- Да они почти новые, сударь; я только три дня как вступил в управление крепостью, а произвел исправлений столько, сколько не было их в продолжение прежних трех лет.
- Ну, так они не замедлят пойти впрок, - сказал молодой человек.
- Тем лучше, - прибавил Ришон. - чего могут желать военные люди? Войны!
- Хорошо, - подхватил Каноль, - король теперь может почивать спокойно, потому что жители Бордо в узде: обе реки заняты.
- Правда, - произнес Ришон важно, - тот, кто дал мне это место, может надеяться на меня.
- Так вы в Вере недавно, сударь?
- Только три дня, а вы, Каноль, давно на Сен-Жорже?
- Уже неделю. Так ли вас приняли, как меня, Ришон? Меня приняли великолепно, и я, кажется, еще недостаточно благодарил моих офицеров; я слышал колокола, барабаны, приветственные крики. Недоставало только пушечной пальбы, но ее обещают мне через несколько дней, и это утешает меня.
- Вот какая разница между нами! - отвечал Ришон. - Я явился в крепость, мой милый Каноль, столь же скромно, сколь вы великолепно. Мне дан был приказ ввести в Вер сто человек, сто солдат из полка Тюренна, и я не знал, как это сделать, как вдруг получил патент, подписанный герцогом д’Эперноном. В это время я находился в Сен-Пьере. Я тотчас отправился в Вер, вручил патент лейтенанту и без труб и барабанов принял начальство над крепостью. Теперь я там.
Каноль, сначала смеявшийся, при последних словах Ришона встревожился каким-то мрачным предчувствием.
- И вы там как дома? - спросил он.
- Стараюсь устроить так, - отвечал Ришон спокойно.
- А сколько у вас солдат?
- Во-первых, сто человек полка Тюренна, все старые солдаты, что дрались при Рокруа, на них можно надеяться. Потом рота, которую я набираю из городских жителей и обучаю по мере того, как прибывают рекруты. Это - горожане, молодые люди, работники, всего человек двести. Наконец, жду подкрепления, еще человек сто или полтораста, навербованных местным капитаном.
- Капитаном Рамбле? - спросил один из гостей.
- Нет, капитаном Ковиньяком, - отвечал Ришон.
- Мы не знаем такого, - послышалось несколько голосов.
- А я знаю, - сказал Каноль.
- Он испытанный роялист?
- Ну, не отвечаю за него. Однако я имею полное право думать, что капитан Ковиньяк - любимец господина д’Эпернона и очень предан герцогу.
- Вот и ответ: кто предан герцогу, тот предан королю.
- Это, должно быть, передовой королевского авангарда, - сказал старый офицер, старавшийся наверстать за столом время, потерянное в ожидании коменданта Вера. - Мне так говорили о нем.
- Разве его величество уже в дороге? - спросил Ришон с обычным своим спокойствием.
- Да, теперь король должен быть, пожалуй, не дальше чем в Блуа, - отвечал молодой придворный.
- Вы знаете наверное?
- Это совершенно точно. Армией будет командовать маршал де Ла Мельере, который должен поблизости отсюда соединиться с герцогом д’Эперноном.
- Может быть, в Сен-Жорже? - спросил Каноль.
- Скорее в Вере, - прибавил Ришон. - маршал де Ла Мельере идет из Бретани, и Вер на его пути…
- Кому придется выдержать натиск двух армий, тот может побояться за свои бастионы, - сказал комендант Брона. - У маршала де Ла Мельере тридцать орудий, а у герцога двадцать пять.
- Славная пальба будет, - сказал Каноль, - жаль, что мы ее не увидим.
- Да, если кто-нибудь из нас не пристанет к партии принцев, - заметил Ришон.
- Ваша правда, но, во всяком случае, Канолю все-таки придется выдерживать огонь. Если он перейдет к принцам, то познакомится с пушками маршала де Ла Мельере и герцога д’Эпернона; если останется верным королю, то его будут обстреливать бордосцы.
