* * *
В зале гостей встречала Ксения.
- Ксения Александровна, - представил ее Андрей Петрович. - Моя супруга и хозяйка этого дома. Прошу любить и жаловать.
- Я бы с превеликим удовольствием последовал вашей рекомендации, Андрей Петрович, - произнес Лангсдорф, галантно целуя ее руку. - Вы блестяще подтвердили характеристику, данную вам покойным государем, назвавшим вас опытным разведчиком, коль смогли найти такое сокровище. Однако гоню прочь от себя подобную шальную мысль, помня о том, как вы пытались вызвать на дуэль самого Ивана Федоровича Крузенштерна на острове Нукагива в Тихом океане.
Ксения ахнула, с испугом глянув на супруга.
- На какую это еще дуэль?! - вскинулся Беллинсгаузен. - Почему я об этом ничего не знаю? - Он гневно посмотрел на Андрея Петровича. - Тоже мне друг называется!
- Успокойтесь, Фаддей Фаддеевич, прошу вас! Андрей Петрович ни в чем не виноват перед вами. Дело в том, что камергер Резанов попросил присутствовавших при этом конфликте сохранить все в тайне.
- И кто же были эти самые "присутствовавшие"? - уже спокойнее, но все же с вызовом спросил тот.
- Я и Юрий Федорович Лисянский, капитан "Невы", - пояснил Лангсдорф.
Было видно, как Фаддей Фаддеевич постепенно отходил от обиды.
- И в чем же была причина конфликта? - уже с заинтересованностью спросил он.
- Крузенштерн позволил себе, мягко говоря, нетактично отозваться об офицерах гвардии.
- Ай да Андрей Петрович! - контр-адмирал с гордостью посмотрел на друга. - Да я бы непременно сделал то же самое! - и порывисто обнял его.
Когда все расселись за столом, любовно, со знанием дела, накрытым под руководством Ксении, Фаддей Фаддеевич удовлетворенно отметил:
- Мадера… Она, как мне помнится, никогда не подводила, - и взял одну из бутылок в руки. - Да к тому же еще и розлитая на Канарских островах, - отметил он, ознакомившись с этикеткой.
- Меня Андрей Петрович тоже успел приучить к ней за время нашего плавания на "Кротком", - невинно "пожаловался" Врангель.
- Да вам просто несказанно повезло, Фердинанд Петрович! - авторитетно заявил Беллинсгаузен. - Сколько раз она выручала нас после жестоких штормов, когда порой казалось, что они никогда не кончатся. И после того, как удавалось в самый последний момент проскочить между огромными айсбергами, готовыми раздавить шлюп, как грецкий орех. А что еще могло так успокоить после того, когда своими глазами ночью видишь белые буруны, разбивающиеся у самого борта о рифы, не указанные на карте? - он тяжко вздохнул. - Нет, господа, мадера в этих случаях просто незаменима! Это слова мореплавателя.
- Вам бы, Фаддей Фаддеевич, да оду писать во славу мадеры! - воскликнул Лангсдорф, потрясенный страстностью речи контр-адмирала.
- А вы-то сами, Григорий Иванович, как относитесь к этому напитку? - с хитроватой улыбкой якобы ничего не знающего человека поинтересовался Беллинсгаузен. - И хотя между мореплавателями и учеными много общего, - он покосился на Андрея Петровича, - но ведь есть же и существенные различия.
- Вы меня, право, удивляете, Фаддей Фаддеевич! - наигранно развел Лангсдорф руками. - Мы что, разве не вместе с Андреем Петровичем и вами плыли на "Надежде", да еще с заходом на Канарские острова?
- Сдаюсь, Григорий Иванович! - контр-адмирал шутливо поднял руки вверх. - Осталось только выяснить отношение к мадере Матвея Степановича, - и Фаддей Фаддеевич повернулся к нему лицом.
- Да сколько раз я накрывал стол в адмиральской каюте для вас с Андреем Петровичем и по "малой программе", и по "большой", когда вы встречались с лейтенантом Лазаревым, капитаном "Мирного"! - удивился Матвей. - И как же я, спрашивается, должен в этом случае относиться к мадере?!
Контр-адмирал удовлетворенно хмыкнул, а Матвей спросил:
- Кстати, Андрей Петрович, а почему здесь отсутствует Михаил Петрович Лазарев?
- Как мне известно, - ответил за него Беллинсгаузен, - он сейчас руководит морской блокадой Дарданелл и после подписания мирного договора с Турцией должен со своей эскадрой вернуться на Балтику.
