Вернувшись, Тимошка рассказал, что никто к плотнику не являлся, а сам он сидит дома и, очевидно, промочив ноги во время ночного своего гулянья, лечится какой-то крепкой настойкой. Гостинодворцы кое-что узнали от бабы, которая спозаранку вышла из домишка - обиходить корову в хлеву. Красивая молодая вдова заигрываний двух дюжих молодцов не отвергла, жеманничала с ними у калитки и рассказала про постояльца, коего знала под именем Трофима Жукова.
Он нанимал комнату, жил уже более месяца, причем жил - иному барину впору: не жалкие щи со снетками ел, а чуть не каждый день - яишенку из шести яиц, сам приносил мясо и велел стряпать то зайца с лапшой, то жареную курицу, так что и хозяйке перепадало. А где плотничает, от себя ли нанимается или состоит в артели, того вдова не поняла. Гостей он не принимал, женщины к нему не бегали, хотя детина был видный.
- Ох, такой же он плотник, как я - архиерей, - сделал вывод Еремей. - Чего ж не ходить по городу в армяке и с ящиком? Никто приглядываться не станет, плотник во всяком доме пригодится. А в ящике столько денег можно унести - князю Таврическому и не снилось.
- Эх… - тихо молвил Фофаня. В одно слово он вместил целую историю: как бы он, Фофаня, шел следом за плотником, да как бы выждал нужный миг и запустил руку в ящик, как бы дал деру и вынырнул где-нибудь в Орле, одетый с иголочки, в собственном экипаже…
- Если никто к нему не приходил за весь месяц, значит, он сам доставляет деньги хозяину, - решил Андрей. - Фофаня, ты меня на мысль навел. Ежели Еремей Павлович займет этого мнимого плотника беседой, сможешь ты незаметно пошарить у него в ящике?
- Смогу! - обрадовался Фофаня. - Да только он, может, деньги за пазухой носит.
Однако уговорились сделать опыт. Полдня караулили плотника. Потом Еремей прилип к нему с расспросами, где тут поблизости храм, в котором знаменитая Тихвинская Богоматерь, и не понимал объяснений до той поры, пока Фофаня не пошарил в ящике.
- Ничего там нет, - заявил Фофаня. - Одни молотки да гвозди всех разборов. Еще рубанок. И, кажись, долото.
- А у меня иная добыча. Этот господин из благородного сословия, - сказал Еремей. - Старается говорить на деревенский лад, да только все на господский сбивается.
- Может, он и есть вымогатель? - сам себя спросил Андрей. - А борода - фальшивая? Нацепляет же ее, чтобы сойти за федосеевца.
- Может, и так, - согласился Еремей и настоял вновь ехать к Мельнику, чтобы помог наладить наблюдение за домом странного плотника.
Мельник гостям не обрадовался. Он еще не нашел следов графа Венецкого - статочно, и не искал. Напомнив, что не желает путаться в политические игры, отставной полицейский присоветовал бабу-просвирню, трудившуюся при Крестовоздвиженском соборе. Баба эта, проведя бурную молодость, остепенилась и очень боялась, как бы кто не прослышал о ее давних художествах.
Отыскали просвирню. Услышав, что явились посланцы от Мельника, она перепугалась, но довольно скоро сообразила, что требуется. Жила она со вдовой сестрой, у той были внуки, парнишки-погодки, их-то и удалось нанять, чтобы ходили следом за мнимым плотником.
На всю эту суету ушло четыре дня. Вечером пятого дня Тимошка отправился на встречу с парнишками. Вернулся с новостью: плотник опять побывал в богадельне. И затем повадился ходить туда каждый вечер.
- Ежели он не носит денег при себе, значит, пока он в богадельне, деньги лежат дома в тайнике, - догадался Андрей. - Фофаня, ты тайники отыскивать умеешь?
Вдова, пустившая на постой мнимого плотника, имела двух дочек и часто ходила с ними в церковь, к вечерней службе. Дом оставался пуст на два с лишним часа. Замок не представлял особой преграды для Фофани, и вор без помех забрался в комнату постояльца, в то время как Еремей с Тимошкой караулили; Фофаня научил их словечку "стоять на стреме".
Найдены были деньги в количестве ста двадцати рублей и белье, которое скорее подошло бы чиновнику средней руки, уже имеющему свой экипаж и нанимающему хорошую квартиру. Фофаня клялся и божился, что обшарил все места, где только могут быть тайники. Его на всякий случай обыскали. Оказалось - ничего не присвоил.
