Западноевропейская поэзия XX века - Антология 15 стр.


НОЧНОЙ ПОЕЗД
Перевод Л. Гинзбурга

Трясется, несется, летит состав,
Сквозь лунную полночь мчится.
Семь пассажиров храпят, устав.
Мне одному не спится.
То гаснет лампа, то вновь мигнет,
А вагон то качнет, то толкнет, то тряхнет,
И в торжественно-мерном круженье
Проплывают призраки за окном.
И при свете мигающей лампы в нем
Возникает мое отраженье.
Поезд летит все быстрей, быстрей
Мимо рвов и крутых косогоров,
Мимо чащ, мимо рощ, мимо пустырей,
Мимо стен летит и заборов.
Между тем сгущается мгла вокруг,
И горячие слезы из глаз моих вдруг
Бегут, лицо заливая.
Сердце дикой охвачено колотьбой,
И уже не властен я над собой,
В сладкой прихоти изнывая.
Рвануться бы в лунную ночь, туда,
В сгустившийся сумрак синий,
За телеграфные провода
Вдоль косо бегущих линий.
И опять открывается передо мной
Озаренная точно такой же луной
Ночь, блаженней которой нет в мире.
Я, как в сон, погружаюсь в нее, и вот
Снова эльфы ведут близ пруда хоровод,
Им эльф играет на лире.
Да, помнится, эльф так волшебно играл,
Что трава шелестеть не смела.
Ручеек возле мельницы замирал:
От восторга вода немела.
И сверкали слезинки чистейших рос
На глазенках ландышей, диких роз,
А в долине, помню, в долине
Внимали этой игре певцы,
Сладкозвучных, нежнейших мелодий творцы,
Кой-чему научившись отныне.
Но все дальше уносится поезд стальной,
Сон мой дивный обдавши чадом.
Прорезает гору он, как шальной,
Пролетает над водопадом.
В лихорадке - планета. Клокочет шквал.
Что за демон меня в своих лапах сжал
И несет в беспредельные дали,
Не давая остаться мне при луне,
Здесь, с самим собою наедине,
И чтоб звезды друг другу мигали?..
Исчезает виденье в дыму, в чаду.
А внизу подо мной все грохочет,
Громыхает, беснуется, как в аду,
Все ревет и смолкнуть не хочет.
То кряхтенье, то стон оглашают ночь.
Будто весь этот поезд по рельсам волочь
Привелось циклопам громадным,
И они, надрываясь, взывают к нам
Своим голосом, гулким, подобным громам,
Умоляющим и беспощадным:
"Сквозь душистую ночь вас несем мы сейчас,
В изможденье хрипя и стеная.
Мы дома золотые воздвигли для вас,
Словно коршуны, крова не зная.
Мы ткем для вас платья, мы хлеб вам печем,
Вы нам платите смертью, нуждою, бичом.
Но мы сломаем оковы!
Мы добро, что вы взяли, объявим своим.
Нас измучила жажда: мы крови хотим!
Мы к отмщенью, к отмщенью готовы!
Мы грубый, безжалостный, грозный народ,
И помыслы наши кровавы.
Но сбросьте с нас бремя скорбей и невзгод,
На жизнь и на смерь дайте право!
О, если, свой каторжный меряя путь,
Мы сможем хоть раз всею грудью вздохнуть,
То песня громовая грянет:
На песенки эльфов мотив не похож,
Он мрачен, он яростью дышит, и все ж
Он гимном столетия станет!..
Ты хочешь постичь эту песню, пиит?
Забудь же о чахлой свирели!
Услышь, как машина победно гремит,
Как рельсы стальные запели!
Взвиваются искры - гудят провода,
Дымят пароходы - клокочет вода!
Но, полн состраданья святого,
Ты чуткое ухо свое склони
К стенаньям и воплям людским, чтоб они
В стихах твоих ожили снова!.."
Трясется, несется, летит состав,
Сквозь лунную полночь мчится.
Семь пассажиров храпят, устав,
Мне одному не спится.
То гаснет лампа, то вновь мигнет,
А вагон то качнет, то толкнет, то тряхнет,
Грохот невероятен.
Но, слух обретя и волшебно прозрев,
Отчетливо слышу тот зов, тот напев,
Он в хаосе звуков мне внятен.
Вот стихает слегка, вот нахлынет опять,
Словно вырвавшись прямо из бездны,
Чтобы свирепствовать и бушевать,
Неистовый грохот железный.
Он все заполняет собой, а затем
Смолкает и вдруг исчезает совсем,
Будя и желанье и волю -
Напевом, рожденным небесной весной.
На высях житейских, средь жизни земной
Всем сердцем насытиться вволю!

