Леди удачи - Филип Раш 15 стр.


Она начала вкратце пересказывать ему события своей жизни, и, слушая ее рассказ, Джек понял, что перед ним одна из самых необыкновенных женщин на свете. Ее поступки казались невероятными, но еще более удивительным было то, что при таком образе жизни она смогла остаться настоящей женщиной. Любая, кто жила среди мужчин, пила с ними и сражалась, должна была стать черствой и грубой. Но, несмотря на мужскую прическу и одежду, Джон видел, что Мэри сохранила в себе все женское очарование и свежесть. Удивляясь, что ей удалось не пропустить в себя ни капли мужского цинизма, Джек решил, что Мэри выстроила стену между собой и своими действиями. Женщина, наделенная такой физической силой и властью, обычно обладает неприятным низким голосом, самоуверенностью, но Мэри вела себя так, словно он был ее другом детства, она разговаривала с ним непринужденно, и Джон понимал, почему даже самые грубые матросы беспрекословно выполняли ее указания.

- Тебе кажется странным, что я дошла до того, чтобы одеваться как мужчина, - говорила она. - Но, могу поклясться, для меня в этом не было ничего необычного. Девочкой на судне моего отца я носила мужскую одежду. Потом мать послала меня к бабушке в мужском наряде. Когда меня отослали в монастырскую школу, я, естественно, скучала по дням потерянной свободы. Естественно, я сбежала. Женское платье было неудобным для бегства, и, разумеется, свобода начала ассоциироваться у меня с мужской одеждой. Я всегда хотела быть мужчиной, чтобы иметь возможность участвовать в сражениях, - и вот мне подвернулась такая возможность. Я пошла в армию и после этого всегда считала себя мужчиной, если не считать опыта в Бреде. Вот в двух словах и все мое прошлое.

Она потерла ногти о манжету и перешла к яркой картине своего будущего.

- С того самого дня, когда я впервые вышла в море, Джон, я мечтала о собственном судне, и теперь, когда оно у меня есть, я не собираюсь отдыхать на своих лаврах. Мы сделаем "Ястреб" кораблем, какого еще не было в истории мореплавания, и у нас будет такой успех, что мы не будем знать, куда нам девать наши богатства.

Джон сделал над собой усилие, чтобы сосредоточиться на ее словах, и спросил, интересуют ли ее деньги.

- Клянусь, нисколько, Джон! - воскликнула она, - Меня интересует лишь, как их добыть. Видишь ли, у нас только одна жизнь, - продолжала она, вскакивая на ноги, - а люди готовы прожить ее, сидя на одном месте и ничего не делая, если им хватает хлеба, чтобы поддерживать жизнь в их жалких телах!

Она торопливо шагала взад–вперед по темной каюте.

- Господи помилуй, нет, это не по мне! Бездействие убьет меня. Я всегда должна быть в движении, всегда к чему–то стремиться.

- У тебя странный характер для женщины, - не сдержался Вейд.

- Возможно, но это выше меня! - ответила Мэри. - Я не могу жить в покое, даже если бы сама этого захотела. Но теперь, когда у меня есть возможность осуществить мои мечты, я этого не хочу. Пока успех на моей стороне, люди буду делать для меня все, чего я потребую.

И даже в этот момент ее не знающий устали мозг не стоял на месте. Уставившись на тусклый луч, падающий из маленького окошечка, она сказала, что нужно впустить в помещение больше дневного света, и что она собирается передвинуть койку, чтобы в каюте стало просторней.

И в тот миг, когда она повернула голову, чтобы взглянуть на койку, Джон Вейд понял, что влюблен в нее. Глядя на ее волосы, стянутые на затылке в тугую косичку, он подумал о том, что, если их распустить, они будут завиваться.

Его ошеломленное недавними событиями сознание работало лениво, но во рту пересохло от ужаса. В своей жизни он мало общался с женщинами, но его испугала не неожиданность: его беспокоило лишь то, что ему привелось влюбиться в женщину, в которой спят все женские инстинкты. Он посмотрел ей в глаза, но не увидел и не почувствовал в их карей глубине никакой мысли о мужчине. Как и говорила Энн Бонни, любить Мэри - это все равно, что влюбиться в статую, и хотя она, с ее демонической энергией, ничуть не походила на кусок мрамора, Вейд понимал, что в чем–то это сравнение справедливо.

