- А когда они возьмут Сен-Жорж, я прикажу расстрелять этого дерзкого господина де Каноля, если он не капитулирует! - вскричала принцесса.
Клер задрожала в смертельном страхе.
- Расстрелять! - проговорил герцог де Ларошфуко. - Проклятие! Если ваше высочество таким образом начинает войну, то я от души радуюсь, что принадлежу к вашей партии.
- Так пусть он сдается!
- Я желал бы знать, что ваше высочество скажет, если Ришон сдастся?
- Ришон еще не начал действовать, герцог, не о нем идет речь. Приведите мне буржуа, судью, советника парламента, кого-нибудь из них, кто сказал бы мне, что они чувствуют весь стыд, которым покрыли меня, - горько чувствуют его!
- Вот очень кстати: господин Эспанье просит о чести быть принятым вашим высочеством, - сказал Ленэ.
- Пусть войдет!
Сердце Клер во время этого разговора то билось так сильно, что ей ломило грудь, то сжималось, как в тисках. Она понимала, что Каноль дорого заплатит жителям Бордо за свою первую победу. Но ей стало еще хуже, когда Эспанье пришел и своими оправданиями подтвердил уверения Ленэ.
- Успокойтесь, ваше высочество, - говорил Эспанье принцессе. - Вместо четырех тысяч человек мы пошлем восемь тысяч, вместо шести пушек выставим двенадцать, вместо ста человек потеряем двести, триста, четыреста, если будет нужно, но все-таки возьмем Сен-Жорж!
- Браво, сударь! - воскликнул герцог. - Вот это дело! Вы знаете, что я целиком на вашей стороне, придется ли мне быть вашим начальником или просто идти с вами волонтером - всякий раз, как вы вздумаете предпринимать этот поход. Только не забудьте, если мы каждый раз будем жертвовать по пятьсот человек и если совершим четыре нападения, похожие на нынешнее, то к пятому армия у нас очень уменьшится.
- Господин герцог, нас, способных взяться за оружие, здесь в Бордо тридцать тысяч человек, - возразил Эспанье. - Если будет нужно, мы перетащим все пушки из арсенала к крепости и будем стрелять так, что превратим гранитную гору в порошок. Я сам переправлюсь через реку с саперами, и мы возьмем Сен-Жорж: мы сейчас торжественно поклялись взять его.
- Сомневаюсь, что вы возьмете Сен-Жорж, пока господин де Каноль будет жив, - сказала Клер едва слышным голосом.
- В таком случае, - отвечал Эспанье, - мы убьем его или прикажем убить, а потом уже завладеем островом.
Виконтесса едва удержала крик ужаса, рвавшийся из ее груди.
- Так непременно хотят взять Сен-Жорж?
- Вот прекрасно! - вскричала принцесса. - Я думаю, что хотят! Только этого и хотят!
- В таком случае, - сказала Клер, - позвольте мне действовать, и я завладею крепостью.
- Ну, - возразила принцесса, - ты уже обещала мне это, но не сдержала слова.
- Я обещала вашему высочеству переговорить с господином де Канолем, эта попытка не удалась: я нашла барона непреклонным.
- Так ты думаешь, что он станет сговорчивее после своей победы?
- Нет. Но на этот раз я ничего не говорю вам о коменданте. Я говорю вам, что могу завладеть только крепостью.
- Каким образом?
- Я введу ваших солдат во двор крепости.
- Вы, верно, волшебница, сударыня, если беретесь за такое дело? - спросил Ларошфуко.
- Нет, сударь, я просто землевладелица, - отвечала виконтесса.
- Виконтесса шутит! - сказал герцог.
- Нет, нет! - вскричал Ленэ. - Я многое вижу в нескольких словах госпожи де Канб.
- Этого достаточно, - сказала Клер, - мнение господина Ленэ для меня все! Повторяю, остров Сен-Жорж будет взят, если мне позволят сказать теперь несколько слов нашему советнику.
- Ваше высочество, - сказала маркиза де Турвиль, - я тоже возьму Сен-Жорж, если мне позволят действовать.