- Кстати, - добавил Андрей Петрович, - его заключение о практической реализации результатов моей диссертации, которое он любезно написал по моей просьбе, если вы заметили, Григорий Иванович, зачитывал один из членов ученого совета.
- Безусловно, Андрей Петрович, - подтвердил тот. - Я слышал, что Лазарев отличился в Наваринском морском сражении.
- Об этом, я думаю, лучше меня расскажет Фаддей Фаддеевич.
Беллинсгаузен сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями.
- Наваринское морское сражение произошло восьмого октября тысяча восемьсот двадцать седьмого года в Наваринской бухте на юго-западном побережье греческого полуострова Пелопоннес. В нем, как вам, наверно, известно, приняли участие соединенные эскадры России, Англии и Франции, с одной стороны, и турецко-египетский флот - с другой.
В самом начале сражения линейный корабль "Азов" под командой капитана 1-го ранга Лазарева оказался один против пяти кораблей противника. Как рассказывал лейтенант Нахимов, служивший на нем, весь ад развернулся перед ними! Не было места, куда бы ни сыпались книппели, ядра и картечь.
- О, господи! - раздался сдавленный вскрик Ксении, прижавшей руки к груди от охватившего ее ужаса.
- Это мужская работа военных моряков, давших присягу на верность Отечеству, Ксения Александровна, - сдерживая эмоции, пояснил Беллинсгаузен и продолжил: - Я привел, господа, слова лейтенанта Нахимова по памяти, но совершенно точно, ибо они запали в мою душу, как, наверное, и в души многих русских моряков.
Все встали, отдавая дань мужеству русских моряков.
- За русский флот! За славный Андреевский флаг! - поднял бокал контр-адмирал.
- Тем не менее, - продолжил Фаддей Фаддеевич, когда все расселись по своим местам, - канонирам "Азова" удалось меткими залпами поджечь турецкий фрегат, и тот взлетел на воздух от взрыва пороховых погребов, разбрасывая горящие обломки на другие корабли. В результате этого сгорели и взорвались еще два турецких фрегата и корвет, а восьмидесятипушечный линейный корабль был вынужден выброситься на мель.
- Ура! - вскричали гости, обнимая друг друга, а Ксения смахнула носовым платком слезы радости и счастья.
- Прямо-таки как в Чесменском морском сражении в тысяча семьсот семидесятом году, когда русские брандерами сожгли в Чесменской бухте весь турецкий флот! - взволнованно воскликнул барон Врангель.
- Совершенно верно, Фердинанд Петрович, - подтвердил контр-адмирал. - Однако свидетели боя были потрясены не только мужеством русских моряков, но и их благородством. Они бросали концы турецким морякам, оказавшимся в воде, спасая их от гибели, - Фаддей Фаддеевич перевел дух. - Так ведь мало того, "Азов" после этого вместе с флагманским кораблем англичан "Азия" потопил и флагманский линейный корабль командующего египетским флотом!
Все бурно зааплодировали.
- Вот за эти боевые подвиги в Наваринском сражении, - подвел итог Беллинсгаузен, обведя торжествующим взглядом друзей, - линейному кораблю "Азов" впервые в русском флоте был присвоен кормовой Георгиевский флаг, а его командир, Михаил Петрович Лазарев, наш соратник по Антарктической экспедиции, произведен в контр-адмиралы.
Провозглашение очередного тоста уже не требовалось…
* * *
- А какие впечатления остались у вас, Григорий Иванович, от посещения глубинных районов Бразилии? - обратился к академику неугомонный Беллинсгаузен с очередным вопросом. - Ведь вы еще в кают-компании "Надежды", то есть почти за два десятка лет до вашей экспедиции, так красочно и увлекательно рассказывали о природе Бразилии, что мы, тогда еще совсем молодые люди, слушали вас с открытыми ртами, - рассмеялся он, вспомнив молодые годы.
Все сразу же притихли, повернувшись в сторону академика.
- И правильно делали, - улыбнулся ученый. - Я же еще со студенческой скамьи бредил Бразилией.
- А нам ваши увлекательные рассказы бредовыми не казались, - улыбнулся Андрей Петрович.
- И слава богу, - теперь рассмеялся уже Григорий Иванович. - А если серьезно, друзья, то эти впечатления настолько огромны, что я мог бы делиться ими в течение многих часов. Ведь экспедиция продолжалась целых шесть лет!
