Живут же люди, с невольной завистью подумал надзиратель. Апартамент в "Континентале" стоил 15 целковых в сутки; ровно столько зарабатывал рабочий за полмесяца. Построенный в конце XIX века на Николаевской улице, "Континенталь" был по карману только богатым господам.
Шиловскому приходилось бывать там несколько раз - по долгу службы. В четырехэтажном "Континентале" имелись сто шикарных номеров, большой ресторанный зал, зимний сад, роскошные кабинеты, бильярдные, общий салон с четырьмя читальнями, два электрических лифта - пассажирский и багажный, кладовые для хранения багажа и драгоценных вещей, ванные комнаты и летний сад со светящимся фонтаном. В гостинице установили паровое отопление, вентиляцию, электрическое освещение, а по всему зданию провели горячую воду. Для Киева это был просто потрясающий, европейский шик.
- Вы очень хорошо говорите по-русски, - заметил Шиловский, закуривая предложенную мсье Боже пахитоску.
Им принесли кофе со сливками, и божественный аромат напитка (лучше, чем в "Бель Вю", кофе готовили только у "Франсуа" на Фундуклеевской) вкупе с дымом дорогого заморского табака приятно щекотал ноздри.
- Ну, это никакой не секрет, - улыбнулся француз. - Мои предки долгое время жили в Российской империи. Между прочим, я родился в Киеве и прожил здесь четырнадцать лет. О, это были прекрасные годы! Впрочем, что я об этом говорю… Детство оставляет в памяти любого человека неизгладимые впечатления. Потом меня послали на учебу в Париж. А год назад мои престарелые родители пожелали уехать во Францию, чтобы доживать свой век на исторической родине. Ностальгия по дымам родного Отечества, знаете ли, бывает не только у русских…
Шиловский кивнул, удовлетворенный ответом, и выпустил дымное облачко, спрятавшись за ним от испытующего взгляда мсье Боже. Он вдруг почувствовал внутри неприятный холодок и понял, что наступает момент истины. Сейчас француз скажет, почему он пригласил надзирателя сыскной полиции на эту интригующую встречу.
И Шиловский не ошибся. Мсье Боже вдруг стал очень серьезным - зловеще серьезным. Немного наклонившись к собеседнику, он тихо, будто кто-нибудь мог их подслушать, молвил:
- Евграф Петрович, мне очень хочется, чтобы вы забыли про историю, связанную с Китаевским погостом. Оставьте Ваську Шныря и иже с ним в покое.
Шиловский ожидал от француза чего угодно. Даже предложения поработать тайным агентом "Сюртэ Женераль", что выглядело как бы не совсем изменой родине, потому что Франция - союзница России в войне против Германии и Австро-Венгрии. Но упоминание Китаевского кладбища было для надзирателя сыскной полиции громом среди ясного неба.
Он некоторое время жевал губами, подыскивая нужные слова, а затем довольно жестко сказал:
- А не кажется ли вам, милостивый государь, что вы вмешиваетесь в дела, которые ни в коей мере не должны интересовать иностранца (даже если он союзник), потому что они находятся под юрисдикцией российской сыскной полиции?
- Кажется, - ответил мсье Боже, приятно улыбаясь. - Потому я и назначил вам встречу. Эта пустяшная история с Китаевским кладбищем - бред какого-то полоумного - только отвлекает полицейских от исполнения ими своих непосредственных обязанностей. И это в столь сложное и тяжелое для страны время… В этой истории нет никакого криминала. Да, я вас понимаю: вам поступил сигнал, и вы должны его проверить. Будем считать, что проверка состоялась и донос оказался пустышкой.
- Вы так думаете? - с иронией спросил Шиловский, который в этот момент совершенно уверился в достоверности информации, которую принес ему Остап Кучер.
- Именно так, уважаемый Евграф Петрович, именно так! - горячо сказал мсье Боже. - Разве можно верить какому-то босяку, у которого язык как помело и куриные мозги? Мало ли что может взбрести ему в голову, особенно в нетрезвом виде.
