– Капитаны должны получать долю, которая не более чем в два или три раза превышает долю самого последнего палубного матроса.
– Все должны получать равную порцию еды, алкоголя и других припасов.
– Размер компенсации, выплачиваемой за боевые ранения и увечья, зависит от того, какая часть тела повреждена. На одном пиратском корабле за ранения и увечья платили следующим образом:
За утраченную правую руку – 600 серебряных монет или шесть рабов.
За утраченную левую руку – 500 серебряных монет или пять рабов.
За утраченную правую ногу – 500 серебряных монет или пять рабов.
За утраченную левую ногу – 400 серебряных монет или пять рабов.
За утраченный глаз (правый или левый) – 100 серебряных монет или один раб.
За утраченный палец – 100 серебряных монет или один раб.
За повреждение внутренних органов – до 500 серебряных монет или пяти рабов.
За утраченный крюк или деревянную ногу – столько же, как за утрату нормальной конечности.
– Любого, кого уличат в краже находящейся на судне добычи, в качестве наказания высадят на необитаемом острове.
– Любому, кого уличат в обмане другого члена экипажа, пострадавший отрежет уши и нос, и затем наказанного высадят в ближайшем порту.
– Женщинам находиться на судне запрещено. Любой, кто тайно приведет на судно женщину, будет убит.
– Споры между членами экипажа будут решаться на берегу посредством поединка.
– Тем, кто проявит в бою мужество, первым заметит потенциальную добычу, первым заскочит на борт атакуемого судна или совершит какой-либо другой геройский поступок, будет выплачиваться вознаграждение.
– Те, кто проявит трусость, будет пьянствовать, станет вести себя дерзко, откажется подчиняться или совершит какой-либо поступок, мешающий выполнению экипажем судна его главной задачи (грабить другие суда), будут наказываться.
– Неразрешенные вопросы будут ставиться на голосование.
– Голос каждого человека имеет равный вес.
Все эти принципы вместе и каждый из них в отдельности казались Маттере невероятными. Он пытался представить себе, что Пол Кастеллано соглашается получать прибыль лишь в два раза больше, чем рядовой член клана Гамбино, или что Джон Готти учитывает голоса уличных букмекеров. Известные Маттере главари преступников убивали тех, кто стремился быть с ними на равных. И вот теперь он, Маттера, читает про пиратских капитанов, которые не получали дополнительно даже и свиной ножки и у которых не имелось индивидуальной каюты.
Маттера все читал и читал с неугасающим интересом про этих капитанов. Каждый из них должен был производить впечатление бесстрашного и решительного человека, готового проявить огромную жестокость по отношению к экипажам тех судов, которые оказали ему сопротивление. При этом капитан старался угодить своему экипажу и подчинялся ему. Капитана выбирали посредством голосования и в любой момент могли отстранить от власти – тоже посредством голосования. Если он оказывался слишком мягким или слишком жестоким, слишком агрессивным или слишком пассивным, если он отказывался подчиняться воле экипажа, его смещали и могли наказать – например, высадить на необитаемом острове. Именно так все происходило даже в том случае, если капитан являлся собственником судна.
Все это произвело очень сильное впечатление на Маттеру. Голосование, равенство, отсутствие "королей" – это и была демократия, возникшая за целое столетие до того, как демократические идеи укоренились в Америке.
С точки зрения Маттеры, для обычного парня был смысл пойти в пираты. А для Баннистера? Он и так уже обладал и деньгами, и властью, и определенной независимостью. Его будущее уже было обеспечено. Уходя в пираты, он рисковал всем этим. Более того, он ставил на кон свою жизнь. Раньше Маттера не мог уяснить, зачем обеспеченный человек стал бы совершать подобный поступок. Теперь же он понял. На борту пиратских кораблей царствовала свобода, и все сто с лишним человек экипажа были одержимы идеей о том, что всем можно всё. Баннистер, возможно, был человеком благородных кровей и уже обеспечил себе безоблачное будущее, однако он, наверное, никогда раньше не испытывал таких чувств, какие можно испытать на пиратском корабле.
Маттера мог читать про пиратов и дальше, но ему показалось, что он уже получил ответ, который искал. В конце недели он присоединится к Чаттертону, и они возобновят поиски "Золотого руна". Однако на этот раз все будет по-другому. На этот раз они будут искать нечто совершенно иное.
Глава 12
"Сахарное судно"
"Джентльмены, я знаю, в каком направлении нам двигаться".
Председательствуя на совещании по выработке стратегии дальнейших действий, устроенном во время завтрака в ресторане "Тонис", Маттера попросил своих коллег мысленно перенестись в золотой век пиратства, когда самые знаменитые и отважные пираты покрывали себя славой.
