Они собрали десяток других ныряльщиков, каждый из которых заплатил им по сто долларов, чтобы компенсировать расходы, и отправились к затонувшему судну. Прикрепив баллоны акваланга себе на спину, Чаттертон в одиночку опустился на глубину 230 футов и обнаружил там очень хорошо сохранившуюся немецкую подводную лодку времен Второй мировой войны. Чаттертон знал прилегающий к Соединенным Штатам район Атлантического океана и знал его историю: считалось, что в радиусе 100 миль от данного места нет ни одной затонувшей немецкой подлодки. Ныряльщики, интересующиеся затонувшими судами, мечтали о том, чтобы найти на морском дне еще никем не обнаруженную немецкую подлодку времен Второй мировой войны. Найти такую подлодку возле побережья Америки – это неслыханная удача. Все, что оставалось сейчас Чаттертону и его коллегам, – это идентифицировать данную подводную лодку. Тогда они войдут в историю.
Однако когда вся кампания снова прибыла на место затопления этой подлодки, один из ныряльщиков скончался на глубине, и его тело унесло прочь течением. Чаттертон и его коллеги, рискуя жизнью, стали искать тело, но так и не смогли его найти. Данная трагедия очень болезненно отразилась на психологическом состоянии всей группы.
Нейгл решил заменить погибшего ныряльщика на Ричи Колера – владельца местной стекольной фирмы и члена организации "Ныряльщики к судам, затонувшим в Атлантике", которая представляла собой лихое сборище крутых парней, носивших идентичные куртки с черепом и костями и шаривших по затонувшим судам вдоль всего восточного побережья США. Колер и его сотоварищи были опытными ныряльщиками, однако они воплощали в себе все то, к чему Чаттертон относился с презрением. Они, похоже, интересовались только артефактами, рискуя своими жизнями ради того, чтобы достать двадцатую чашку, когда они уже положили себе в рюкзак девятнадцать. Они выставляли голые задницы, когда мимо них проплывали круизные суда, использовали чучела животных в качестве целей при стрельбе навскидку, прыгали в море голыми. Они возвращались к тем же самым затонувшим судам, чтобы снова и снова делать то же самое. Из-за всего этого Чаттертону сотрудничать с ними не хотелось.
Впрочем, Колер презирал Чаттертона еще больше.
"Да кто он такой, этот твердолобый кретин, разглагольствующий о совершенстве и мастерстве?" – спрашивал Колер.
Он знал Чаттертона как незаурядного ныряльщика, но полагал, что тот упускает главное. Развлекательные поездки по морю с нырянием к затонувшим судам вообще-то предполагали шумное веселье, панибратство, фамильярность. Без этого данное занятие становилось тяжким трудом, а суббота и воскресенье ведь предназначены не для того, чтобы трудиться.
"Представьте себе, какую жизнь ведет этот парень, – говорил Колер своим приятелям. – Пусть идут к черту и он сам, и то судно, на котором он сейчас плавает".
Несмотря на возражения Чаттертона, Нейгл все же привлек Колера к работе над идентификацией немецкой подводной лодки. Работая раздельно, Чаттертон и Колер забирались в нее и видели там торчащие оборванные трубы и провода (в которых они запросто могли запутаться и в результате этого навсегда остаться внутри этой затонувшей подлодки), тупики, лабиринты ходов и хорошо сохранившиеся взрывчатые вещества, способные разнести все вокруг лишь от случайного прикосновения к ним. По всему корпусу подлодки они наталкивались на останки пятидесяти шести немецких моряков, некоторые из которых были полностью одеты. Их туфли были расставлены попарно на полу – левая и правая, левая и правая… Однако нигде не виднелось ничего, что могло бы помочь идентифицировать эту подводную лодку.