ТЕРЦИНЫ
Перевод В. Левика

Германия, великая страна,
Зловонной уподобилась трясине,
Где все, чем в мире славилась она,

Бесславно гибнет в липкой смрадной тине, -
Плодильня трупных мух, гнойник земной,
Для палачей Эдемом ставший ныне!

Свой клюв стервятник притупил жратвой,
Не зная страха, входят в храм гиены
И нагло пожирают хлеб святой,

И гадят на пол, мочатся на стены,
И тигр мурлычет, кровью пресыщен,
И лишь глаза горят огнем геенны.

Ему готовят европейский трон.
Пред ним рагу из падали. Он смрадом
И зрелищем гниенья упоен.

И, осмелев, шакалы бродят рядом.
И чьи-то кости в темноте хрустят.
И шепчет мир, ища смятенным взглядом:

"Где зверь? Кого он жрет?" Мой скорбный брат!
Пройди с поникшим от печали взором.
Пройди скорей и не гляди назад,

На гноище, смердящее позором!

15 ноября 1942 г.

* * *

"Приди и властвуй, Новый год…"
Перевод Л. Гинзбурга

Приди и властвуй, Новый год
от дня рождения Христова,
во имя счастья всеземного
сплотив наш человечий род!

Твой путь снегами занесен,
но за невидимой чертою
ты лучезарно осенен
господней милостью святою.

Полвека и пять лет пройдет,
и год двухтысячный займется,
и новым чудом превзойдет,
что чудом исстари зовется.

Вот белые кружатся мухи,
чтоб молча на землю упасть.
То - силы зла, то - смерти духи,
над всеми их немая власть!

Но только ты, новорожденный,
ты, самый первый день в году,
от злобных чар освобожденный,
любую сокрушишь беду

и, вызов бросивши испугу,
шагнешь отважно в божий свет,
где жизнь и смерть нужны друг другу
и зря дрожать - резона нет!

Итак, вперед, о Новый год,
надеждой сладостной всесилен:
в священной битве рухнет гнет,
грядущий урожай обилен!

Чем беспощадней приговор,
тем жить отрадней убежденьем,
что славой сменится позор,
паденье в бездну - восхожденьем.

И дни, выстраиваясь в ряд,
смыкаясь с дальним новогодьем,
среди зимы весну таят
и летним дышат плодородьем.

Вино осеннее бурлит…
Движенье дней угодно богу…
И все зовет, и все велит:
Вперед! Вперед! Вперед! В дорогу!.

Агнетендорф, 1 января 1945 г.

РИКАРДА ГУХ
Перевод И. Грицковой

Рикарда Гух (выступала также под псевдонимом Рихард Гуго; 1864–1947). - Последовательная сторонница неоромантизма, автор книг "Стихи" (1891), "Новые стихи" (1907), "Старые и новые стихотворения" (1920), "Осенний огонь" (1944). В поэзии Гух, по преимуществу камерной, иногда звучали и гражданские мотивы. Не скрывала своего резко отрицательного отношения к нацизму и подвергалась в годы "третьего рейха" репрессиям. После войны приняла активное участие в культурном возрождении Германии. На русский язык переводились только новеллы Гух ("Светопреставление", 1970).

ТОСКА

Чтобы ты был со мной,
Расплачусь всем на свете -
Самой горькой ценой -
За мгновения эти.

Так высокий зенит
Птиц измученных манит,
Берег, словно магнит,
Волны дальние тянет.

Так в чужой стороне
Будет снова и снова
Видеть путник во сне
Крышу дома родного.

* * *

"Бывает, что печаль с тобой не расстается…"

Бывает, что печаль с тобой не расстается.
Она тебя иссушит, истомит.
И навсегда с твоей душой срастется.
Весь мир затмит.

Все будто позади. Отраду день пророчит.
И кажется, беда не так горька.
Но нет. Она тебя повсюду жжет и точит.
Исподтишка.

Придет весна, полна тепла и света.
Не выкорчевать боль, не излечить.
И вечно будет в сердце рана эта
Кровоточить.

ВОЕННАЯ ЗИМА

Подумать о весне.
Не вскользь, не мимоходом.
Когда вокруг беснуется зима.
Заблещет снова золотистым медом
Листвы кайма.

Кругом дрожит земля. Повсюду мрак и стоны.
Давай же помечтаем у огня,
Как желтым цветом вспыхнут анемоны,
Собою черный лес заполоня.

В луга вцепился снег, и леденеет вечер.
Но отчего средь холода и тьмы
Так сладостно пахнул весенний ветер
Среди зимы?

Проснутся в чащах звери. Оживет поляна.
Голубизною небо заблестит.
И жаворонок весело и рьяно
День возвестит.

