Опустив голову, Иван Алексеевич без устали мерил шагами палубу. Какой позор! Под видом китобоев обирать, спаивать самым бесстыдным образом темных, неграмотных людей, пользоваться их слабостью. Какое оскорбление памяти Лигова, Клеменьтьева, его отца. Иван Алексеевич остановился у борта, положив на перила сжатые в кулаки руки, и долго-долго смотрел на мерцающие в темноте костры. Как бы сейчас поступил Хайров? Что бы он сделал? Северов мучительно искал ответа. Оставаться лишь свидетелем преступления было несказанно тяжело. К капитану подошел Джо и молча стал рядом с ним. Они хорошо и без слов понимали друг друга. Наконец Джо не выдержал:
- Может съехать с командой и потребовать, чтобы Осипов прекратил эту торговлю.
Северов отрицательно покачал головой:
Сейчас бесполезно.
Но Осипов грабит пьяных охотников, - с возмущением воскликнул Джо. - А мы смотрим...
Северов пожал плечами и вновь вспомнил о Хайрове. Как его сейчас не хватало Ивану Алексеевичу, его совета, даже взгляда его немного насмешливых глаз.
Послышался плеск весел и поскрипывание уключин. Вскоре моряки увидели шлюпку. Вот она вошла в полосу света, падавшего со шхуны на воду. Это возвращался Журба. Греб он легко, но сильно. Шлюпка, описав полукруг, подошла к шхуне; Журба, сложив весла, привязал ее к штормтрапу и поднялся на палубу.
Ну, что там? - нетерпеливо спросил Северов.
Эх, - боцман махнул рукой. - Почти сорок лет хожу по морям, но не видел, чтобы русские такую пакость творили! Срам!
Да разве там русские? - Северов посмотрел в сторону фактории, не замечая, что он повторяет слова Хайрова. - Нет, Максим Остапович, они не русские...
2
Шхуна "Кэмал" пересекала Берингово море, держа курс на Чукотку. Погода стояла свежая. Северо-западный ветер гнал навстречу шумные крутые волны, бил ими в скулы шхуны, но она только поскрипывала и шла точно по курсу.
Ну, что скажете, Барроу? - обратился к капитану Коннорс с самодовольной улыбкой на чисто выбритом лице с резкими чертами. - Как шхуна?
Отличная, сэр! - кивнул капитан и чистосердечно признался: - На такой ходить еще не приходилось.
Коннорс стоял, заложив руки в карманы кожаной на меху кенгуру куртки с большим шалью воротником. На ногах охотничьи, похожие на ботфорты сапоги, на голове шапка. Обветренное молодое лицо покрывал загар. Светло-серые с легкой синевой глаза смотрели пристально, цепко. Чуть широковатые губы часто трогала улыбка, открывая крепкие белые зубы, в которых был зажат мундштук давно погасшей трубки.
Капитан Барроу покосился на Коннорса и с раздражением и завистью подумал: "Радуется, черт его побери, что купил новую шхуну". Барроу помрачнел. Он уже не раз пытался разбогатеть и принимался мыть золото на Аляске, бить китов в море Росса, торговать в Перу, даже возил девочек из Европы в Бразилию, но всякий раз судьба крепким ударом возвращала его на мостик торговых или промысловых судов.
С Коннорсом Барроу познакомился два года назад, когда тот пришел в Сан-Франциско на старенькой шхуне с грузом пушнины и, рассчитав команду, стал набирать новую из моряков-китобоев. Вот тогда-то и пришел Барроу к Коннорсу.
Два года плавания вместе - немалый срок, однако сейчас Барроу так же мало знал Коинорса, как и в первый день знакомства. Странный все-таки этот Коннорс. Перед отходом Коннорс назначает один пункт, даже сообщает в портовый регистр о нем, но в море неожиданно изменяет курс, и "Кэмал" бросает якорь в бухте, о которой в порту не было и речи. И что самое странное - везде Коннорса уже ждут. Сам он не торгует, не бьет китов, хотя на шхуне прекрасная пушка, есть все оборудование. Правда, однажды Барроу убедился, что Коннорс - прекрасный гарпунер. Он с одного выстрела насмерть ранил сейвала. Было видно, что глаз у него наметан и рука твердая. Он обменивает товары на пушнину, китовый ус, жир, и только, но больше всего обменивает на оружие, боеприпасы. Иногда Коннорс встречается с какими-то людьми. О чем они говорят, Барроу не знает, но подозревает, что Коннорс интересуется не только пушниной, а кое-чем и другим. Уж слишком он хорошо говорит по-русски, по-японски.