- Значит, плотник где-то с кем-то встречается и передает деньги, - такой вывод сделал Андрей. - И очень просто - скажем, сидит он в трактире, пьет, ящик стоит рядом на полу. Подсаживается другой человек, с таким же ящиком, свой оставляет, с денежным уходит… Может статься, он уж заметил слежку, - Андрей развивал свою мысль. - Тогда сменит местожительство, оставив нам на память одну лишь фальшивую бороду. И мы его в столице более не найдем, а к богадельне он пришлет кого-то другого.
- К чему ты клонишь, Андрей Ильич?
- К тому, что надо действовать решительно.
- Уж действовали… - до того Еремей даже не вспоминал вслух о похищении доктора Граве. Но вот пришлось.
- У нас нет другого выхода, - сказал Андрей.
- А понимаешь ты, сударик мой ненаглядный, что этого сокола ясного, если выкрадем, живым выпускать нельзя?
- Понимаю.
- И что ж?
- Отвезем к Шешковскому.
От такого неожиданного решения Еремей присвистнул.
- Этакие соколы - по его ведомству, - добавил Андрей.
Снова на ум пришла сверкающая шпага с грязным эфесом. Незнакомка считала, что Андрей неспособен взять в руки такое оружие. Способен, черт бы побрал эту философствующую особу!
* * *
Плотника пленили, когда тот возвращался из богадельни. Засаду устроили у карантинных домов.
К тому дню основательно подморозило, наезженная дорога обратилась в лед, тропки стали непроходимы. Фофаня, готовясь к делу, нарочно изготовил хороший кляп и сам сел на пути у плотника, изображая страдальца, что неудачно грохнулся на ледяных комьях и повредил ногу. Плотник оказался силен и доверчив - на руках донес Фофаню до возка, а там был схвачен Еремеем с Тимошкой и полчаса спустя уже стоял со связанными за спиной руками перед Андреем.
- Господин Жуков? - спросил Андрей. - Садитесь. Разговор будет долгий.
Плотник, избавившись от кляпа, первым делом спросил:
- Ты, барин добрый, пошто людей на дорогах хватаешь? Мы-ста люди простые, не еретики, не бусурманы, колды от барина на промысел идем, бумагу берем…
- Будет, сударь, комедию ломать, - сказал на это Андрей. - Тимоша, вы этого господина за бороду дергали? В руке не осталась?
Тимошка радостно схватил пленника за бороду - и тут выяснилось, что она настоящая. При этом Еремей, стоя рядом с питомцем, целился в плотника из пистолета. Другой пистолет был на столе, у Андрея под рукой. На скамье, у бедра, лежал кард. От человека, выполняющего тайные поручения "малого двора", можно было любой пакости ожидать - даже от связанного.
- Такую ведь за неделю не вырастишь, - заметил Андрей. - Вы, я полагаю, уже давно исполняете поручения известной персоны?
- Какой персоны?
- Не хочу называть имени. Той, для коей приносите деньги из богадельни.
- Я приношу деньги из богадельни? - мнимый плотник был просто ошарашен. - Господи помилуй, что за бред?
- Очевидно, мне придется рассказать то, что вы и сами, сударь, отлично знаете. Деньги, которые запуганные столичные жители платят вымогателям, чтобы избежать скандалов, стекаются в богадельню федосеевцев. Оттуда вы доставляете их известной персоне. А на что эти деньги могут быть потрачены - вопрос, ответ на который был бы очень любопытен господину Шешковскому.
- То, что вы сказали… Вы уверены в сем? - с непонятной радостью спросил плотник.
- Пока ничто меня в противном не убедило.
- Но коли так… Могу ли я верить, что ваши сведения точны? - в голосе звучала странная надежда…
- Андрей Ильич, пусть этот господин расскажет, как с вымогателями связался, - посоветовал Еремей. - Может статься, и грех его невелик, и он сам не чает от них избавиться.
- Пожалуй, ты прав, - уловив его мысль, согласился Андрей. - С вымогателей станется и курьера своего держать на такой же веревочке, как Коростелева. Ну, сударь, расскажите о себе.
- Это самая нелепая история из всех, какие только могут случиться с человеком, - начал плотник. - Поверьте мне на слово, сударь.
- Соврет, ваша милость! - встрял Фофаня. - Кабы не шур оказался! Одет-то подлым мужичищем, а речь - барская!
И тут плотник перешел на французский язык:
- Коли угодно, считайте ложью. Но другой истории не будет - только одной могу потешить. Я не тот, кто вам нужен, и велите своему человеку, чтобы убрал пистолет. Он целится мне в грудь и в четырех шагах не промахнется. А коли случайно спустит курок?