Мы только безутешный плач слыхали -
Не шум листвы, не тихий шорох трав -
Вопль матерей, что сыновей теряли,
Все с ними потеряв.

Так есть ли бог там далеко за небосводом?
Когда кругом зола и дым глаза застлал?
Подумать о весне. Не вскользь, не мимоходом.
И помечтать, чтоб мир скорей настал.

ФРАНК ВЕДЕКИНД

Франк Ведекинд (выступал также под псевдонимом Иероним Иовс; 1864–1918). - В стихах, восходящих к традициям Г. Гейне, и в многочисленных пьесах высмеивал буржуазное общество и его ханжескую мораль. Повлиял на Б. Брехта, назвавшего его "великим воспитателем новой Европы". Большинство стихов напечатал в журнале "Симплициссимус" с 1897 по 1902 гг. Публикация этих сатир часто затруднялась цензурой. Стихи Ведекинда переводятся на русский язык впервые.

БРИГИТТА Б
Перевод Л. Гинзбурга

Бригитта Б. была невинна,
Нежна, застенчива, мила
И продавщицей магазина
В прекрасном Бадене была.

Хозяйка девушку любила,
Хоть нрав мадам и крут и строг,
А муж хозяйки - заправила
В центральном ведомстве дорог.

Но вот невинную голубку
К себе хозяйка позвала,
Чтоб та какую-то покупку
В дом баронессы отвезла.

Лишь вышла за город Бригитта,
Как некий тип - навстречу ей:
"Моя душа тобой разбита,
Я погибаю, будь моей!"

Из состраданья к прохиндею
Бригитта отдалась ему.
Он все, что надо, сделал с нею,
Схватил товар и - шасть - во тьму!

Про этот случай без утайки
Бригитта, плача и казнясь,
Поведала своей хозяйке.
Та к ней с участьем отнеслась,

Внимала не без интереса.
Но вдруг поняв: пропал турнюр,
Что заказала баронесса,
Вскипела: "Это - чересчур!"

Бригитта умереть готова,
Всю боль вложив в свой горький всхлип…
Но ту же ночь с Бригиттой снова
Провел в постели тот же тип…

Когда же в троицу, на праздник,
Все укатили на пикник,
Тот расторопный безобразник
К Бригитте с вечера проник.

Он осмотрел не без вниманья
Дом - от столов до сундуков,
Сказал Бригитте: "До свиданья!",
Очистил сейф и - был таков!

Что это?! Связь с преступной шайкой?
А может, поворот в судьбе?..
Но, чтоб не встретиться с хозяйкой,
Сбежала прочь Бригитта Б.

Позавчера ее поймали.
Дурная кончилась игра,
Почти забавная вначале…
Любовник схвачен был вчера.

ТЕТКОУБИЙЦА
Перевод В. Швыряева

Я тетку свою угробил.
Моя тетка была стара.
В секретерах и гардеробе
Прокопался я до утра.

Монеты падали градом,
Золотишко пело, маня.
А тетка сопела рядом -
Ей было не до меня.

Я подумал: это не дело,
Что тетка еще живет.
И чтоб она не сопела,
Я ей ножик воткнул в живот.

Было тело нести труднее,
Хоть улов мой и не был мал.
Я тело схватил за шею
И бросил его в подвал.

Я убил ее. Но поймите:
Ведь жизни не было в ней.
О судьи, прошу, не губите
Молодости моей!

СТЕФАН ГЕОРГЕ

Стефан Георге (наст. имя - Генрих Абелес; 1868–1933). - Вождь и кумир неоромантиков. Учился у французских символистов, имел, в свою очередь, большое влияние на символистов русских (В. Брюсова, Вяч. Иванова). Его слава "надмирного витии" была опошлена нацистами, которые воздавали посмертные почести поэту, с презрением отказавшемуся от их наград и титулов при жизни и покинувшему из-за нпх страну. Причина интереса нацистских идеологов к Георге - их вульгаризированное, хотя и но совсем превратное, истолкование некоторых элементов философской и творческой концепции поэта. Важнейшие книги стихов: "Год души" (1897), "Ковер жизни, или Песня о сне и смерти" (1900), "Седьмое кольцо" (1907), "Звезда Союза" (1914). Среди переводчиков стихов Ст. Георге на русский язык были Вяч. Иванов, С. Радлов, Г. Петников и др.

"Парк называют мертвым…"
Перевод В. Микушевича

Парк называют мертвым, но взгляни:
Синеют небеса вдали светлее.
Как в эти неожиданные дни
Пруды блестят и пестрые аллеи!

Возьми седины мягкие берез
И желтизны глубокой. Сколько роз!
И поздним розам время отцвести.
Поторопись венок себе сплести!

