Л о н а. Чтобы ты на нее любовался, хотела я сказать. Иди уже!
Ю х а н. Иду, иду. С радостью. (Спускается в сад.)
Г о с п о ж а Б е р н и к. Лона, ты меня убиваешь своими речами. Ты же это не всерьез?
Л о н а. Клянусь тебе, всерьез. Она живая, здоровая, настоящая, вот такая жена и нужна Юхану за океаном. Это вам не старая сводная сестра.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Сама подумай – Дина! Дина Дорф!
Л о н а. Я думаю прежде всего о счастье мальчика. Он не по этой части, в барышнях и девчонках никогда разбираться не умел, так что тут я должна помочь.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Это Юхан-то? Извини, но у нас есть прискорбные доказательства, что…
Л о н а. Да пропади она пропадом, та дурацкая история! Куда Берник задевался? Я хочу с ним поговорить.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Лона, не смей этого делать, я сказала!
Л о н а. А я сделаю. Если она глянулась мальчику, а он ей, то они должны соединиться. Берник умный, он наверняка найдет выход.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Думаешь, у нас потерпят такое попрание приличий? Здесь не Америка!
Л о н а. Пустые слова, Бетти.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Чтобы такой человек, как Карстен, с его несгибамой твердостью в вопросах морали…
Л о н а. Чертовски несгибаемой, ага…
Г о с п о ж а Б е р н и к. Что ты посмела сказать?
Л о н а. Я посмела сказать, что вряд ли Берник по части морали крепче всех прочих мужиков.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Как же ты его ненавидишь! Но зачем ты вернулась, если так и не смогла забыть, что… У меня в голове не укладывается, что сперва ты его унизила, оскорбила, а теперь как ни в чем не бывало явилась ему на глаза.
Л о н а. Да, Бетти, в тот раз я вела себя некрасиво.
Г о с п о ж а Б е р н и к. А он великодушно простил тебя! Человек, на совести которого нет ни одного проступка! Разве он виноват, что ты питала какие-то надежды? А заодно с ним ты возненавидела и меня. (Рыдает.) Не простила мне моего счастья! И теперь явилась нарочно… Пусть весь город видит, в какую семью я ввела Карстена! Под ударом окажусь я, меня обольют помоями. Вот чего ты добиваешься. Как это мерзко с твоей стороны! (В слезах уходит в ближайшую левую дверь.)
Л о н а (провожает ее взглядом) . Бедняжка Бетти.
Б е р н и к выходит из своего кабинета.
Б е р н и к (еще в дверях) . Да, да, хорошо. Отлично, господин Крап. Отправьте четыреста крон на призрение бедных. (Оборачивается.) Лона! (Подходит ближе.) Ты одна? Бетти сюда не придет?
Л о н а. Нет. Или мне ее позвать?
Б е р н и к. Нет-нет-нет, что ты! Лона, Лона, ты не представляешь, как я мечтал поговорить с тобой начистоту, вымолить у тебя прощение.
Л о н а. Послушай, Карстен, давай без сантиментов, нам это не к лицу.
Б е р н и к. Нет, выслушай меня, Лона. Знаю, я ужасно выгляжу в твоих глазах теперь, когда ты узнала правду о матери Дины. Но клянусь тебе, это было минутное помешательство. На самом деле я искренне и честно был влюблен тогда в тебя.
Л о н а. По-твоему, зачем я приехала сюда?
Б е р н и к. Что бы ни было у тебя на уме, умоляю: ничего не предпринимай, пока я не оправдаюсь перед тобой. Я могу это сделать, Лона, по крайней мере – объяснить, как получилось.
Л о н а. Боишься?.. Говоришь, был влюблен в меня. Ты и в письмах тогда уверял меня в своей любви. Наверно, даже вполне искренне – ты обретался далеко от дома, в большом свободном мире, он дал тебе смелость мыслить широко и независимо. А что во мне больше характера, силы воли и самостоятельности, чем принято в этом городе, ты уже и сам заметил. Поскольку мы двое хранили все в тайне, ты ничем не рисковал – даже тем, что станут издеваться над твоим дурацким выбором.
