Японцы, поглядывая на Ивана Алексеевича, с улыбкой переговаривались. Старшина, вежливо улыбаясь, сказал по-английски:
Вери гут...
Чтобы сбросить ее за борт! - не удержался Северов. Теперь у него больше не было сомнений. Все, что говорится и делается якобы для будущего китобойного промысла, неуклюжая маскировка. Северов дал себе слово быть настороже. Ни в каких темных делах господ Осиповых и Нориновых он участвовать не будет. Он моряк честный и не станет марать своего имени.
К вечеру пушка была установлена, и японцы съехали с "Дианы". Иван Алексеевич иронически осмотрел их работу. Все было сделано кое-как, небрежно. "А откуда же будет идти линь?" - задал он себе вопрос. Перед пушкой в палубе должно быть отверстие, через которое линь поступит из трюма. Но его не было. Когда Норинов и Осипов вернулись на судно, Северов сказал им об этом.
- Новой пушки сейчас достать невозможно, - ответил Норинов. - Из этой мы будем стрелять в китов гранатами, а затем преследовать раненых животных и добивать. Есть же такой вид охоты?
Был, - вспомнил Иван Алексеевич рукопись отца. - Еще в прошлом веке.
Начнем со старины, Иван Алексеевич, - спокойно сказал Норинов. - Да, ящики с гранатами, что японцы привезли, не вскрывали?
Нет. Убрал в трюм, - доложил Северов. - А кто же у нас будет гарпунером?
Осипов, не принимавший участия в разговоре, похвалил Северова:
Ценю ваше беспокойство и заботу о наших делах, Иван Алексеевич. Вы для нас просто золотая находка!
Совершенно верно, - согласился Норинов. - Иван Алексеевич, я думаю, при нужде согласится на нашу просьбу стать капитаном "Дианы".
Если в этом будет необходимость, то это моя обязанность, как старшего помощника, - осторожно ответил Северов, не понимая, грубо ли ему льстят или же за этим кроется что-то другое. Осипов повернулся к Норинову:
Иван Алексеевич вправе знать, кто же будет у нас гарпунером, Игнатий Федорович?
Среди наших рабочих немало бывших артиллеристов. Практика у них большая. Стреляли по людям, а уж в огромного кита, конечно, попадут без промаха. - Норинов беспечно рассмеялся. - Прошу, господа, к ужину. На рассвете снимаемся с якоря...
2
..."Диана" шла на север. Заметно похолодало. Море потеряло свой теплый ласковый блеск, и темно-синяя вода с седовато-серыми гребнями волн дышала уже осенью. Солнце как будто поблекло, стало бледно-желтым. Шхуна приближалась к цели своего плавания. Слева по борту темнел скалистый восточный берег Камчатки. Палуба опустела. Людям надоело однообразное плавание, да и похолодание гнало их вниз, и они коротали время за картами, в болтовне.
Иван Алексеевич в меховой куртке ходил по палубе, заложив руки в боковые косые карманы. Тщательно выбритое лицо порозовело от встречного ветерка. За дни плаваний он посвежел, более молодо стали светиться его глаза. Когда Иван Алексеевич не думал о хозяевах и пассажирах шхуны, он был доволен и даже счастлив. Хорошая шхуна, благоприятная погода, исполнительная команда, опытный боцман - что еще надо для моряка, ведущего судно. Вот только мысли о целях экспедиции не давали покоя. Зачем все-таки "Диана" идет в бухту Круглых ворот? Северов раздумывал о словах, сказанных ему в порту: "Согласится на нашу просьбу стать капитаном". Они не были произнесены, между прочим, случайно. Норинов почти устранился от своих капитанских обязанностей, переложив все на Северова. Осипов против этого не возражал. Ивану Алексеевичу было приятно доверие и в то же время он держался настороже. Он не забывал о словах Хайрова и решил поступать так, как, по его мнению, поступил бы тот.
Не раз он заставал Норинова и Осипова в их каюте за картой Камчатки. Ее восточный берег был испещрен пометками. При его появлении разговоры над картой прекращались. Осипов и Норинов что-то скрывали.
До бухты Круглых ворот осталось немногим больше часа хода. Он пошел доложить об этом Норинову.
