Он говорил взволнованно:
- Белогвардейские недобитки стали реальной угрозой общественному спокойствию и правопорядку. Они грабят и мордуют мирное население, нападают на заставы и патрули. Вчера ночью снова было зарезано двое патрульных. Никаких следов не обнаружено. Особенно настораживает, что бандиты, по всей вероятности, знали вчерашний ночной пароль, иначе патруль не допустил бы их к себе вплотную… Это очень тревожный факт. Есть, значит, утечка секретных сведений.
Командарм Самойло оторвался от бумаг:
- Что вы предлагаете?
Болдырев решительно рубанул рукой:
- Мы просим выделить для разовых операций ЧК регулярный полк!
- Что это даст?
- С такими силами мы сможем провести массовые облавы в трущобных районах порта и в Саломбале.
Самойло задумался - выделить целый полк было нелегко. Он еще не принял решения, когда открылась дверь и в штаб вошли Шестаков и Неустроев.
Самойло секунду смотрел на них с удивлением, потом вскочил им навстречу:
- Николай Павлович, дорогой!
Шестков вытянулся по стойке "смирно" и четко доложил, держа руку под козырек:
- Товарищ командарм! Особоуполномоченный Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета для проведения Сибирской хлебной экспедиции военмор Шестаков прибыл в ваше оперативное подчинение!
И бросился в объятия Самойло.
Они долго радостно тискали друг друга, потом Шестаков представил своего спутника, который с улыбкой наблюдал встречу друзей:
- Познакомьтесь, Александр Александрович, начальник Сибирской экспедиции, замечательный мореплаватель, капитан дальнего плавания Неустроев Константин Петрович…
Пока они знакомились, Шестаков осмотрелся. И увидел сидевшего за столом начальника связи Щекутьева. Тот улыбался ему со своего места весело и приветливо.
С радостным удивлением Шестаков пожал ему руку, подмигнул - мол, потом поговорим.
Расстегнул объемистый портфель и достал из него большую плотную папку и красную коленкоровую коробочку с изображением ордена Красного Знамени.
Снова вытянулся по стойке "смирно":
- Товарищ командарм! Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет поручил мне огласить приказ Реввоенсовета Республики и вручить вам орден Красного Знамени, которым вы награждены за разгром армии генерала Миллера и ликвидацию Северного фронта…
Самойло тоже встал смирно и внимательно выслушал приказ Реввоенсовета.
Шестаков торжественно вручил командарму грамоту ВЦИК и орден.
Самойло пожал ему руку, смущенно примерил орден.
- Этот орден для меня и честь, и радость. И утешение, - добавил он, улыбаясь.
- Утешение? - переспросил Шестаков.
- Да, утешение. Прошлой зимой во время голода жена обменяла все мои старые ордена на пуд ржаной муки и два пуда картошки…
Болдырев сказал проникновенно:
- Рабоче-крестьянская Россия наградит вас, Александр Александрович, благодарностью миллионов людей, чью свободу вы отстояли…
Самойло махнул рукой:
- Ну… зачем же так возвышенно… Давайте лучше за дело, товарищи! Прошу высказываться…
Пока выступал заместитель начальника штаба, прибывшие устраивались за столом. Шестаков уселся рядом с Самойло, Неустроев оказался на стуле около Болдырева.
Шестаков деловито спросил:
- В первую голову - как с углем?
- На складах Архангельского порта имеется около тысячи тонн, - отозвался Самойло.
Шестаков дождался, пока закончит заместитель начальника штаба, встал.
- Товарищи! - начал он. - Сегодня же должен быть издан приказ о переводе электростанции, всех городских кочегарок на дрова. Уголь - это вопрос всех вопросов на сегодняшний день. Необходимо реквизировать его у всех торговцев. Прошу подумать, какие имеются резервы для экономии и сбора угля?