Последних наших астр не забывай.
Багрянцем диких лоз на этой тризне,
Останками зеленой летней жизни
Осенние черты перевивай.

* * *

"Искать ее мне память поручила…"
Перевод В. Микушевича

Искать ее мне память поручила
Среди ветвей, покинутых листвою.
Безмолвно покачал я головою.
В стране лучей любовь моя почила.

Явись она, как летом, в жаркой сини,
Когда Эротам весело резвиться
И робкая решалась мне явиться, -
Я был бы счастлив ей поверить ныне.

Перебродить пора бы винограду,
Но поздних злаков я не пожалею,
И полными горстями перед нею
Я расточу последнюю отраду.

* * *

"Благословенна ты в своем уделе…"
Перевод В. Микушевича

Благословенна ты в своем уделе.
Утихло сердце, боль превозмогая,
Покуда ждал тебя я, дорогая,
Когда в смертельном блеске шли недели.

В объятьях наших праздник нашей встречи,
Как будто бы далекая со мною,
И я постигну тайны нежной речи,
За солнцем следуя хвалой земною.

СЛОВО
Перевод В. Микушевича

Нашел я клад бесценных грез,
До рубежей родных довез,

И Норна в глубине времен
Искала для него имен,

Чтобы своим вручить я мог
Неувядаемый цветок.

Домой вернуться был я рад.
Богат и нежен дивный клад.

Седая Норна шепчет мне:
Имен достойных нет на дне.

Разжал я руки, как больной,
Лишился клада край родной.

И вот печальный мой завет:
Все тщетно там, где слова нет.

* * *

"Я на окне, храпя от зимней стыни…"
Перевод Арк. Штейнберга

Я на окне, храня от зимней стыни,
Цветок взрастил, но, вопреки старанью,
Меня печаля, он поник, а ныне
И вовсе покорился умиранью.

Дабы забыть судьбу его былую
Цветущую, я, на решенье скорый,
Бестрепетно сорвал напропалую
Увядший венчик, безнадежно хворый.

Нет, мне не надобно цветка больного!
Что толку в этой новой жгучей ране?
Вот возвожу пустые взоры снова,
В пустую ночь тяну пустые длани.

ЛАНДШАФТ-2
Перевод Арк. Штейнберга

Ты помнишь ли октябрь, когда мы двое,
Сквозь пламенную киноварь листвы,
Сквозь черноту стволов и зелень хвои,
Брели, внимая смыслу их молвы?

К деревьям подступали не однажды
Мы, в нежном споре, врозь; тебе и мне
Молчалось. В шуме листьев чуял каждый
Весть о своем невоплощенном сне.

Смешок ручья прыгучий и зовущий,
В проводники пригодный по нужде,
Стихал и отдалялся в хмурой пуще
И, наконец, пропал безвестно где.

Забвенно странствуя в блаженной розни,
С тропы мы сбились. Вот и день погас;
И лишь ребенок, сборщик ягод поздний,
По верному пути направил нас.

На ощупь, продираясь меж колючих
Кустов, мы вязли в глине и песке
И увидали сквозь просветы в сучьях
Широкий дол и кровлю вдалеке.

Обняв последний ствол, к желанной цели
По склону вниз мы по цветам сошли,
Туда, где лучезарно золотели
Земля и воздух в заревой пыли.

СУМЕРКИ УМИРОТВОРЕНИЯ
Перевод Арк. Штейнберга

Под вечер зной отхлынул поневоле;
Очнулась местность от палящей боли,

И смольно-серных туч густой осадок
Ниспал на мачты и на камень кладок.

Сады пахучие дышать не в силах,
В тропинки врос чертеж теней застылых.

Умолкли голоса, как бы уснули,
Другие - растворились в тихом гуле.

Как призрачно былых торжеств круженье!
Побоища гласят о пораженье.

В чаду порой звучит глухой и трудный
Миров порабощенных вздох подспудный.

ОТХОД
Перевод Арк. Штейнберга

Сомкнули буки вдоль поморья кроны,
Как руки; не смолкает волн раскат.
От желтых нив сбегает луг зеленый,
И сельский дом забился в дремный сад.

Страдальца у беседки тронул мирный
Целебный луч, но юноша больной,
Витая взором в синеве эфирной,
О песне думает очередной.

Где щитоносные ладьи державно
Плывут ли, спят в заливах ли, вдали;
Где башни облаков клубятся плавно,
Обрел он берег сказочной земли.

В слезах родня, но он, без обороны,
Приемлет дар богов - благой покой,
Не сетуя, лишь грустью озаренный
Прощания, и славе чужд людской.

Назад Дальше