Чаттертон и Колер стали работать вместе, причем не только под водой, но и в государственных архивах и библиотеках. А еще они общались с историками и дипломатами и связывались по телефону со старыми специалистами по немецким подводным лодкам времен Второй мировой войны. Мало-помалу они начали собирать воедино историю, которая не находила подтверждения в официальных версиях событий тех лет. И начали понимать друг друга. Время текло месяц за месяцем и затем уже год за годом. Они проделали огромную работу и пришли к выводу, что если они не найдут однозначного подтверждения внутри самой подводной лодки, их предположения о том, что это за подлодка, останутся всего лишь предположениями, а ни одному из них не хотелось, чтобы получилось так, что он рисковал своей жизнью всего лишь ради того, чтобы потом, говоря о результатах этой своей работы, использовать слово "возможно". Для Чаттертона и Колера все сводилось к следующему: у человека могут иметься предположения относительно того, кто он такой, и он может делать предсказания о том, чего он сумеет добиться в какой-либо определенной ситуации, однако он никогда не узнает этого, пока не испытает себя. И эта немецкая подлодка была для Чаттертона и Колера испытанием. Эта подлодка была ключевым эпизодом в их жизни.
Поэтому они продолжали возвращаться на эту затонувшую подводную лодку, тратя деньги – которых у них не было – на топливо и прочие потребности и подолгу не видясь со своими семьями. Еще два ныряльщика – отец и сын – погибли, погружаясь к этой подводной лодке. Чаттертон и Колер, конечно же, могли бы порыться в останках погибших моряков или залезть в карманы одежды этих мертвецов в поисках карманных часов или зажигалки, на которых было бы выгравировано что-то такое, что могло бы помочь идентифицировать подводную лодку. Такие предметы, бывало, хорошо сохранялись в холодной морской воде в течение нескольких десятилетий. Однако ни один из них двоих упорно не желал этого делать. Плавая среди человеческих останков, Чаттертон и Колер начали воспринимать этих мертвых моряков не только как бывших врагов, но и как чьих-то братьев, отцов и мужей. А еще – как молодых людей, чья страна была угроблена каким-то сумасшедшим и чьи родственники так и не узнали, где они, эти моряки, погибли. Обыскивать мертвые тела – это значит тревожить усопшие души. Поэтому Чаттертон и Колер не трогали эти тела. Такое их решение повышало риск того, что и они тоже погибнут внутри этой затонувшей подлодки. Однако они уже вот-вот должны были совершить нечто замечательное, а потому они скорее расстались бы со своей жизнью, чем стали бы делать это неблаговидным способом. Они упорно продолжали свои поиски.
Вскоре в этом проекте остались только Чаттертон, Колер и еще несколько человек. Чаттертон начал забираться в самые опасные уголки затонувшей подлодки, в которых было так тесно и в которых имелось так много торчащих во все стороны обломков, что даже поселившиеся там угри – и те, наверное, с трудом выбирались наружу. Однако при каждом погружении он, казалось, лишь все больше и больше удалялся от ответа, которого так напряженно искал.
Их отношения с женами становились все более холодными и напряженными. Чтобы спасти свой брак, Колер перестал заниматься этой подводной лодкой и вообще подводным плаванием. В 1995 году Чаттертон оказался на таком перепутье, на котором еще ни разу в своей жизни не бывал. Он задействовал для работы над этой немецкой подводной лодкой всего себя и все, что он знал о подводном плавании и жизни. Но его усилия по-прежнему были безрезультатными.
В приступе ярости и негодования он нашел и идентифицировал несколько других затонувших судов – что другие ныряльщики сочли бы вполне достаточным для того, чтобы считать свою карьеру ныряльщика успешной, – но он лишь еще больше впадал в отчаяние. В 1996 году его брак с Кэти распался, он почти обанкротился, а Нейгл – которого он обожал – умер полным банкротом. Когда кто-нибудь пытался утешить Чаттертона, тот говорил: "Я уже больше не знаю, кто я такой".
