Х е л м е р. Ты не в себе. Я тебе запрещаю! Так нельзя!
Н о р а. Отныне запрещать бессмысленно. Я заберу то, что принадлежит лично мне. От тебя принимать ничего не хочу, ни сейчас, ни потом.
Х е л м е р. Это какое-то безумие.
Н о р а. Завтра уеду домой – в родные места, я имею в виду. Там мне будет легче пристроиться к какому-нибудь делу.
Х е л м е р. Вот ведь слепой неопытный кутенок!
Н о р а. Да, опыта я должна набраться.
Х е л м е р. Бросить дом, мужа, детей!.. Ты хоть подумала, что скажут люди?
Н о р а. Думать еще и о них я не могу. А что мне необходимо уехать, знаю.
Х е л м е р. Возмутительно! И с какой поразительной легкостью ты забыла свой святой долг.
Н о р а. Что ты считаешь моим святым долгом?
Х е л м е р. И я должен тебе это объяснять?! У тебя есть обязательства перед мужем и детьми.
Н о р а. У меня есть и другой святой долг.
Х е л м е р. Других у тебя нет. Что еще за долг?
Н о р а. У меня есть обязательства перед собой.
Х е л м е р. Прежде всего ты жена и мать!
Н о р а. Больше я в это не верю. Думаю, прежде всего я – человек, такой же человек, как ты; во всяком случае, постараюсь им стать. Не сомневаюсь: большинство признáет правоту за тобой, и это наверняка где-то прописано. Но я больше не могу довольствоваться тем, что написано в книгах и что большинство считает правильным. Я должна сама все обдумать и понять.
Х е л м е р. Тебе не понятна твоя роль в собственной семье? Разве в таких вопросах нет надежного ориентира? Или ты в Бога не веришь?
Н о р а. Ах, Торвалд, что такое вера, я тоже не знаю.
Х е л м е р. Господи, да что ж ты говоришь…
Н о р а. Я перед конфирмацией ходила к пастору Хансену, от него все и знаю. Он учил, что верить надо так и так. Вот я вырвусь, останусь одна, тогда подумаю и об этом. Разберусь, верно ли толковал пастор Хансен, во всяком случае, верно для меня или нет.
Х е л м е р. И это говорит молодая женщина?! Неслыханно! Раз религия не в силах направить тебя на путь истинный, попробую достучаться до твоей совести. Моральные устои у тебя есть? Или тоже нет?
Н о р а. Торвалд, мне трудно ответить на такой вопрос. Я не знаю. Я очень путаюсь в этих вещах. Но вижу, что мое мнение сильно отличается от твоего. Да еще и законы оказались на поверку не такими, как я думала. И что жить надо по ним, никак в моей голове не укладывается. У женщины, видите ли, нет права пожалеть умирающего отца, как нет права спасти жизнь мужа. Я не верю в такие законы.
Х е л м е р. Ты рассуждаешь как ребенок. Вообще не понимаешь общества, в котором живешь.
Н о р а. Да, не понимаю. Но теперь я этим займусь. Мне надо понять, кто прав: общество или я.
Х е л м е р. Ты больна, Нора, у тебя жар. Похоже, ты бредишь.
Н о р а. У меня никогда не было такой ясности и твердости в мыслях, как сегодня.
Х е л м е р. И в твердом и ясном уме ты бросаешь мужа и детей?
Н о р а. Да.
Х е л м е р. Этому может быть лишь одно объяснение.
Н о р а. Какое?
Х е л м е р. Ты меня больше не любишь.
Н о р а. Да. В этом все дело.
Х е л м е р. Нора, и ты так спокойно это говоришь?!
Н о р а. Торвалд, мне больно говорить тебе такие вещи. Ты всегда был мил со мной. Но я ничего не могу поделать – я не люблю тебя больше.
Х е л м е р (с трудом сдерживаясь). Это тоже твое твердое и ясное убеждение?
Н о р а. Да, твердое и ясное. И причина, по которой я не хочу оставаться здесь дольше.
Х е л м е р. Не могла бы ты растолковать мне, как именно я лишился твоей любви?
Н о р а. Да, могу. Это случилось сегодня вечером: чуда не произошло, и я поняла, что ты не тот мужчина, которого я видела в тебе.