Впрочем ему наплевать, с кем встречается Коннорс и о чем говорит. Он щедро платит, а это главное. Беспокоит Барроу только одно, что они все время ходят у русского берега. Как бы за это нарушение территориальных вод не пришлось расплачиваться тюрьмой где-нибудь в Сибири.
Барроу переступил с ноги на ногу, скользнул по темно-синему, вскипающему белыми гребнями морю. Трюм шхуны битком набит карабинами, патронами, одеждой, спиртом, консервами. Рейс трудный, а он еще плохо знает эту новую шхуну. Как она будет вести себя во время сильного шторма?
Капитан ниже Коннорса, но шире в плечах, с короткой темной бородкой. Хмуро глядя, он вошел в рубку. Высокий норвежец Стурволлан - рулевой - сдал вахту другому матросу.
Барроу сверился по приборам и карте. "Кэмал" шла хорошо, несмотря на свое несуразное имя, покорно слушалась руля, не рыскала. "Везет этому Коннорсу. - Зависть снова поднялась в Барроу. - Мне бы такое судно..."
Он вышел на мостик, мечтая о том, что бы он делал, будучи владельцем "Кэмал". Когда он вернулся в каюту, Коннорс стоял у иллюминатора, покуривая трубку. Сладковато пахло хорошим табаком. Коннорс был в коричневом пушистом полувере, который облегал его крепкую мускулистую фигуру.
- Весьма кстати пришли, - сказал Коннорс капитану.
Пока Барроу раздевался, Коннорс подошел к серванту, вделанному в переборку, достал бутылку коньяку, две рюмки и вернулся к круглому столу. Грубые сапоги Коннорса бесшумно ступали по толстому бордовому ковру.
- Я надеюсь, что от рюмки "Мартини" вы не откажетесь, Барроу?
Коннорс наполнил рюмки. Следя, как темная, золотистая влага поднимается в хрустале, Барроу обратил внимание, что рюмки стоят на разостланной карте Берингова моря и восточного берега Камчатки.
Коннорс подмял свою рюмку и, неторопливо смакуя, выпил.
Хороший. Как на ваш вкус, Барроу?
Отличный, - согласился капитан.
Ребром ладони Коннорс отодвинул в сторону рюмки и бутылку и искусанным мундштуком трубки коснулся на карте надписи: "Бухта Круглых ворот".
- Нет ли у вас желания заглянуть в эту бухту, Барроу?
"Начинается", - подумал капитан, выжидающе глядя на светлые гладко зачесанные волосы Коннорса, его высокий лоб, выдающиеся вперед надбровные дуги, из-под которых пристально, твердо смотрели светлые глаза. Чувствовалось, что он не сомневается в согласии и спрашивает, ради приличия. Барроу был лет на пятнадцать старше Коннорса, н эта уверенность больно задела его самолюбие Он почти вызывающе спросил:
- Для чего? Мы же держим курс на Чукотку?
Коннорс, уловив сердитые нотки в голосе своего капитана, неторопливо повернулся к нему, посмотрел внимательно и снова отвернулся. О чем-то раздумывая, помолчал и сказал:
Я вспомнил, что там меня ждет друг с партией пушнины. А разве вам не нравится идти туда, куда я хочу?
Коннорс говорил спокойно, даже чуть лениво: - Или вы не хотите больше у меня служить? Я вам мало плачу?
Нет, нет, - Барроу понял, что позволил себе слишком много и торопливо стал объяснять: - Меня не покидает тревога, когда мы заходим в русские воды, в любые их бухты без разрешения. Русские ведь могут нас за нарушение...
- Русским сейчас не до пас! Они делят наследство, которое достанется нам!
Барроу, чтобы загладить свою оплошность, согласился.
