- Ну зачем ты так, капитан? - Голос майора звучал почти ласково. - Я понимаю, ты ко мне относишься с предубеждением, но, поверь, всё дело в той ночной стрелянине. Я не хотел говорить при шофере, дело ещё не ясное. Ну, подумай сам, пистолет ладно, оружия у всех навалом, но зачем ворюге карманы гранатами набивать?
- Но чего ему от нас надо? - недоумённо спросил отец, и Сашке зримо представилось, что он развёл руками.
- Да не от вас, - возразил майор и принялся терпеливо объяснять: - Мы выяснили, в твоём доме раньше жил инженер Бачинский. Так вот, я уверен, что это не к вам, а к нему лезли.
- К нему? - удивился отец и совсем другим тоном спросил: - А что тот, подстреленный, не говорит ничего?
- Не совсем. Вообще-то сказал кое-что, - майор сделал небольшую паузу и только потом закончил: - В общем, убили его.
- Как это, убили?
- А так, убили и всё. А мы, считай, дали маху.
- Невероятно!
- Вот и мы так думали. Он же плох был, его в госпиталь поместили, в отдельную палату. Само собой, часового приставили. А под утро часовой слышит, в палате шум. Он туда, а раненый уже хрипит. Часовой подумал, ему плохо, врача вызвал, но пока тот прибежал, раненый кончился. Начали осматривать, а у него две ножевые раны, и обе смертельные. Кинулись искать. Нашли только следы под окном. Кто-то со второго этажа спрыгнул. Вообще-то там по углу подняться можно и в окно влезть. Недосмотрели сразу, а теперь локти кусаем.
- Но госпиталь же не монастырь, крепость, - изумился отец.
- Сам знаю, что крепость. Ну, оцепили, конечно, да и своя охрана там есть. Сад прочесали, дом вверх дном перевернули. Нет никого. А вот что самое интересное. Когда часовой всполошился, раненый ещё жив был. И то ли узнал часового, то ли за кого другого принял, но сказать успел: "Ищите в камине". Думаю, умирающий правду сказал. Не было ему расчёта врать, да и ясно, не иначе как свои его прирезали. А раз так, то и счет другой пошёл. Но учти, капитан, это дело серьёзное. Проникнись.
- Я понял. - Теперь в голосе отца зазвучала военная чёткость. - Что будем делать?
- Искать здесь, в камине.
- А может, в комине? - предположил отец.
- Может, и в комине, - согласился майор и вроде как сам с собой начал рассуждать: - Но часовой уверяет, камин, это раз, камин в твоём доме только здесь, это два и, кстати, тот злодюга именно сюда лез, это три. Убедительно?
- Значит, будем искать неизвестно что, неизвестно где, так?
- Почти так.
В разговоре наступила пауза, потом Сашкин отец снова заговорил:
- А может, не ломать голову и сразу разобрать к чёртовой матери?
- Это мы всегда успеем. Думаю, чем меньше глаз, тем лучше. А так, пока знаем ты да я, это раз, злодюжка, ясное дело, камин разбирать не стал бы, это два, а тишком-нишком, может, и мы что отыщем, это три. Убедительно?
- Вполне.
Сашка услышал, как кто-то там, в комнате, постучал чем-то металлическим по кафелю и навострил уши. Потом он осторожно выглянул и увидел, как отец и майор, сидя на корточках, выбирают из-за каминной решётки набитую туда по летнему времени всякую всячину.
Сначала Сашка следил внимательно, но потом ему надоело. Он сел на место и, держа раскрытую книгу перед собой, прислушивался, ожидая, что вот-вот в камине найдут что-нибудь необыкновенное. Но стук по кафелю звучал однотонно, и даже Сашке, мало искушённому в таких делах и слышавшему этот глухой звук через окно, было ясно, что никаких пустот в камине нет.