Х е л м е р. Объясни подробнее, я не понимаю.
Н о р а. Я терпеливо ждала восемь лет. Бог мой, я понимаю, чудеса происходят не каждый день. Когда на меня обрушилось все это, я твердо верила в одно – в скорое чудо. Письмо Крогстада лежало в ящике, но у меня ни на секунду не мелькнуло подозрения, что ты пойдешь на поводу у этого человека. Я была твердо уверена, что ты ответишь ему: да хоть всему свету рассказывайте. А когда бы так произошло…
Х е л м е р. Да, что тогда? Вот я бы отдал свою жену на позор и поношение и…
Н о р а. Тогда ты, в чем я ни секунды не сомневалась, взял бы все на себя: мол, во всем виноват я.
Х е л м е р. Нора!
Н о р а. Ты имеешь в виду, что я никогда не приняла бы от тебя такую жертву? Это и так понятно. Но что стоили бы мои клятвы против твоих слов? Вот чудо, о котором я мечтала в глубине своего страха. И чтобы не допустить его, я хотела свести счеты с жизнью.
Х е л м е р. Нора, я готов работать ради тебя дни и ночи, терпеть из-за тебя горе и страдания. Но никто не жертвует ради любимого человека честью.
Н о р а. Сотни тысяч женщин уже пожертвовали.
Х е л м е р. Ты мыслишь и говоришь как неразумный ребенок.
Н о р а. Возможно. Но ты мыслишь и говоришь не как мужчина, с которым я могу быть вместе. Когда прошел твой страх – страх не за меня, а за то, как это все отразится на тебе, – и опасность миновала, жизнь для тебя вернулась в прежнее русло, словно ничего не было. Я снова стала твоей маленькой ласточкой, твоей куколкой, которую ты решил впредь носить на руках с удвоенной осторожностью, раз она такая хрупкая и немощная. (Встает.) Торвалд, тогда до меня и дошло, что я восемь лет прожила с чужим человеком, родила от него троих детей… Нет, даже думать об этом не могу, так бы и растерзала себя.
Х е л м е р (мрачно). Понятно, понятно. Между нами, вижу, пролегла пропасть. Но Нора, неужели нельзя ее засыпать?
Н о р а. Такая, как сейчас, – я тебе не жена.
Х е л м е р. У меня есть силы стать другим.
Н о р а. Возможно… если куклу забрать.
Х е л м е р. Развестись – с тобой?! Нет, Нора, нет, это выше моего разумения.
Н о р а (выходя в соседнюю комнату). Тем более надо так сделать.
Возвращается с пальто и небольшим саквояжем, который ставит на стул у стола.
Х е л м е р. Нора, но не сию же минуту! Подожди до утра.
Н о р а (надевая пальто). Я не могу остаться на ночь в квартире чужого мужчины.
Х е л м е р. А мы не могли бы жить здесь как брат с сестрой?
Н о р а (завязывая шляпу под подбородком). Ты прекрасно знаешь, что так продолжалось бы недолго… (Накидывает шаль.) Прощай, Торвалд. Я не пойду к малышам. Я знаю, они в лучших руках, чем мои. Такая мать, как я сейчас, им ни к чему.
Х е л м е р. Но когда-нибудь, Нора, когда-нибудь…
Н о р а. Как знать? Пока я даже не знаю, что из меня выйдет.
Х е л м е р. Но ты мне жена – и какая есть, и какая станешь.
Н о р а. Торвалд, выслушай меня. Когда жена уходит из дома, как я сейчас, то по закону, насколько я слышала, муж освобождается от всех обязательств перед нею. Во всяком случае, я снимаю с тебя все обязательства. Чувствуй себя ничем не связанным, как и я. Мы оба совершенно свободны теперь. Вот твое кольцо. Дай мне мое.
Х е л м е р. Еще и это?
Н о р а. Да, это тоже.
Х е л м е р. Возьми.
Н о р а. Ну вот, и это позади. Ключи я кладу здесь. Прислуга в курсе всех хозяйственных дел, они справятся лучше меня. Завтра, после моего отъезда, зайдет Кристина и соберет мое приданое из отцовского дома. Его надо будет отправить мне вдогонку.