Входите прямо в бухту, - оживился капитан. - Вот и закончилось наше путешествие. Ни качки, ни шторма.
Так бы всегда, - улыбнулся Осипов. Северов уловил, что хозяин шхуны немного волнуется. Осипов был в сапогах, в наглухо застегнутом темном френче с большими карманами. Несмотря на полноту, в нем сейчас было что- то от военного. Даже одутловатое лицо приняло более решительное, строгое выражение.
Приказав рулевому переложить штурвал, Северов повел "Диану" в бухту Круглых ворот. Шхуна быстро приближалась к берегу, высокому, скалистому и мрачному своей обнаженностью. Нигде не было видно ни деревца, ни кустарника. Только птицы нарушали этот, казалось, вечный покой. На воде покачивались жирные глупыши, с утесов срывались кайры и, не достигая воды, переходили в полет.
Северов пристально смотрел вперед. Свое название бухта получила от каменной арки, которая перекинулась с утеса на утес почти правильной дугой, а под ней был широкий пролив в бухту. Ветра, время, море так отшлифовали и арку и утесы, что вход, казалось, был делом людских рук. Не раз мимо этой бухты проходил Иван Алексеевич, а вот заходить в нее не было случая. Сейчас он с любопытством разглядывал ворота. На палубу высыпали пассажиры, моряки. Арка надвигалась. Вот тень ее упала на палубу и заскользила по шхуне, по людям. "Диана" входила в бухту, раскрывавшуюся перед ней синим треугольником.
Острые глаза Ивана Алексеевича увидели, что в вершине треугольника в бухту впадает довольно широкая речка. Поблескивающая на солнце, она терялась среди
сопок.
- Держите к устью реки, - сказал Осипов, - там моя фактория.
- Опасно подходить близко к берегу, - Северов был готов в любую минуту дать в машину команду застопорить ход. - Я не знаю тут фарватера.
- Я скажу, где обычно суда бросают якорь, - сказал Осипов и шутливо добавил: - Тут уж я буду капитаном.
Берег становился ближе, можно было отчетливо рассмотреть на кем строения, а у самой воды людей. Навстречу шхуне уже шла шлюпка.
- Торопятся хозяина встретить, - самодовольно проговорил Осипов. - Видно есть чем меня порадовать.
Северова передернуло от этих слов, от тона, каким они были сказаны. Он внимательно рассматривал факторию, расположившуюся на правобережье реки. Скалы здесь отступали, и на небольшом ровном пятачке стояли три низких, сложенных из толстых бревен дома, соединенных между собой бревенчатыми переходами - коридорами. Толстые трубы, сложенные из дикого камня, поднимались над обомшелыми покатыми крышами. Почти у самой воды стоял навес.
Как уголок? - осведомился Осипов, заметив, что дикая, суровая красота этого уголка произвела на Северова впечатление.
Очень красиво, чудесно, - с восхищением признал Иван Алексеевич. Он не один испытывал это чувство. На палубе голоса притихли. Люди любовались природой. Осипов сказал:
- Вот теперь можно остановиться!
Иван Алексеевич передал команду - застопорить машину, - и "Диана", пройдя еще немного вперед, остановилась. С шумом упал якорь. К борту шхуны подошла шлюпка. По спущенному штормтрапу на палубу поднялся низкорослый человек, одетый в кухлянку и торбаса, с непокрытой головой. Черные, давно нестриженные волосы падали на лоб, закрывали уши. С лица, заросшего плотной с черным отливом бородой, угрюмо смотрели черные глаза.
- Здравствуй, здравствуй, Никитин, - протянул ему руку Осипов. - Не ждал?
- Ждал, - глуховатым голосом, не ответив на приветствие, сказал Никитин. - Многие про тебя справлялись.
Улыбка сбежала с лица Осипова. Он торопливо спросил:
Коннорс не заходил?
А кто такой? - Никитин подумал: - Нет, такого не бывало. Зачем он...
Но Осипов перебил его:
О делах потом, потом. А сейчас принимай гостей.
Всех этих? - Никитин взглядом указал на рабочих. - Тесновато будет.
Скоро уйдут, - успокоил Осипов и, поняв, что про говорился в присутствии Северова, торопливо добавил. - Построим барак, на китов будем охотиться.