- Позвольте сначала маркизе высказать ее план во всеуслышание, - сказал Ленэ Клер, которая хотела отвести его в сторону, - а потом и вы, виконтесса, скажете мне о вашем плане потихоньку.
- Говорите, маркиза, - сказала принцесса.
- Я отправляюсь ночью с двадцатью лодками, на которых будет человек двести мушкетеров; другой отрад, тоже из двухсот человек, двинется по правому берегу; четыреста или пятьсот - по левому. В это время тысяча или более жителей Бордо…
- Позвольте заметить, сударыня, - сказал Ларошфуко, - что у вас уже вступает в дело тысяча - тысяча двести человек.
- А я, - прибавила Клер, - возьму Сен-Жорж с одною ротой; дайте мне навайльцев, и я за все отвечаю.
- Об этом стоит подумать, - сказала принцесса, а между тем герцог, улыбаясь презрительной улыбкой, с жалостью смотрел на этих женщин, рассуждавших о военных делах, которые затруднили бы мужчин, самых смелых и самых предприимчивых.
- Я готов выслушать вас, сударыня, - сказал Ленэ, - пожалуйте сюда.
И Ленэ увел виконтессу к окошку.
Та сказала ему на ухо свою тайну. Ленэ вскрикнул от радости.
- Действительно, - сказал он принцессе, - на этот раз, если вы предоставите госпоже де Канб полную свободу действовать, Сен-Жорж будет взят.
- А когда? - спросила принцесса.
- Когда угодно.
- Виконтесса - великий полководец! - сказал Ларошфуко с насмешкой.
- Вы будете судить об этом, господин герцог, - возразил Ленэ, - тогда, когда войдете в крепость, не сделав ни одного ружейного выстрела.
- Тогда буду с вами согласен.
- Если дело так верно, как вы говорите, - сказала принцесса, - так надо все приготовить на завтра.
- Извольте назначить день и час, - отвечала Клер, - я буду ждать в своей комнате приказаний вашего высочества!
С этими словами она поклонилась и ушла. Принцесса, в одну минуту перешедшая от гнева к надежде, сделала то же. Маркиза де Турвиль пошла за нею. Эспанье, повторив свои обещания, тоже вышел, и герцог остался один с Ленэ.
VII
- Любезный господин Ленэ, - сказал герцог, - женщины взяли ведение войны в свои руки, стало быть, мужчинам неплохо бы прибегнуть к интриге. При мне говорили о некоем Ковиньяке, которому вы поручили набрать роту, и рассказывали, что он очень ловкий человек. Я призывал его к себе, нельзя ли как-нибудь увидеться с ним?
- Он уже ждет, монсеньер.
- Так позовите его.
Ленэ позвонил. Вошел лакей.
- Введите капитана Ковиньяка, - приказал Ленэ.
Через минуту старинный наш знакомец показался в дверях. По обычной своей осторожности он не пошел дальше.
- Подойдите, капитан, - сказал герцог, - я герцог де Ларошфуко.
- Я прекрасно вас знаю, монсеньер, - отвечал Ковиньяк.
- А, тем лучше! Вам поручено было набрать роту?
- Она набрана.
- Сколько у вас человек?
- Полтораста.
- Хорошо одеты? Хорошо вооружены?
- Хорошо вооружены, дурно одеты. Я прежде всего занялся оружием как самой необходимой вещью. Что же касается одежды, то у меня недостало денег, потому что я человек чрезвычайно бескорыстный и действовал только из преданности к принцам: ведь я получил от господина Ленэ только десять тысяч ливров.
- И с десятью тысячами ливров вы набрали полтораста солдат?
- Да, монсеньер.
- Это удивительно!
- Монсеньер, у меня есть особые средства, мне одному известные, ими-то я и действую.
- А где ваши люди?
- Они здесь; вы увидите, монсеньер, что это за удивительная рота, особенно в нравственном отношении; все они из порядочных людей, ни одного нет из черни.
Герцог де Ларошфуко подошел к окну и действительно увидел на улице полтораста личностей разных лет, разного роста и разных званий. Они стояли в два ряда под командою облаченных в великолепные мундиры Фергюзона, Барраба, Карротеля и двух их товарищей. Все эти субъекты гораздо более походили на шайку разбойников, чем на роту солдат.