- О, их я не считаю страшными, - отвечал Каноль, - и, признаюсь, мне стыдно иметь дело только с ними. К несчастью, я телом и душой предан его величеству, и мне придется довольствоваться войной с горожанами.
- А они повоюют с вами, - сказал Ришон, - уверяю вас!
- Так вы что-нибудь об этом знаете? - спросил Каноль.
- Не только знаю, ко даже уверен в этом. Городской совет решил, что прежде всего они займут остров Сен-Жорж.
- Хорошо, - отвечал Каноль, - пусть приходят, я жду их.
Во время этого разговора офицеры принялись за десерт, как вдруг у ворот крепости раздались звуки барабана.
- Что это значит? - спросил Каноль.
- Черт возьми! - воскликнул молодой офицер, привезший новости от двора. - Вот будет любопытно, если вас теперь атакуют, милый мой Каноль; приступ - чудесное препровождение времени, штурм после обеда.
- Черт! Да, похоже на это, - прибавил старый комендант. - Эти проклятые горожане всегда так делают: беспокоят во время обеда. Я находился на аванпостах в Шарантоне, когда дрались у Парижа: мы никогда не могли ни позавтракать, ни пообедать спокойно.
Каноль позвонил, и в комнату вошел вестовой, находившийся в прихожей.
- Что там такое? - спросил Каноль.
- Еще неизвестно, господин комендант, верно, посланный от короля или от города.
- Узнайте и сообщите мне.
Солдат поспешно вышел.
- Сядем опять за стол, господа, - сказал Каноль гостям, которые почти все встали. - Успеем бросить десерт, когда услышим пушечную пальбу.
Гости засмеялись и сели на прежние места. Один только Ришон, несколько обеспокоенный, внимательно смотрел на дверь, ожидая возвращения солдата. Но вместо солдата явился офицер с обнаженной шпагой.
- Господин комендант, - сказал он, - приехал парламентер.
- От кого? - спросил Каноль.
- От принцев.
- Откуда?
- Из Бордо.
- Из Бордо! - повторили все гости, кроме Ришона.
- Ого, - сказал старый офицер, - стало быть, война объявлена всерьез, если посылают парламентеров?
Каноль задумался, и лицо его, за минуту еще веселое, приняло серьезное выражение, соответственно обстоятельствам.
- Господа, - сказал он, - долг прежде всего!.. Вероятно, мне придется с послом господ бордосцев решить затруднительный вопрос. Не знаю, когда смогу возвратиться к вам…
- Помилуйте! - отвечали все гости в один голос. - Отпустите нас, комендант; ваше дело напоминает нам, что и мы должны как можно скорее возвратиться на свои места. Стало быть, следует теперь же расстаться.
- Я не смел предложить вам это, господа, - сказал Каноль. - Но если вы сами так решили, я сознаюсь, что это очень благоразумно… Приготовить лошадей и экипажи! - закричал Каноль.
Через несколько минут, быстро, как на поле битвы, гости сели на лошадей или в экипажи и в сопровождении своих конвоев поехали по разным направлениям.
Остался один Ришон.
- Барон, - сказал он Канолю, - я не хотел расстаться с вами, как все другие, потому что вы знали меня гораздо раньше этих господ. Прощайте! Дайте мне руку; желаю удачи!
Каноль подал ему руку.
- Ришон, - сказал он, пристально глядя на него, - я вас знаю: с вами творится что-то необыкновенное; вы мне не говорите об этом, стало быть, это не ваша тайна. Однако вы взволнованы, а когда такой человек, как вы, взволнован, должна быть важная причина.
- Разве мы не расстаемся? - сказал Ришон.
- Мы уже расставались в гостинице Бискарро, однако тогда вы были спокойны.
Ришон печально улыбнулся.
- Барон, - сказал он, - предчувствие говорит мне, что мы уж не увидимся.
Каноль вздрогнул: так много глубокой грусти было в голосе Ришона, обыкновенно столь твердом.