Што-о? - Никитин с таким изумлением посмотрел на Осипова, словно услышал от него какую-то глупость: - Китов... С чего же это...
- Потом объясню, - раздраженно махнул рукой Осипов. - Начинай принимать груз.
- Сейчас подгоню шлюпку, - Никитин короткими, толстыми пальцами потеребил бороду. - Винца-то привез? Камчадалы совсем донимают.
- Соскучились, - заулыбался опять Осипов. - Привез, привез. Давай зови их.
Сами почуют. Придут, - махнул рукой Никитин и направился к штормтрапу.
Прошу начать высадку людей и разгрузку, - обратился Осипов к Ивану Алексеевичу и скрылся в каюте.
Отдавая команды, Северов размышлял об услышанном. Какой-то Коннорс, очевидно, иностранный капитан или торговец. На фактории ничего не знают о китобойном промысле. Видно, фактория торгует с местным населением, охотниками. Северов качнул головой: "И, как всегда, основная плата за пушнину - водка. Когда же это прекратится?"
Первыми на берег съехали рабочие, затем началась разгрузка трюмов. Норинов и Осипов, все доверив Северову, тоже съехали на берег. Иван Алексеевич снова и снова убеждался в способности боцмана Журбы управлять палубной командой. Работа шла быстро, без суматохи, криков.
Наступил вечер. С берега от Осипова приехал посыльный с запиской. Хозяин фактории приглашал Ивана Алексеевича на ужин в честь благополучного прибытия. Северов в ответной записке поблагодарил и отказался, ссылаясь на то, что разгрузочные работы на шхуне не закончены и он не может оставить "Диану" без надзора. Он мог бы, конечно, поехать, но компания Осипова и Норинова вызывала в нем все большую антипатию.
С наступлением темноты Северов приказал приостановить разгрузку и всем отдыхать. Убедившись, что вахтенные на местах, Северов пригласил к себе в каюту Журбу.
Вы заслужили стаканчик коньяку, Максим Остапович, - сказал чистосердечно Северов. - Я с удовольствием с вами выпью.
Не большой охотник я до этой штуки, - боцман щелкнул по бутылочке, - но стаканчик можно. - Он поднял свой бокал: - За ваше здоровье!
Иван Алексеевич стал расспрашивать боцмана о его жизни. Журба суховато, коротко рассказал, что он с Украины. Рано осиротев, он подался в Одессу и вот от юнги дошел до должности боцмана. Морская служба забросила его на Дальний Восток. Журба, немного захмелев, заговорил о том, что беспокоило его:
- Вы, Иван Алексеевич, вижу, как и я, на "Диану" попали. Кусок хлеба-то нужен. Шхуна добрая. А вот ее хозяева мне не по душе. Везут людей. Куда? Зачем? Китов охотить? Так это же камбале на смех. Смотрел я пушку. На грузило ее можно употребить. Обман все это, Иван Алексеевич, ей-богу, обман. Неспокойно мое сердце. Да и эти рабочие... солдатня...
Увидев, с каким вниманием слушает его Северов и истолковав это по-своему, боцман поднялся, взялся за фуражку:
- Благодарю за угощение, Иван Алексеевич. Извините, что я тут лишнего наболтал спьяна. Спокойной ночи.
Северову было приятно доверие Журбы в такое смутное, трудное время, когда каждый смотрит на другого с подозрением. Старший помощник в глазах команды является как бы доверенным хозяина шхуны, а вот боцман понял, что он такой же простой моряк. Не говорил бы иначе так откровенно.
Тут у Северова мелькнула мысль, от которой он даже поежился. А что, если Журба подослан? Но он тут же отогнал- эту нелепую мысль. Журба не такой...
Северов вышел на палубу. Бухта лежала полная мрака, и только на берегу желтели огоньками маленькие окна фактории.
Облокотившись о планшир борта, Северов долго смотрел на берег, потом вернулся в каюту и лег спать. Утро нужно бы\о встретить отдохнувшим, со свежей головой.