Х е л м е р. Позади?! Нора, и ты никогда не вспомнишь обо мне?
Н о р а. Наверно, я часто буду думать о тебе, о детях и об этом доме.
Х е л м е р. Могу я писать тебе?
Н о р а. Нет, никогда. Я не разрешаю.
Х е л м е р. Да, но я должен посылать тебе…
Н о р а. Нет, ничего не надо.
Х е л м е р. И помогать, если потребуется…
Н о р а. Я сказала "нет". Я ничего не приму от постороннего.
Х е л м е р. Нора, и я никогда не смогу стать для тебя ближе, чем посторонним?
Н о р а (беря саквояж). Ах, Торвалд, разве что случится невероятное чудо…
Х е л м е р. Скажи, какое?!
Н о р а. Если бы ты и я изменились настолько… Нет, Торвалд, я больше не верю в чудеса.
Х е л м е р. Зато я верю. Говори, говори. Если бы мы изменились настолько…
Н о р а. Что наша совместная жизнь стала бы семьей. Прощай.
Выходит в прихожую и уходит вон из дома.
Х е л м е р (опускается на стул у двери и зарывается лицом в ладони). Нора, Нора! (Озирается кругом, вскакивает.) Пусто. Ее нет. (В нем вспыхивает надежда.) Невероятное чудо?
На улице со стуком захлопывается калитка.
Привидения
Семейная драма в трех действиях, 1881
Действующие лица
Х е л е н а А л в и н г, вдова камергера, армейского капитана Алвинга.
О с в а л ь д А л в и н г, ее сын, художник.
П а с т о р М а н д е р с.
П л о т н и к Э н г с т р а н д.
Р е г и н а Э н г с т р а н д, живет в доме госпожи Алвинг.
Действие происходит в имении госпожи Алвинг в Западной Норвегии, на берегу большого фьорда.
Действие первое
Просторная зала, обращенная в сад, две двери по правой стене и одна – по левой. В центре круглый стол со стульями, на столе книги, журналы и газеты. Слева на авансцене окно, рядом с ним небольшой диванчик и столик для рукоделия. Зала переходит в зимний садик с огромными окнами, он несколько ýже залы и отделен от нее стеклянной стеной. В правом углу зимнего садика дверь в сад. Сквозь стеклянную стену виден фьорд, подернутый унылой пеленой дождя.
У садовой двери топчется колченогий плотник Э н г с т р а н д, сапог на левой увечной ноге подбит деревяшкой. Р е г и н а, с пустой лейкой в руках, не пускает его в дом.
Р е г и н а (тихо шипит) . Что тебе надо? Стой где стоишь. С тебя же льет.
Э н г с т р а н д. Это дождь Господень, детонька.
Р е г и н а. Черт его наслал, дождь этот.
Э н г с т р а н д. Бог мой, Регина, ну и выражения. (Прихрамывая, делает несколько шагов в комнату.) Но я хотел поговорить с тобой о другом.
Р е г и н а. Эй, потише клацай своей деревяшкой. Молодой хозяин спит.
Э н г с т р а н д. Спит? Средь бела дня?
Р е г и н а. Не твое дело.
Э н г с т р а н д. Я вчера выпил с ребятами…
Р е г и н а. Кто бы сомневался.
Э н г с т р а н д. Да, детонька, человек слаб.
Р е г и н а. Что да, то да.
Э н г с т р а н д. И несть числа искушениям в этом мире. Однако ж я, вот тебе крест, поутру в полшестого уже работал.
Р е г и н а. Да, да, а теперь отчаливай. Разводить с тобой рандеву у меня охоты нет.
Э н г с т р а н д. Чего тебе неохота разводить?
Р е г и н а. Неохота, чтобы ты тут кому-нибудь на глаза попался. Так что ступай своей дорогой.
Э н г с т р а н д (делает еще шаг в комнату). Э нет, не уйду я, разрази Господь, пока с тобой не поговорю. Сегодня к вечеру я закончу дела на стройке и ночным пароходом отчалю в город.
Р е г и н а (бурчит). Скатертью дорожка!
Э н г с т р а н д. Спасибо на добром слове, детонька. Завтра открытие приюта, веселье-гулянье, без хмельного не обойдется, понятное дело. А так уеду, и никто не скажет, что Якоб Энгстранд нипочем перед искушением не устоит.