- Ты когда–нибудь думала обо мне, после того как меня оставили на острове? - неожиданно обронил он.

Мэри прекратила осмотр каюты и нетерпеливо взглянула на него.

- Думала ли я о тебе? - повторила она. - Да, я с самого начала решила, что ты должен быть моим штурманом, но майор Бонне, казалось, нарушил все мои планы.

- Я имею в виду, думала ли ты обо мне так, как не думала ни о каком другом мужчине? - настаивал он.

Любая другая женщина приняла бы этот вопрос как ухаживание, но только не Мэри.

- По–другому? Клянусь, мне всегда нравилось разговаривать с тобой - ты рассказывал мне о неизвестных землях. Я никогда прежде не встречала человека из Нового Света.

Джон Вейд понял, что ничего не добьется, и сделал вид, что внимательно слушает рассказ о ее бесконечных планах на будущее. Но едва ли он слышал хоть слово, потому что его мысли были полны жалобами на собственную горькую судьбу, заставившую его полюбить такого человека. Но, взяв себя в руки, Джон решил подчиниться року - он знал, что женщина еще не пробудилась в Мэри и что если он откроет ей свои чувства сейчас, то лишь сделает себе же больней или, чего доброго, окажется в кандалах. Но мысль о том, чтобы отступить, не пришла ему в голову- он будет прилежно служить ей, ни словом не упоминая о любви; он будет ждать своего времени, и рано или поздно что–нибудь разбудит Мэри. Сейчас она - лишь спящая красавица, но, насколько мог судить Джон, принц, который попытается поцеловать ее, лишь получит звонкую оплеуху. Единственный выход - терпеливо ждать, и Джон Вейд угрюмо говорил себе, что Мэри Рид не единственная, кто, вбив что–либо себе в голову, долго не видит вокруг ничего другого.

Глава 2

Мэри должна была набрать на корабль больше матросов, потому что ее тридцать человек составляли лишь треть количества, необходимого для достойного управления "Ястребом" и сражений. Посоветовавшись с Уилкенсом, ставшим самым верным поклонником Мэри, она решила, что самое подходящее для этой цели место - остров Пиньос, расположенный с южной стороны Кубы.

- Поганая дыра, сифилис с лихорадкой ее побери, но там полно смелых парней, которые только и мечтают о таком капитане, как капитан Рид! - сказал Уилкенс. - Предоставьте мне самому расписать им наш корабль.

Мэри испытующе посмотрела на него, раздумывая, не замышляет ли он нового предательства, но одного взгляда было достаточно, чтобы рассеять ее опасения, и она приказала Джону Вейду направить корабль к острову Пиньос, лежащему неподалеку от Юкатанского пролива.

Вскоре она убедилась, что Уилкенс нисколько не преувеличивал - на острове они нашли головорезов всех наций, но, чувствуя, что с ними может быть сложно договориться, она строго приказала команде держать язык за зубами о том, что она женщина. И чтобы никто не проболтался, она на время запретила покидать корабль - на остров сошли лишь шесть человек, которых выбирала она сама, для того чтобы помочь перевезти провизию, которую купят она и Уилкенс.

За всю свою жизнь боцман никогда не видел, чтобы корабль запасали подобной снедью. Мэри настояла на том, чтобы нагрузить судно овощами, свежими фруктами, черепаховым мясом, яйцами, сыром, живыми цыплятами и даже одной коровой. Боцман не верил своим глазам, видя, что подобное отправляют на "Ястреб", но слово Мэри было для него законом. Он слушался ее и повсюду следовал за ней, как пес, и в его отношении к капитану, столь славно одолевшему его в поединке, было что–то нелепо–трогательное от сторожевой собаки. Если его и удивляли ее приказы, он не подавал вида и был резок с теми, кто подвергал ее мудрость сомнению. В отличие от знаменитого капитана Беллами, Уилкенс отнюдь не считал, что все люди равны, и Мэри, по его мнению, находилось неизмеримо выше остальных.