3
В фактории было шумно. В длинном бревенчатом доме с пустыми полками, который когда-то служил и магазином и складом товаров, прямо на полу, на разостланных медвежьих и оленьих шкурах расположились "рабочие" Норинова. На ящиках из-под товаров стояли плоские жестянки со спиртом, лежала закуска - консервы, вяленая и соленая кета, сухие и крепкие как камень американские галеты.
Керосиновые лампы отбрасывали на проконопаченные мхом стены уродливые тени пирующих. Люди жадно пили, неряшливо ели, шумно, бестолково перебивая друг друга, говорили, спорили.
...А за стеной, в комнате заведующего факторией -заросшего лохматого Никитина, шел деловой разговор.
Трое сидели за столом, попивая густой крепкий чай, рас- стегнув ворота рубашек. От печки шел густой жар. Большая керосиновая лампа бросала яркий свет на бумаги. Осипов проверял отчет Никитина.
Значит товаров у тебя совсем не осталось?
Опаска была, что зазимую пустым, - Никитин сприсвистом пил чай из блюдечка. - Считай, с весны камчадалы с обидой поворачивают от фактории.
- Плохо, как плохо, - с огорчением покачал головой
Осипов, и его злые серые глаза блеснули жадностью. - Сколько прибыли упустили...
Наверстаем. Чего же все лето не приходили? - На чем? - сердито бросил Осипов, и его лицо стало красным. - Как пошла эта Советская власть, так все в тартарары! Кончился порядок! Зафрахтовать даже лодку невозможно. Хозяева боятся, а может ты бандит, красный или белый...
Норинов многозначительно кашлянул. Осипов поднял на него серые глаза, еще полные гнева, несколько секунд смотрел на него, потом улыбнулся:
- Да, да, бандиты, раз мешают честному коммерсанту успешно вести дела. Я только ту власть признаю, пусть она будет любого цвета, при которой я могу спокойно вести свои дела. Чтобы был порядок. Надеюсь в
этом вопросе на вас...
- Само собой разумеется, - засмеялся Норинов, стряхивая пепел с папиросы в плоскую раковину.
Никитин, кое о чем догадываясь, но не зная планов, продолжал пить чай с невозмутимым видом, Осипов сложил бумаги, отодвинул их в сторону:
-Все в порядке, Никитин. Пушнину завтра осмотрим. Всю ее отдадим Коннорсу. А теперь скажи, у камчадалов есть еще пушнина? Все-таки осень...
А чего ей не быть, - вытирая ладонью губы, сказал Никитин. - У ближних есть. Продавать-то кому было, кроме нас. У дальних не ведаю, но мыслю, что там Свенсон[4]
Свенсон Олаф - владелец торговой фирмы, базировавшейся на Чукотке но скупавшей пушнину по всему побережью русского Крайнего Северо-Востока все прибрал.
Этот не упустит, - с завистью произнес Осипов и снова обратился к Никитину: - Ты бывал у камчадалов, знаешь к ним тропы?
Никитин молча кивнул. Осипов замялся, не зная как приступить к самому щекотливому разговору. "А впрочем, чего мне его, бывшего уголовника, стесняться. Мне он всем обязан".
Много лет назад с Сахалина бежал бывший рязанский купец Шувалов, отбывавший наказание за убийство своего компаньона и всей его семьи. Судьба свела беглого каторжника с Осиновым. С его помощью Шувалов стал гражданином вне подозрений Никитиным, верным приказчиком, а в последние годы даже его доверенным лицом.
- Так вот, Никитин, - решительно заговорил Осипов. - Господин Норинов прибыл сюда со своим отрядом. Это верные нам люди...
Норинов, покуривая, насмешливо смотрел на Осипова.
Тот продолжал:
- У господина Норинова есть документ от новой власти, по которому он может делать ревизии, проверки, собирать налог с местных жителей. Я хочу, чтобы ты был у него проводником.
Никитин, поняв больше того, что было сказано, допил чай, поставил блюдце на стол, спокойно произнес:
Опасное дело. Ну, а как настоящая власть за вас возьмется? Сразу к стенке?
Настоящая власть? - Осипов наигранно рассмеялся. - Да где она? Какая?
Так-то оно так, - Никитин поскреб бороду, исподлобья посмотрел на Норинова, словно оценивая его. - Власти сейчас, конечно, нет. Однако она появится.