"Нам нужно думать так, как думали они, – сказал Маттера. – Если мы научимся думать так, как думали пираты, мы сможем их найти".
Затем он начал рассуждать о демократии.
Пираты бороздили моря в семнадцатом веке, но они были людьми, намного опередившими свое время. Они были профессиональными правонарушителями, создавшими для себя законы, которые нарушать нельзя. Маттера зачитал своим коллегам выдержки из свода правил пиратов, рассказал об их праве участия в голосовании и обратил особое внимание на их фундаментальную идею: любой человек может стать богатым, если проявит смелость, но никто никогда не должен становиться королем.
Коллеги Маттеры очень внимательно выслушали весь его рассказ. Затем они поинтересовались, а как это может помочь им найти "Золотое руно".
Ответ Маттеры был очень простым: все дело сводится к Баннистеру и его мотивации.
Баннистер был не просто великим пиратом – он был для Маттеры человеком, очарованным демократией. Никакой другой мотив не дает более красивого объяснения тому, почему капитан благородных кровей, которому, по-видимому, уже перевалило за тридцать или даже за сорок и у которого имелось обеспеченное будущее, стал бы рисковать этим будущим ради того, чтобы заняться грабежом на морских просторах. Возможно, он любил деньги. Возможно, он любил приключения. Но он наверняка знал одну вещь: люди активизируются, когда их делают равными. Сто таких людей, собравшись вместе, могут бросить вызов всему миру.
Тем не менее в 1680-х годах, когда империи объединили свои усилия с целью отправить пиратов на морское дно, человек вроде Баннистера не мог быть уверенным в том, что демократия сумеет выжить, а будущие поколения узнают о том, что такая смелая идея когда-то была реализована на практике. Чтобы заставить людей помнить об этом, ему требовалось совершить нечто эпическое – что-то такое, о чем историческая наука умолчать не сможет. Ограбление еще большего числа судов этому бы не помогло. Накопление сокровищ вообще не оставило бы никакого следа. А вот сражение с английским королевским военно-морским флотом возымело бы большой эффект. Если при этом еще и была бы одержана победа, то рассказы о ней, о пиратах и о существовавшем среди них равенстве пережили бы века.
И это, по мнению Маттеры, должно кардинально изменить подходы их команды к поиску "Золотого руна". В течение девяти месяцев они искали место, которое идеально подходило бы для кренгования. Теперь же они будут искать место, которое идеально подходило бы для пиратского корабля в качестве места сражения, – участок суши, на котором Баннистер разместил своих людей с пушками и мушкетами и приготовился дать такой бой, слава о котором потом гремела бы в веках.
Чаттертон согласился с предположениями Маттеры.
"Баннистер верил в самого себя и в своих людей, – сказал Чаттертон. – Он не драпал от кораблей военно-морского флота – он ждал их. Если мы найдем поле боя Баннистера, где-то поблизости мы найдем и его корабль".
Они разложили вчетвером на столе карту залива Самана, но никто из них не смог сразу же показать на какой-нибудь участок, на котором они еще не занимались бы поисками. Однако это ведь была всего лишь бумага. Вооруженные новым видением проблемы, они решили, что снова сядут в свою лодку и осмотрят берега.
Когда они вышли из ресторана, Хейко Кречмер отозвал Маттеру в сторону и сказал ему, как сильно взволновала его эта пиратская история. В возрасте восемнадцати лет он, рискуя жизнью, убежал из Восточной Германии: сначала заскочил на поезд, едущий в Чехословакию, а затем спрятался на поезде, направляющемся оттуда в Западную Германию. После этого, скорей всего, уже никогда не привелось бы увидеть родных ему людей, и поступил он так исключительно из стремления быть свободным и желания увидеть мир.
"В те дни, – сказал Кречмер, – я мечтал о демократии".
В течение следующей недели Чаттертон и Маттера прочесывали берега залива Самана. Они нашли несколько мест, подходящих для сражения, но ни одно из них не было достаточно хорошим для того, чтобы вдохновить пиратов на историческую вооруженную схватку с двумя боевыми кораблями английского королевского военно-морского флота.
В конце недели Гарсиа-Алеконт опять устроил вечеринку на своей вилле. Чаттертон пришел на нее одним из первых, держа в каждой руке по бутылке вина. Он не намеревался здесь долго задерживаться, поскольку они с Маттерой договорились начать поиски в бухте на следующее утро в пять тридцать, но не стал возражать, когда жена Гарсиа-Алеконта позвала его и стала знакомить с гостями. В течение нескольких часов он рассказывал о нырянии на морскую глубину и вспоминал о своих приключениях под водой. Когда он, посмеиваясь, описывал кульминационные моменты, ему казалось, что все это произошло уже очень-очень давно.