Болдырев с места сказал:
- Незамедлительно объявить трудовую мобилизацию среди буржуазии, купцов и всех нетрудовых элементов. Всех бросить на заготовку топлива…
- Дельно, - одобрил Шестаков. - Надо продумать и другие меры…
Неустроев наклонился к Болдыреву и тихо спрашивал его о чем-то…
А Шестаков напористо излагал программу необходимых для обеспечения похода действий:
- В ближайшие дни надо провести партийную конференцию на судоремзаводе и механическом заводе Лида! Нужно обратиться с воззванием к трудовому населению Архангельска - разъяснить громадность стоящей перед нами задачи…
Щекутьев, внимательно слушая Шестакова, что-то торопливо помечал в своем блокноте.
- Центральный Комитет партии, ВЦИК и Реввоенсовет Республики призывают губернскую партийную организацию, - звучал над ними голос Шестакова, - бросить на самые трудные участки экспедиции коммунистов, сознательных пролетариев, лучшую часть старого офицерства…
Вскоре совещание окончилось. В коридоре Шестаков и Щекутьев долго обнимались, радостно восклицали что-то, хлопали друг друга по плечам.
- Привел все-таки бог свидеться, - довольно говорил Шестаков. - Ведь с шестнадцатого года нас с тобою где только не мотало…
- Меня-то не очень, - смеялся Щекутьев. - Как в январе семнадцатого перевели на Север, так и трублю в Архангельске бессменно.
- Ты и тут по части радио командуешь?
- Начальник службы связи! - гордо сообщил Щекутьев.
К ним подошел Неустроев, и Шестаков представил ему Щекутьева:
- Знакомьтесь, Константин Петрович, - военмор Щекутьев Сергей Сергеевич, мой соратник по минной дивизии, а ныне главный архангельский Маркони…
Неустроев приветливо поклонился:
- Весьма рад…
- И мне очень приятно, Константин Петрович, - искренне сказал Щекутьев. - Я еще в Морском корпусе, в гардемаринах был про вас наслышан.
- Ну уж, ну уж… - смущенно улыбаясь, Неустроев отошел.
- А я частенько вспоминал, как мы с тобой в Данциге повоевали, - мечтательно прищурился Щекутьев. - Ох, и операция была лихая!
- Лихая, ничего не скажешь, - согласился Шестаков и, немного помолчав, добавил душевно: - Я очень рад, Сережа, что ты с нами.
- Ну, еще бы! - охотно поддержал его Щекутьев. - Мне тут довелось с Шуриком Новосельским столкнуться, когда белые отступали…
Щекутьев задумался, и Шестаков поторопил его:
- Ну-ну, так что Шурик?
Щекутьев посуровел, сказал неприязненно:
- Враг. Да еще какой! Злобы сколько… А ведь койки в кубрике рядом висели… Хлебом делились…
- Диалектика революции, - развел руками Шестаков. - Я потому и радуюсь тебе… Ну, дружок, я помчался - дел невпроворот. Как устроюсь - дам знать. Пока…
- Оревуар!.. - улыбнулся Щекутьев.
Четыре тысячи Солоницын достал.
И теперь в горнице Чаплицкий и Берс вместе с хозяином пили чай. В комнате было почти темно - лишь вялый огонек лампады под образами еле колебал сумрак.
На столе перед Чаплицким лежали ровные столбики золотых монет.
- Ну, вот видите, господин Солоницын, нашлись денежки, так? А вы опасались не собрать, - не то улыбался, не то по-волчьи скалился Чаплицкий.
- Соберешь, пожалуй, - тяжело вздохнул Солоницын. - Пока рубашку с меня последнюю не сымите, не успокоитесь ведь…
- Не агравируйте, господин купец. Сиречь - не преувеличивайте, - лениво заметил Берс. - Под вашим последним бельем еще толстый слой золотого жирка…
Он допил чай, расслабленным шагом прошелся по зале, сказал поучительно:
- Царь Кудгадан, отец великого Будды, заповедывал нам думать не о золоте, а о жизни вечной…
Солоницын неприязненно покосился на него.
Чаплицкий прямо в сапогах улегся на диван, неторопливо закурил и сказал Солоницыну:
- Не тужите, Никодим Парменыч! Вам надо только дождаться победы нашего дела…
- И что тогда?