Когда "Ястреб", таким образом, был вполне снабжен провиантом, Мэри приступила к набору новых матросов в свою команду. Вместе с Уилкенсом и той же шестеркой, которой она позволила покинуть корабль, она обходила таверны. Там они делали предварительный осмотр, отбирали тех, кто, по их мнению, подходил, и просили его отойти с ними в сторону. Уилкенс предлагал им работу и в ярких красках описывал корабль, в то же время тонко намекая, что их капитаном будет женщина. Хорошо вооруженная шестерка стояла вокруг. Намерение Мэри заключалось в том, чтобы в случае отказа так запугать человека, чтобы у него не возникало никаких сомнений в том, что тайну следует хранить при себе. Но вышло так, что картина, которую рисовал перед ними Уилкенс, и уверенный твердый блеск в его глазах так завораживали пиратов, что они почти без размышлений соглашались на предложенное. Но Мэри строго ограничила число добровольцев до тридцати. Она знала, что успех в нападении на испанцев и, возможно, ее уникальное положение помогли ей на время заработать расположение старой команды, и потому не хотела, чтобы новички превосходили ее в количестве. Так была набрана команда в шестьдесят человек, в которой для идеального количества не хватало примерно тридцати матросов, потому что многопарусный "Ястреб" в девяносто тонн водоизмещения имел еще и десять пушек. Но Мэри объяснила Уилкенсу, что возместит нехватку добровольцами, набранными с кораблей, которые они захватят.

Но даже преданность Уилкенса подверглась серьезному испытанию, когда Мэри в последний момент взошла на борт вместе с англичанином по имени Билли Рэттенбери, которого нашла на берегу. Она спасла его от нескольких пьяных французов, и его благодарность оказалась столь велика, что он упросил ее взять его с собой на корабль. Он утверждал, что в Англии работал врачом, и Мэри взяла его на "Ястреб" в качестве хирурга. Это был безобидный приземистый, толстый человечек, вскоре заслуживший всеобщее доверие, даже скупого на похвалу Уилкенса.

Когда "Ястреб" был готов к отплытию, Мэри созвала своих людей и произнесла перед ними короткую речь.

- Мои забияки, все вы подписали или поставили крестик под обычным документом, в котором вы соглашаетесь на многие условия, в том числе получать свою долю от добычи, которая нам достанется, - начала она. - Но скажу, не скрывая своего мнения, что самый важный пункт нашего договора заключается в том, что власть на корабле принадлежит капитану Риду, справедливые приказания которого вам, как бы вы ни увиливали, все–таки придется выполнять.

Взрыв хохота приветствовал эту остроту, и, обведя взглядом толпу живописных пиратов, собравшихся на палубе, Мэри почувствовала, что они находятся в хорошем расположении духа, а это самое главное при обращении к подобным слушателям.

- Но есть одно обстоятельство, которое вам следует взять на заметку и которое не указано в договоре, - продолжала она. - Мы с мистером Вейдом условились, что будем нападать лишь на французские и испанские корабли. Отчасти именно по этой причине я набирала в команду "Ястреба" одних англичан. Возможно, вы не видите оснований для подобного решения. Зачем нам выказывать верность английскому правительству, если оно не слишком–то печется о нас, скажете вы. Вы правы, но важно не путать правительство с людьми. Мне никогда не нравилась мысль сражаться со своими же соотечественниками. К тому же большинство англичан бедны как церковные мыши. И что самое важное, ребята, подумайте только, как приятно называться не просто пиратами, а каперами! Я получу полномочия капера, которые придадут нашим действиям вид законности. Они будут работать получше документа, написанного на датском языке, которыми пользуются некоторые капитаны пиратских кораблей. Сам капитан не умеет читать на датском, но размахивает этой бумажкой перед носом у всех и каждого, заявляя, что она ставит его в положение Дрейка, пока наконец не появится человек, который знает датский, и, прочитав документ, он понимает, что эта бумажка дает владельцу право охотиться на диких свиней где–нибудь на острове Эспаньола. А ведь и на ней висели королевские печати!

