Она говорила с Альруной точно со служанкой, и в ее взгляде было столько власти, что Альруне захотелось убежать отсюда подальше, иначе еще немного – и она на глазах всех придворных снимет свою накидку и отдаст этой незнакомке из леса.
Опустив глаза, девушка поспешно удалилась в свои покои. Взгляд незнакомки преследовал ее даже тогда, когда Альруна села за свою прялку.
Фекан
996 год
– Во имя всего святого, ты можешь мне сказать, что ты тут делаешь?
Агнесса с облегчением выдохнула. К счастью, в покоях герцогини ее застукала Эмма. А Эмму бояться не следовало – младшая дочь герцогини и герцога, сверстница Агнессы, с самого детства была ее лучшей подругой. Агнесса считала ее кем-то вроде сестры. У нее был только старший брат, Осберн, но девочка была уверена, что лишь с сестрой можно ощущать такую близость, так ссориться, иногда чувствовать такую злость.
Вот и сегодня было так же. Состояние отца, казалось, никак не повлияло на Эмму, по крайней мере девочка не выказывала своих чувств. Как и всегда, она казалась надменной, спокойной, самоуверенной – и любопытной.
– Так что же привело тебя в покои моей матери? И что ты делаешь со всеми этими свитками?
Агнесса хотела рассказать ей о двух монахах и их коварных замыслах, но не успела она промолвить и слова, как один из свитков выскользнул у нее из рук и упал на пол. Эмма поспешно подобрала его и принялась читать.
– Что… что это?
Заглянув подруге через плечо, Агнесса увидела, что это тот самый свиток, так огорошивший ее. На пергаменте были написаны не обычные буквы, а какие-то странные символы, которые Агнесса раньше никогда не видела. У нее мурашки побежали по спине.
– Так что это такое? – нетерпеливо переспросила Эмма.
– Понятия не имею, – пробормотала Агнесса.
– Но что ты тут делаешь? Зачем ты взяла мамины записи? Мама знает, что ты тут? – С каждым словом в голосе Эммы нарастала строгость.
Агнесса покраснела.
– Я… ты… монахи…
Она глубоко вздохнула.
Брат Реми и брат Уэн могли вернуться в любой момент, и одному Господу известно, что случится, если они обнаружат свиток с этими странными письменами. Хотя Агнесса и не могла прочитать ни слова, она была уверена, что тут-то и сокрыта тайна герцогини.
Девочка уложила свитки обратно в сундук и вырвала пергамент у Эммы из рук.
– Пойдем! Нужно поскорее уйти отсюда!
– Ты что, с ума сошла? А ну отдай!
Но Агнесса ее уже не слушала. Она выбежала из комнаты. Хотя от Эммы ей теперь не отделаться, но ее хотя бы не найдут монахи. Ее и этот странный свиток.
Вскоре Эмма догнала ее.
– Да поговори же ты со мной! – возмутилась она.
Агнесса так запыхалась, что едва могла произнести хоть слово.
– Тайна… настолько опасная… что будущее Нормандии…
– Ты и правда сошла с ума!
– Нет, но…
Агнессе так хотелось заполучить этот свиток, а теперь она не могла смотреть на диковинные символы без страха. Пергамент был гладким и холодным, но письмена, казалось, готовы были обжечь ей пальцы.
– Ты знаешь, что это? – спросила Агнесса. – Эти символы похожи на буквы. Но я таких букв еще не видела.
Эмма недовольно нахмурилась.
– Ты мне все-таки расскажешь, что делала в комнате моей матери?
Агнесса облизнула губы.
– Да… Но вначале… нам нужно это спрятать.
– От кого?
– От брата Реми и брата Уэна.
Эмма с упреком посмотрела на подругу. Подойдя поближе, она склонилась над свитком. И вдруг побледнела.
Агнесса едва подавила стон. Во что она ввязалась, взявшись разгадать тайну герцогини?
– Монахи сказали, что будущее всей Нормандии поставлено на карту. Они хотят, чтобы эти земли отошли франкам… – Девочка запнулась. – Что… что там такое написано? Ты можешь это прочитать?
