К р а п. Слушаюсь, господин консул. Но прошу простить – что вы собираетесь предпринять?
Б е р н и к. Заявить куда следует, естественно. Мы не станем соучаствовать в преступлении. Мне такого на совести не надо. К тому же и на прессу, и на город произведет хорошее впечатление, что я отодвигаю в сторону личный денежный интерес ради торжества справедливости.
К р а п. Очень верно, господин консул.
Б е р н и к. Но прежде всего – полная уверенность. И молчание до поры до времени…
К р а п. Никому ни слова не скажу, господин консул. А доказательства вы получите. (Проходит через сад и выходит на улицу.)
Б е р н и к (вполголоса) . Возмутительно! Да нет, это невозможно – невообразимо!
Направляется к себе в кабинет, и в это время справа входит Х и л м а р Т ё н н е с е н.
Т ё н н е с е н. Привет, Берник! Что ж, поздравляю со вчерашней победой в Торговом союзе.
Б е р н и к. А, спасибо.
Т ё н н е с е н. Я слышал, это была блистательная победа интеллигентности и гражданственности над эгоизмом и предрассудками, сравнимая с рейдом французов против кабилов. Поразительно, что ты после неприятного инцидента утром…
Б е р н и к. Да Бог с ним.
Т ё н н е с е н. Но главная битва еще впереди.
Б е р н и к. Битва за железную дорогу?
Т ё н н е с е н. Да. Ты ведь в курсе, что редактор Хаммер стряпает дело?
Б е р н и к (настороженно) . Нет. А что он стряпает?
Т ё н н е с е н. Он ухватился за эти расплодившиеся слухи и непременно желает сварганить из них газетную статью.
Б е р н и к. Слухи о чем?
Т ё н н е с е н. О сплошной скупке земель вдоль будущей железнодорожной ветки, естественно.
Б е р н и к. Что ты говоришь?! Ходят такие слухи?
Т ё н н е с е н. Да, город ими полнится. Я бездельничал в клубе и слышал там, что какой-то наш городской стряпчий потихоньку скупил по доверенности все леса, рудники и водопады…
Б е р н и к. А говорят, для кого?
Т ё н н е с е н. В клубе считают, что, видно, какая-то компания из другого города разнюхала о твоих планах и давай проворничать, пока цены не подскочили. Вот ведь подлецы! Уф.
Б е р н и к. Подлецы?
Т ё н н е с е н. Да. И чужаки, которые так себя ведут в наших владениях, и тот городской стряпчий, который взялся исполнять поручение. Теперь озолотимся не мы, а пришлые.
Б е р н и к. Но это всего лишь пустые слухи.
Т ё н н е с е н. В них с ходу поверили, а как завтра или послезавтра редактор Хаммер их пропечатает, так станут фактом. В верхах все раздосадованы. Сам слышал, несколько человек говорили, что, если слухи подтвердятся, они снимут свои имена из подписных листов.
Б е р н и к. Невозможно!
Т ё н н е с е н. Да? А ты думаешь, почему все эти выжиги с такой охотой поддержали твой план? Думаешь, они не хотели сами нагреть на нем руки?
Б е р н и к. Невозможно, я сказал. В нашем малом обществе достаточно гражданственности, чтобы…
Т ё н н е с е н. Нашем? Ты оптимист и судишь других по себе, но такой искушенный наблюдатель, как я… Здесь нет ни одного, ни единого человека, за исключением нас, разумеется, кто бы держал идеалы высоко, как знамя. (Пятится в глубь сцены.) Уф, опять они!
Б е р н и к. Кто?
Т ё н н е с е н. Американцы наши, оба двое. (Всматривается вдаль.) А кто это с ними? Бог мой, с ними капитан "Индиан гёрл". Уф!
Б е р н и к. На что он им сдался?
Т ё н н е с е н. Одна шатия. И капитану бы рабами торговать или на море разбойничать, и про этих мы не знаем, чем они там занимались столько лет.
Б е р н и к. Послушай, я уже сказал – совершенно неправильно так о них думать.
Т ё н н е с е н. Ах да, ты же оптимист. О нет, снова они на нашу голову… вот что, пока не поздно, попробую я… (Идет к двери налево.)