- Что же, - отвечал Каноль, - мы не увидимся, если один из нас умрет… умрет смертью храбрых, и в таком случае, погибая, он будет уверен, что живет в сердце друга. Обнимемся, Ришон! Вы пожелали мне счастья, я пожелаю вам мужества.
Оба они бросились друг другу в объятия, и долго благородные их сердца бились одно возле другого.
Ришон утер слезу, которая, может быть, в первый раз омрачила его гордый взгляд. Потом, как бы боясь, что Каноль увидит эту слезу, он бросился из комнаты, вероятно стыдясь, что выказал столько слабости при человеке, неустрашимая твердость которого была ему так известна.
III
В столовой остался один Каноль; у дверей стоял офицер, принесший известие о парламентере.
- Что же отвечать, господин комендант? - спросил он, подождав с минуту.
Каноль, находившийся в задумчивости, вздрогнул, услышав этот голос, поднял голову и, прервав свои размышления, спросил:
- А где же парламентер?
- В фехтовальной зале, господин комендант.
- Кто с ним?
- Два солдата бордоской городской гвардии.
- Кто он?
- Молодой человек, насколько я мог видеть; он прикрылся шляпой и завернулся в широкий плащ.
- Как он называет себя?
- Он называет себя посланным от принцессы Конде и бордоского парламента.
- Попросите его подождать минуту, - сказал Каноль. - Я сейчас выйду.
Офицер ушел, и Каноль готовился идти за ним, как вдруг дверь отворилась и вошла Нанон, бледная, дрожащая, но с нежной улыбкой. Она схватила его за руку и сказала:
- Друг мой! Здесь парламентер. Что это значит?
- Это значит, дорогая Нанон, что господа бордосцы хотят подкупить или напугать меня.
- И что вы решили?
- Я приму его.
- Разве нельзя отказать?
- Невозможно. Есть обычаи, которые нужно непременно исполнять.
- Боже!
- Что с вами, Нанон?
- Я боюсь.
- Чего?
- Да вы сами сказали мне, что парламентер приехал соблазнить или подкупить вас…
- Правда, парламентер может сделать только то или другое. Уж не боитесь ли вы, Нанон, что он испугает меня?
- О нет! Но он, может быть, соблазнит вас…
- Вы обижаете меня, Нанон!
- Ах, друг мой, я говорю о том, чего боюсь.
- Вы сомневаетесь во мне до такой степени!.. За кого же вы принимаете меня?
- За того, кто вы есть, Каноль, то есть за благородного, не очень влюбчивого человека.
- Да что же это значит? - спросил Каноль с улыбкой. - Какого же парламентера прислали ко мне? Уж не Купидона ли?
- Может быть!
- Так вы его видели?
- Не видела, но слышала его голос, который показался мне слишком нежным для парламентера.
- Нанон, вы с ума сошли. Позвольте мне исполнять мои обязанности: вы доставили мне место коменданта…
- Чтоб вы защищали меня, друг мой.
- Так вы считаете меня подлецом, способным изменить вам? Ах, Нанон, вы жестоко оскорбляете меня вашими сомнениями!
- Так вы решили увидеться с этим молодым человеком?
- Я обязан принять его и, признаюсь, буду очень недоволен, если вы не перестанете мешать мне…
- Поступайте как вам угодно, друг мой, - сказала Нанон печально. - Только еще одно слово…
- Говорите.
- Где вы примете его?
- В моем кабинете.
- Одной милости прошу, Каноль…
- Какой?
- Примите его не в кабинете, а в спальне.
- Что за мысль?
- Разве вы не понимаете?
- Нет.
- Возле моя комната.
- И вы решились подслушивать?
- За занавесками, если вы позволите.
- Нанон!
- Позвольте мне остаться около вас, друг мой. Я верю в мою звезду, я принесу вам счастье.
- Однако ж, Нанон, если парламентер…
- И что же?
- Должен доверить мне государственную тайну?
- Разве вы не можете доверить государственную тайну той, которая доверила вам свою жизнь и свои сокровища?