Однако едва Сашка начал прикидывать, что же там может быть спрятано, как послышался лёгкий металлический скрежет, а затем довольный голос отца:
- Ага, попался, который кусался!
Сашка немедленно заглянул за штору и увидел, что отец показывает майору выдвинутую каминную доску, которая, выходит, не была плотно заделана, а как-то снималась. Потом отец оставил доску в покое, и они с майором начали осматривать что-то внутри камина.
Через минуту сосредоточенной возни майор удовлетворённо произнёс:
- Ну, вроде нашли, - и так резко выпрямился, что Сашка еле успел юркнуть назад за штору.
Что именно нашли, он понять не мог, поскольку кроме спин отца и майора, попеременно заглядывавших под крышку, ничего не видел. Но по крайней мере оттуда вроде ничего особого не вынимали. В конце концов послышалось, как крышка с глухим стуком стала на место и голос отца констатировал:
- Итак, в камине пусто.
- Пусто, - подтвердил майор, однако добавил: - Но что-то там наверняка было.
- Может, и было…
- Было, было! Иначе зачем сюда лезть? Вот только б узнать, кто лез? Тот, кто клал, или кто другой?
Видимо, майор начал опять рассуждать вслух, и Сашкин отец предположил:
- Клал, наверное, инженер.
- Знать бы лучше, что там лежало, - заметил майор. - Потому как допускаю, что и у хозяина могли красть. Кстати, Владислав Бачинский во время оккупации пропал неизвестно куда, так что с этой стороны глухо, и как к этому делу подойти, пока неясно.
Ещё с минуту из комнаты долетал шорох, потом внутренние двери хлопнули и сдвоенные шаги стихли. Ещё через какое-то время со двора долетели обрывки разговора, потом заработал автомобильный мотор, и Сашка понял, что отец с майором куда-то поехали.
Едва уяснив, что в комнате уже никого нет, Сашка заглянул в окно. Всё вроде бы стояло на своих местах. На всякий случай минут пять Сашка прислушивался и только потом залез на подоконник. Неслышно соскочил на пол, на цыпочках подошёл к камину и двумя руками ухватился за мраморную каминную доску.
Однако, сколько хлопец ни дёргал, она держалась прочно. Убедившись, что так ничего не выйдет, Сашка присел. И тут он неожиданно заметил пыльную полоску, что тянулась по полу. Посмотрел, откуда могла просыпаться пыль, и, углядев почти незаметные шишечки под доской, осторожно нажал на них. Почувствовав, как они легко утопились внутрь, Сашка снова потянул доску, и теперь она выехала далеко вперёд. Хлопец нетерпеливо заглянул за неё и увидел пустой тайник, в дальнем углу которого тускло поблёскивали латунью три стреляные гильзы от парабеллума…
Встреча в лесу
Положив голову на край бестарки, Ярко задумчиво смотрел, как расхлябанное колесо то подходило съезженным ободом вплотную к доске, то заваливалось далеко в сторону. Перед ним маячила широкая спина дядьки и кованые поручни перекидного сиденья, обмотанные поверх ветоши сыромятным шнурком. Дядька забрал племянника к себе погостить, и Ярко, устроившийся в задке повозки, всё больше отдавался радостному предвкушению ожидавшего его деревенского приволья.
Между тем бестарка перевалила песчаный холм, заросший мачтовыми соснами, и запрыгала по корневищам, не поддававшимся ни ободам, ни подковам. Потом полуденно-жаркий сосняк сменился густым подлеском, превратившим дорогу в сплошной зелёный тоннель. Лошади с рыси перешли на шаг, и колеса покатились мягкой наезженной колеёй. Здесь совсем не трясло, лесной воздух умерил жару, и Ярку неудержимо потянуло в сон. Мальчишка поплотнее зарылся в солому, намостил под голову скомканный пиджак и, убаюканный монотонным позваниванием сбруи, задремал.