Л о н а входит справа.
Л о н а. Эй, Хилмар, от меня сбегаешь?
Т ё н н е с е н. Вовсе нет. Я тут застрял, а у меня спешное дело к Бетти. (Уходит в дальнюю левую комнату.)
Б е р н и к (помолчав) . Так что, Лона?
Л о н а. А?
Б е р н и к. Как я выгляжу в твоих глазах сегодня?
Л о н а. Как вчера. Одной ложью больше, одной меньше.
Б е р н и к. Ты видишь все в неверном свете. А где Юхан?
Л о н а. Скоро придет. Ему надо поговорить с одним человеком.
Б е р н и к. Ты, должно быть, поняла из вчерашнего, что, если правда выйдет наружу, моя жизнь кончена.
Л о н а. Поняла.
Б е р н и к. Само собой разумеется, я не виноват в преступлении, о котором в городе разошлись слухи.
Л о н а. Это понятно, само собой. Но кто украл?
Б е р н и к. Никто. Не было ни вора, ни воровства, ни гроша не пропало.
Л о н а. То есть?
Б е р н и к. Ни гроша не пропало, я сказал.
Л о н а. А слухи? Как возник этот позорящий Юхана слух, что…
Б е р н и к. Лона, мне кажется, с тобой я могу говорить не как со всеми. Я не хочу ничего от тебя скрывать. Возникновению этого слуха поспособствовал я.
Л о н а. Ты? И ты посмел оболгать человека, который…
Б е р н и к. Осуждая, не забывай, как тогда обстояли дела. Я вчера рассказал тебе. Вернувшись домой, я обнаружил, что мать безрассудно впуталась в несколько афер сразу, на нас одна за другой сыпались все возможные неприятности, семейная фирма дышала на ладан, зло как будто решило взять нас штурмом. Мной руководили отчаяние пополам с бесшабашностью. Лона, мне кажется, я начал интрижку, из-за которой Юхану пришлось уехать, просто чтобы забыться.
Л о н а. Хм…
Б е р н и к. Можешь себе представить, сколько слухов поползло, когда вы уехали?! Припомнили, что это не первая его выходка. Говорили, что Дорф получил круглую сумму в отступное за свое молчание и отъезд; другие утверждали, что денег дали ей. В то же время все видели, что наша фирма с трудом расплачивается по своим обязательствам. Понятно, что сплетники довольно быстро увязали одно с другим. Поскольку она осталась здесь и нищенствовала, то утвердилась версия, что он прихватил деньги с собой в Америку. И сумма все росла и росла.
Л о н а. А ты, Карстен?
Б е р н и к. Я ухватился за этот слух как за соломинку.
Л о н а. И подлил масла в огонь?
Б е р н и к. Я слухи не опроверг. Кредиторы не давали нам житья, мне надо было во что бы то ни стало успокоить их, чтобы у них не закралось и тени подозрений в надежности нашей фирмы: да, нас постигло несчастье, надо подождать, не наседать, мы со всеми непременно расплатимся.
Л о н а. И расплатились?
Б е р н и к. Да, Лона. Этот слух спас наше семейное дело и обеспечил мне мое сегодняшнее положение.
Л о н а. То есть твое положение обеспечено ложью?
Б е р н и к. Кому она тогда навредила? Юхан не собирался возвращаться.
Л о н а. Ты спрашиваешь, кому навредила ложь? Загляни в свою душу – а она не пострадала тогда?
Б е р н и к. Кому в душу ни загляни, всегда найдешь червоточину, которую человек красиво замазывает.
Л о н а. И вы называете себя столпами общества!
Б е р н и к. Лучшей опоры у общества нет.
Л о н а. А зачем ему опоры, для чего поддерживать такое общество? Что здесь в чести? Ложь и уловки, больше ничего. Вот ты, лучший человек города, благоденствуешь в роскоши и счастье, в силе и славе, а ведь ты опорочил невинного человека, ославил его как преступника.
Б е р н и к. Думаешь, я недостаточно глубоко осознаю, что обошелся с ним несправедливо? Думаешь, я не готов это исправить?