Б е р н и к. Лона, как ты можешь думать…
Л о н а. Но когда ты вернулся домой, услышал колкости по моему адресу, а здесь на них не скупились, обнаружил, что хорошим тоном считается издеваться и насмешничать над моими выкрутасами, как их называли…
Б е р н и к. Ты в то время церемонностью не отличалась…
Л о н а. Мне просто нравилось дразнить местных блюстителей нравов в юбках и штанах… И когда ты встретил юную смазливую актриску…
Б е р н и к. Клянусь, из слухов, которыми полнился город, и десятая часть не была правдой. Пустое бахвальство…
Л о н а. Предположим. Но тут домой возвращается красавица Бетти, яркая, прелестная… Никто не может перед ней устоять, да к тому же становится известно, что тетушка отписала все наследство ей, а я не получу ни гроша…
Б е р н и к. Лона, вот мы и дошли до сути. Скажу как есть, без обиняков: я не любил тогда Бетти и порвал с тобой не из-за нового чувства, а из-за денег. Я был вынужден. Я обязан был заполучить эти деньги.
Л о н а. И ты говоришь мне это в глаза?
Б е р н и к. Да, говорю. Выслушай меня, Лона.
Л о н а. Хотя в письмах писал, что тобой овладела неодолимая страсть к Бетти. Взывал к моему великодушию, заклинал ради Бетти никому не рассказывать о нас…
Б е р н и к. Могу только повторить – я был вынужден.
Л о н а. Боже правый, тогда я ничуть не раскаиваюсь, что так вспылила на прощанье.
Б е р н и к. Позволь мне холодно и спокойно обрисовать тебе тогдашнее положение дел. Как ты помнишь, во главе семейного предприятия стояла моя мать, но у нее не было коммерческой хватки. Положение стало критическим, и меня спешно отозвали из Парижа возвращать фирму к жизни. И знаешь, что я обнаружил? Оказалось, но только пусть это останется тайной, что фирма разорена. Да, да, старинный уважаемый торговый дом, переживший три поколения, фактически обанкротился. Мне, единственному сыну, не оставалось ничего другого, как искать средства для спасения фирмы.
Л о н а. И ты спас фирму за счет женщины.
Б е р н и к. Ты прекрасно знаешь, что Бетти меня любила.
Л о н а. А я?
Б е р н и к. Поверь мне, Лона, ты никогда не была бы счастлива со мной.
Л о н а. Ты заплатил мной, заботясь о моем счастье?
Б е р н и к. Может, ты думаешь, я искал выгоды для себя и поэтому поступил так? Будь я один, я бы не побоялся начать сначала. Но ты не представляешь себе, как срастается коммерсант с делом, которое получает в наследство вместе с безмерной ответственностью. Горе и радость сотен, нет, тысяч людей зависели от меня. Ты понимаешь, как пострадал бы город, который и ты, и я называем родиной, если бы фирма Берников лопнула?
Л о н а. И пятнадцать лет ты живешь во лжи тоже ради блага общества?
Б е р н и к. Во лжи?
Л о н а. Что известно Бетти о твоей жизни до брака с ней и о его истинных причинах?
Б е р н и к. Зачем бы я без всякой пользы стал ранить ее признаниями?
Л о н а. Без пользы, ты сказал? Ах да, ты же коммерсант, тебе важны польза и выгода. Знаешь, Карстен, теперь я тоже хочу сказать холодно и спокойно. Ответь – сейчас ты правда счастлив?
Б е р н и к. В семейной жизни?
Л о н а. Хотя бы.
Б е р н и к. Да, Лона, счастлив. Твоя дружеская жертва в мою пользу была не напрасна. Рискну сказать, что с каждым годом счастье мое прирастает. Бетти добрая и покладистая. И поскольку с годами она научилась подстраиваться под мой характер…
Л о н а. Хм.
Б е р н и к. Сперва она ждала какой-то сказочной любви и отказывалась понимать, что мало-помалу любовь должна уступить место теплому дружескому участию.
Л о н а. Но теперь им обходится?
Б е р н и к. Полностью. Тебе стоит знать, что ежедневное общение со мной не прошло для нее бесследно, оно сделало ее мудрее. Только научившись не требовать друг от друга невозможного, люди могут сполна проявить себя в обществе, где им досталось жить. Бетти постепенно приняла это, поэтому сегодня наш образцовый дом – пример всему городу.