Ярко проснулся оттого, что дядька осторожно тыкал ему в бок кнутовищем. Хлопец поднял взлохмаченную голову и недоумённо осмотрелся. Бестарка стояла на пересечении дороги с просекой возле покосившегося столбика с облезлой цифрой восемь на плоском вырезе. Ярко глянул на просеку и испуганно замер. К стоявшей телеге не спеша подходили двое. Дядька, увидев, что Ярко проснулся, бросил кнут и начал дрожащей рукой подтягивать вожжи.
Спереди шёл оборванец, одетый в пиджак, на котором блестели нашитые вразброс медные пуговицы. Руки его были заложены назад, и шёл он странно приплясывая, сопровождая свою припрыжку заунывно-монотонным пением на одной ноте. Вторым шёл здоровенный мужик в стоптанных кирзовых сапогах и армейском ватнике. Через плечо у него был перекинут лоснящийся автоматный ремень, а от самого "шмайсера", зажатого под рукой, виднелись только пистолетная ручка и торчащий вперёд чёрный рифлёный магазин.
Едва странная пара поравнялась с бестаркой, как дядька сдёрнул с головы шапку и сдавленно произнёс.
- Добры-ы-й день…
Оборванец скользнул по дядьке сумасшедшим взглядом, оторвал от пиджака пуговицу и сунул её под подушку сиденья.
- Ы-ы-хм-гы-гы-гы! - дико засмеялся он и боком отскочил в сторону.
Второй, вооруженный автоматом, подошёл вплотную и, деловито пошарив рукой в соломе, бесцеремонно оттолкнул Ярку на край.
- Ну ты, куда едешь?
- В Выселки мы идемо… В Выселки…
Дядька весь вывернулся на сиденье и завороженно смотрел на ствол автомата, высунувшийся из-под полы ватника.
Ярко остановившимися от испуга глазами следил за неизвестным. Самым страшным было то, что именно его они перевозили на лодке через старое русло две недели назад. Ярко оцепенел от страха, но мужик только мельком глянул на него и повернулся к дядьке.
- Ладно, поезжай, но смотри…
- Шо вы, шо вы, як можно…
Дядька засуетился, зачмокал на лошадей и, забыв про кнут, так и валявшийся на дне бестарки, торопливо захлестал вожжами по крупам коней. Бестарка затарахтела по дороге, и через несколько минут просека вместе с покосившимся столбиком у дороги исчезла из виду.
Вцепившись в задок телеги, Ярко напряжённо смотрел назад. Едва зловещие фигуры скрылись за кустами, он обернулся и затеребил дядьку за согнутую спину.
- Кто то булы?..
- А, холера бы их взяла, песиголовцев!..
Дядька подхватил брошенный кнут и хлестанул обоих коней под пузо. Лошади пошли вскачь, и колёса остервенело запрыгали по корневищам. Видимо, быстрая езда немного успокоила дядьку, и он, чуть придержав лошадей, обернулся к племяннику.
- Ты, Ярко, дывысь, никому ничого, я сам…
- Дядьку… А, може, вин той, з "ястребкив"?
- Та ты що? Хиба тут хтось с розуму зъихав? Де ты в "ястребках" такого забобонного бачив? И потом "ястребки" все с ППШ ходят, а в цього автомат германский…
- Не бийтеся, дядьку, я нишкну…
Ярко присел за дядькиной спиной и, держась обеими руками за края бестарки, напряжённо смотрел на кусты лещины, пролетавшие возле самых колес. Уже в Выселках, заворачивая давно сбившуюся на шаг упряжку во двор, дядько, молчавший от самого леса, повернулся и испытующе посмотрел на племянника.
- Слухай, я сейчас до сильрады, а тоби тут пока тётка з вечерей впорається, все одно нема чого робыты. Ты ж до рыбы охочий, скочь до омута, може, щось втрафишь, поки я змотаюсь…
И пока Ярко лазил на чердак за удочками, дядька ждал во дворе, делая вид, что возится с упряжью.