Л о н а. Как исправить? Ты расскажешь правду?
Б е р н и к. И ты могла бы это потребовать?
Л о н а. А как еще можно исправить такую несправедливость?
Б е р н и к. Я богат, Лона. Юхан может потребовать сколько хочет…
Л о н а. Отлично. Предложи ему денег и послушай, что он тебе ответит.
Б е р н и к. Ты знаешь, какие у него планы?
Л о н а. Нет. Он молчит со вчерашнего дня. Все это в одночасье превратило его во взрослого зрелого мужчину.
Б е р н и к. Я должен с ним поговорить.
Л о н а. Вот и он.
Справа входит Ю х а н.
Б е р н и к (делает движение ему навстречу) . Юхан!
Ю х а н (уклоняется) . Начну я. Вчера я дал тебе слово молчать.
Б е р н и к. Да, ты дал слово.
Ю х а н. Но тогда я еще не знал…
Б е р н и к. Юхан, позволь мне в двух словах объяснить тебе суть дела.
Ю х а н. В этом нет нужды. Я все отлично понимаю. Фирма в ту пору была в тяжелом положении, я уехал, мои беззащитные имя и репутация оказались в твоем распоряжении. Я не очень виню тебя, мы были молоды и легкомысленны. Но сейчас мне необходима правда, и ты должен заговорить.
Б е р н и к. Как раз сейчас мне необходим весь мой моральный, весь нравственный авторитет, поэтому сейчас я заговорить не могу.
Ю х а н. Я не принимаю близко к сердцу байку о моих похождениях, которую ты породил. Но за то, другое, ты должен взять вину на себя. Дина станет моей женой, я собираюсь остаться и строить с ней жизнь здесь, в городе.
Л о н а. Ты решил так?
Б е р н и к. С Диной? Как законной женой? Здесь в городе?
Ю х а н. Да, именно здесь в городе. Я хочу поселиться тут назло клеветникам и сплетникам. Но я не смогу добиться Дины, ты должен меня освободить.
Б е р н и к. Ты понимаешь, что признавшись в одном, я тем самым возьму на себя и второе? И не говори, что по бухгалтерским книгам видно, что деньги не пропадали. Ничего не видно, потому что наши бухгалтерские книги тогда велись кое-как. Но даже если бы я мог предъявить цифры, чего бы я этим добился? Я все равно буду выглядеть как человек, который спас себя неправдой и который пятнадцать лет позволял этой неправде и всему, что на нее наслоилось, спокойно укореняться, пальцем не пошевелил, чтобы этому помешать. Ты наверно забыл, как устроено местное общество, иначе понимал бы, что со мной в ту же секунду будет покончено раз и навсегда.
Ю х а н. Я могу сказать тебе только, что возьму дочь мадам Дорф в жены и буду жить с ней здесь, в городе.
Б е р н и к (вытирает пот со лба) . Послушай меня, Юхан – и ты тоже, Лона. Я сейчас, как раз в эти дни, нахожусь в положении чрезвычайном. Настолько, что, если вы нанесете мне этот удар сегодня, вы меня уничтожите. Но не только лично меня, а еще и великое и благое будущее этого общества, которое все же остается вашим отчим домом.
Ю х а н. А если я не нанесу тебе этот удар, то собственными руками уничтожу свое будущее и свое счастье.
Л о н а. Продолжай, Карстен.
Б е р н и к. Тогда выслушайте меня. Суть дела в железной дороге, и с ней все гораздо сложнее, чем вы думаете. До вас наверняка дошли рассказы, что в прошлом году обсуждалось строительство приморской железной дороги. За прокладку ее вдоль моря ратовали многие люди с именем и весом и в городе, и в округе, и в прессе. Но я сорвал этот план, потому что он угрожал прибрежному пароходному сообщению.
Л о н а. А в прибрежном пароходном сообщении ты заинтересован лично?
Б е р н и к. Да. Но никто не рискнул заподозрить тут связь, мое почтенное имя послужило мне защитой. К слову сказать, сам я лично выдержал бы потери из-за дороги, а город – нет. В итоге было решено вместо прибрежной строить дорогу через внутренние районы. Как только такое решение было принято, я принялся тишком проверять, нельзя ли заодно проложить боковую ветку к нам в город.