Готовая версия, чтобы чинно-благородно закрыть дело, понял Шиловский. Но как теперь его закроешь, если в засаде возле хаты Васьки Шныря участвовал добрый десяток полицейских и филеров? А на какую оказию списать ранение городового?
- Никак невозможно, - твердо ответил Шиловский. - Это будет должностное преступление.
- В любом событии, как в монете, есть две стороны - аверс и реверс, - загадочно сказал француз. - Но сколько монету ни верти, все равно цена ей будет одинакова. Вот только чеканное изображение разное.
- Что вы хотите этим сказать?
- Всегда имеется несколько взглядов на одно и то же событие. Часто они диаметрально противоположные. Я понимаю, вас смущает смерть городового…
- То есть?..
- Как, вы не знаете?.. Извините… Должен вам сообщить неприятную весть: сегодня утром он скончался.
- Не может быть!
- Почему не может? Увы, медицина невсесильна…
- Вчера я навещал его, и он был в отменном расположении духа. А доктор сказал, что городовой быстро пойдет на поправку и его выпишут максимум через две недели.
- Уж не знаю, что там в больнице случилось, но… - мсье Боже сокрушенно развел руками. - Все мы ходим под Богом, - добавил он с многозначительным видом.
Шиловский с подозрением взглянул на него и промолчал. Он был сильно опечален. Этот городовой подавал большие надежды, и надзиратель хотел забрать его в сыскной отдел, только дожидался вакансии. Между прочим, лишь городовой знал, что засада устроена именно на Ваську Шныря. Другим полицейским был отдан приказ хватать любого, кто захочет войти в халупу мазурика.
- Вы знаете, почему я решил обратиться именно к вам? - спросил француз.
- Потому что именно я занимаюсь этим делом, - сухо ответил Шиловский.
Он уже вознамерился встать и уйти, но что-то его удерживало; скорее всего, профессиональное любопытство. Предчувствуя неприятный финал беседы, Шиловский быстро сосчитал в уме, в какую сумму ему обойдется этот "дружеский" обед, и решил, что денег у него все же хватит, чтобы расплатиться за себя, - надзиратель ничем не хотел быть обязанным этому подозрительному мсье Боже.
- Не совсем так. Я мог бы действовать через ваше начальство, - с жесткой уверенностью сказал мсье Боже. - Мне не откажут в такой малости, уж поверьте. Вам поступит сверху приказ, чтобы вы занимались другими проблемами. На вашем участке их хватает. Но! - тут француз театрально поднял вверх указательный палец. - Мы имеем дело не со служакой, а с сыщиком от Бога. Конечно же это дело вы не оставите. Вы будете расследовать его в инициативном порядке, тайно. Чего НАМ очень не хотелось бы.
При этих словах француз посмотрел на Шиловского своими черными глазищами с такой угрозой и напором, что надзиратель едва не сунул руку в карман, чтобы проверить, на месте ли браунинг. Улыбчивый джентльмен с манерами хорошо воспитанного дворянина на глазах надзирателя сыскной полиции превратился в монстра, способного убить человека с такой же легкостью, как это делает повар, когда отрубает голову курице.
НАМ… Кому это - нам? Шиловский был в замешательстве. Во что его втягивают? Может, он был прав поначалу, когда решил, что француз хочет завербовать его в качестве агента какой-нибудь иностранной разведки. И что теперь делать?
Арестовать сукиного сына! Без долгих разговоров воткнуть мордой в пол, позвать официантов, и они спеленают мсье Боже, как младенца.
"Сдам французика контрразведке, гляди, получу орден и повышение, - думал, все больше распаляясь, Шиловский. - Почему согласился на встречу с ним, не предупредив, кого следует? Все очень просто - чтобы не спугнуть раньше времени и узнать о его коварных замыслах. Логично? Вполне. Мне поверят…"
Француз будто подслушал мысли Шиловского. Решительным движением он поднял с пола саквояж, поставил его на стол и открыл. В саквояже лежали пачки ассигнаций. Их было много, очень много. Такой суммы Шиловскому еще не приходилось видеть. Он с трудом проглотил ком, образовавшийся в горле, и хрипло спросил:
- Пардон… что это?