- Пожалуй, подслушивайте нас, Нанон, если вам непременно так хочется, но не удерживайте меня долее: парламентер ждет.
- Ступайте, Каноль, ступайте; позвольте только поблагодарить вас за доброту.
Она хотела поцеловать его руку.
- Сумасшедшая! - вскричал Каноль, прижимая ее к груди и целуя в лоб. - Так вы будете…
- Буду стоять за занавесками вашей кровати. Оттуда я все увижу и услышу.
- Смотрите, Нанон, только не рассмейтесь: ведь это дела важные.
- Будьте спокойны, я не стану смеяться.
Каноль приказал ввести посланного и прошел в свою комнату, огромную залу, меблированную во времена Карла IX чрезвычайно строго: два канделябра горели на камине, но освещали комнату неярко; постель, стоявшая в глубине, находилась в совершенной темноте.
- Вы тут, Нанон? - спросил Каноль.
Едва слышное "да" долетело до его слуха.
В эту минуту раздались шаги; часовой отдал честь. Посланный вошел и, думая, что остается один с Канолем, снял шляпу и сбросил плащ. Белокурые его волосы рассыпались по прелестным плечам, стройная женская талия показалась под золотой перевязью, и Каноль по очаровательной и печальной улыбке узнал виконтессу де Канб.
- Я сказала вам, что увижу вас, и держу слово, - сказала она. - Вот я здесь!
Каноль от удивления и страха всплеснул руками и опустился в кресло.
- Вы, вы здесь!.. - прошептал он. - Боже мой! Зачем вы приехали? Чего вы хотите?
- Хочу спросить у вас, помните ли вы меня?
Каноль тяжело вздохнул и закрыл лицо руками, как бы желая прогнать это очаровательное и вместе с тем роковое видение.
Тут он понял все: страх, бледность, трепет Нанон и особенно ее желание подслушивать. Нанон своими ревнивыми глазами узнала в парламентере женщину.
- Хочу спросить у вас, сударь, - продолжала Клер, - готовы ли вы выполнить обещание, данное мне в Жольне, готовы ли вы подать королеве просьбу об отставке и перейти на службу к принцам?
- О, не спрашивайте, виконтесса, не спрашивайте! - вскричал Каноль.
Клер вздрогнула, услышав трепещущий голос барона, и, осмотревшись с беспокойством, спросила:
- Разве мы не одни?
- Одни, сударыня, - отвечал Каноль, - но нас могут слышать через стену.
- Я думала, что стены крепости Сен-Жорж плотны, - сказала Клер с улыбкой.
Каноль не отвечал.
- Я приехала спросить у вас, - продолжала Клер, - почему вы ничего не сообщили мне, хотя вы здесь уже с неделю или даже более. Я даже не узнала бы, кто комендант в Сен-Жорже, если б случай или, лучше сказать, молва не известила меня, что человек, который только двенадцать дней тому назад клялся мне, что опала кажется ему счастьем, потому что она позволяет ему отдать шпагу, храбрость, жизнь нашей партии…
Нанон не могла удержать движения; от неожиданности Каноль вздрогнул, а виконтесса обернулась.
- Что там? - спросила она.
- Ничего, - отвечал Каноль, - в этой старой комнате беспрестанно раздается зловещий треск.
- Если же что-нибудь другое, так не скрывайте от меня, - сказала Клер Канолю, дотрагиваясь до его руки. - Вы должны понимать, барон, что у нас будет серьезный разговор, раз я решилась сама приехать к вам.
Каноль отер с лица пот, принудил себя улыбнуться и сказал:
- Извольте говорить.
- Я пришла напомнить вам об этих обещаниях и спросить, готовы ли вы сдержать их?
- Увы, виконтесса! - ответил Каноль, - теперь это невозможно!
- Почему же?
- Потому что со времени нашей разлуки много случилось неожиданных событий, возобновились узы, которые я считал расторгнутыми. Вместо заслуженного наказания королева оказала мне милость, которой я недостоин. Теперь я прикован к партии ее величества… благодарностью.