Шутка была хорошо принята, но Мэри внезапно стала серьезна.

- Клянусь честью, ребята, пока вы находитесь под моим командованием, вы можете не бояться виселицы. Если только вы будете держаться вместе и выполнять мои приказы, Вудс Роджерс никогда не сможет захватить нас, даже если отправит за нашим кораблем всю ямайскую эскадру.

Крики одобрения приветствовали это обещание, но Мэри подняла руку и продолжала:

- А теперь я перехожу к тому, что может вам не понравиться. Впереди зима, и, насколько я понимаю, вы уже поздравляете себя с тем, что вскоре будете бродить по берегу Кубы с женщинами под руку, беспечно проматывая деньги, которые мы с вами заработаем. Так пираты - простите, каперы - обычно проводят зиму. Но это говорит лишь об их глупости. На дворе - декабрь, декабрь 1719 года. Возможно, завтра, послезавтра или следующей весной нас ждет смерть. Всем известно, что жители Новой Испании отправляют свои сокровища из Кампече на острова Святой Троицы, остров Маргариты и в Каракас. Их перевозят в красивых галионах, при взгляде на которые радуется душа. Но один моряк, которого я много лет назад повстречала в одной таверне, рассказал мне, что, против всех ожиданий, они выбирают для торговли зимнее время. Причина столь странной тактики не в их глупости, но в благоприятном направлении ветров, дующих зимой. Весной, наоборот, ветры плохо подходят для их цели. Я никогда не забываю таких сведений, и я решила, что, как только у меня появится возможность, я использую их. Поэтому сейчас я предлагаю вам отказаться от зимнего отдыха!

- Делайте с нами все, что хотите, капитан Рид! - закричал Уилкенс. - Ручаюсь вам, все матросы последуют за вами, как за самим дьяволом, если вы прикажете!

- В таком случае, мистер Вейд, направляйте корабль к бухте Кампече, - приказала Мэри. - Я всеми костями чую, что нам повезет!

Воспользовавшись не успевшим еще угаснуть энтузиазмом своей команды, Мэри заставила всех, включая своего помощника, ежедневно заниматься тренировками по фехтованию. Но вскоре она обнаружила, что Джон Вейд не слишком сильно нуждался в них, он показал себя искусным бойцом, единственным на корабле, кто был способен, к ее великому удовольствию, вымотать ее во время поединка. Остальные матросы с каждым днем увеличивали свои навыки. Кроме того, на "Ястребе" царила дисциплина и доверие капитану, иногда напоминавшие ей о службе в армии. Отличие заключалось лишь в том, что на ее корабле каждый выказывал больше инициативы и энтузиазма, чем солдаты командующего в войне с французами герцога Мальборо. Кроме того, ее люди не страдали от обычных болезней, которым так часто

подвергаются моряки: работу не прерывали неприятности, вызванные цингой, кожными заболеваниями или гангреной. Мэри следила за тем, чтобы на камбузе в любое время горел большой огонь и чтобы каждый из матросов как можно чаще менял одежду; каждый имел сменное белье. Такая забота и пища, которой Мэри кормила свою команду, казались неслыханной роскошью, но Мэри не сомневалась, что именно они являются причиной хорошего здоровья и постоянной готовности ее людей к бою.

Когда "Ястреб" оказался в водах Кампече, Мэри убедилась в том, что ее предсказания об ожидающей их удаче были вполне оправданны. Поверив слову Англии о том, что она расправилась со своими пиратами, испанцы начали высылать в море свои корабли с сокровищами в огромном количестве. Все, что оставалось делать Мэри, это не торопясь плавать в этих водах, дожидаясь, пока добыча сама придет к ней в руки. Испанцы не могли противостоять умело организованным натискам команды "Ястреба", и вскоре постоянные сражения стали казаться монотонными даже ее матросам. В течение следующих пяти месяцев они творили на море все, что хотели, и вскоре уже начали внимательнее приглядываться к кораблям, прежде чем напасть. Мэри пропускала суда, захват которых не мог принести большой выгоды, и при осмотре захваченного корабля искала только деньги и драгоценности. Но если галион, как бы велик он ни был, выглядел тяжелым от нагруженных на него сокровищ, ничто не могло спасти его от яростной атаки "Ястреба". Искусно управляемый Джоном Вейдом, шлюп Мэри мог догнать любое судно в этих водах.