Л о н а. Но горожане не знают о лжи?
Б е р н и к. О лжи?
Л о н а. Да. О лжи, с которой ты прожил пятнадцать лет.
Б е р н и к. Ты называешь это?..
Л о н а. Ложью. Я называю это тройной ложью. Ты обманул меня, ты обманул Бетти, ты обманул Юхана.
Б е р н и к. Бетти никогда не требовала, чтобы я заговорил.
Л о н а. Потому что она ничего не знала.
Б е р н и к. И ты не станешь этого требовать – оберегая ее, не станешь.
Л о н а. Не стану. Мне насмешки, хохот и издевательства города нипочем, у меня спина крепкая.
Б е р н и к. И Юхан не станет, он мне обещал.
Л о н а. Но ты сам, Карстен? Неужто ничто в тебе не требует выпутаться изо лжи?
Б е р н и к. Я должен добровольно пожертвовать моим семейным счастьем и моим положением в обществе?!
Л о н а. Какое право ты имеешь на это положение?
Б е р н и к. Пятнадцать лет я каждый день мало-помалу завоевывал себе это право своим трудом, успехами и беспорочной жизнью.
Л о н а. Да, ты много сделал и многого добился, и для себя, и для других. Ты самый богатый и влиятельный человек в городе, перед твоей волей склоняются, не рискуя спорить, потому что считают тебя безупречным, твой дом – примерным, а поведение – образцовым. Но и великолепие, и сам ты стоите на зыбком болоте. Один миг, одно слово – и тебя утянет на дно вместе со всем великолепием, если не спасешься вовремя.
Б е р н и к. Лона, чего ты хочешь здесь добиться?
Л о н а. Хочу помочь тебе обрести твердую почву под ногами, Карстен.
Б е р н и к. Месть! Ты хочешь отомстить? Я так и думал. Но ничего у тебя не выйдет. Только один человек имеет право на разоблачение, а он будет молчать.
Л о н а. Юхан?
Б е р н и к. Да, Юхан. Если обвинять меня возьмется кто-то другой, я буду все отрицать. Когда меня хотят уничтожить, я бьюсь насмерть. Ничего у тебя не выйдет, я сказал! Тот, кто мог бы меня свалить, не откроет рта – и скоро уедет отсюда.
К о м м е р с а н т Р у м м е л ь и т о р г о в е ц В и г е л а н н выходят из правой двери.
Р у м м е л ь. День добрый, день добрый, дорогой Берник. Мы за тобой, пора идти в Торговый союз, у нас собрание по поводу железной дороги, ты же помнишь.
Б е р н и к. Я не могу сейчас. Это невозможно.
В и г е л а н н. Вы должны, господин консул, правда.
Р у м м е л ь. Ты обязан, Берник. Там будут наши противники, редактор Хаммер и прочие поборники приморской линий. Теперь они утверждают, что новый вариант попахивает чьей-то корыстной наживой.
Б е р н и к. Так объясните же им…
В и г е л а н н. Мои объяснения делу не помогут, господин консул.
Р у м м е л ь. Нет, нет, ты должен пойти сам. Тебя в шахер-махерах никто заподозрить не посмеет.
Л о н а. Что я и говорила.
Б е р н и к. Сказал ведь, не могу. Я плохо себя чувствую… или все же… дайте собраться…
Из двери справа появляется у ч и т е л ь Р ё р л у н д.
Р ё р л у н д. Прошу простить, господин консул. Вы видите меня в крайнем возмущении…
Б е р н и к. Да, да, что с вами стряслось?
Р ё р л у н д. Я должен задать вам вопрос, господин консул. С вашего ли согласия юная девушка, которая нашла приют под вашим кровом, прилюдно ходит по городу в сопровождении человека, который…
Л о н а. Какого человека, господин пастор?
Р ё р л у н д. В обществе человека, от которого особенно ей надлежит держаться как можно дальше.
Л о н а. Ха-ха!
Р ё р л у н д. Это с вашего ведома, господин консул?
Б е р н и к (берет шляпу и перчатки) . Я ничего не знаю. Простите, я спешу, меня ждут в Торговом союзе.