Однако к 1997 году Колер уладил свои семейные проблемы и вернулся в проект. Чаттертон разработал окончательный план по идентификации этой затонувшей немецкой подлодки – план, который воплотил в себе все жизненные принципы Чаттертона и который, как показалось Колеру, мог привести к трагическому исходу. Проникнув в помещение, из которого, казалось, выбраться было невозможно, Чаттертон нашел там ящик, по которому можно было идентифицировать подлодку, но тут вдруг заметил, что у него в баллоне уже не осталось воздуха. Задержав дыхание, он вытолкал ящик через узкое отверстие Колеру, а затем сбросил с себя свой баллон и изо всех сил поплыл к своему товарищу. Некоторое время спустя ящик раскрыл секрет подлодки, и ее обозначение стало известным. Данный проект забрал шесть лет работы, три жизни, два брака и все сбережения двух человек. Однако Чаттертон все-таки получил ответ, который искал.
Весной 1998 года один из друзей Чаттертона пригласил его на вечеринку в отеле на Манхэттене, обещая вкусную еду и возможность встретиться с одной женщиной, с которой этот друг был знаком. Чаттертон ненавидел торжественную одежду и всякие формальности, но он с симпатией относился к этому своему другу, а потому согласился прийти.
В тот субботний вечер он подъехал к отелю на своем мотоцикле "Харлей-Дэвидсон Роуд Кинг" коричневато-оранжевого цвета и оставил ключ от него служащему отеля. На вечеринке его познакомили с Карлой Мадригал – сорокашестилетней женщиной, которая работала менеджером операционных систем в крупной частной авиакомпании, базирующейся в городе Вашингтон. Карла обладала такой красотой, какая нравилась Чаттертону – красотой естественной, без лишней косметики и украшений. Эта женщина была стройной, с еле заметными веснушками и высокими скулами. Она носила на шее ожерелье с золотой буквой "С", которое невольно привлекло его внимание.
Они стали разговаривать и проговорили несколько часов, почти не замечая окружавших их людей. В конце вечеринки Чаттертон предложил Карле встретиться еще раз. Она спросила, почему он то и дело поглядывал на ее ожерелье. Он рассказал ей об одном затонувшем судне, которое он обнаружил в тот период своей жизни, когда ему казалось, что он уже не знает, как ему жить дальше. Этим судном был пароход "Каролина", название которого на английском языке начиналось на букву "С". Он узнал об этом, обнаружив на кормовой части его корпуса латунные буквы, представляющие собой название судна. Выполнены эти буквы были весьма своеобразным шрифтом, которого он никогда не видел раньше и который был точь-в-точь таким, как у буквы "С" на ее ожерелье.
В то лето Чаттертон согласился присоединиться к элитной команде американских и британских ныряльщиков, отправляющихся в экспедицию к судну "Британник" – своего рода брату-близнецу знаменитого "Титаника". Это судно затонуло неподалеку от греческого острова Кея и лежало на правом борту на глубине четырехсот футов – то есть на глубине, являющейся почти предельной даже для самых лучших ныряльщиков мира. Даже еще до начала этой экспедиции ее стали называть одной из самых амбициозных за всю историю дайвинга. Чаттертон в этой экспедиции должен был стать первым в истории ныряльщиком, который будет использовать на "Британнике" изолирующий дыхательный аппарат – ребризер.
Ребризеры, основанные на использовании соленоидов, датчиков и химических абсорбентов для обработки выдыхаемого газа, позволяют ныряльщикам погружаться глубже и работать с большей эффективностью, чем раньше. Данная технология тогда была самой передовой, но пока еще толком не отработанной: уже несколько ныряльщиков погибли, используя это новое устройство. Экспериментируя с ребризером во время подготовки к экспедиции на "Британник", Чаттертон более десяти раз едва не расстался со своей жизнью, и ему было нужно, чтобы при погружении к "Британнику" данное устройство работало безупречно.