- Деньги, любезнейший Евграф Петрович, деньги. И они ваши. Здесь сто тысяч.
- Мои? К-как?.. П-почему?.. - от непонятного волнения надзиратель даже начал заикаться.
- Очень просто. Вы спускаете дело на тормозах - то есть переводите его в другую плоскость, не связанную с Китаевским кладбищем, - а потом, если у вас будет такое желание, можете даже оставить службу в полиции. Этих денег хватит, чтобы открыть свое дело. Солидное дело. Или уехать за границу, что тоже неплохо. Куда? Например, в Швейцарию. Хорошая страна. Нейтральная. Уж ее-то точно никакие войны не коснутся. Но вы должны забыть, напрочь выбросить из головы бредни Васьки Шныря, которые принес вам на кончике языка ваш осведомитель Остап Кучер.
"Они и это знают! Потрясающе… Черт побери, я в западне! Ах, как я промахнулся… Не надо было мне идти на это рандеву. А теперь что ж… коготок увяз, птичка пропала". Шиловский был уверен, что имеет дело с какой-то тайной организацией.
"Может, масоны? - думал он, - Перед войной их много расплодилось. Даже в ближайшее окружение царя-батюшки затесались. Если это так, если мсье Боже - масон, то лучше плюнуть на свои принципы и взять предложенные деньги… иначе их отдадут кому-то другому".
Шиловский выпрямил спину, взял саквояж и встал.
- Я уже забыл, - сказал он сухо. - Но только про это дело. Я все сделаю так, как вы просите. Расписка в получении мзды не нужна? Нет? Ну что же, и на том спасибо. Прощайте. Надеюсь, это наша первая и последняя встреча.
Он развернулся и едва не строевым шагом вышел из кабинета. Глядя ему вслед, мсье Боже задумчиво сказал, отвечая тому, что сказал надзиратель сыскной полиции, и своим мыслям:
- Хотелось бы надеяться. Но человек так несовершенен… Однако господин Шиловский ершист. Как бы он не начал проявлять свой непростой и непредсказуемый славянский характер в самое неподходящее время. Ладно, поживем - увидим…
У выхода из ресторана Шиловский едва не столкнулся с низеньким человечком, почти карликом, который был одет во все черное. Вежливо приподняв широкополую шляпу, карлик что-то пробормотал, и они разминулись.
"Наверное, в Киев цирк лилипутов приехал, - отрешенно подумал Шиловский. - А что, Швейцария - это хорошая идея. Лично у меня нет никакого желания кормить окопных вшей. Но если дела на фронте и дальше пойдут так скверно, как сейчас, то не исключено, что и киевскую полицию проредят - призовут тех, кто помоложе, в действующую армию. Военная контрразведка - это, конечно, для меня престижно, но на передовой ведь стреляют…"
Глава 12
2007 год. Дядька Гнат
Ночью перед отъездом в Киев Глебу опять снились удивительно живые сны. Они не были кошмарами, и тем не менее Тихомиров-младший проснулся в поту.
Особенно запомнился ему один фрагмент сновидения: Глеб в богатом облачении стоит на возвышенности, а мимо него, потупив головы, медленно идут люди. Бесконечная цепочка людей тянется от горизонта до горизонта, но в той стороне, откуда они пришли, небо синее, а там, куда люди направляются, огненно-красное.
Эти две половинки небесной сферы смыкаются ровно над головой Глеба, и в месте их соприкосновения блистает узкая радужная полоса. Цвета на ней постоянно меняются, переплетаясь и свиваясь в жгуты, и от их завораживающего движения равнинная местность, по которой идут люди, покрывается разноцветными мозаичными участками - как в калейдоскопе. А потом все вдруг покрылось серым флером, и раздался взрыв, раскромсавший равнину на мелкие кусочки.