Т ё н н е с е н (входит из сада и направляется к ближайшей левой двери) . Бетти, Бетти, послушай!
Г о с п о ж а Б е р н и к (в дверях) . Что?
Т ё н н е с е н. Ты должна спуститься в сад и положить конец заигрываниям, которые некое лицо позволяет себе с Диной. У меня нервов не хватает слушать это.
Л о н а. Вот как? Что же это лицо говорит?
Т ё н н е с е н. Убеждает ее поехать с ним в Америку, вот что! Уф-уф-уф!
Р ё р л у н д. Да как это возможно!
Г о с п о ж а Б е р н и к. Что ты говоришь?!
Л о н а. Вот было бы чудесно!
Б е р н и к. Невозможно! Ты не так расслышал!
Т ё н н е с е н. Спроси его сам. Парочка сюда идет. А я постою снаружи.
Б е р н и к (Руммелю и Вигеланну) . Я вас догоню через минуту.
Коммерсант Руммель и торговец Вигеланн уходят направо. Из сада входят Ю х а н и Д и н а.
Ю х а н. Лона, ура! Она едет с нами!
Г о с п о ж а Б е р н и к. Но Юхан… что за безрассудство!..
Р ё р л у н д. Это правда? Какой грандиозный скандал! Какими приемами соблазнения вы…
Ю х а н. Потише, господин хороший. Что вы такое говорите?
Р ё р л у н д. Ответьте мне, Дина. Это ваша воля, вас к этому решению не принудили?
Д и н а. Я должна уехать отсюда.
Р ё р л у н д. Но чтобы с ним! С ним!..
Д и н а. Назовите мне здесь другого, кто решился бы взять меня с собой.
Р ё р л у н д. Извольте узнать правду об этом человеке!
Т ё н н е с е н. Молчите!
Б е р н и к. Ни слова больше!
Р ё р л у н д. Молчанием я сослужил бы дурную службу обществу, стражем морали и нравственности коего я поставлен; это было бы безответственно по отношению к юной особе, в воспитании коей я принял существенное участие, и она для меня…
Т ё н н е с е н. Побойтесь, не делайте этого!
Р ё р л у н д. Она должна знать! Дина, несчастья и позор на вашу мать навлек этот человек.
Б е р н и к. Господин учитель!!!
Д и н а (Юхану) . Это правда?
Ю х а н. Карстен, ответь ты.
Б е р н и к. Ни слова больше! Сегодня все молчат.
Д и н а. Значит, правда.
Р ё р л у н д. Правда, правда. И больше того. Этот человек, которому вы оказываете доверие, сбежал отсюда не с пустыми руками – консул может засвидетельствовать!
Л о н а. Лжец!
Б е р н и к. Ах!
Г о с п о ж а Б е р н и к. О Боже, Боже!
Ю х а н (идет к нему с поднятой рукой) . И ты смеешь!..
Л о н а (с мольбой) . Не бей его, Юхан!
Р ё р л у н д. Давайте, нападайте на меня. Но правду не удержишь под спудом, а это правда. Господин консул Берник сам так сказал, и весь город знает. Вот, Дина, теперь видите.
Короткая тишина.
Ю х а н (тихо, схватив Берника за руку) . Карстен, Карстен, что же ты наделал!
Г о с п о ж а Б е р н и к (тихо плачет) . Ах, Карстен, как я могла навлечь на тебя такой позор!
С а н с т а д (быстро входит в правую дверь и кричит с порога) . Господин консул, идите скорее! Весь план с железной дорогой висит на волоске!
Б е р н и к (рассеянно) . Что такое? Куда идти?
Л о н а (серьезно, с расстановкой) . Иди, зять, крепи опоры общества.
С а н с т а д. Да, идемте, идемте, нам нужен весь ваш моральный авторитет.
Ю х а н (стоя вплотную) . Берник, я поговорю с тобой завтра.
Уходит через сад; Берник понуро плетется направо вместе с торговцем Санстадом.
Действие третье
Зала в доме консула Берника.
Б е р н и к в ярости выходит из дальней комнаты с тростью в руке и оставляет дверь полуоткрытой.