Самые старые из матросов говорили, что им никогда не приходилось слышать о подобном успехе, даже в дни самого расцвета пиратского дела. Каждый на борту "Ястреба" стал богачом, потому что они не имели возможности потратить награбленные деньги. Мэри так строго следила за ними, что, казалось, они сами не осознавали, что денег у них хватило бы на то, чтобы обеспечить себе выпивку и женщин на много лет вперед. Постоянный успех не делал их капризными, напротив, они стремились к новым задачам и были готовы встретиться с любой опасностью. Одного слова Мэри было достаточно для того, чтобы матросы пошли за ней на английский военный корабль. Они так привыкли верить в ее удачу, что не отступили бы в бою с самим дьяволом, и то, что они входили в уникальную во всей истории мореплавания команду, преисполняло их особенной гордостью.

Слава Мэри быстро распространилась в этих местах, и, с ходом времени, сражения становились все большей редкостью. Достаточно было поднять на "Ястребе" Веселого Роджера, которого нарисовал Билли Рэттенбери, с изображенным на нем традиционным черепом с перекрещенными костями и улыбающейся женщиной, и испанцы понимали, что перед ними страшная женщина–пират, и флаги их кораблей соскальзывали вниз с топ–мачты.

Но Мэри всегда гуманно поступала с пленными. Она убивала испанцев лишь в битве, и, зная, что захваченные корабли положено сжигать, всегда дожидалась, пока команда не удалиться на достаточное расстояние в лодках. Если же она одерживала победу слишком близко к берегу, тогда она отвозила пленников подальше в море, и уже там отсылала их назад.

В каюте Мэри стоял ее собственный большой сундук для драгоценностей, доверху забитый золотыми монетами и дорогими камнями, но она открывала его лишь для того, чтобы добавить туда новых сокровищ. Рядом стоял другой сундук. В нем Мэри хранила наряды, отнятые у женщин с захваченных кораблей: в нем лежали изумительно элегантные платья, украшавшие когда–то будуары многих испанских и французских светских дам. Мэри никогда не заглядывала в этот сундук и втайне стыдилась его существования, считая, что это необъяснимая слабость с ее стороны, но тем не менее нередко пополняя его содержимое.

К маю 1720 года рядом с галионами с сокровищами стало появляться все большее количество сопровождающих кораблей, но, несмотря на протесты, которые испанское правительство наверняка подавало Англии, и требования обеспечить на море безопасность, английские власти, очевидно, не без некоторого удовольствия наблюдали за происходящим и бездействовали, довольные, что их собственным судам ничто не грозит. Мэри поздравила Джона Вейда с его даром предвидения, а он взамен воспользовался случаем напомнить ей об обещании бросить пиратское ремесло, как только она получит достаточно денег, чтобы прожить на них.

- Этого ты, несомненно, добилась! - говорил Джон Вейд. - У тебе достаточно богатств, чтобы жить на них всю оставшуюся жизнь. Ты стала знаменита, твоей команде не было равных за всю историю пиратства. Чего еще ты можешь желать?

Мэри задумчиво посмотрела на своего помощника, отметив, насколько он похорошел за последнее время: загорелый, изящный. Он внимательно смотрел на нее сверху, и Мэри подумала, что если бы она родилась мужчиной, то хотела бы быть именно такой. В его чертах, в его детской улыбке и чуть оттопыренных ушах сквозило что–то необыкновенное. Мэри дружески положила руку ему на плечо.

- Чего мне еще желать, Джон? - повторила она. - На такой вопрос мне всегда нелегко ответить. Но я чувствую, что до сих пор все было просто, слишком просто.

Назад Дальше