Ленинград" их ждали. Счастливые, возбужденные, разведчики рассказывали о своем поиске, пока бойцы распеленывали и приводили в чувство пленника. Невесть откуда появился корреспондент.
Нет, деятельность саперов - не для прессы!
- Ни слова газетчику! - приказал Андрей и поспешил увести своих бойцов и пленного из окопов в тыл.
Божидар, сеньор Лусьяно и особенно Росарио, уже начавшие было темпераментно живописать подвиги, подчинились без удовольствия.
Вместе с пленным Андрей прибыл в Мадрид. Судя по документам, один из убитых был офицером, казначеем полка из дивизии "Черное пламя". В сумке его лежали тугие пачки песет и лир. Двое других тоже особого интереса не представляли. Зато всадник, которого сграбастал Божидар, оказался таким "длинным языком", о каком только и мог мечтать Ксанти. Это был офицер разведки при штабе дивизии капитан Франческо Мария Феррари.
Андрей присутствовал при его допросе. Капитан Феррари упорствовал не очень долго. Понял, что именно для беседы "по душам" и волокли его с кляпом во рту по горным тропам через линию фронта. А уж коль приволокли...