- А тогда я дам вам на откуп все рыбные промыслы! На девяносто девять лет!
- Ага! Буду дожидаться. Коли тебя, ваше высокоблагородие, завтра Чека где-нибудь не подшибет. И будут мне тогда промыслы!
- Все мы в руке божьей, - сладко потянулся Чаплицкий. - В Евангелии от Иоанна сказано: "Да не смущается сердце ваше и да не устрашится!"
- А-а! - небрежно махнул рукой Солоницын.
- Вот-вот, господин меняла, все беды от неверия нашего!
Солоницын встал, бормотнул угрюмо:
- Пойду скажу, чтобы свет запалили.
- Не надо! - неожиданно резко бросил Чаплицкий. - Не надо! Сейчас ко мне придет гость, нам лишний свет не нужен. Не нужны лишние глаза, уши и языки. Вы, Никодим Парменыч, не маячьте здесь. Идите к себе наверх, отдохните после чая, помолитесь… - Подумал и добавил: - Вас ротмистр проводит… Чтобы соблазна не было ухо сюда свесить.
И едва он произнес эти слова, раздался короткий двойной стук в дверь.
Чаплицкий поднялся и скомандовал Берсу:
- Ну-ка, ротмистр, воздымите его степенство! Быстренько!
Солоницын, недовольно бормоча себе под нос что-то невразумительное, отправился вместе с Берсом в мезонин.
А Чаплицкий подошел к двери, прислушался, потом отодвинул засов. В горницу вошел человек, закутанный в башлык поверх тулупа. Лица его в сумраке не было видно.
Чаплицкий дождался, пока он разделся, проводил в горницу, предложил:
- Обогреетесь? Есть чай, можно водочки…
- Сейчас, к сожалению, не могу, Петр Сигизмундович, - отозвался гость. - Я должен вскорости вернуться на место.
- Понял. Какие новости?
- Неважные. Сегодня из Москвы прибыл особоуполномоченный комиссар Шестаков…
- Николай Шестаков? - живо переспросил Чаплицкий.
- Он самый, Николай Павлович. Ему поручено организовать морскую экспедицию, чтобы перебросить сюда и в Мурманск сибирский хлеб. На Оби и Енисее скопилось свыше миллиона пудов…
Чаплицкий присвистнул:
- Ничего себе! Но ведь это невозможно!
- Почему?
- Миллер в прошлом году пытался это сделать с помощью английских ледокольных пароходов.
- А чем кончилось?
- Полным фиаско: прорвалось только одно судно, да и то вмерзло в материковые льды. Все коммерсанты, вложившие в это предприятие деньги, понесли большие убытки.
Гость хрипло засмеялся:
- Это действительно неосуществимо. Для английских торгашей и наших спекулянтов. Но где Миллер, и где мы сейчас? Я согласен, до сих пор такая экспедиция никому еще не представлялась возможной. Но большевикам, к сожалению, удалось многое, что до них не удавалось никому.
Вернулся Берс. Чаплицкий, не знакомя его с посетителем, уселся верхом на стул, упер лицо в ладони, задумчиво сказал:
- Мы не можем этого допустить! Если они доставят сюда хлеб нам конец…
Гость закурил, неспешно заметил:
- Я еще не все сказал. Они планируют часть хлеба, масла, сала, пушнины выбросить на европейский рынок… Это конец всему белому движению.
- Да. И еще - это начало конца Запада, - мрачно сказал Чаплицкий. - Но на Западе это пока не очень ясно понимают. Чувства курицы, которая уже находится в кипящей кастрюле, они представляют себе чисто умозрительно…
Гость вскочил, вскинул кулаки:
- Как же они могут не понимать, что у нас творится?
- Буржуазия по природе своей безыдейна. А потому безнравственна, - зло уронил Чаплицкий. - Она жаждет только сиюминутных барышей. И в конце концов, в результате - она слепа, поскольку, давая передышку большевикам, готовит себе погибель!
Повисла тяжелая пауза. А в коридоре плотно прильнул глазом к замочной скважине Солоницын.