- Дядя Еремей, ты? - Андрей рассмеялся. - Угомонись, - сказал он. - Полагаешь, я сам себя защитить не сумею?
- Откуда этому детине знать, что ты, сударь, на звук нож кидаешь? - сердито спросил Еремей. - А я, не обессудь, его все-таки вижу.
- Тяжко быть калекой, - заметил Андрей. - Собственный мой человек надо мной власть взял. Ну, стой с пистолетом, коли не лень. Говорите, сударь, да кратко - не то у Еремея рука устанет, как раз и нажмет на спуск.
Плотник впервые улыбнулся и перешел на русский язык:
- Вы правы - я из почтенного семейства. Почтенного, но бедного. А полюбил девицу, дочь богатого родителя. Поскольку в письмах мы себя называли Элизой и Валером…
- Молиеров "Скупой", оттуда любовники?
- Да, точно так и было. Отец моей Элизы отличался скупостью. Повенчаться нам не удалось - ее вдруг сговорили и чуть ли не назавтра отдали за богатого барина. Но любовь наша не прекратилась, мы нашли способ видеться… Она родила дочь. Мы двое и ее верная девка знали, что дочь от меня. Назовем дочь… ну хотя бы Гиацинтой…
- "Плутни Скапеновы". Однако вы с вашей любезной хорошо изучили Молиера.
- Да. У Молиера все юные любовники в конце концов соединяются. Это нас хоть несколько утешало. Гиацинта выросла, ей исполнилось шестнадцать, а супруг моей Элизы сильно захворал, пришла пора писать завещание. Пока Элиза хлопочет вокруг умирающего, у Гиацинты появляется воздыхатель, да такой ловкий, что сманивает ее бежать из дому. Но дочь, к счастью, оставила матери записку, где ее можно сыскать. Элиза умоляла меня воротить беглянку домой, пока это дело не открылось - старый черт просто не внесет девицу в завещание. Я помчался, нашел парочку, сумел убедить Гиацинту вернуться домой - и тут вмешалась нечистая сила. Я буквально на четверть часа привел ее в гостиницу, в свою комнату, и вдруг туда врываются какие-то люди, тычут в нас пальцами, полицейский пристав как с неба свалился… Словом, меня обвинили в совращении и в похищении девицы. Вообразите мое положение. Оправдаться я могу одним способом - для этого бы следовало доказать, что она моя дочь. Это легко - девка, наша посредница, по приказу Элизы доложит всю правду. Но тогда - прощай, завещание!
- А назвать подлинного похитителя?
- Гиацинта, как оказалось, знала лишь его вымышленное имя. Чем более я думал об этой истории, тем более находил в ней подозрительного.
- Точно ли вымышленное?
- Да. Маркиз де Пурсоньяк.
- Бедное дитя не читало Молиера…
- Увы. Фальшивый маркиз подевался неведомо куда. Призывать на помощь полицию - значит стать посмешищем всего Санкт-Петербурга.
- Где сейчас Гиацинта?
- Я усадил ее в наемный экипаж, велел везти к бабке. Мать Элизы жива и готова защитить внучку. А самому мне пришлось скрываться - пока не узнали моего имени и звания.
- Судя по бороде, скрываетесь вы весьма долго.
- Я должен защитить Элизу и мою дочь от подлеца. Он уже угрожал Элизе, что расскажет умирающему старцу о похождениях Гиацинты. Но той пока удается тянуть время. Я узнал, что вымогатели преследуют еще несколько семейств. Деньги стекаются в богадельню. Там живет разорившийся безногий купец, по прозванию Аввакум Клушин. Сторож, он же привратник, передает ему приносимые пакеты. А я как-то оказал этому сторожу, Федору, услугу, и потому он пускает меня. Я сижу у него в каморке, прислушиваюсь, он пересказывает новости. Ежели кто заглянет - так я поломанную скамейку чиню.
- Узнают федосеевцы - обоим вам несдобровать, - сказал Еремей.
- Сам знаю. Да ведь нужно понять, куда эти деньги деваются. До сих пор никто за ними как будто не приходил - или же Клушин умудряется их кому-то передавать в молельной, куда его на руках носят. Но Федор утверждает, что в молельной бывают только свои, проверенные люди. Я уж не знаю, что и думать… - бородач замолчал.
- Ишь ты, - прошептал Фофаня. - А ведь не врет…
- До чего ж это похоже, - сказал Андрей. - Ловкий щеголь втирается в доверие к девице, подбивает ее на опрометчивые поступки…
- На что похоже, сударь?