Коннорс едва приметно усмехнулся: "Пожалуй, нет человека, который бы не соглашался со мной". Он перебирал в памяти все, что успел сделать за эти годы на востоке, после того, как его сюда послало берлинское начальство. Никто, кроме Дайльтона и его советника, не знает, что он немец, военный моряк и его подлинное имя Отто Грауль. Для всех он ирландец американского происхождения. Никем, ни в чем он, "торговец пушниной", не заподозрен, и начальство довольно его работой. Об этом ему тайно было сообщено в Сан-Франциско. А капитан Барроу просто трус. Боится заходить в русские воды. Да русским сейчас не до охраны берегов...
3
Северов старался как можно реже, только при крайней необходимости, съезжать на берег. Он не мог спокойно смотреть, как Осипов обманывает и спаивает камчадалов. В складе гроздьями висели шкурки горностаев и соболей, выдр и лисиц. Росли тюки моржовых, нерпичьих и оленьих шкур...
Боцман, часто бывавший на берегу, рассказывал о том, что там происходило, и Северова не покидала мысль, что он, хотя и невольно, но все же является соучастником Осипова. Надо было что-то предпринять. Но что? Капитан ходил хмурый, неразговорчивый. Притихла и команда. На шхуне все ощутимее становилась атмосфера настороженности и напряженного ожидания какого-то события.
Его приход ускорил сам Осипов. В делах фактории выдалось небольшое затишье, и он вспомнил, что уже несколько дней не видел Северова, и явился на шхуну.
- Я уж забеспокоился, дорогой Иван Алексеевич, - дружески, хотя и с некоторой долей покровительства, говорил Осипов капитану. - Не заболели ли вы? Давно на берегу вас не видел. Что же вы этаким бирюком сидите?
Северов молчал, занимаясь прочисткой трубки. Ли Ти-сян подал им кофе и бесшумно исчез, а Осипов, не замечая угрюмого настроения Северова, весело, с нескрываемым удовлетворением продолжал говорить:
Я весьма рад, что все так отлично складывается. Если у нас и дальше дело так пойдет, то мы с вами...
Нет, увольте меня, Валентин Витальевич, - перебил его глуховатым от напряжения голосом Северов. -- Я не с вами, и у меня с вами общих дел нет и не может быть.
Осипов ошеломленно, не понимая, смотрел на Северова. Потом нахмурился и медленно произнес:
Не понимаю вас, Иван Алексеевич. Почему это вы не со мной? Или быть может вам не нравится то, что вы служите у меня?
Да, не нравится, - Северов смотрел в холодные глаза Осипова. - Я раскаиваюсь, что поступил на "Диану". Хорошее судно и в руках нечестных людей.
То есть как нечестных? - Осипов выпрямился за столом. - Что вы хотите этим сказать?
То, что вы гнусно поступаете с камчадалами, с этими темными людьми, которые...
Люди, ха-ха-ха! - непритворный взрыв хохота заглушил последние слова капитана. Осипов упал на спинку дивана, лицо его покраснело от натуги, глаза увлажнились. - Вы их называете людьми, ха-ха-ха, да какие же это люди... Вы слишком сентиментальны, Иван Алексеевич, - Осипов достал платок, протер глаза, шумно высморкался и серьезнее сказал: - Пусть этот разговор останется между нами и никогда не возобновится.
- Нет, я продолжу его, - покачал головой Северов и твердо продолжал: - Когда мы шли сюда, вы и Норинов изволили сетовать, что иностранцы грабят русские земли. Я подумал о вас тогда, что вы... Впрочем, не стоит вспоминать. Мне горько за мою ошибку. Я сейчас убедился, что вы хуже иностранцев, хуже, намного хуже. Вы попросту преступник...
Осипов с побледневшим лицом злобно оттолкнул от себя чашку, расплескав кофе, и встал из-за стола:
- Вы забываетесь, господин Северов, - голос его звучал угрожающе: - Благодарю за откровенность, но должен просить держать свое мнение при себе и исполнять обязанности или же... Вы, очевидно, догадываетесь, что я имею в виду?
Северов хотел тут же отказаться от капитанской должности, но какая-то смутная мысль удержала его. Рука лишь крепко сжала трубку. Осипов, не прощаясь, вышел из каюты, хлопнув дверью. Он сразу же покинул шхуну.
Журба заглянул в каюту и увидел, что капитан сидит в кресле и дымит трубкой. Северов сделал знак войти.
