– Сядьте сюда, – сказала она, похлопав рукой по кушетке рядом с собой. – Теперь расскажите, что случилось с вашей ногой.
– Попал в аварию.
– Вы были летчиком? Я кивнул.
Она улыбнулась, и в ее глазах мелькнуло озорство.
– Вы не любите говорить об этом, да? – Я промолчал, и она добавила: – Наверное, вы не понимаете, какие это дает вам преимущества?
– Что вы имеете в виду? Она слегка повела плечами:
– Вы, возможно, самый обыкновенный человек, но из-за вашей ноги невольно возбуждаете интерес к собственной персоне. – Она подняла бокал: – Салют! Салют!
– За вас, синьора, – ответил я.
Поднеся бокал к губам, она пристально взглянула на меня:
– Где вы остановились в Милане?
– В "Эксельсиоре". Она поморщилась:
– Вам необходимо обзавестись друзьями. Негоже проводить время в отеле. Иначе вы будете пить слишком много и спать с горничной, а это плохо отразится на вашей работе. Вы много пьете. Я права? – Она улыбалась: – Чтобы забыть о ноге?
– Таким я выгляжу со стороны? – спросил я. Она наклонила голову:
– Пока нет. В данный момент вы выглядите интригующе. Позднее… – Она пожала плечами.
Сисмонди тихонько кашлянул. Я совсем забыл о нем. Он подошел к нам, отодвинул пуф с пекинесом и придвинул себе кресло:
– Вы пришли кое-что сообщить мне, синьор Фаррел?
– У меня к вам небольшой деловой разговор, – небрежно ответил я.
– В связи с моим телефонным звонком? Я кивнул.
– Хорошо. – Он выпил. – Желаете сигару?
– Спасибо.
Казалось, он не торопится. Он подошел к бару и вернулся с коробкой сигар. Я посмотрел на девушку:
– Вы позволите?
– Мне нравится запах сигар. Я могу даже сама затянуться разок.
Сисмонди и я закурили. И завязалась общая беседа. Кажется, мы говорили о России, о коммунизме, о будущем итальянских колоний. Но я в этом не уверен. Я помню только мягкий свет, запах духов, пробивающийся сквозь аромат сигар, и овальное лицо девушки на фоне зеленого шелка кушетки.
У меня было такое чувство, будто мы ждем чего-то. Сисмонди не возвращался к делу, которое привело меня сюда.
Я уже наполовину выкурил свою сигару, когда раздался звонок. Сисмонди удовлетворенно хрюкнул и вскочил на ноги, посыпая пеплом ковер. Когда он вышел из комнаты, девушка сказала:
– Вы выглядите усталым, синьор.
– У меня очень напряженное деловое турне.
– Вы должны взять отпуск и провести его в Италии. Поезжайте на юг, там тепло, и вы сможете поваляться на солнышке. Вы бывали в Амальфи?
– Я был там во время войны.
– Там очень красиво. Гораздо красивее, чем на Ривьере. Лунная дорожка на зеркальной глади ночного моря… – Ее голос был похож на шелест волны, набегающей на песчаный берег.
– Я собираюсь взять отпуск, как только появится такая возможность…
Но она уже не слушала меня. Она смотрела мимо меня, на дверь. Оттуда доносились голоса, а потом, потирая руки, вошел Сисмонди и направился прямо к бару. В комнате воцарилась тишина. Затем дверь распахнулась, и вошел мужчина. Как только я встал, он застыл на месте. Я не мог видеть его лица: оно было в тени. Я видел только черный силуэт в проеме двери. Но я ощущал на себе его взгляд.
Сисмонди поспешил ко мне:
– Мистер Фаррел. я хочу представить вам моего друга, который очень интересуется делом, приведшим вас сюда. Синьор Ширер.
Я сделал было шаг вперед, но тут же остановился. Вальтер Ширер! Не может быть! Нс слишком ли много совпадений после встречи с Рисом? Но мужчина был именно такой комплекции: невысокий, плотного телосложения и слегка сутулый.
– Вы Вальтер Ширер? – Голос у меня слегка дрогнул.
– Ах, так вы знакомы?
– Ответьте же, Бога ради!