Чего стоит один только бассейн величайшей реки земного шара - Амазонки! Основную трудность в продвижении по нему представляли многочисленные притоки этой реки, кишащие кровожадными рыбами-пирайями. Но не меньшим препятствием была и невыносимая духота тропических лесов. Вы, конечно, помните, Андрей Петрович, как она изматывала нас, когда мы пробивались через джунгли к потухшему вулкану на острове Нукагива?
- Дышать было действительно нечем, - подтвердил тот. - Одни испарения от гниющих плодов и упавших деревьев.
- Как оказалось, это были только цветочки по сравнению с тем, что мы испытали в дебрях бассейна Амазонки. Однако при всем множестве открытий, сделанных экспедицией, я бы выделил одно из них. Мы обнаружили племя людей, живших в условиях абсолютной, я подчеркиваю - абсолютной, оторванности от остального человечества! Это какое же Эльдорадо для этнографов?! - Григорий Иванович отпил из фужера клюквенного морса.
- Выходит, что не зря по результатам этой экспедиции вас избрали действительным членом Петербургской академии наук? - недвусмысленно заметил Беллинсгаузен, всегда ревниво относившийся к представителям науки.
- Вы не совсем правы, Фаддей Фаддеевич, - мягко возразил Григорий Иванович. - Академиком я стал еще перед началом экспедиции.
Андрей Петрович удивленно глянул на него.
- Не удивляйтесь, дорогой друг. Дело в том, - пояснил Лангсдорф, - что, по мнению государя и его окружения, нужно было поднять значимость этой экспедиции в глазах мировой науки. А я в то время был только членом-корреспондентом Петербургской академии наук.
- Оказывается, не только флотским офицерам присваиваются чины по случаю, так сказать, - рассмеялся довольный Беллинсгаузен, глянув на смутившегося барона Врангеля.
- Ну и язва же вы, Фаддей Фаддеевич! - рассмеялся Андрей Петрович. - Не хотите ли вы этим сказать, что только вам чины даются исключительно по заслугам?
- Отчего же, Андрей Петрович? - ничуть не обиделся тот. - Вас, к примеру, я тоже отношу к этой же категории офицеров. И если я не ошибаюсь, то вы получали свои чины даже с некоторым опозданием, но зато все сразу, - в его глазах забегали веселые чертики.
- Вы не правы, Фаддей Фаддеевич! Я уже года два тому назад получил очередной воинский чин.
- И какой же, извольте полюбопытствовать? - живо отреагировал тот.
- Капитана гвардии в отставке.
Беллинсгаузен ошалело посмотрел на него, не в силах вымолвить ни слова, потрясенный этой новостью.
- И при каких же обстоятельствах, Андрей Петрович, это произошло? - осторожно спросил Григорий Иванович.
- Просто я решил подать прошение об отставке с воинской службы.
- И если не секрет, то почему?
- Какой уж там секрет, Григорий Иванович? Я так же, как и вы, решил целиком посвятить себя служению науке, а Ксения Александровна поддержала меня.
Та, смущенно улыбнувшись, кивнула в знак согласия, как бы отвечая на вопросительные взгляды мужчин, обращенные к ней.
- А чина коллежского советника мне вполне достаточно, - добавил он.
- Ох, уж эта наука! - чуть ли не простонал Беллинсгаузен.
- Не убивайтесь так, Фаддей Фаддеевич! - рассмеялся академик. - У каждого своя дорога в жизни. А дорога науки не такая уж и скверная, поверьте мне.
Контр-адмирал непримиримо посмотрел на него.
- Это все плоды вашего систематического совращения офицера гвардии, начиная с восхождения на Тенерифский пик на Канарских островах, господин ученый!
- Не отрицаю, Фаддей Фаддеевич. Но особо чувствительный удар нанес вам этот гвардейский офицер, определив признаки наличия земли значительных размеров в высоких южных широтах. Не так ли?
Тот откровенно рассмеялся.
- Признаюсь, это был удар ниже пояса! - Фаддей Фаддеевич оставался верен себе. - Но если быть до конца честным, то я не совсем уверен, что мы смогли бы открыть Южный материк без знания этих признаков. Они были для нас путеводной звездой в гибельных льдах за Южным полярным кругом, - он встал с бокалом в руке. - А посему я, контр-адмирал русского флота, прощаю уважаемому Андрею Петровичу ретираду с воинской службы! Это и есть мой очередной тост, господа!..