Гость тихо засмеялся:
- Безыдейна, говорите, буржуазия-то? А вы, Петр Сигизмундович, не записались, часом, в РКП (б)?
- Пока нет, - серьезно сказал Чаплицкий. - Я просто трезво смотрю на вещи. Краснопузые предложили черни такую стройную и привлекательную программу, которую наш мир никогда не сможет им пообещать. Мы им приказывали умирать за нас, а большевики предложили им жить для себя.
- Надеюсь, вас еще не увлекла идея строительства новой прекрасной жизни для черни?
- Перестаньте фиглярствовать. Сейчас меня занимает вопрос, как не дать им привезти хлеб. - Чаплицкий расхаживал по горнице, задумчиво потирая лоб. - Нет, хлеба я им не дам, пусть вымрут, гниды, все до единого!
- У вас есть для этого реальные средства, господин каперанг?
Чаплицкий стукнул кулаком по столу.
- Они существуют объективно: неведомая ледовая трасса, бескормица, нет топлива, исправных судов… - Закурил и добавил уже более спокойно: - А мы должны все эти сложности сделать непреодолимыми. Чтобы караван вообще не смог выйти.
Пришедший долго молчал, потом медленно сказал:
- А если они все-таки преодолеют эти непреодолимые препятствия? Они ведь нам уже не раз показывали, как надо преодолевать непреодолимое.
Чаплицкий засмеялся:
- Похоже, что это вы записались в РКП(б), милый мой!
- Нет, серьезно?
- А если серьезно, то существует английский флот, наконец! - Он раздраженно фыркнул: - В конце концов, их это, черт побери, тоже касается!
Гость покачал головой:
- Англия сейчас на открытую войну не пойдет. А нападение на мирный караван - это война. Их так называемый пролетариат будет возражать…
- Ерунда! - Чаплицкий решительным жестом отмел это предположение. - Английский флот - хранитель самых старых традиций государственного пиратства.
- Не понял?..
- Для того чтобы за полчаса уничтожить караван, крейсеру "Корнуэлл" вовсе не нужен "Веселый Джек" на гафеле. И британский лев тоже. Просто неизвестное военное судно неустановленной государственной принадлежности.
- Вы думаете, они на это пойдут?
- Еще как! Не забывайте: в России пропадают миллионы их фунтов стерлингов.
- Ну что ж. Может быть. Посмотрим. Да, позвольте полюбопытствовать: вырезанный патруль - ваша работа?
Чаплицкий криво ухмыльнулся:
- Был грех.
Гость восхищенно покачал головой:
- Чисто сделано. Но в порт не показывайтесь, Петр Сигизмундович. Там предстоят крупные облавы.
- Хорошо. Теперь следующее: от человека, которого я послал за кордон, нет вестей?
- Неужели я молчал бы об этом, Петр Сигизмундович! - с упреком воскликнул гость. - Правда, еще рано. У нас в запасе имеется по крайней мере неделя.
- Имеется, - согласился Чаплицкий. - Но если не будет сведений, через неделю придется посылать нового…
А Леонид Борисович Красин в это самое время принимал в Стокгольме группу шведских рабочих.
Резиденция советской делегации находилась в небольшом, скромно обставленном помещении с высокими светлыми окнами.
Пожилой швед с вислыми седыми усами обратился через переводчика к Красину с короткой речью, которую закончил словами:
- Мы поздравляем вас, товарищ посол, с подписанием контракта. Мы, рабочие фирмы "Нюдквист и Холм", с большим волнением переживали все этапы переговоров…
В разговор включился его товарищ - коренастый, спортивного вида рабочий:
- Мы, товарищ посол, оказали на владельцев фирмы все свое влияние - политическое и экономическое, - чтобы добиться успеха в прорыве экономической блокады Советской Республики…
Красин пригласил гостей к столу:
- Друзья, я не могу угостить вас шампанским - хотя наш успех того стоит, но все деньги ушли на покупку паровозов. А вот русского крепкого чая с клюквенным вареньем напьемся вдоволь!
Швед торжествующе выбросил вперед руку:
- Тысяча паровозов для революционной России! Ваш чай покажется нам вкуснее шампанского! Дин скооль! Мин скооль! Ваше здоровье!