Человек в дверях не двигался и продолжал молчать. Атмосфера в комнате вдруг сделалась невыносимо тягостной.
– Ради Бога, скажите хоть что-нибудь, – взмолился я.
– Мне нечего сказать. – Он повернулся.
– Проклятие! – закричал я. – Тебе же не за что на меня злиться, не так ли? На вилле "Д'Эсте" у нас были добрые…
Но он не дослушал меня, вышел и закрыл за собой дверь.
Секунду я пребывал в ярости и бессилии. Потом оттолкнул Сисмонди и рванулся к двери. Гостиная была уже пуста. Сисмонди тронул меня за плечо:
– Пожалуйста, синьор, прошу вас! – Он чуть ли не плакал от страха.
Внезапно до меня дошло, что в руке у меня нет бокала. Я смутно помнил, что уронил его на ковер. Острое чувство безнадежности охватило меня.
– Извините, – сказал я, – я должен идти.
Я взял шляпу и пальто. Сисмонди суетился вокруг меня, беспомощно повторял: "Пожалуйста, синьор".
Я выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью. Наружная дверь мягко открылась. Я остановился, глядя" на блестящие в отсветах фонарей трамвайные рельсы. Потом сбежал по ступенькам вниз, повернул направо и быстро зашагал в отель.
Только дойдя почти до площади Обердан, я немного успокоился. Теперь я принялся корить себя за то, что столь поспешно убежал и вообще вел себя так постыдно. Ширер наверняка был не меньше, чем я, удивлен столь внезапной встречей. Он слегка замешкался, а я впал в ярость. Я замедлил шаги и остановился. Я свалял дурака, и хуже всего то, что теперь я ничего не смогу сделать для Тучека. По крайней мере сейчас. Не мог же я вернуться к Сисмонди. Придется отложить это на завтра. Но я могу вернуться и подождать, когда Ширер выйдет от Сисмонди. Я был уверен, что он не останется там ночевать, и хотел разобраться во всем немедленно.
Я повернулся и очень медленно пошел по Корсо. Я дошел до ступенек, ведущих к массивной двери дома помер 22, и остановился. Я мог бы подняться по ступенькам и позвонить. Мог бы поговорить с Сисмонди на улице. Но я знал, что он захочет, чтобы я вошел, – он будет так заискивать передо мной, что я не устою и снова окажусь в этой комнате с приглушенным светом…
Я был честен с собой. Я не мог вынести насмешливый взгляд той девушки. Она все поймет, и я этого не переживу. Поэтому, пройдя около пятидесяти ярдов, я повернул обратно.
Я ходил взад-вперед перед домом в течение получаса. Церковные часы пробили одиннадцать, и вскоре после этого напротив дома номер 22 остановилось такси. Шофер вышел и позвонил, после чего вернулся в машину и стал ждать. Я подошел ближе в надежде перехватить Ширера до того, как он сядет в такси. А что, если он выйдет с графиней? Тогда я не смогу переговорить с ним. Ну что ж, может, это даже лучше. Тогда я пойлу и поговорю с Сисмонди.
Я почти дошел до ступенек, когда дверь открылась и вышел Ширер. И опять – сначала я различил только силуэт, но потом отчетливо увидел его в ярком свете уличных фонарей. Он был в сером пальто и в широкополой американской шляпе. Он задержался на верхней ступеньке, натягивая перчатки. Его широкоскулое лицо было по-прежнему круглым, но подбородок казался темнее обычного, как будто он забыл побриться, а на висках поблескивала седина. Он сощурил глаза, словно от яркого света, и поглаживал кончиком пальца в перчатке верхнюю губу, словно он все еще.,.
Я вдруг покрылся холодным потом. Словно бы он поглаживал усы, обдумывая диагноз, а потом сказал: "Будем вас оперировать сегодня".
Казалось, рука его коснулась моей ноги – ноги, к торой не было. Ширер вдруг превратился на моих глазах в Сансевино. Я постарался побороть охвативший меня страх. "Это Ширер, – убеждал я себя, – Вальтер Ширер, бежавший вместе с Рисом. Ты же видел Сансевино мертвым, с пулей в голове". Я так крепко сжал кулаки, что ногти впились в ладони. Тем временем Вальтер Ширер спустился по ступенькам. Он не видел меня. Я хотел подойти к нему, но что-то удержало меня. Он сел в такси.