Для многих его план казался самоубийством. Он собирался забраться в котельное отделение, чтобы попытаться найти там ответ на вопрос, почему данное судно затонуло так быстро. Более опасного на этом судне места для ныряльщика никто не мог себе даже и вообразить. Судя по схемам палубы, ныряльщику пришлось бы протиснуться через пожарный туннель, который был таким узким, что повернуть назад в нем было попросту невозможно. В практике ныряния на большую глубину невозможность повернуть назад была зачастую самым последним ощущением, которое ныряльщик испытывал в своей жизни.
Чаттертон не стал попусту тратить время, когда он нырнул в море и доплыл до этого затонувшего судна. Пробравшись через трещину в носовой части "Британника", он выяснил, где находится пожарный туннель, и стал протискиваться в него. Он оказался еще более узким, чем Чаттертон предполагал: слева и справа от него оставалось лишь по нескольку дюймов свободного пространства. Он проверил показания своего глубиномера: 375 футов. Сумасшедшая глубина.
Он стал медленно продвигаться вперед мимо зазубренных труб, перепутавшихся проводов, обвалившихся поручней и острых, как бритва, кораллов. Это было самым худшим местом из всех, в каких он когда-либо бывал на затонувших судах. Стоит ему допустить всего лишь одну оплошность: например, зацепиться за невидимый ему опасный объект или запутаться в свисающих проводах – и он окажется в ловушке. А ведь пройдет не один час, прежде чем его приплывут искать, да и то если кто-нибудь правильно определит, где он может находиться.
В течение некоторого времени он потихоньку пробирался вперед. Преодолев более ста футов, он оказался в котельном отделении и сразу же проверил панель управления ребризером.
Его экран ничего не показывал.
Это означало, что компьютер, управляющий ребризером, вышел из строя. Теперь у него не имелось никакой информации о том, какой концентрацией кислорода он дышит и что ему нужно делать, чтобы поддерживать нормальное функционирование своего организма и избежать смерти. Кроме того, у него не имелось при себе запасного баллона: пожарный туннель был таким узким, что Чаттертон оставил свой запасной баллон возле якорного каната. У него мелькнула мысль, что пора прощаться с самим собой.
Но разве он был из тех людей, которые станут сдаваться и царапать предсмертную записку родственникам в ожидании своей скорой гибели? Он видел, как другие ныряльщики делали это. Но он не собирался погибать подобным образом. Он начал добавлять кислород вручную. Если он станет добавлять слишком много, он может отравиться, судорожно задергаться, потерять свой регулятор и утонуть. Если он станет добавлять слишком мало, он может потерять сознание и опять же утонуть. Ему нужно как-то умудриться выбрать правильную дозу. Он подрегулировал процесс смешения и замер в ожидании того, сможет его организм функционировать нормально или нет.
Сознания он не потерял.
Теперь ему было нужно как-то отсюда выбраться. Он не мог повернуть назад, а потому стал потихоньку пятиться дюйм за дюймом по туннелю, в который он с таким большим трудом забрался. Все его инстинкты призывали его поторопиться, но он знал, что в результате порывистых движений он может за что-нибудь зацепиться и застрять.
Он выбрался из туннеля некоторое время спустя, напряженно думая при каждом вдохе, а не станет ли этот вдох для него последним. Доплыв до якорного каната, он схватил запасной баллон и начал подъем на поверхность, который – чтобы обеспечить декомпрессию – должен был занять три часа.
Вечером того дня Чаттертон поехал на такси в маленький магазинчик компьютерной и бытовой техники и купил там ножовочное полотно и паяльный пистолет. Вернувшись в свой гостиничный номер, он стал ремонтировать ребризер. Это едва не привело к пожару (из-под двери его номера в коридор уже даже повалил дым), но через несколько часов он каким-то чудом восстановил работоспособность ребризера.