Б е р н и к. И надо было наконец проучить его разок! Порку он небось запомнит. (Кому-то в комнате.) Что ты сказала? А я тебе скажу, что ты полоумная мать. Ты его оправдываешь, поддерживаешь во всех хулиганствах. Не хулиганство? А что это, по-твоему: сбежать ночью из дома, уйти в море на рыбацкой шхуне, пропасть на полдня, заставив меня умирать от страха. Будто мало мне забот! И этот сопляк еще смеет угрожать мне, что сбежит из дома! Пусть попробует… Ты? Так я и думал; на его благо тебе плевать. Пусть рискует жизнью, тебе и дела нет… Что? Да, я, знаешь ли, собираюсь оставить после себя дело, и мне не с руки оказаться бездетным. Никаких возражений, Бетти! Как я сказал, так и будет: он под домашним арестом… (Прислушивается.) Тсс, чужие ничего не должны заметить.
П о в е р е н н ы й К р а п входит справа.
К р а п. У вас найдется минутка, господин консул?
Б е р н и к (бросает трость) . Конечно. Вы были на верфи?
К р а п. Прямиком оттуда. Хм…
Б е р н и к. И? Только не говорите, что с "Пальмой" не все в порядке.
К р а п. "Пальма" может сниматься с якоря завтра, но…
Б е р н и к. Значит, "Индиан гёрл"? Я так и знал, что этот упрямый…
К р а п. "Индиан гёрл" тоже может отчаливать завтра – но далеко она не уйдет.
Б е р н и к. Что вы имеете в виду?
К р а п. Простите, господин консул, – эта дверь закрыта неплотно, и там кто-то есть…
Б е р н и к (закрывает дверь) . Теперь закрыто плотно. И чего никто не должен слышать?
К р а п. Мастер Ауне задумал пустить ко дну "Индиан гёрл" со всем живым и мертвым грузом.
Б е р н и к. Боже милостивый, да как вы можете обвинять?..
К р а п. Никак иначе не могу объяснить себе происходящее, господин консул.
Б е р н и к. Так, изложите мне коротко…
К р а п. Постараюсь. Вы знаете, как туго идет работа на верфи с новыми машинами и новыми неумелыми рабочими.
Б е р н и к. Да, да.
К р а п. Но когда я заходил утром, то обратил внимание, как продвинулись работы на американце. Днище – вы помните эту прореху, совершенно прогнивший кусок?..
Б е р н и к. И что?
К р а п. Выглядит как новенькое, полностью обшито, якобы заделано – говорят, Ауне самолично работал при свечах всю ночь.
Б е р н и к. Хорошо. И что?
К р а п. Меня это насторожило. Народ как раз завтракал, и я нашел повод незаметно осмотреть все внутри и снаружи. В трюм еле пробрался, судно уже загружено. Но я уверился в своих подозрениях. Это чистой воды обман, господин консул.
Б е р н и к. Не могу поверить вам, господин Крап. Не могу и не хочу верить такому об Ауне.
К р а п. Так самому больно, но это чистая правда. Шпангоуты, как я понимаю, никто не менял, так – подконопатили, натолкали пеньки, подтерли, прижали, подрихтовали и готово. Чистый обман! "Индиан гёрл" никогда не доберется до Нью-Йорка, пойдет ко дну, как худая кастрюля.
Б е р н и к. Чудовищно! Но зачем было ему так делать?
К р а п. Хотел, возможно, посеять сомнения в достоинствах машин, хотел отомстить, надеялся на возвращение уволенных рабочих.
Б е р н и к. Ценой, вероятно, множества человеческих жизней?
К р а п. Он давеча обронил, что на борту "Индиан гёрл" нет людей, одна нечисть.
Б е р н и к. Предположим. Но неужто его не заботит, что погибнет огромный капитал?
К р а п. Ауне не печется о больших капиталах, господин консул.
Б е р н и к. Ничего не скажешь, это правда. Ауне смутьян и подстрекатель, но такая бессовестная низость… Послушайте, Крап. В этом деле надо все еще раз проверить. Пока никому ни слова. Если об этом поползут слухи, наша верфь будет опозорена.
К р а п. Само собой, но…
Б е р н и к. В обед изучите все в трюме хорошенько, мне нужна полная ясность и доказательства.