Л о н а. А почему тишком, Карстен?
Б е р н и к. До вас дошли слухи о сплошной скупке лесов, рудников и водопадов?
Ю х а н. Да, какая-то пришлая компания…
Б е р н и к. Сейчас вся эта собственность в разных руках, разбросана неудобно, так что владельцы никакой ценности в ней не видят и продавали относительно дешево. Если бы хозяева предполагали, что к ним придет железная дорога, они бы взвинтили цены.
Л о н а. Понятно. И что?
Б е р н и к. И вот мы дошли до того, что может быть воспринято двояко и на что в нашем обществе может пойти только всеми уважаемый человек с незапятнанной репутацией, которая станет ему опорой.
Л о н а. И?
Б е р н и к. Все скупил я.
Л о н а. Ты?
Ю х а н. На свои деньги?
Б е р н и к. На свои. Если к нам проложат дорогу, я стану миллионером, а не проложат – разорюсь.
Л о н а. Это рискованно, Карстен.
Б е р н и к. Я рискнул всем своим состоянием.
Л о н а. Я подумала не о состоянии. Но когда эта афера откроется…
Б е р н и к. Да, это узловой вопрос. С безупречной репутацией, которая была у меня до сих пор, я мог взять все на себя: выйти к согражданам и сказать – посмотрите, на какой риск я пошел ради блага общества.
Л о н а. Общества?
Б е р н и к. Да, и ни один человек не усомнился бы в моих намерениях.
Л о н а. Но в городе есть люди, которые, не в пример тебе, действуют открыто, без задних мыслей, не ищут личной выгоды.
Б е р н и к. Кто?
Л о н а. Руммель, естественно, и Санстад, и Вигеланн.
Б е р н и к. Чтобы заручиться их поддержкой, я вынужден был взять их в долю.
Л о н а. Да?
Б е р н и к. Они выговорили себе пятую часть прибыли.
Л о н а. Ох уж эти столпы общества!
Б е р н и к. Но разве общество не само вынуждает нас ходить кривыми дорожками? Что бы произошло, действуй я открыто? Все бы кинулись в это предприятие, растащили, раздробили, извратив и испортив все дело. В городе нет ни одного человека, за исключением меня, кто может стать во главе предприятия такого размаха. Вообще у нас в стране только приезжие понимают что-то в большой коммерции. Так что в этой части совесть моя чиста. Только в моих руках это благодатное дело долго и надежно будет давать хлеб насущный многим людям.
Л о н а. Думаю, Карстен, в этом ты прав.
Ю х а н. Этих многих людей я не знаю, а счастье моей жизни поставлено на карту.
Б е р н и к. На карту поставлено и процветание твоего родного города. В нашем обществе легкомысленные юношеские эскапады не прощаются. Сограждане прощупают и пронюхают всю мою жизнь, найдут тысячу мельчайших проступков, истолкуют и перепишут их в свете разоблачающих меня откровений. Меня задавят насмерть сплетнями и пересудами. Меня вынудят выйти из железнодорожной концессии, а без меня она рухнет. И мою гражданскую смерть довершит финансовый крах.
Л о н а. Юхан, раз так, ты должен уехать и молчать.
Б е р н и к. Да, Юхан, да – ты должен!
Ю х а н. Хорошо, я промолчу и уеду. Но я вернусь и тогда заговорю.
Б е р н и к. Юхан, останься там за океаном и молчи, а я готов делиться с тобой…
Ю х а н. Оставь свои деньги себе, а мне верни имя и честь.
Б е р н и к. Пожертвовав моими?!
Ю х а н. Выпутывайтесь сами, ты и твое общество. А я могу и хочу получить Дину, и получу. Я уеду завтра на "Индиан гёрл", но…
Б е р н и к. На "Индиан гёрл"?
Ю х а н. Да, капитан обещал взять меня. Съезжу, продам там ферму, завершу дела и вернусь через два месяца.
Б е р н и к. И тогда заговоришь?
Ю х а н. Тогда виновный должен будет сам признаться.