Р е г и н а. Хо!
Э н г с т р а н д. Да, публика соберется почтенная. Сам пастор Мандерс ожидается с города.
Р е г и н а. Он сегодня приезжает.
Э н г с т р а н д. Вот видишь. А на черта мне сейчас позорить себя в его глазах, сама посуди.
Р е г и н а. Вот оно что. Опять козни строишь…
Э н г с т р а н д. Какие козни?
Р е г и н а (пристально глядя на него). Такие, чтоб оплести пастора Мандерса. Что теперь придумал?
Э н г с т р а н д. Тсс, тише, с ума сошла? Вовсе я не думал оплести пастора Мандерса… Он ко мне всегда с дорогой душой, разве ж я могу… Но потолковать я о другом пришел: хотел сказать, что нынче ночью еду в город.
Р е г и н а. Жду не дождусь.
Э н г с т р а н д. Дак я хочу забрать тебя с собой.
Р е г и н а (разинув рот). Ты хочешь… Чего ты сказал?
Э н г с т р а н д. Хочу, чтоб ты вернулась со мной домой.
Р е г и н а (насмешливо). Да ни в жисть я к тебе не вернусь!
Э н г с т р а н д. Это мы еще посмотрим.
Р е г и н а. Да уж посмотрим, еще как! Я, значит, выросла в доме госпожи камергерши Алвинг. Меня, значит, здесь почти как родную держат. И чтобы я уехала к тебе? В твой-то дом? Тьфу!
Э н г с т р а н д. Что за черт? Отцу перечить вздумала?
Р е г и н а (бормочет, не глядя на него). Ты сам вечно талдычишь, что я к тебе не касаюсь.
Э н г с т р а н д. Ну нашла, что вспомнить.
Р е г и н а. А не ты честил меня, обзывал меня словом… Фи донк!
Э н г с т р а н д. Нет, упаси Господи, этакого слова я никогда не говорил.
Р е г и н а. Угу, а то я не помню, какими словами ты меня крыл.
Э н г с т р а н д. Ну, разве когда перебрал малость. Несть числа искушениям в этом мире, Регина.
Р е г и н а. Ух!
Э н г с т р а н д. Притом это когда мамаша твоя мне перечила. Там уж чего не выдумаешь, чтоб ее позлить. А то она обожала цацу строить. (Передразнивает.) "Ах оставь меня, Энгстранд! Не тронь меня! Я три года служила в Росенволде у камергера Алвинга!" (Смеется.) Вот умора, прости Господи. Все не могла забыть, что капитан стал камергером аккурат, когда она тут служила.
Р е г и н а. Бедная мама… Ее ты быстренько доконал.
Э н г с т р а н д (вполоборота). Я во всем всегда виноват, знамо дело.
Р е г и н а (в сторону, вполголоса). Да еще нога эта. Тьфу!
Э н г с т р а н д. Что ты сказала, детонька?
Р е г и н а. Пье де мутон прямо.
Э н г с т р а н д. Это по-английски, что ль?
Р е г и н а. Да.
Э н г с т р а н д. Учености ты тут набралась, да. Вот и пригодится как раз.
Р е г и н а (помолчав). А на что я тебе в городе сдалась?
Э н г с т р а н д. И ты еще спрашиваешь, на что отцу его единственный ребенок? Тем более одинокому вдовцу, как я?
Р е г и н а. Мне ты голову не морочь. Зачем я тебе понадобилась?
Э н г с т р а н д. Ладно, скажу. Я решил начать свое дело.
Р е г и н а (презрительно фыркнув) . Опять? Сколько начинал, хоть бы раз что путное вышло.
Э н г с т р а н д. Но теперь сама увидишь, етить мою печенку…
Р е г и н а (топает ногой). Не ругайся тут!
Э н г с т р а н д. Молчу, молчу, детонька, ты права, права. Я хотел только сказать, что прикопил на стройке приюта немало деньжат.
Р е г и н а. Правда? Повезло тебе, при деньгах будешь.
Э н г с т р а н д. Здесь-то в деревне их и потратить не на что.
Р е г и н а. Ну? И что?