К ее изумлению, Эмма покачала головой. Агнесса потрясенно смотрела на подругу. Эмма никогда не призналась бы в том, что чего-то не знает или не умеет, и уж точно не призналась бы, что ей страшно. Но вот она дрожит и даже не пытается это скрыть!
– Суть не в том, что означают эти слова, эти символы. Суть в том, что они… делают.
– В смысле?
– В этих знаках сокрыта особая сила. Они могут нести благословение или… – Эмма облизнула пересохшие губы.
– Или?
– Или проклятие.
Агнесса еще не оправилась от ужаса, услышав эти слова, когда вдалеке показались брат Реми и брат Уэн.
Глава 6
964 год
Шаги, голоса, звон, плеск. Столько шума, столько людей. Нет леса, нет тишины.
Гунноре подумалось, что у нее вот-вот лопнет голова от всех этих обрушившихся на нее впечатлений. Поездка с Ричардом казалась ей невыносимой, но теперь, когда герцог удалился в свои покои, Гуннора чувствовала себя брошенной. Ей был незнаком этот мир, и она не хотела с ним знакомиться.
– Пойдем!
Гуннора подняла голову. Это была не та девушка с печальными глазами и острым язычком, но женщина, заговорившая с ней, очень на нее походила, хоть и выглядела намного старше. Впрочем, это ничего не означало. Тут все женщины выглядели одинаково – с заплетенными в косу волосами, собранными в узел или накрытыми шлейфом. И платья у них были одинаковыми – мягкими, просторными и, конечно, чистыми.
Пришедшая к ней незнакомка сказала, что теперь и Гунноре придется носить такое платье. Женщина казалась горделивой и задумчивой, но не злой.
Вздохнув, Гуннора пошла за ней, стараясь успокоиться. Они вошли в большой дом – больше, чем все дома, которые Гуннора когда-либо видела. Стены тут были удивительно толстыми, шаги эхом отдавались от стен. У Гунноры закружилась голова.
– Тебе плохо? – Незнакомка протянула руку, чтобы поддержать Гуннору.
Невзирая на ее приветливость, Гуннора отпрянула в сторону.
– Не прикасайся ко мне! – прошипела она.
Женщина опустила руку, ничего не сказав. Чуть погодя они оказались в комнате, где находилось много женщин и детей, и незнакомка выгнала их всех оттуда. Похоже, она привыкла отдавать приказы, а остальные привыкли им повиноваться. Никто ей не перечил. Вскоре они с Гуннорой остались наедине. Женщина выдала Гунноре ведро с водой и отвернулась. Раздевшись, датчанка принялась оттирать грязь мочалкой. Ее кожа раскраснелась – от холодной воды и от стыда. На внутренней поверхности ее бедер еще остались кровь от порвавшейся девственной плевы и семя Ричарда. Гуннору охватило отвращение – но в то же время жажда тепла – тепла, которое она чувствовала рядом с герцогом.
Чуть позже незнакомка передала ей одежду и объяснила, как все это носить: множество туник, которые надевались одна на другую, сверху платье и наконец роскошный пояс с золотой пряжкой, а также палла – накидка, скреплявшаяся на груди брошью. По подолу паллы тянулись драгоценные камни, благодаря им она ниспадала ровнее.
Вивее все это понравилось бы.
– Он… он обещал мне привезти ко двору моих сестер, – пробормотала Гуннора. – Он сдержит слово?
Незнакомка протянула ей гребень. Гуннора поспешно расчесалась и заплела волосы в косу, перевязав ее лентой.
– Герцог Ричард может показаться легкомысленным или поверхностным, но я еще никогда не слышала, чтобы он не сдержал свое обещание.
Гуннора немного расслабилась.
– Собственно, ты и сама можешь его спросить. Я должна отвести тебя к нему, как только ты переоденешься.
Гуннора судорожно пыталась сохранить самообладание, глядя женщине в глаза.