Стоя под душем, Глеб встревоженно думал: "Что-то мне не нравятся все эти сонные картинки… Будто кто-то шлет предупреждения об опасности. Но я это и сам знаю. Раритеты, а тем более сокровища, в руки так просто не даются. Эх, неплохо бы взять с собой Гошу Бандурина… Надежный товарищ. Но где его искать? Исчез, словно сквозь землю провалился".
Три года назад вместе с Гошей Бандуриным они нашли нечто такое, о чем по взаимной договоренности решили не рассказывать никому. Нашли - но не взяли. Потому что ОНО было выше их понимания. К тому же и взять тот артефакт было очень сложно, если не сказать - вообще невозможно.
Гошу с той поры словно подменили. Он перестал заниматься "черной" археологией и большую часть суток проводил в раздумьях - сидел во дворе своего дома на бревнах и с сосредоточенным видом вертел в руках языческий оберег - пластину из неведомого темного металла, на которой была отчеканена голова о трех ликах, окруженная языками пламени. (Оберег они случайно подобрали в том подземелье, где находился артефакт.) А два года назад, похоронив мать, которая была у него единственным родным человеком, Гоша и вовсе куда-то девался.
Глеб вызвал такси, взял спортивную сумку с одеждой и большой "абалаковский" рюкзак, где было все необходимое для работы, и спустился вниз. Он решил ехать в Киев железной дорогой, тем более что в последнее время (если верить рассказам приятелей) фирменные киевские поезда не уступали заграничным. А Тихомиров-младший любил комфорт; может, потому, что в экспедициях, нередко затягивавшихся на месяцы, он жил почти как первобытный человек.
Водитель такси был неразговорчив и хмур. Темное лицо таксиста с большими скулами и слегка раскосыми черными глазами навевало на мысль, что в его крови немало восточных примесей. "Да, - подумал Глеб, - наследили монголы Чингис-хана… И не только они. Верно говорится: немного поскреби русского и обнаружишь татарина".
Неожиданно такси резко притормозило. У Глеба почему-то екнуло где-то под сердцем.
- Что случилось? - спросил он встревоженно.
- Человека надо подобрать… - ответил водитель.
На тротуаре, у самого бордюра, стоял мужчина и размахивал руками, всем своим видом давая понять, что ему позарез нужно куда-то быстро доехать. Глеб не успел даже открыть рот, чтобы возразить, как таксист высунул голову в окно и спросил:
- Вам куда?
- На вокзал, - ответил мужчина. - Возьмите, а? Ну пожалуйста… Опаздываю. Я хорошо заплачу.
- Садитесь, - сказал водитель такси, и мужчина, подхватив небольшой саквояж, уселся позади Глеба - на заднее сиденье.
Глеб посмотрел на мужчину более внимательно - и похолодел. Он узнал его. Тихомиров-младший уже видел этого человека.
Он появился в придорожном кафе как раз в тот момент, когда цыганка предложила Глебу погадать. Мужчина сел за соседний столик и начал изучать меню. Но Глеб мог бы поклясться, что его мало интересовала еда: острый, пытливый взгляд мужчины Тихомиров-младший ощущал даже тогда, когда шел к своей машине.
- Стоп! - скомандовал Глеб, повинуясь внезапному душевному порыву. - Держи, здесь больше, чем нужно, - ткнул он в руки таксисту несколько сотенных. - Я уже приехал.
- К-как?.. - у таксиста от удивления даже челюсть отвисла. - Вы же сказали, что вам нужно на вокзал?!
- Я передумал, - заявил Глеб, вытаскивая из багажника свои вещи. - Поеду завтра. Я вспомнил, что у меня есть еще кое-какие дела. Бывайте. Всех вам благ.
Закинув рюкзак за спину, он быстро пошагал в первый попавшийся переулок, где тут же поймал частника. Слежки за ним как будто не было.