Э н г с т р а н д. Я, вишь, решил вложить деньги, чтоб иметь верный доход. В этакое заведение для моряков…
Р е г и н а. Вот ведь…
Э н г с т р а н д. Настоящее приличное заведение, не какой-нибудь там свинюшник для матросни. Нет, дери меня черт, только для чистой публики – капитанов, штурманов.
Р е г и н а. А я, значит, буду…
Э н г с т р а н д. Ты будешь помогать. Чтобы все выглядело галантерейно, ну, ты меня понимаешь. Детонька, тебе не придется хребет ломать. Устроим все, как ты захочешь.
Р е г и н а. Ну-ну.
Э н г с т р а н д. Барышня в таком месте позарез нужна, это как день ясно. Вечерами-то у нас все будет приятственно, песни, танцы, все такое. Сама смекай, это ж моряки, путники в житейском море . (Подвигается ближе.) Регина, не будь дурой, не становись сама у себя на пути. До чего ты тут дослужишься? Пусть хозяйка тебя выучила, что проку? Слыхал, ты будешь смотреть за ребятней в приюте. Разве это дело для тебя? Неужто ты только и мечтаешь гробить себя, сутки напролет утирая сопли грязным паршивцам?
Р е г и н а. Нет. Но если все пойдет, как я мечтаю, то… Может статься, все и получится… все получится…
Э н г с т р а н д. Что получится?
Р е г и н а. Не твое дело… А много ли ты денег-то прикопил?
Э н г с т р а н д. Всего до кучи сотен семь, а то и восемь.
Р е г и н а. Недурно.
Э н г с т р а н д. Для начала хватит, детонька.
Р е г и н а. И ты не думал со мной деньгами поделиться?
Э н г с т р а н д. Упаси Бог! Нет, нет, не думал.
Р е г и н а. Даже жалкого платьишка мне не купишь?
Э н г с т р а н д. Дак езжай со мной в город, будет у тебя платьев, сколько надо.
Р е г и н а. Еще чего! Собственноручно себе справлю, коли захочу.
Э н г с т р а н д. Отцовская рука вернее, Регина, в смысле направлять по жизни. Я сумею взять приличный домик на Малой Портовой. Денег на это много не надо. И устрою там такой вроде как дом моряка.
Р е г и н а. Да не хочу я к тебе! Я к тебе не касаюсь! Ступай отсюда.
Э н г с т р а н д. У меня ты недолго задержишься, детонька. На такое счастье я не рассчитываю. Тебе только смекалку проявить. Такая красотка, как ты стала в последние пару лет…
Р е г и н а. И чего?
Э н г с т р а н д. Глазом не моргнешь, как нарисуется штурман какой, а может, и капитан…
Р е г и н а. Я за таких не пойду. У моряков нету савуар вивру.
Э н г с т р а н д. Чего-чего нету?
Р е г и н а. Знаю я этих моряков, говорю. Они в мужья не годятся.
Э н г с т р а н д. Ну так и не ходи замуж. Внакладе все равно не останешься. (Доверительно.) Англикашка-то, с яхтой который, он ведь двенадцать сотен отвалил, а она не краше тебя была.
Р е г и н а (замахивается). Убирайся!
Э н г с т р а н д (дергается в сторону). Ну-ну. Ты же не будешь руки распускать, верно?
Р е г и н а. Буду! Станешь плохо о матери говорить, прибью. Убирайся, я сказала! (Гонит его к выходу.) И не хлопай дверью, молодой хозяин спит.
Э н г с т р а н д. Спит, ну да. Ишь, как ты о молодом Алвинге печешься… (Тише.) Неужто он…
Р е г и н а. Вон! Сию минуту! Совсем очумел старый. Нет, не сюда, там пастор Мандерс идет. Давай к черному ходу.
Э н г с т р а н д (шагнув вправо). Ухожу, ухожу, ладно. А ты потолкуй с пастором-то. Он тебе про дочерний долг разъяснит. Я ж тебе как-никак отец. Могу доказать по церковным книгам.
Уходит направо в дверь, которую Регина открывает, а потом сразу захлопывает за ним.
Регина быстро оглядывает себя в зеркале, обмахивает лицо платочком, поправляет завязанный бантом воротник блузки и снова принимается за цветы.