Тогда нас здесь уже не будет, - заверил Осипов, понимая, что Никитин согласился на его предложение. - Наша "Диана" доставит всех нас куда угодно - в Японию, в Америку.
Что ж, тогда можно, - Никитин пригладил закрывавшие лоб волосы. - Тут недалече проживают и русские. Золотишко у них водится.
Норинов перестал курить. Осипов, взявшийся за кружку с чаем, отнял руку:
Где? Много?
Много - мало, не знаю, но имеется, - теперь и черные глаза Никитина алчно загорелись. - Людишки обыкновенные. Кто торгует, кто сам промышляет.
Прекрасно, - проговорил Норинов и обменялся взглядом с Осиповым. - Наша охота на китов обещает быть удачной.
Киты с золотой начинкой! Пора, пора начинать "охоту". Не будем терять и дня. - Осипов стал серьезным и тоном приказа сказал: - День на отдых и сборы. Послезавтра выступать. Надо как можно больше обойти селений камчадалов и этих, с золотишком.
На сколько дней пойдем? - осведомился Ники тин.
Сначала можно дней на двадцать или на месяц. Впрочем, все будет зависеть от охоты, от того, сколько вы набьете китов. Ха-ха-ха! - Осипов пришел в отличное настроение и, открыв бутылку коньяку, разлил его по кружкам. Он сейчас совершенно не походил на того добродушного барина, которого разыгрывал перед Северовым. Это был жестокий, хищный делец, готовый на любое преступление.
- За удачную, нет - богатую охоту, друзья!
...С утра на "Диане" продолжилась разгрузка. Занятый делами, Иван Алексеевич не обращал особого внимания на берег. Зато туда с вожделением поглядывал Филипп Слива. Он чувствовал, что там можно поживиться выпивкой, о которой на шхуне при этом рыжем боцмане не приходится и мечтать. Завистливым взглядом провожал Слива ящики со спиртом, которые всплывали из темного трюма, проносились над головой и исчезали за бортом в шлюпке. Поскрипывали блоки, ходила длинной рукой над палубой стрела.
А не всем хотелось работать и особенно Сливе. Утро стояло солнечное и холодное. Воздух был чистый, насыщенный морским ароматом. Высокое, по-осеннему бледное небо было без облачка. Легкий бриз тянул с океана.
- Майна! Вира! Полундра! - то и дело раздавалось над шхуной.
Не прошло и двух часов работы, как ветер посвежел, запел в снастях, пригнал с океана первые тучи. Сразу помрачнело. Бухта стала темной и хмурой. Северов взглянул на барометр. Тот пока не предвещал близкой бури, но нужно быть всегда готовым к встрече с ней. Он позвал Журбу. Боцман был в теплой тужурке и высоких сапогах. В его фигуре не было ничего, что говорило бы об угодничестве, но в то же время не было и развязности.
- Я вас слушаю, Иван Алексеевич, - сказал Журба тоном, не допускающим каких-либо иных, кроме служебных отношений. "Хорош боцман, - оценил Северов. - Настоящий моряк".
Как бы не заштормило, - Северов взглянул на сгущавшиеся тучи. - В бухте мы, конечно, отстоимся, а на палубе надо бы все подготовить.
Хорошо, Иван Алексеевич, - кивнул Журба. - Все сделаю.
Стоило Журбе отойти, как Филипп Слива перекинулся через борт и по штормтрапу быстро спустился в нагруженную, готовую к отходу, шлюпку.
- Ты куда? - спросил его рулевой.
- Навались на весла! - вместо ответа крикнул Слива. - Навались, сироты царя морского!
Гребцы послушно взмахнули веслами, и шлюпка, тяжело груженная ящиками и бочками, медленно двинулась от шхуны. Рулевой повторил свой вопрос.
- Курьер царя, отбывающего в эмиграцию, - усмехнулся Слива и попросил: - Нет ли, браток, закурить? Сигары подданным раздал.
Гребцы засмеялись. Рулевой протянул Филиппу кисет с табаком:
Веселый! Все у вас на шхуне такие?
Все, - кивнул Слива. - Только, знаешь, веселость испаряется. Нужно... - Филипп щелкнул по шее и с надеждой спросил: - Найдется?