Послышался вздох… Вместо последнего слова бедная Нанон, верно, ждала какого-нибудь другого.
- Не благодарностью, а честолюбием, господин де Каноль, впрочем, я это понимаю. Вы аристократ, вам только двадцать восемь лет, а вас уже произвели в подполковники, назначили комендантом крепости; все это очень лестно, но это не более чем награда за ваши заслуги, а ведь не один Мазарини умеет ценить их…
- Сударыня, ни слова больше!.. Прошу вас!
- Извините, сударь. Теперь с вами говорит не виконтесса де Канб, а посланная ее высочества принцессы Конде, она обязана исполнить данное ей поручение к вам.
- Говорите, - сказал Каноль со вздохом, похожим на стон.
- Принцесса, узнав о намерении вашем, которое вы сообщили мне сначала в Шантийи, а потом в Жольне, и желая знать точно, к какой партии вы теперь принадлежите, решила послать к вам парламентера, чтобы попытаться договориться с вами. Может быть, другой парламентер поступил бы в этом случае как-нибудь неосторожно, вот почему я взялась за это поручение, думая, что лучше всех могу исполнить его, потому что вы доверили мне самые сокровенные ваши мысли по этому поводу.
- Покорно вас благодарю, виконтесса, - отвечал Каноль, раздирая грудь ногтями: он слышал во время остановок разговора прерывистое дыхание Нанон.
- Вот что предлагаю я вам… Разумеется, от имени принцессы… Если б я предлагала от своего, - прибавила Клер с очаровательной улыбкой, - то порядок моих предложений был бы совсем другой.
- Я слушаю, - сказал Каноль глухим голосом.
- Сдайте остров Сен-Жорж на одном из трех следующих условий. Вот первое - помните, что я говорю не от себя, - двести тысяч ливров…
- Довольно! Довольно! - вскричал Каноль, стараясь прервать разговор. - Королева поручила мне крепость, эта крепость - остров Сен-Жорж, я буду защищать его до последней капли крови.
- Вспомните прошедшее, барон, - печально сказала Клер. - Во время последнего нашего свидания вы говорили совсем другое, вы собирались бросить все и ехать со мной… вы взяли уже перо и готовились просить отставку у тех, за кого теперь хотите пожертвовать жизнью.
- Я мог предложить вам все это, когда был совершенно свободен, но теперь…
- Вы более не свободны? - вскричала Клер, побледнев. - Что это значит? Что хотите вы сказать?
- Хочу сказать, что связан честью.
- В таком случае выслушайте второе условие.
- К чему? - сказал Каноль. - Разве я не повторял вам несколько раз, что я тверд в своем решении? Не искушайте меня, это бесполезно.
- Извините, барон, но мне дано поручение, и я обязана исполнить его до конца.
- Извольте, - прошептал Каноль, - но, признаться, вы чрезвычайно жестоки.
- Подайте в отставку, и мы будем воздействовать на вашего преемника более настойчиво, чем на вас. Через год, через два года вы снова поступите на службу, на этот раз к принцу, с чином бригадного генерала.
Каноль печально покачал головой.
- Увы, сударыня! Зачем вы требуете от меня только невозможного?
- И это мне вы так отвечаете! - сказала Клер. - Я вас не понимаю. Ведь вы уже хотели подписать просьбу об отставке. Не сами ли вы говорили той, которая была тогда с вами и слушала вас с наслаждением, что выходите в отставку по доброй воле? Почему же теперь, когда я вас прошу, когда я вас умоляю, вам не сделать то, что вы сами предлагали мне в Жольне?
Все эти слова, как кинжалы, поражали сердце бедной Нанон. Каноль чувствовал ее страдания.
- То, что в то время было бы очень обыкновенным делом, теперь превратилось бы в измену, самую гнусную измену! - сказал Каноль мрачным голосом. - Никогда не сдам крепости! Ни за что не подам в отставку!