– Как тебя зовут?
– Матильда. Я помогаю пономарю вести хозяйство.
Гуннора понятия не имела, кто такой пономарь, но не хотела спрашивать об этом. Она просто постаралась запомнить это слово.
– Пойдем!
Они прошли по коридору и поднялись по ступеням наверх. Гуннора еще никогда не видела столько лестниц, столько роскошных комнат, столько ковров и мехов. Местами стены покрывали чудесные рисунки, а коридоры освещали не только факелы, но и лампады, и они не пахли рыбьим жиром, как в Дании, а источали приятный пряный аромат.
В комнатах Гуннора видела женщин и детей – возможно, наложниц Ричарда и его бастардов. Они находились тут по доброй воле? Казались любопытными или насмешливыми – но не запуганными или отчаявшимися. "Вивее и Дювелине тут будет хорошо", – подумала Гуннора.
Поднявшись по очередной лестнице, они очутились в комнате в башне. Пол покрывал деревянный паркет, стены украшали шкуры оленя, зубра и рыси. В каменном камине потрескивал огонь.
Гуннора удивленно уставилась на стул, на котором сидел Ричард, – она еще никогда в жизни не видела подлокотников. Герцог задумчиво слушал какого-то старика.
– Мы должны поскорее вернуть Эвре, – говорил седовласый.
– Конечно. – Ричард кивнул. – Нельзя, чтобы город и дальше удерживали люди Тибо. Это стало бы проявлением моей слабости для всех моих врагов.
– Но осада займет много месяцев, а если мы потерпим поражение, это обернется для нас страшным позором.
– Значит, нужно будет действовать хитростью. И подкупом.
Старик кивнул.
– Еще ты должен решить, что произойдет с теми, кого мы взяли в плен.
Ричард задумался.
– Большинство – из богатых семей. Пусть заплатят выкуп. Так от них будет больше пользы. Не продавать же их в рабство.
Гуннора не понимала, о чем идет речь, но постаралась запомнить каждое слово. Чтобы выжить в лесу, ей пришлось выучить все его звуки, здесь же нужно было изучить людей, понять, что ими движет, что тревожит, что радует.
Увидев Гуннору, Ричард улыбнулся. Старик вышел из комнаты, Матильда последовала за ним.
Гуннора не улыбалась.
– Почему ты глядишь так неприветливо? – удивился герцог. – Всего несколько часов назад ты молила меня, чтобы я не бросал тебя в лесу!
– Что с моими сестрами? Ты обещал привезти их сюда.
Ричард встал со стула.
– Я держу свои обещания. А ты?
– Разве я что-то обещала тебе?
Подойдя к ней, Ричард провел кончиками пальцев по ее волосам, развязал ленту, и из косы тут же начали выбиваться пряди.
Гуннора тяжело дышала. Она не хотела, чтобы он к ней прикасался. Но в то же время она не желала оставаться среди всех этих людей. Находиться с Ричардом в этой комнате было непросто, но она хотя бы отбросила оцепенение, в голове прояснилось, кровь побежала быстрее, и ее охватило странное чувство – и отвращения, и страсти.
– Строго говоря, ты мне ничего не обещала. Ты лишь умоляла взять тебя со мной. Неужели за это ты не улыбнешься мне?
Гуннора напряглась, вспомнив, каким унижением это стало для нее. Хотя она и понимала, что сейчас мудрее будет изображать покорность, женщина чувствовала, что если прогнется еще раз, то сломается.
– Улыбку нужно заслужить, – прошипела она.
– Я дал тебе красивое платье. Разве это не щедрый подарок?
Но платье ей не придется носить долго. Он расстегнул ее брошь, снял паллу, расстегнул ремень и дотронулся до ее шеи.
Тяжело дыша, Гуннора зажмурилась, стараясь не думать о его прикосновениях. Она изо всех сил вызывала в себе образ руны "иса". Но пред ее внутренним взором предстала другая, тайная руна, похожая на "эйваз" и сходная с ней по действию. "Эйваз" занимала проклятое тринадцатое место в ряду рун и означала тис, ядовитое дерево. "Эйваз" и ее темная сестра, тайная руна "вольфсангель", были рунами смерти и разрушения.