- Куда едем? - поинтересовался водитель видавших виды "жигулей", когда вырулил на центральную улицу.
Глеб, когда забрался в салон, сказал лишь одно слово: "Вперед!" Немного поколебавшись, он разом отмел все сомнения и ответил:
- В аэропорт. Только поднажми.
- Как прикажете, гражданин начальник! - обрадованно сказал частник. - В аэропорт так в аэропорт. Бу сделано.
Глеб мысленно ухмыльнулся. Для водителя-частника поездка в аэропорт окупала все его мытарства на ниве левого извоза, потому что сумма, которую приходилось платить пассажиру, получалась очень даже серьезной. Но денег у Глеба было вполне достаточно, так что он мог себе позволить выбросить в урну железнодорожный билет и улететь в Киев самолетом.
Пока ехали, Глеб время от времени посматривал назад. Дорога в аэропорт оказалась незагруженной, слежку можно было заметить достаточно легко, но ни одна машина не плелась в хвосте "жигулей". Мало того, тихоходных российских авто вообще не наблюдалось.
Мимо со свистом пролетали "мерседесы", БМВ, "нисаны", и частник лишь завистливо вздыхал, провожая глазами разноцветные кометы на колесах. В принципе все было понятно - нынче билет на самолет, в отличие от советских времен, по карману только людям достаточно состоятельным. Так что владельцам "жигулей" и "москвичей", а также их домочадцам в аэропорту просто делать нечего.
С билетом не было никаких проблем, и уже спустя два часа по приезде в аэропорт Глеб сидел в уютном кресле авиалайнера и с интересом рассматривал проплывающую далеко внизу землю. В этот момент его душевное состояние можно было описать следующими словами: облегчение, умиротворенность и настороженное ожидание дальнейшего развития событий, которое тлело где-то глубоко внутри, как уголек в потухшем костре.
Глеб неожиданно понял, что в покое его не оставят даже в Киеве. Похоже, с этим планом связано что-то очень серьезное. А что пользуется самым большим спросом у "черных" археологов? Верно - места, где зарыты клады. Ради них подпольные кладоискатели готовы пойти на все. В особенности, если ими руководят мафиозные группировки.
Судя по последним событиям, за него взялись всерьез. Притом не какой-нибудь партизан-одиночка, а целая банда, в которую входит или гипнотизер, или сильный экстрасенс. Заполучив в свои руки пластину с гравированным планом, Глеб вдруг начал ощущать чужие флюиды, пытающиеся овладеть его мыслями и даже руководить действиями.
Поначалу Тихомиров-младший не придавал этому значения, но после видения в спальне и встречи со странной цыганкой он понял, что дело худо. И быстренько нацепил на шею рядом с крестиком еще и оберег - на всякий случай. Это был тот самый, с изображением трехликого мужчины, который они с Гошей подобрали в подземелье.
Оберег он получил по почте, когда прошло полгода после исчезновения Гоши Бандурина, - бандеролью, из небольшого городка в уральской глубинке. И ни единого словечка. А обратный адрес, указанный на бандероли, Гоша, скорее всего, взял от фонаря, потому что на запрос Тихомирова-младшего в адресное бюро пришел ответ, что в городе такой улицы нет.
С той поры Глеб начал брать оберег в экспедиции. Или когда ему грозила какая-нибудь (чаще всего выдуманная) опасность. Ему казалось, что, когда оберег на шее, у него прибавляются силы, а все чувства - в особенности предвидение - обостряются до предела. Возможно, этому состоянию "адреналиновой атаки" способствовали воспоминания о приключениях, которые ему довелось испытать вместе с Гошей Бандуриным…
В аэропорту Борисполь Глеба никто не встречал. То есть не встречал официально, хотя он и намеревался позвонить одному киевлянину, доброму приятелю отца, да вовремя передумал. При современной технике, если ведется слежка, прослушать переговоры по мобилке - раз плюнуть. А Глебу очень хотелось, чтобы никому не было известно местонахождение его главной "базы" в предстоящем поиске.