– Отель "Насьональ", – услышал я жесткий и пронзительный голос Сансевино, и меня снова охватил страх.
Дверца такси захлопнулась, и оно уехало. Я провел рукой по лицу. Оно было холодным и влажным. Я сошел с ума или пьян? Это был Ширер или?.. Я потряс головой, пытаясь привести в порядок свои мысли. Я чувствовал себя совершенно опустошенным после всего, что произошло нынешним вечером. Культя болела, здоровая нога подкашивалась, и кроме того, кружилась голова и меня мучила тошнота.
Я повернулся и медленно пошел в сторону плошали Обердан. Ночной воздух немного взбодрил меня. Но; я не мог избавиться от мысленной картины того, как Ширер, стоя на ступеньках, поглаживает верхнюю губу кончиком пальца. Стоило мне только вспомнить этот жест, как перед моим мысленным взором возникала эта мерзкая маленькая свинья, склонившаяся над моей кроватью. Конечно, если бы не усы, то эти двое были бы похожи как две капли воды. Конечно, сегодняшним визитером Сисмонди был Ширер. Это все мое проклятое воображение.
В отеле ко мне подошел поджидавший меня Рис.
– Что случилось? – с беспокойством спросил он, заглядывая мне в лицо.
– Ничего, – ответил я и стряхнул его руку, лежавшую у меня на плече.
Видимо, он решил, что я пьян.
– Ну как? Что тебе удалось узнать? – спросил он.
– Я ничего не узнал. – ответил я. – У меня не было возможности поговорить с ним.
– Ну а какое у тебя сложилось впечатление? Как по-твоему, он знает, где находится Тучек?
– Я же сказал тебе, у меня не было возможности поговорить с ним. Оставь меня в покое. Я иду спать.
Он изо всех сил схватил меня за плечо и повернул к себе:
– Я не верю, что ты был у Сисмонди.
– Можешь, черт побери, думать все, что угодно.
Я попытался сбросить его руку, но он держал меня железной хваткой. Глаза его сузились от злости.
– Ты что, не понимаешь, что сейчас испытывает эта бедная девушка? – прошипел он. – Видит Бог, если бы мы были сейчас не в отеле, я бы вытряхнул из тебя душу.
Он отпустил меня, и я заковылял в свой номер.
Я провел эту ночь почти без сна. Как только я засыпал, появлялись Ширер и Сансевино, то сливаясь в единое целое, то меняя обличье. Я бежал через весь Милан, не помня себя от страха, и эти двое постоянно встречались на моем пути: их уродливые фигуры то появлялись в проемах дверей, то выскакивали из толпы, а то и хватали меня за руку. И тогда я просыпался в холодном поту со страшным сердцебиением и начинал думать о том, что случилось сегодня вечером, пока не засыпал снова.
Я испытал весь ужас сумасшествия, настоящего сумасшествия, которое лечат в больнице. И этой ночью я действительно чуть не свихнулся. Мой ум пропустил настоящее через сеть моей памяти, и странное совпадение этой встречи с Ширером испугало меня так, что волосы на голове встали дыбом.
Я встал с первыми лучами солнца и принял ванну. Было еще очень рано, и я прилег на постель почитать книгу. Должно быть, я вздремнул, потому что, проснувшись, почувствовал себя слегка проголодавшимся. Я спустился вниз и съел обильный завтрак. Теплые лучи солнца проникали через высокие окна, и настроение у меня было просто прекрасное. Я вспомнил, что был здорово пьян прошлой ночью. Потом решил заняться работой, которую надо было срочно завершить. А вечером можно снова наведаться к Сисмонди.
После завтрака я сразу поднялся к себе в номер и стал звонить по делам. Я открыл дверь на балкон, и лучи солнца как раз падали на стол, за которым я сидел. Вскоре появилась горничная и застелила кровать. Она двигалась энергично и, как все итальянские горничные, в полной мере продемонстрировала мне свою сексуальную привлекательность.
Я обзвонил уже добрую половину своего списка и не успел положить трубку после очередного разговора, как вошел портье и сказал:
– Синьор Фаррел, вас спрашивает дама.