Гуннора открыла глаза. "Разве ты не знаешь, что я могу убить тебя?" – говорил ее взгляд.
Но Ричард не смотрел ей в глаза, он любовался пульсацией жилки у нее на шее, ее белоснежной кожей, округлой грудью. Он нетерпеливо стянул с нее туники.
– Пойдем, – хрипло пробормотал он, подводя Гуннору к кровати в углу комнаты.
Руны утратили силу. Она не могла убить его. И не могла притворяться, будто ничего не чувствует.
Чувств было слишком много.
Ненависть – ведь он христианин, как и убийца ее родителей.
Отвращение – ведь она отдается ему, точно шлюха.
Страсть – ведь он играл на ее теле, точно на арфе.
Вожделение – ведь было так чудесно забыть в его объятиях о том, кто она и откуда.
Возлечь с ним вновь было и больно, и радостно, и страшно, и сладостно, это лишало Гуннору сил, но придавало новых, а когда все закончилось, она уже и не знала, не привиделось ли ей все это во сне.
Голова была такой же ясной, как и прежде. Но Ричарду хотелось спать. Он обнял ее и уже хотел уснуть, как тогда, в лесу, но Гуннора грубо оттолкнула его и встала.
– Останься.
– При дворе столько женщин, – отрезала она. – Позови кого-нибудь из них, если хочешь согреться.
– Ты упрямей осла.
– Но тебе это нравится. – Гуннора холодно улыбнулась. – В твоем стойле много роскошных кобылок, а ослица только одна.
Она не знала, позволит ли он ей заходить настолько далеко, но понимала, что не сможет жить здесь, если придется притворяться.
К ее облегчению, Ричард засмеялся.
– Полагаю, мне нравится переругиваться с тобой.
Любовницы герцога не враждовали между собой, неважно, делили ли они с ним ложе, или он уже давно покинул их. Кто-то нашел себе новых любовников среди знати, кто-то не знал, чем заняться, но все эти женщины с еще маленькими бастардами жили вместе в большом доме внутри крепостных стен. Они не ссорились и относились друг к другу вежливо, а иногда даже дружелюбно.
Гуннора ощутила это на себе уже на следующий день. Воины герцога привезли ко двору ее сестер, но, похоже, не объяснили им, что к чему. Вивея не могла прийти в себя от ужаса, а Дювелина рыдала, но прежде чем Гуннора успела утешить их, детьми занялась одна из женщин, Хонильда. Она взяла Дювелину на руки и принялась кормить девочку овсяной кашей, подслащенной медом. Попробовав непривычное лакомство, Дювелина перестала плакать. Вивея уже не казалась такой напуганной, она потрясенно смотрела на наряд женщины. Хонильда, заметив ее взгляд, улыбнулась.
– Мое платье сшито из шелка, привезенного из далекой страны на востоке, и оторочено мехом медведя, который жил в далекой стране на севере.
– Можно потрогать?
Женщина кивнула, и Вивея потянулась к ней, но Гуннора успела перехватить ее ручку.
– Извини, – поспешно сказала она.
Гуннора говорила резко и неприветливо, но Хонильду это не смутило.
– Все в порядке! – воскликнула она. – Мы живем здесь все вместе и рады твоим сестрам, как и тебе. Ты ведь не хочешь посеять в нашей башне раздор, верно?
Гуннора поспешно покачала головой, но постаралась поскорее оттащить малышек в угол.
– Почему мы здесь? – спросила Вивея.
– Тот мужчина в лесу, который расспрашивал вас, где я живу… Он вернулся?
Вивея кивнула.
– Он говорил с Сейнфредой и Замо, но никто не рассказал ему, кто ты такая. Он очень разозлился, но тут приехали эти воины и увезли нас.
Гуннора вздохнула. Может быть, это отпугнет того христианина? Она надеялась, что с Сейнфредой все в порядке.