Как сказал Ковиньяк, они выглядели оборванцами, но вооружены были превосходно.
- Даны ли вам какие-нибудь приказания насчет ваших людей? - спросил герцог.
- Мне приказано привести их в Вер, и я жду только вашего подтверждения, чтобы передать мою роту господину Ришону. Он ждет ее.
- А сами вы разве не останетесь в Вере?
- Я, монсеньер, имею правило: никогда не запирай себя по-глупому в четырех стенах, если можешь бродить по полям. Я рожден вести жизнь патриархов.
- Хорошо! Живите где вам угодно, но отправьте ваших людей в Вер.
- Так они должны окончательно стать частью гарнизона этой крепости?
- Да.
- Под командой господина Ришона?
- Да.
- Но, монсеньер, - возразил Ковиньяк, - что будут делать мои люди в крепости, когда там есть уже человек триста?
- Вы, я вижу, очень любопытны?
- О, я расспрашиваю вас, монсеньер, не из любопытства, а из страха.
- Чего вы боитесь?
- Боюсь, что их осудят на бездействие, а это будет очень жаль; у кого ржавеет хорошее оружие, тому нет оправдания.
- Будьте спокойны, капитан, ни они, ни их оружие не заржавеют, через неделю они будут сражаться.
- Так их убьют?
- Очень может быть! Или, может статься, имея особенное средство вербовать солдат, вы знаете еще и секрет, как сделать их неуязвимыми?
- О, дело совсем не в том; но я желаю, чтобы мне заплатили за них, пока они не убиты.
- Да разве вы не получили десяти тысяч ливров, как сами признались мне?
- Да, в задаток. Спросите у господина Ленэ: он человек аккуратный и, я уверен, помнит наши условия.
Герцог обернулся к Ленэ.
- Все это так, господин герцог, - сказал безупречный советник. - Мы дали господину Ковиньяку десять тысяч ливров наличными на первые издержки, но мы обещали ему по сто экю за каждого человека с зачетом израсходованных десяти тысяч.
- В таком случае, - сказал герцог, - мы должны капитану тридцать пять тысяч.
- Правильно, монсеньер.
- Вам отдадут их.
- Нельзя ли теперь, господин герцог?
- Никак нельзя.
- Почему же?
- Потому что вы принадлежите к числу наших друзей, а прежде всего надо переманивать к себе чужих. Вы понимаете, угождают только тем, кого боятся.
- Превосходное правило, - сказал Ковиньяк, - однако при всех сделках назначают какой-нибудь срок.
- Хорошо, - отвечал герцог, - назначим неделю.
- Извольте, неделю.
- А если мы не заплатим и через неделю? - спросил Ленэ.
- В таком случае, - отвечал Ковиньяк, - солдаты опять принадлежат мне.
- Вполне справедливо! - сказал герцог.
- И я делаю с ними что хочу?
- Разумеется, ведь они ваши.
- Однако… - начал Ленэ.
- Все равно, - сказал герцог советнику, - ведь они будут заперты в Вере.
- Все-таки я не люблю таких покупок, - отвечал Ленэ, покачивая головой.
- Однако такие сделки весьма обычны в Нормандии, - заметил Ковиньяк, - они называются продажей с правом выкупа.
- Так дело кончено? - спросил герцог.
- Совершенно.
- А когда отправятся ваши люди?
- Сейчас, если прикажете.
- Приказываю.
- В таком случае, они выступают, монсеньер.
Капитан вышел на улицу, сказал два слова на ухо Фергюзону, и рота в сопровождении любопытных, привлеченных ее странным видом, отправилась к порту, где ждали три барки, на которых ей следовало подняться по Дордони к Веру. Между тем начальник ее, верный своим принципам независимости, высказанным только что герцогу, с любовью смотрел на отъезд своих солдат.
Тем временем виконтесса молилась и рыдала в своей комнате.