Я вспомнил о сцене, устроенной Рисом прошлой ночью, и у меня екнуло сердце.
– Она назвала свое имя?
– Нет, синьор.
Я подумал, она опасается, что я не захочу с ней встречаться, если она назовет свое имя.
– Хорошо, я сейчас спущусь.
Ее визит нарушил мои планы, и я поймал себя на том, что опять думаю о прошлой ночи. Солнечный свет вдруг показался мне холодным. Легкий ветерок, дующий с балкона, разметал мои бумаги по столу. Я закрыл балконную дверь и, выйдя из номера, направился по коридору к главной лестнице, мысленно готовясь к встрече с дочерью Тучека.
В холле ее не оказалось, и я обратился к портье.
С масляной улыбкой на лице он сообщил:
– Она в баре, синьор Фаррел.
Однако ждала меня вовсе не Хильда Тучек, а девушка, с которой я познакомился накануне в доме Сисмонди, – графиня Валле. На ней был черный костюм и меховая накидка. Ее черные волосы на сей раз были причесаны строго и стянуты на затылке узлом. Бледность ее лица подчеркивали кроваво-красная гвоздика на левом лацкане и такого же цвета губы. Она конечно же была типичной рафаэлевской Мадонной, но сегодня при свете солнечного дня казалась мне порождением дьявола.
– Доброе утро, синьор. – Ее голос звучал мягко, даже нежно.
Ее плотоядная улыбка напомнила мне кошку, увидевшую чашку со сливками. Она протянула мне руку. Я наклонился, прильнув к ее теплой руке губами. При этом меня не покидала мысль, что зеленые глаза неотступно следили за мной.
– Надеюсь, вы не сердитесь на меня за этот визит?
– Напротив, я восхищен, – пробормотал я.
– Я ждала вас в баре, полагая, что вам потребуется выпить после вчерашнего.
– Да, – сказал я, – это будет очень кстати. А что вы будете пить?
– Для меня это немного рано, но я поддержку компанию и выпью мятного ликера.
Я сел и подозвал официанта, изо всех сил сдерживая возбуждение, вызванное ее присутствием, и одновременно пытаясь понять, зачем она пришла.
Заметив подошедшего официанта, я заказал мятный ликер и коньяк. Потом задал ей не слишком деликатный вопрос:
– Что привело вас сюда, графиня?
Веселая искорка мелькнула у нее в глазах.
– Вы заинтересовали меня.
– Вы мне льстите, – с легким поклоном произнес я.
Она улыбнулась:
– Хорошенькую сцену вы вчера устроили, швырнув бокал на пол и убежав. Бедный маленький Рикардо! Вальтер тоже был расстроен. Он очень впечатлительный и… – Она заметила, что я весь напрягся, и умолкла, не закончив фразу. – Почему вы так поступили, синьор?
– Я был пьян. Давайте оставим эту тему.
Она улыбнулась и пожала плечами. Официант принес наши напитки. Она провозгласила свое обычное: -Салют" – и поднесла стакан к губам. Зеленый цвет мятного ликера контрастировал с ее губами, но сочетался с цветом се глаз. Я добавил в свой бокал содовой и осушил его.
Наступило неловкое молчание, которое она вскоре нарушила, сказав:
– Я не думаю, что вы были пьяны вчера. Вы были взвинчены, это верно, и много пили, но вы не были пьяны.
Я промолчал. Я думал о Ширере, вспомнив, как он поглаживал верхнюю губу кончиком пальца.
– Вы давно знаете Вальтера Ширера? – спросил я.
– Два или три года. Я из Неаполя, а у него там виноградники. Он делает хорошее "Лакрима Кристи". Вы были знакомы с ним когда-то давно? Поэтому вы так расстроились?
– Да, я познакомился с ним во время войны. Мы вместе были на вилле "Д'Эсте".
– А, теперь понятно. Он оттуда бежал. Вы, случайно, не тот англичанин, который бежал с ним вместе?
– Нет.
– Вы сердитесь на него за то, что он убежал, а вы не смогли?
Проклятая баба! Неужели нет других тем для разговора?
– При чем тут это? – резко возразил я.