Когда вечеринка наконец-то подошла к концу, Чаттертон взял еще один – уже последний – бокал вина и, выйдя на веранду, при ярком свете луны стал смотреть на другой берег пролива. К нему подошел Маттера.
– Что мы упускаем? – спросил Чаттертон.
Маттера не смог ничего ответить. Он просто молча смотрел на воду. Затем он поставил на стол свой бокал с вином.
– Садись в лодку, – наконец сказал Маттера. – И прихвати с собой Виктора.
– Сейчас два часа ночи… – покачал головой Чаттертон.
– Нам нужно туда съездить. Сейчас.
Через двадцать минут они уже сидели втроем в "Зодиаке" и двигались через пролив к маленькому острову Кайо-Вихия, находящемуся всего лишь в шестистах ярдах от виллы. Маттера заглушил двигатель и остановил лодку на песчаной отмели напротив возвышения на северном краю острова.
– Черт побери… – ругнулся Чаттертон.
Все трое встали в лодке и осмотрелись. В какую бы сторону они ни смотрели, было видно, что здесь их лодка скрыта от окружающего мира.
– Если бы я был пиратом и искал бы место для кренгования, то я выбрал бы вот это место, – сказал Гарсиа-Алеконт.
– И если бы я собирался устроить историческое сражение, я сделал бы это вот здесь, – сказал Чаттертон.
Они втроем осмотрели остров. Он простирался с востока на запад ярдов на пятьсот, не больше, а с севера на юг – ярдов на сто. Однако глубина моря возле него была довольно большой – около двадцати пяти футов, – причем почти до самой линии берега. Его восточная оконечность вздымалась высоко над водой, и на ней можно было спрятать в густой растительности пушки и стрелять потом из этого укрытия по противнику. Кроме того, остров находился менее чем в полумиле от большого острова, на котором можно было разжиться питьевой водой.
Маттера невольно рассмеялся. Они с Чаттертоном в течение последних нескольких месяцев чуть ли не ежедневно смотрели на этот остров с виллы, но им даже и в голову не пришло, что такое большое парусное судно, как "Золотое руно", смогло бы к нему подплыть. Однако если встать на самом острове, становится ясно, что даже и большое судно сможет это сделать, если им будет управлять человек смелый и хладнокровный. Малейшая ошибка или внезапный накат волны – и большое парусное судно может сесть здесь на мель.
Маттера начал делать какие-то записи в своем блокноте с кожаной обложкой, но Чаттертон удержал его руку.
– Заводи двигатель, – сказал он. – Нам пора ехать.
Маттера завел двигатель. Чаттертон, ухватившись за румпель, направил "Зодиак" в точку, находящуюся примерно в 125 ярдах от северо-восточной оконечности острова.
– Ребята, – торжественно сказал Чаттертон, – мы сейчас находимся над обломками так называемого "сахарного судна".
Чаттертон имел в виду участок морского дна с какими-то корабельными обломками, на котором в середине 1980-х годов поработал в течение нескольких дней Карл Фисмер. Он узнал о нем от одного охотника за сокровищами из Доминиканской Республики, семья которого владела землями в Самане на протяжении столетий. Когда Физз погрузился здесь на дно, он нашел сахарницу – изящной формы и хорошо сохранившуюся, – которая, по-видимому, была изготовлена в конце семнадцатого века. Отсюда и появилось название "сахарное судно". Физз показалось, что эта сахарница и прочие обломки, валявшиеся вокруг нее в радиусе сотни ярдов, относятся к какому-то затонувшему торговому судну, и поскольку он, Физз, искал в то время галеоны, перевозившие сокровища, он решил, что займется этим затонувшим судном когда-нибудь потом. Физз так и не вернулся сюда до того момента, как истек срок действия его лицензии, но сюда явился Боуден. Он исследовал данные обломки и нашел изделия из делфтского фарфора, пистолет, пушечные ядра, бутылочки с какими-то медикаментами, топоры и несколько изготовленных вручную винных бутылок в форме луковицы. Чаттертон и Маттера видели эти артефакты в лаборатории Национального управления подводного культурного наследия в Санто-Доминго: они лежали там в углу помещения и явно уступали по своей ценности некоторым другим более известным находкам Боудена. Тем не менее Чаттертону и Маттере они запомнились. Все они датировались концом семнадцатого века. Ни один из них не был изготовлен уже после 1686 года – того самого года, в который Баннистер дал бой кораблям английского королевского военно-морского флота.
– Ребята, – сказал Чаттертон, – а может, "сахарное судно" – это и есть "Золотое руно"?