Ей хотелось попросить Ричарда, чтобы тот отправил своих воинов в лес на тот случай, если Сейнфреде понадобится защита, но нельзя было испытывать его терпение. Гуннора решила довольствоваться тем, что ее младшие сестры с ней, в безопасности.
Первые дни в Руане прошли как во сне. Ричард больше не звал ее к себе – впоследствии Гуннора узнала, что он отправился в одну из провинций Нормандии, чтобы уладить спор между двумя рыцарями. Ей ничего не оставалось, как проводить время с другими женщинами, не только любовницами герцога, но и служанками и дочерьми высокопоставленных чиновников и рыцарей. Все эти девушки жили при дворе. Их мир был очень громким, в женских покоях царил непрерывный гул, как в пчелином улье. Гуннора не понимала, как можно все время говорить о всяких глупостях. Все разговоры тут вертелись вокруг тканей и украшений, платьев и лошадей, рыцарей и священников, а главное – вокруг Ричарда.
В лесу достаточно было лишь нескольких слов, да и те не нужно было произносить, только писать рунами. Тут же речь переставала быть сокровищем, на нее не скупились.
Гуннора обычно молчала. Она не хотела умножать слова без надобности и не отвечала на расспросы других девушек о том, кто она и где встретила Ричарда. Но со временем датчанка смягчилась. Она поняла, что девушки болтают так много не по глупости своей, а от скуки. Им нечем было заняться. Служанки и рабыни готовили еду и убирали комнаты, благородные же могли развеяться только болтовней. Кроме того, они пряли и ухаживали за своим телом, и это им очень нравилось. Почти каждый день девушки ходили в термы. Там можно было пропотеть, как в банях у Гунноры на родине. В небольших комнатках разводили огонь из торфа и поливали камни на полу водой. Конечно, термы были намного больше бань, но пара там было не меньше. Гунноре нравилось сидеть здесь, наслаждаясь теплом. Ее тело расслабилось, и девушке захотелось поговорить.
– И тут вы моетесь каждый день? – удивленно сказала она.
Одна из женщин рассмеялась.
– Ну конечно. Говорят, что северяне грубы и неотесанны, но даже франкские женщины признают, что норманны чистоплотнее франков.
– Викинги, которые поселились в Англии, – вмешалась другая, – еще чистоплотнее. Говорят, что они не только моются каждый день, но и переодеваются в чистое, чтобы понравиться англичанкам.
Гуннора постаралась запомнить это название, чтобы потом узнать, где же находится эта самая Англия. Но сейчас ей было важнее побольше узнать о герцоге и его окружении. Она начала расспрашивать об этом товарок, и их вечная болтовня перестала ее раздражать. Благодаря им она могла обрести ответы на свои вопросы.
Женщины рассказали ей, что советника герцога, седовласого старика, которого она видела в комнате в башне, зовут Арвид. А Матильда, помощница пономаря, как оказалось, приходилась ему женой. Они уже очень давно служили Ричарду, а их дочь Альруна была той самой девушкой, столь неприветливо встретившей Гуннору в замке. Альруна не была любовницей Ричарда, он относился к ней как к родственнице, и все полагали, что вскоре она выйдет замуж за кого-то из его лучших рыцарей. Некоторые считали, что этим воином станет Арфаст, но в последнее время их почему-то не видели вместе. Собственно говоря, Альруна вообще перестала показываться на людях.
– Альруна очень странная, – как-то сказала ей Хонильда.
– Почему? – спросила Гуннора.
– Она не ходит на рынок. В Руане очень большой рынок, знаешь ли. Сюда привозят товары со всего мира – шерсть из Фрисландии, белое вино с берегов Рейна, франкское стекло, бархат из Византии. Но Альруну все это не интересует.
Гуннору это тоже не интересовало, но она кивнула. Судя по тому, с каким восторгом говорила Хонильда, этот рынок был прекрасным местом.
– А герцог Ричард?
– В смысле?
– Чем он интересуется?