Б е р н и к. Ты забыл, что тогда мне придется взять на себя и то, в чем я не виноват?
Ю х а н. А кто пятнадцать лет назад нагрел руки на этой позорной байке?
Б е р н и к. Не загоняй меня в угол! Если ты заговоришь, я от всего открещусь! Скажу, что это заговор против меня, месть, что ты приехал вымогать у меня деньги.
Л о н а. Стыдно, Карстен!
Б е р н и к. Положение мое отчаянное, и я буду биться насмерть. От всего открещусь, от всего!
Ю х а н. У меня есть два твоих письма. Я нашел их в чемодане среди бумаг. Утром я перечитал их – из них все ясно.
Б е р н и к. И ты предъявишь их?
Ю х а н. Если потребуется.
Б е р н и к. И ты вернешься через два месяца?
Ю х а н. Надеюсь. Ветер крепкий. Через три недели я в Нью-Йорке. Если только "Индиан гёрл" не пойдет ко дну.
Б е р н и к (потрясенно) . Пойдет ко дну? Почему она должна пойти ко дну?
Ю х а н. Не должна, я тоже так думаю.
Б е р н и к (не слыша его) . Пойдет ко дну?
Ю х а н. Ну все, Берник, теперь ты знаешь, что я намерен делать, подумай об этом. Прощай! Кланяйся Бетти, хотя она встретила меня не по-сестрински. Но Марту я хочу повидать. Она должна сказать Дине… она должна обещать мне… (Уходит в дальнюю дверь слева.)
Б е р н и к (сам с собой) . "Индиан гёрл"?! (Быстро.) Лона, ты должна помешать этому.
Л о н а. Карстен, сам видишь – у меня нет больше власти над ним. (Уходит вслед за Юханом в комнату слева.)
Б е р н и к (в тревожной задумчивости) . Пойдет ко дну?
Справа входит корабельный мастер А у н е.
А у н е. Прошу простить. Удобно ли господину консулу сейчас?..
Б е р н и к (резко обернувшись) . Что вы хотели?
А у н е. Попросить позволения задать консулу вопрос.
Б е р н и к. Ладно, давайте быстро. О чем вы хотели спросить?
А у н е. Я хотел спросить: это ваше последнее слово – и неизменное, – что меня уволят, если "Индиан гёрл" не уйдет в море завтра?
Б е р н и к. Что еще опять? Судно будет готово завтра.
А у н е. Ну да, будет… А если нет, меня рассчитают?
Б е р н и к. К чему эти пустые вопросы?
А у н е. Я хочу знать наверняка. Скажите, господин консул, меня уволят?
Б е р н и к. Обычно я держу свое слово или нет?
А у н е. Значит, я лишился бы завтра своего положения дома и в ближнем кругу, потерял влияние среди рабочих, не имел больше возможности помочь самым бедным и бесправным в нашем обществе.
Б е р н и к. Ауне, этот вопрос мы с вами обсудили.
А у н е. Понятно. Пусть тогда "Индиан гёрл" выходит завтра в море.
Пауза.
Б е р н и к. Послушайте. Я не могу лично следить за всем, не могу отвечать за все. Вы беретесь дать мне заверения, что ремонт выполнен безупречно?
А у н е. Вы дали мне мало времени, господин консул.
Б е р н и к. Но работы выполнены сносно, говорите вы?
А у н е. Сейчас середина лета и хорошая погода.
Снова пауза.
Б е р н и к. Вы хотите мне еще что-то сказать?
А у н е. Что еще я могу сказать, господин консул?
Б е р н и к. Значит, "Индиан гёрл" мы отправляем.
А у н е. Завтра?
Б е р н и к. Да.
А у н е. Ладно. (Кланяется и уходит.)
Берник некоторое время стоит в нерешительности, потом поспешно идет к входной двери, словно бы намереваясь вернуть Ауне, берется за ручку, но останавливается в смятении, и в ту же минуту дверь распахивается снаружи, входит п о в е р е н н ы й К р а п.
К р а п (вполголоса) . Ага, приходил. Ну что, признался?
Б е р н и к. Хм… Вы что-то узнали?