- На то дело, ради коего и я тут оказался. Сдается мне, что мы, коли вы правду сказали, за одним подлецом охотимся.
- Сдается, так, - подтвердил внимательно слушавший Еремей.
- Объединим усилия? - вдруг спросил Андрей.
- Я должен это обдумать.
- То есть обсудить с Элизой? Как угодно. Фофаня, нужен способ, каким господин Валер даст нам знать о согласии, - в голосе Андрея звучала неколебимая уверенность.
- А чего тут думать? У Казанского собора, где нищие сидят, есть безносая баба, звать Феклой. Ее все знают. Сказать ей - вот-де копеечка на помин души раба Божия Калистрата. Копеечку дать непременно! Она ответит: хороший был мясник, честно торговал. И тогда - отдать ей письмецо. Да только написать на нем - Феофану-де в собственные руки.
Андрей улыбнулся:
- Вас, Валер, мне Господь послал, - сказал он. - Словно бы говорит мне: и слепой, коли все силы приложит, может против зла побороться. Узнайте, когда этот Аввакум Клушин появился в богадельне. Сдается мне, что от силы месяца три назад.
- А вы? Какова ваша история? - спросил Валер.
- Примерно такова же. Хочу предупредить - вымогатели убивают тех, кто видел и может опознать маркиза де Пурсоньяка. Поэтому спрячьте свою Гиацинту подальше. Дом бабки, боюсь, не самое надежное место… А ваша Гиацинта… - Андрей замялся, не зная, как составить вопрос. - Она дала маркизу доказательства своей любви?
- Не знаю, - признался Валер. - Мне она сказала, что ничего предосудительного… Но все девицы так говорят…
- Я бы хотел с ней встретиться.
- Могу ли я доверять вам? - прямо спросил Валер. - Я вам свою нелепую историю рассказал. Про вас же знаю только то, что вы утратили зрение и для неизвестной мне надобности ищете встречи с вымогателем. Простите, но я, пока не пойму, с кем имею дело, устраивать вам встречу с Гиацинтой не стану.
- Пусть так, - согласился Андрей. - Я действительно не хочу вам ничего рассказывать. Я и сам стараюсь не вспоминать, а помнить только, что у меня есть враг… - он не хотел вспоминать о Грише, о Катеньке, об Акиньшине - но именно сейчас ощутил то, чего не знал с отрочества, - подступающие к глазам слезы. А представать перед кем бы то ни было рыдающим - было выше его сил.
- Идемте, сударь, идемте, - сказал Валеру Еремей, распутывая веревки на руках пленника. Дядька слишком хорошо понимал, что всякая стойкость, даже такая неколебимая, имеет пределы, и видел, что Андреев предел уже очень близко.
- Что касается Гиацинты - я должен говорить с Элизой. Но могу ли я сделать что-то для вас помимо этого? - вдруг спросил Валер.
- Да, - помолчав, ответил Андрей. - В Гатчине служит некий чиновник Вяльцев. Возможно, там же живет его приятель Решетников. Если бы вы разведали об этих людях… Может статься, они прячут у себя девицу восемнадцати лет…
- Думаю, что смогу съездить в Гатчину.
- Как жаль, что я не вижу вас, Валер.
Андрею казалось, что довольно было бы увидеть лицо мнимого плотника - и зародившееся доверие получило бы основу. А пока - он и верил, что Господь послал ему соратника, и боялся ошибки.
- Мы встретились на редкость странно, - заметил Валер. - Только знаете ли, сударь? Ваше бесстрашие мне по вкусу. Я сам не такой отчаянный. Я даже не представлял, что буду делать, ежели найду вымогателя, Не к полю же его звать. Вот сейчас я говорю вам прямо - не знаю, хватило ли мне бы смелости довести эту затею до конца. Вам бы хватило…
- Да. Думаю, я убью его!
- Сдается, да. Только будьте осторожнее. Какое-то чувство подсказывает мне, что об осторожности у вас смутное понятие.
- Вы это говорите человеку, которому более нечего терять?
- Я должен был сказать. На самом деле я буду в вечном долгу перед тем, кто избавит от вымогателей Элизу и мою дочку. Я понимаю, что осторожный не взялся бы за это дело! - воскликнул Валер. - Я, может быть, всю жизнь буду вам благодарен за то, что вы сегодня велели привезти меня сюда с кляпом во рту. Потому что, если бы я завтра выследил вымогателя, то… то я не знаю…
- Вы бы, как говорит наш Фофаня, до весны сами упокоились бы в сугробе, - безжалостно сказал Андрей. - А весной никто бы убийцу найти уже не смог.
На том и расстались.