– Вы не любите говорить на эту тему? Я слышала от Вальтера, что там был доктор, не слишком приятный.
– Да, там был доктор. – Я глядел на свой бокал, вспоминая, каким тоном Вальтер произнес: "Отель Насьональ", объясняя шоферу, куда его следует отвезти, – Доктор этот был очень похож на Вальтера.
А потом я вдруг вспомнил. Боже! Как же я раньше не подумал об этом! Ведь у меня в чемодане была фотография доктора Сансевино. Я случайно наткнулся на нее в институте "Насьональ Люче" и взял. Какое-то нездоровое любопытство заставило меня ее сохранить. Я вскочил:
– У меня его фотография. Я покажу се вам. графиня. Если вы позволите, я отлучусь на минуту и принесу ее.
– Не надо, пожалуйста. – Она накрыла ладонью мою руку. – Я через минуту должна уйти и пришла не для того, чтобы разглядывать фотографии.
– Я должен показать ее вам, – не унимался я. – Я обернусь в один миг.
Она продолжала возражать, но я уже шел к лифту. Поднявшись на свой этаж, я пошел по коридору к своему номеру. Соседняя дверь была открыта, и я увидел горничную, убиравшую постель. Когда я повернул ключ л замке, внутри послышался какой-то стук. Я вошел и увидел, что балконная дверь открыта и все мои бумаги разлетелись по полу. Я закрыл дверь, собрал бумаги и собрался уже уходить, как вдруг вспомнил, что перед уходом закрыл и балкон и окна. Я быстро проверил один чемодан. Все, казалось, было на месте. Открыл второй, мысленно кляня себя за подозрительность, взял фотографию и вышел.
Выходя из номера, я столкнулся нос к носу с горничной. Она, оторопев, уставилась на меня.
– В чем дело? – спросил я по-итальянски.
Она продолжала молча глядеть на меня, и, ничего так и не поняв, я уже собрался было идти, когда она сказала:
– Но доктор сказал, что вы больны, синьор. Слово "доктор" заставило меня остановиться.
– Доктор? Какой доктор?
– Я как раз убирала соседний номер и увидела его, когда он проходил мимо. – Она была бледна и явно очень взволнована. – Он сказал, что синьора нельзя беспокоить. Но синьор, оказывается, не болен. Я ничего не понимаю.
Я схватил ее за плечи и встряхнул:
– Как выглядит этот доктор? На кого он похож? Ну, говорите же быстро!
– Я не помню, – пробормотала она. – Понимаете, он стоял у балкона, спиной к свету, так что…
"У балкона! Так вот почему окно было открыто! Кто-то был в моей комнате".
– Расскажите мне точно, что случилось?
Она смотрела на меня во все глаза. И была напугана, но, думаю, она не отдавала себе отчета в том, чем именно напугана.
– Так что же все-таки случилось? – спросил я строгим голосом.
Она медлила, но потом перевела дыхание и сказала:
– Я убирала постель, синьор. Открыла окна, чтобы проветрить комнату, а потом вошел этот человек. Он испугал меня своим внезапным появлением. Но он приложил палец к губам и сказал, чтобы я вас не беспокоила. А еще сказал, что он доктор. Его вызвали, так как вы заболели, синьор, и он дал вам лекарство, и добавил, что вы только что заснули, и прошел через балкон, потому что боялся вас разбудить.
– Он назвался доктором?
– Да, да, синьор. Но это был доктор не из отеля. Иногда к постояльцам вызывают других докторов. А вам уже лучше, синьор?
– Я не болен и не вызывал доктора.
Она недоверчиво глядела на меня, явно не веря ни одному моему слову. Вероятно, вид у меня был свирепый. Я был во власти ужаса, коренившегося во мне и теперь выплеснувшегося наружу. Мне нужно было все время контролировать свои эмоции.
– Вы можете описать этого человека?
Она покачала головой и стала бочком пятиться от меня. Я понял, что она сейчас пустится бежать.
– Он был высокий или маленького роста? – спросил я.
– Высокий. .
Внезапно я вспомнил о фотографии, которую держал в руке. Я прикрыл рукой часть фотографии, чтобы не была видна военная форма, и показал ей только лицо:
– Этот?