Все трое теперь видели эту картину. Баннистер кренговал свое судно возле этого острова – самого подходящего и невидимого места в заливе Самана. Корабли английского королевского военно-морского флота настигли его здесь, однако высота острова, ограниченность свободного пространства и густая растительность обеспечивали пиратам преимущество в бою, и те использовали это в самой полной мере для того, чтобы отразить натиск военных кораблей. В какой-то момент этого сражения – а может, уже после него – "Золотое руно" отплыло в сторону от острова и затонуло вот в этом самом месте. Возможно, Баннистер пытался дать на нем деру. А может, на этому судне сгорели якорные канаты, и оно отдрейфовало в сторону, прежде чем пойти на дно.
Трое переглянулись: была большая вероятность того, что "Золотое руно" находится сейчас прямо под ними.
Маттера достал бутылку пива, которую он прихватил с собой. Он открыл ее и выплеснул немного пива в воду.
– Это для мертвецов, которые покоятся там, внизу, – сказал он.
Гарсиа-Алеконт завел двигатель и направил лодку к берегу. Сойдя с нее на пляж, Чаттертон и Маттера встали неподалеку от накатывающихся на берег волн, чувствуя себя такими счастливыми, какими они оба уже давно себя не чувствовали, размышляя о своем будущем и глядя на этот островок, который все эти месяцы, пока они вели поиски, находился так близко.
Если бы люди все еще использовали телеграммы, Чаттертон и Маттера отправили бы телеграмму Боудену, задав в ней ему критически важный вопрос: а не может ли "сахарное судно" быть "Золотым руном"? По телефону или электронной почте они этого, конечно же, делать не стали. Только поездка в Санто-Доминго и разговор наедине с Боуденом по поводу данного предположения казались им в данной ситуации приемлемыми.
Поэтому они поехали на автомобиле по ухабистым и опасным дорогам в столицу Доминиканской Республики, восхищаясь находчивостью Баннистера, выбравшего остров Кайо-Вихия, и представляя себе, как похолодело на душе у экипажей кораблей английского королевского военно-морского флота, когда на них обрушился огонь невидимых ими пушек, установленных на довольно большой высоте где-то на острове, с которого, казалось, никто на них напасть не может.
И что это был за остров! Чаттертон и Маттера еще раньше рассматривали его на картах и снимках, сделанных со спутника. Остров был узким – всего лишь тридцать восемь ярдов с севера на юг в самой узкой части, – но довольно длинным – почти четверть мили с востока на запад. С воздуха он был похож на кита: его мощная передняя часть постепенно сужалась, переходя в стройное элегантное туловище, которое затем расширялось как плавник хвоста. Казалось, что "кит" плывет в сторону Атлантического океана. Благодаря этому Кайо-Вихия казался движущимся островом, хотя он, конечно же, был абсолютно неподвижен.
К нему даже вел пешеходный мостик.
Данное железобетонное сооружение, воздвигнутое в 1960-х годах и тянущееся на полмили, соединяло остров Кайо-Вихия с главным островом Доминиканской Республики, но им мало кто пользовался. На этом острове не имелось интересных пляжей, и он был почти полностью покрыт растительностью. По мостику сюда иногда забредали туристы или влюбленные парочки. Большую же часть времени мост пустовал, и поэтому жители Саманы называли его "Мостом в никуда". Чаттертона и Маттеру же как раз таки и влекло в это "никуда"…
С каждой милей, которую они проезжали, им все сильнее не терпелось увидеть, каким будет выражение лица Боудена, когда они ему скажут, что он уже и сам когда-то добрался до "Золотого руна". Он, несомненно, станет задавать им вопросы, но они уже приготовили ответы на них. Это были факты, спорить с которыми будет трудно даже человеку, упорно настаивающему на своем.
Они зашли с Боуденом в "Адриан Тропикал" – престижное кафе в центре Санто-Доминго. Чаттертон не стал терять времени.
– Трейси, позволь мне задать тебе один вопрос, – сказал он. – А не может ли "сахарное судно" быть "Золотым руном"?
Боуден удивленно приподнял одну бровь.
– Кайо-Вихия – идеальное место для того, чтобы кренговать судно, установить береговые орудия и дать бой кораблям английского королевского военно-морского флота, – продолжал Чаттертон. – Кроме того, все артефакты, которые ты взял с "сахарного судна", относятся к тому времени, в которое жил Баннистер.
Боуден улыбнулся. Достав из кармана своей рубашки маленькую записную книжку и карандаш, он жестом руки показал своим собеседникам, чтобы они рассказали ему поподробнее. Чаттертон и Маттера изложили свое видение произошедших в то далекое время событий.
Баннистер кренговал свое судно на северной стороне острова Кайо-Вихия. Заплыв в это место, "Золотое руно" стало невидимым, причем не только для проплывающих мимо кораблей, но и вообще для всего остального мира. У пиратов имелась возможность брать питьевую воду из протекающего неподалеку на главном острове ручья. В спокойных водах пролива пираты ловили черепах и скоблили корпус своего судна без излишних усилий.