- Вот вы, Григорий Иванович, - обратился Андрей Петрович к академику Лангсдорфу, - поведали нам о непереносимой духоте тропических лесов. А ведь в это же самое время другой русский путешественник в сорокаградусный мороз со своими спутниками на собачьих упряжках преодолевал безлюдные снежные пространства побережья Ледовитого моря на самом северо-востоке Сибири. И тоже во славу науке. Я имею в виду уважаемого Фердинанда Петровича Врангеля.
Все разом повернулись к капитану 1-го ранга.
- Я, конечно, слышал об экспедиции возглавляемого вами Колымского отряда, Фердинанд Петрович, но хотелось бы узнать подробности о ней, так сказать, из первых рук, - обратился к нему Лангсдорф.
Врангель был явно смущен вниманием окружающих к своей персоне.
- Я, к сожалению, не обладаю даром рассказчика, коим обладаете вы, Григорий Иванович.
- Извините, Фердинанд Петрович, за мою настойчивость. Но вы могли бы сообщить нам хотя бы основные результаты вашей экспедиции?
- Безусловно, Григорий Иванович. За четыре года было описано и нанесено на карту побережье Ледовитого моря от устья Колымы до острова Колючин протяженностью более тысячи верст. Доказано отсутствие узкого перешейка, соединявшего якобы Азию с Америкой у Шелагского мыса.
- Замечательное открытие! - воскликнул Беллинсгаузен. - Ведь экспедиция капитан-лейтенанта Васильева на шлюпах "Открытие" и "Благонамеренный", вышедшая из Кронштадта одновременно с нашей Антарктической экспедицией, так и не смогла доказать этого.
- Мы действительно ожидали встречи с "Благонамеренным" под командой капитан-лейтенанта Шишмарёва у побережья Чукотки, но так и не дождались его, - подтвердил Врангель. - Тем не менее мы не смогли обнаружить так называемую Землю Санникова, хотя вместе с моим помощником мичманом Матюшкиным и определили по рассказам чукчей предполагаемое место ее нахождения. В поисках этой земли мы совершили три похода на собачьих упряжках к северу от побережья, максимально углубившись в Ледовитое море на двести шестьдесят верст, но каждый раз дорогу нам преграждали огромные полыньи.
- А вот нам, мореплавателям, как раз наоборот, путь к неведомым землям преграждали именно непреодолимые полярные льды, - рассмеялся Беллинсгаузен.
- У каждого свои проблемы, Фаддей Фаддеевич, - улыбнулся Врангель. - Поэтому я и просил продлить нашу экспедицию года на два, ну хотя бы на год, чтобы все-таки достичь этой долгожданной земли, но получил отказ, - вздохнул он.
- Видимо, в Петербурге решили, что основные задачи вашей экспедиции уже выполнены, - предположил Беллинсгаузен.
- Выходит, что так, - согласился барон.
А Лангсдорф рассмеялся:
- Слава богу, что до меня никто не мог добраться в глубины Бразилии, и посему я сам определял сроки своей экспедиции. Везет же иногда! - от удовольствия он потер руки.
- Везет тому, кто сам везет! - заключил Фаддей Фаддеевич.
- Может быть, вы и правы, - задумчиво согласился академик. - Только своим трудом можно чего-то добиться в жизни…
Я вот, например, заметил, что когда Андрей Петрович делал свой доклад об основных научных положениях своей докторской диссертации, орнитологи заерзали на стульях при упоминании им о том, что, оказывается, у морских птиц, живущих в открытом океане, клювы загнуты вниз, а у прибрежных - они прямые, - он вдруг звонко, как в былые годы, рассмеялся:
- Негоже, господин ученый, отбивать хлеб у своих коллег!
- Так чего же проще, господа ученые! - с деланым недоумением воскликнул Андрей Петрович. - Отправляйтесь в экспедицию, поплавайте исключительно для души между ледяными торосами и айсбергами, рискуя навсегда остаться в ледяной ловушке, добудьте интересующих вас птичек и на морозе голыми ручками переберите и рассортируйте их. Только и всего. Так нет же: привези им образцы, то есть фактический материал, сюда, в Петербург! А они, надев пенсне, изучат их и вынесут свой вердикт. И заявят о новом научном открытии! Чушь какая-то!
- Андрей Петрович, безусловно, прав - все научные открытия делаются только в экспедициях. Только там. И никак иначе! Так поднимем, друзья, - торжественным тоном произнес Григорий Иванович, вставая, - наши бокалы за отчаянных первопроходцев, дерзнувших бросить вызов дикой природе и в тропических джунглях, и в бескрайних снежных пустынях, и в коварных полярных льдах!