"Боже мой, - думала она, - я не могла полностью спасти его чести, так спасу, по крайней мере, ее призрак. Не надо, чтоб он был побежден силой, я его знаю: если сила победит его, он умрет, защищаясь. Надобно победить его изменой. Когда он узнает все, что я для него сделала, и главное, с какой целью сделала, - то даже после поражения будет благодарить меня".
Успокоенная этой надеждой, виконтесса написала записку, спрятала ее на груди и пошла к принцессе, которая только что прислала за ней, чтобы Клер развезла пособия раненым и передала от имени мадам Конде утешения и деньги вдовам и сиротам.
Принцесса собрала всех, кто принимал участие в экспедиции, от своего имени и от имени герцога Энгиенского расхвалила их подвиги и доблести, долго разговаривала с Равайи, который с подвязанной рукой клялся, что готов идти опять на приступ хоть завтра; положила руку на плечо советника Эспанье, уверяя его, что он и храбрые жители Бордо - твердейшая опора ее партии. Словом, так воодушевила всех этих людей, что самые подавленные поражением клялись отомстить и требовали идти на Сен-Жорж в ту же минуту.
- Нет, не теперь, - сказала принцесса. - Отдохните эту ночь и этот день, а послезавтра вы утвердитесь в Сен-Жорже уже навсегда.
Это заверение, произнесенное твердым голосом, было встречено пылкими воинственными восклицаниями, каждое из которых глубоко ранило сердце виконтессы: они казались ей кинжалами, грозившими смертью ее возлюбленному.
- Видишь, что я им обещала, Клер, - сказала принцесса, - ты должна помочь мне расквитаться с этими храбрыми людьми.
- Будьте спокойны, ваше высочество, - отвечала виконтесса, - я сдержу слово.
В тот же вечер ее посланный спешно отправился на остров Сен-Жорж.
VIII
На другое утро, когда Каноль обходил крепость дозором, Вибрак подошел к нему и подал ему письмо и ключ, переданные каким-то неизвестным человеком ночью. Незнакомец оставил их у дежурного лейтенанта, сказав, что ответа не нужно.
Каноль вздрогнул, увидав почерк госпожи де Канб, и распечатал письмо с трепетом.
Вот что было в нем написано:
"В последнем моем письме я извещала Вас о ночном нападении на Сен-Жорж. В этом же сообщаю Вам, что завтра Сен-Жорж будет взят. Как мужчина, как офицер короля Вы рискуете только тем, что Вас возьмут в плен, но мадемуазель де Лартиг совсем в другом положении. Ее так сильно ненавидят, что я не отвечаю за ее жизнь, если она попадет в руки жителей Бордо. Уговорите же ее бежать, я предоставлю Вам возможность для этого.
За изголовьем Вашей кровати, под ковром с гербом сеньоров де Канб, которым прежде принадлежал остров Сен-Жорж, бывший прежде частью их домена и подаренный покойным моим мужем, виконтом де Канбом, королю, Вы найдете дверь. Посылаю ключ от нее. За этой дверью начинается длинный подземный ход, он ведет под дном реки к замку Канб. Убедите мадемуазель Нанон де Лартиг бежать через это подземелье и… если Вы ее любите… спасайтесь с нею.
За ее жизнь я отвечаю Вам моею честью.
Прощайте! Мы квиты.
Виконтесса де Канб".
Каноль прочел и еще раз перечитал письмо, дрожа и бледнея от ужаса при каждой строчке, каждой букве этого послания. Он чувствовал, сам не постигая этой тайны, что странная сила овладела и распоряжалась им. Не могут ли враги захватить остров, пройдя через подземелье, ведущее из его спальни к замку Канб и предназначенное для спасения Нанон? Известна ли им тайна этого подземного хода?
Вибрак следил за выражением его лица.
- Плохие вести, господин комендант? - спросил он.
- Да, кажется, на нас опять нападут в следующую ночь.
- Какие упрямцы! - воскликнул Вибрак. - Я думал, что они сочтут себя достаточно побитыми и мы избавимся от них, по крайней мере, на неделю.
- Считаю излишним, - сказал Каноль, - рекомендовать вам величайшую бдительность.