- Осипов-то с шхуны, как рыба с крючка, сорвался, - улыбнулся Журба.
Северов рассказал ему о своей беседе с Осиповым. Боцман неодобрительно покачал головой:
Погорячились вы, Иван Алексеевич. Как бы большой неприятности не было.
Какой? - Северов поднялся с кресла, выбил трубку. - Подлецу всегда надо говорить, что он подлец! А в обиду себя не дадим.
Он вышел на палубу в тот момент, когда послышались громкие голоса матросов:
Шхуна в бухту входит! Американская!
Гуд дэй, давно не виделись, дорогие родственники- сердито воскликнул Слива, не забывший нанесен ной ему на -Кишиневе" обиды. - Ждали, ждали, даже закуски не осталось.
Да, американское судно. - проговорил Северов с беспокойством, вспомнив, как Осипов справлялся у Никитина о каком-то Коннорсе.
"Возможно, что это он и жалует, - думал Иван Алексеевич, и снова его охватило негодование: - Говорил об американцах одно, а дела с ними ведет. Где же гордость, любовь к родине, патриотизм?"
Моряки "Дианы" следили, как "Кэмал" осторожно вошла в бухту и направилась к берегу. Это было добротное промысловое судно.
Хорошая шхуна, - сказал Северов, - кажется, китобойная. Видите, на носу гарпунная пушка !В чехле?
Видно, что ходкая, - боцман, как и капитан, думал сейчас над тем, что принесет им приход этого американского судна.
"Кэмал" приближалась. Коннорс стоял рядом с Барроу и рассматривал "Диану".
Может быть, опустить флаг, - тревожился Барроу.
Это шхуна моего друга, - успокоил его Коннорс. - Недурное судно он себе приобрел. Становитесь рядом с ним, но только ближе к выходу.
"Побаивается", - с тревогой подумал Барроу и отдал команду Стурволлану переложить штурвал. Рулевой, человек лет сорока с рыжеватыми баками и бородой, двинул лохматыми бровями:
- Есть, капитан!
"Кэмал", замедляя ход, подошла к "Диане" и бросила якорь. Два судна стояли друг против друга, как бы присматриваясь, прежде чем решить, будут ли они друзьями или врагами.
- Смотрите, - Журба указал Северову на берег. Иван Алексеевич поднял бинокль. От берега шла
шлюпка. В ней сидел Осипов, а трое служащих фактории усердно налегали на весла. Значит, Осипов ждал американцев. Мысль, заставившая Северова удержаться на капитанском месте, сейчас обрела свою ясность, бесспорность: да, он поступил правильно. Изменить положение на фактории он не в состоянии, но сообщить в Петропавловск, во Владивосток о том, что здесь происходит, может. Но кому?
Северов ничего не сказал об этом Журбе, решив немного повременить, узнать, для чего пришло американское судно. Он видел, как Осипова встретил на "Кэмал" широкоплечий человек в меховой куртке, и по тому, как они поздоровались и о чем-то с улыбкой говорили, он понял, что они хорошо знают друг друга.
События между тем развивались все стремительнее. Через полчаса на факторию вернулся отряд Норинова с оленями, навьюченными тюками. Журба по просьбе Северова немедленно съехал на берег и вскоре вернулся, взволнованный и растерянный. Таким его капитан еще не видел.
- Ну и дела, Иван Алексеевич, - глубоко дыша от быстрого подъема по штормтрапу, говорил он. - Банда, настоящая банда...
Вернувшиеся члены отряда Норинова не скрывали, что они совершили рейд по далеким селениям и грабили жителей, отбирая пушнину и цепные вещи, а тех, кто сопротивлялся, попросту расстреливали.
Сейчас там начинается попойка, - рассказывал Журба. - Эти бандиты похваляются, что скоро пойдут в новый рейд, набьют трюмы "Дианы" мехом и кое-чем другим, а затем поплывут в Америку.
Куда? - Северову показалось, что он ослышался.
В Америку на "Диане", - повторил Журба. - Я думаю, что это правда.
Да, правда. - согласился Иван Алексеевич. - Иначе бы Осипов и Норинов себя так не вели.