- За нас всех, товарищи! - провозгласил Красин. - Вы себе и не представляете, какую оказали нам помощь своей поддержкой, как мы ее ощущали все время, как нам было это необходимо, дорого и важно!
- Мы делали общее пролетарское дело, - сказал коренастый швед и прихлебнул горячего чая из чашки. Обжегся, замотал головой: - Крепко! Крепко! - И по-русски: - Го-ря-шо!
- У нас нет шампанского, - смеялся Красин, - но с сегодняшнего дня мы, советские купцы, имеем кредит на сто миллионов крон.
- Мы слышали, - подтвердил пожилой. - Шведский банк принял ваш залог на двадцать пять миллионов.
Отворилась дверь, и вошел Виктор Павлович Ногин. В руках он держал телеграфный бланк.
- Леонид Борисович! - сказал он радостно. - Ильич поздравляет нас с первыми торговыми соглашениями…
Красин представил Ногина шведским рабочим, взял у него из рук депешу, просмотрел ее. С улыбкой объяснил гостям:
- Ильич просит нас не забывать за крупными делами о закупках пил, топоров и кос.
Шведы переспросили переводчика о чем-то. Он ответил им и пояснил Ногину и Красину:
- Шведские товарищи поражены тем, что премьер-министр громадной страны помнит о таких мелочах.
- Ах, дорогие друзья! Это для нас сейчас совсем не мелочи, - покачал головой Ногин. - Наша промышленность разрушена войной и интервенцией. В одном только Петрограде закрыты и бездействуют шестьдесят четыре крупных предприятия, даже такие, как Путиловский и Сестрорецкий заводы, фабрика "Красный треугольник" и другие. Чтобы восстановить промышленность, надо накормить народ. А чтобы накормить народ, требуется обеспечить самым необходимым деревню. Поэтому Владимир Ильич Ленин сам помнит и нам постоянно напоминает о топорах и косах…
Красин снова разлил по чашкам чай, добавил в розетки варенья и сказал гостям:
- Вот, дорогие товарищи, вы свидетели тому, как мы сегодня с огромным трудом покупаем пилы, гвозди, косы, стекло. Запомните и другим расскажите, и взрослым, и детям: мы еще продемонстрируем всему миру невиданные, неслыханные чудеса технического прогресса! - Он повернулся к Ногину: - Виктор Павлович, подготовьте, пожалуйста, товарищу Ленину сообщение, что уже закуплено и будет доставлено в Ревель достаточное количество пил и топоров…
- А кос? - спросил Ногин с подковыркой.
И Красин ответил грустно:
- Кос пока что больше полумиллиона достать не удалось. Но мы будем стараться…
Апартаменты генерала Миллера в лондонской гостинице "Виктория" были приспособлены под его штаб.
Торопились куда-то затянутые в ремни офицеры, щелкающие каблуками служащие, адъютанты с осиными талиями, праздно суетящиеся среди шикарной гостиничной обстановки, - все они были похожи на статистов какой-то нелепой оперетты. Во всем чувствовался налет придуманности, ненужности, игры прогоревшего театра при пустом зале.
Прапорщик Севрюков смотрел с интересом и недоумением на лощеного Миллера, протиравшего белоснежным платком стекляшки пенсне.
Закончив эту процедуру, бывший главнокомандующий спросил покровительственно:
- И что, прапорщик, вы так и пересекли границу с собаками на нарах?
- С вашего позволения, на нартах, господин генерал-лейтенант!
- А ваш спутник?
- Подпрапорщик Енгалычев скончался по дороге, - криво оскалился Севрюков. - Двоим, господин генерал-лейтенант, такой путь не пройти…
Миллер испуганно оглянулся на сидевшего обочь генерала Марушевского. Тот понимающе кивнул, встал из глубокого кресла, перекрестился:
- Царствие небесное ему! Важно, что Севрюков дошел и у нас теперь существует канал связи с Архангельском. Поздравляю вас капитан, голубчик! Знайте, что Родина вас не забудет!