- Будьте спокойны, господин комендант. Они, верно, постараются напасть на нас врасплох, как было в первый раз?
- Не знаю, но приготовимся ко всему и примем те же меры предосторожности, что и прежде. Обойдите и осмотрите крепость вместо меня, я вернусь к себе, мне нужно отдать несколько приказаний.
Де Вибрак кивнул и пошел с той беспечностью, с какой встречают опасность военные, попадающие в нее на каждом шагу.
Каноль вернулся в свою комнату, всячески стараясь, чтобы Нанон не увидела его, и, убедившись, что он один в комнате, заперся на ключ.
У изголовья его кровати на ковре, окруженном золотой лентой, оказался герб фамилии де Канб.
Каноль сорвал ленту и под ней увидел очертания двери.
Она открылась ключом, который виконтесса прислала ему вместе со своим письмом: перед Канолем оказался вход в подземелье, которое, очевидно, шло по направлению к замку Канб.
Каноль застыл на минуту; пот выступил у него на лбу. Этот таинственный подземный ход, может быть не единственный в крепости, невольно пугал барона.
Он зажег свечу и решил осмотреть его.
Он спустился по двадцати ступенькам, потом по легкому скату пошел под землей.
Скоро он услышал глухой гул, который сначала испугал его, потому что непонятно было, откуда он исходит; но, пройдя далее, барон догадался, что над его головой течет и шумит река, несущая свои воды к морю.
В нескольких местах свода были трещины, через которые, вероятно, когда-то просачивалась вода, но их заметили вовремя и замазали цементом, который скоро стал тверже камня.
Почти десять минут Каноль слышал над головой шум воды; мало-помалу шум утих и казался шорохом. Наконец не стало слышно и этого шороха, и, в безмолвии пройдя шагов пятьдесят, Каноль дошел до лестницы, совершенно похожей на прежнюю. За последней ступенькой находилась массивная дверь, которую не выломали бы и десять человек. Для защиты от ружейного огня или пожара она была плотно окована железом.
- Теперь понимаю, - сказал Каноль. - Здесь, у двери, будут ждать Нанон и спасут ее.
Комендант вернулся, прошел под рекой, нашел лестницу, поднялся в свою комнату, прикрепил ленту на прежнее место и в задумчивости отправился к Нанон.
IX
Нанон, как и всегда, сидела над географическими картами, письмами и книгами. Бедняжка по-своему вела гражданскую войну за короля. Увидав Каноля, она с восторгом протянула ему руку.
- Король едет, - сказала она, - и через неделю мы будем вне опасности.
Каноль отвечал с грустной улыбкой:
- Он все едет и, к несчастью, все еще не приезжает.
- О, на этот раз я получила самые верные известия, дорогой барон, меньше чем через неделю он будет здесь.
- Как бы ни спешил он, Нанон, он все-таки опоздает к нам.
- Что вы говорите!
- Я говорю, что бесполезно тратить силы над этими картами и бумагами, гораздо лучше подумать о бегстве.
- Бежать! Почему?
- Потому что я получил дурные вести. Против нас готовится новая экспедиция, в этот раз я могу погибнуть.
- Что же, друг мой? Ведь решено: ваша участь - моя, как мои богатства - ваши.
- Нет, этого не должно быть. Я не смогу держаться храбро, если мне придется опасаться за вас. Помните ли, в Ажене вас хотели сжечь или бросить в реку? Нет, Нанон, из сострадания ко мне не упрямьтесь, не оставайтесь здесь; ваше присутствие может сделать меня трусом.
- Боже мой!.. Каноль, вы пугаете меня!
- Нанон, умоляю вас… Поклянитесь, что, если меня атакуют, вы сделаете все, что я ни прикажу…
- О Господи, к чему такая клятва?
- Она даст мне силу жить, Нанон; если вы не обещаете слепо повиноваться мне, клянусь, я непременно буду искать смерти.
- Клянусь!.. Все-все что вы хотите, Каноль!.. Клянусь вам нашей любовью.
- Слава Богу, Нанон! Теперь я спокоен. Соберите самые ценные из ваших украшений. Где ваше золото?
- В бочоночке, окованном железом.