Что же делать? - боцман ждал от Северова ответа, а сам думал: "Уходить надо, уходить. Иначе нас тут как щенят перетопят".
-- Подумать надо, - уклонился от ответа Северов.- Вечером скажу. Если кто к шхуне будет подходить, доложите мне.
Иван Алексеевич ушел в каюту. Он с трудом сохранял самообладание - так потрясло его сообщение Журбы. Значит, Осипов и Норинов награбленное добро увезут в Америку, а что будет с Журбой, Джо. с ним. Северовым. со всей командой? Бросят на чужбине, и только. Северов яростно сжал кулаки. Он жадно курил, думал. -Надо уходить в Петропавловск. Другого выхода нет".
Северов приказал вахтенному вызвать Джо. Тот пришел в рабочей робе, г паклен в руках, черных от машинного масла.
Чем занимаешься? - спросил его Северов.
Начали с дедом машину перебирать. - обтирая руки, спокойно сообщил Джо.
Что-о!? - вскричал Иван Алексеевич, и на него повеяло холодом страха: - Кто приказал перебирать машину?
- Дед сказал, что мы еще долго будем тут стоять, а потом предстоит большое плавание.
Когда можно собрать машину?-Северов понимал, что не без участия Осипова начался этот ремонт.
Не раньше, чем к утру. А что случилось, Иван Алексеевич? - Джо передалась тревога старшего друга.
Ничего, ничего, иди и не говори механику, о чем я тебя спрашивал. Иди, Джо. - Северов хотел быстрее остаться один, чтобы обдумать эту неожиданную весть. "Осипов, видно, предполагал, что мы можем уйти, и при казал разобрать машину. - Северову казалось, что его связывают путы. - Сдаться, стать жертвой, игрушкой в руках этих подлецов? Нет, этого не будет".
Он позвал Журбу. Уже наступал вечер, и в каюте становилось сумрачно.
Американец и Осипов съехали на берег, - сообщил Журба.
Черт с ними, - выругался к его удивлению капитан, никогда раньше не допускавший ни единого грубого слова. - Мы должны уйти в Петропавловск, и какая бы сейчас там власть ни была, не может она безразлично отнестись к действиям осиповской банды.
Правильно решили, Иван Алексеевич, - одобрил ?Курба. - Мы можем на "Диане" доставить сюда отряд, чтобы он арестовал всех этих...
Боцман кивнул в сторону иллюминатора, выходящего к берегу.
Только как нам быть с машиной? - Северов покусывал мундштук трубки. - К утру едва ли ее соберут.
Здесь, в бухте, дед будет работать медленно, - сказал Журба. - Он же Осипова человек. А вот когда выйдем в море, тогда, чтобы спасти свою шкуру, все быстро наладит.
Выйти в море мы... - стук в дверь отвлек капитана. - Войдите!
К борту подошла шлюпка, - доложил вахтенный. - За вами, господин капитан. Гребцы говорят, Осипов вас зовет ужинать.
Журба и Северов обменялись понимающими взглядами. Боцман шагнул к двери:
- Я отвечу, Иван Алексеевич.
Журба вышел на палубу, нагнулся над бортом и крикнул:
- Эй, там, на шлюпке!
Ого!-донеслось снизу от темной воды.
- Передайте господину Осипову, что капитан заболел
и приедет завтра в полдень.
- Ладно! -было слышно, как гребцы оттолкнулись от шхуны и заработали веслами. Шлюпка, едва различимая в темноте, пошла к берегу.
Журба направился обратно, но его остановил шум на баке, громкие голоса. Он поспешил туда. Слива, несший вечернюю вахту, держал за руку высокого человека в морской одежде, без головного убора и босиком. С незнакомца стекала ручьями вода, образуя вокруг него лужу.
Кто такой?
По якорной цепи вполз, как обезьяна на пальму,- Слива потряс человека за руку. - Какой доктор приписал тебе морские ванны ночью?
Ка-ка-питана, - дрожащими от холода губами про говорил незнакомец по-английски. - Оч-чень надо кап- питана.
Обыщи его, Слива, нет ли ножа или револьвера, - приказал Журба.
Незнакомец покорно дал себя обыскать. В кармане брюк оказался складной нож, какие обыкновенно носят матросы. Журба взял нож и сказал ночному гостю:
- Пошли.