Чаттертон вернулся на исследовательское судно и снова отправился на затонувший "Британник". Всего за эту экспедицию он совершил шесть погружений. Ребризер выходил из строя при трех из них. Чаттертон так и не выяснил, почему "Британник" затонул так быстро, но он побывал в таких местах этого судна, добраться до которых под водой считалось невозможным. И хотя в журналах были напечатаны фотографии, сделанные во время этой экспедиции, ни один фотограф не смог бы запечатлеть чувство, которое Чаттертон при этом испытывал.
В ноябре 2000 года служба телевещания "Пи-би-эс" показала специальный двухчасовой выпуск своего научно-популярного документального телесериала "Нова", посвященный той таинственной немецкой подводной лодке. Чаттертон и Колер были в нем ключевыми фигурами, и этот выпуск получил один из самых высоких рейтингов за всю историю данного телесериала. Некоторое время спустя Чаттертон, бреясь как-то утром, почувствовал, что у него на шее появилось утолщение размером с яйцо. Хирург сделал пункционную биопсию, а затем позвонил на следующий день и попросил Чаттертона прийти к нему в клинику.
"Я сейчас немного занят, можно я приду завтра?" – спросил Чаттертон. Доктор ответил отрицательно, и Чаттертон осознал, что речь пойдет о какой-то серьезной проблеме.
Когда он явился в клинику, хирург сообщил ему, что у него сквамозная клеточная карцинома, то есть рак. Врач объяснил, как это могло возникнуть и что это означает, и посоветовал немедленно сделать операцию.
– Вы не сказали, какая это опухоль – доброкачественная или злокачественная.
– Злокачественная. Вам необходимо пройти химиотерапию и лечение рентгеновскими лучами. Вероятность того, что вы останетесь в живых – пятьдесят на пятьдесят.
Чаттертон не знал, что и сказать. Ему ведь было всего лишь сорок девять лет от роду. Однако когда он надел пальто, чтобы выйти из клиники, он подумал: "Пятьдесят на пятьдесят – это не так уж и плохо. Может, мне удастся выкарабкаться".
Сделав операцию, он вскоре стал проходить курс химиотерапии, приезжая в клинику по снегу на своем мотоцикле "Харлей-Дэвидсон" и отправляясь в тот же день заниматься строительными работами под водой, хотя и чувствовал себя слишком слабым для того, чтобы плавать. Карла сопровождала его на сеансы химиотерапии. Она высмеивала его за то особенное внимание, которое уделял ему фармацевт-гомосексуалист. "Думаю, больше никто не появляется здесь в одежде из черной кожи", – шутила Карла, хотя в глубине души она дрожала от волнения.
После химиотерапии Чаттертон начал лечение рентгеновскими лучами – пять раз в неделю на протяжении двух месяцев. К концу этого курса он уже не мог поднять свой водолазный шлем. Однако доктора проявляли сдержанный оптимизм. Они говорили, что немножечко везения – и все закончится благополучно.
Несколько недель спустя Чаттертон руководил бригадой водолазов, занимавшихся грандиозной работой в квартале Бэттери-Парк-Сити на Манхэттене. Данная подводная строительная площадка отличалась от обычных площадок такого рода: работы на ней велись под Всемирным финансовым центром, находящемся совсем рядом – по другую сторону улицы Вест-стрит – от Всемирного торгового центра.
Одиннадцатого сентября 2001-го года Чаттертон находился в вагончике своей компании. Вдруг он услышал гул, а затем грохот взрыва. Выскочив наружу и посмотрев вверх, он увидел оранжево-черный огненный шар, вырвавшийся из стены северной башни Всемирного торгового центра. Когда вокруг начали падать обломки, он заскочил обратно в вагончик. Обломки затарабанили по рифленой жестяной крыше вагончика. Когда эти звуки прекратились, он снова вышел наружу и попал в мир хаоса и пронзительных криков. Он помог подняться на ноги четырем японским туристам, обрызганным кровью. Кругом валялись мертвые тела.