До рыбных мест было рукой подать. Надо было только сбежать задами вниз, обогнуть топкую бочажину за краем огородов, а потом через заросли верболоза выйти к реке. Омут, о котором говорил дядька, отличался тем, что крутил воду на одном месте. По кругу лениво плавали щепки, листья, а поплавки, если их забросить подальше, вообще не двигались.
Ярко разложил снасть на траве и начал не спеша, обстоятельно разминать хлебный мякиш. Конечно, за дядькиной клуней водились отличные навозные черви, но Ярко понимал, дядько не хотел, чтоб племянник виделся с говорливой тёткой до того, как он сбегает в сельсовет и расскажет кому надо о лесной встрече.
Ох уж эта его тётка Стефа, весёлая и говорливая полька. Уж кто-кто, а Ярко понимал, дядька боялся не зря. Тётечка не мытьём так катаньем, а вытащила бы из племянника всё что ей надо. И вот поди ж ты, сколько всего свалилось на дядькину голову через ту тётку Стефу, а всё равно живут душа в душу…
Правда, в одном Ярко понять дядьку никак не мог. Сколько он их вместе ни видел, Стефа только и делала, что ела дядьку поедом, а он, к великому Яркиному удивлению, только весело сопел и про себя улыбался. Нет, что-то тут Ярке было не совсем ясно, да он и не особо сушил себе голову. Тем более Ярко хорошо помнил, с того самого дня, когда перед войной дядько привёз молодую жинку до родичей в город, Яркин отец не упускал случая помянуть, что младшему брату здорово повезло с женитьбой.
Какое уж там было везенье, Ярко не задумывался, а вот то, что дядьке, первому выступившему за колхоз "при Советах", пришлось первому же и уходить в лес, он помнил. И то, как за тёткой Стефой гонялись националисты, он тоже помнил. И уже потом, позже, когда и они с матерью, спасаясь от немцев, перебрались "до дядька" в лес и жили в семейном лагере, тётка Стефа куховарила на всех и нещадно гоняла приставленного к ней для помощи Ярку. Тогда-то Ярко и изучил тётку досконально и вдобавок хорошо понял, что на совесть смазанная "драгунка" до сих пор лежит у дядьки на "припечке" вовсе не зря…
Ярко наживил крючки и, натягивая леску так, что ореховые удилища гнулось дугой, одну за другой забросил удочки. Оба поплавка легли почти посередине омута, и их белые пёрышки встали торчком. К Яркиному удивлению, какой-никакой, а клёв был. Изредка то один, то другой поплавок начинал мелко подрагивать и после короткой пляски резко уходил в воду.
Однако время шло, солнце припекало и пора было собираться. Ярко с сожалением окинул плес взглядом и, дождавшись ничтожной поклёвки, выдернул удочки из воды. Очистив крючки, он замотал лески на удилища, подхватил ведерко с уловом и заторопился домой.
Ярко шёл по тропинке, огибая бочажину с топкими берегами. Вокруг неё росли покосившиеся деревья, а чуть выше, за взгорбком, уже виднелась соломенная крыша дядьковой хаты. Едва Ярко миновал пень, торчавший слева возле самой тропинки, как из кустов справа его негромко окликнули.
- Эй, хлопец…
Ярко оглянулся. Из верболоза навстречу ему выбрался здоровенный незнакомец и не спеша подошёл ближе.
- Слушай, хлопец… - начал он, но Ярко уже разглядел его и теперь с перепугу ничего не соображал.
Перед ним стоял тот самый мужик с просеки. Только сейчас Ярко не видел автомата, а вместо засаленного ватника на плечи мужика был накинут обычный домотканый серяк.
- Ты, хлопче, не бойся, - мужик, видимо, понял Яркино состояние и посмотрел на него усталыми и неожиданно добрыми глазами. - Это вы ж меня возле взорванного моста на лодке перевозили…
- Ну мы… - едва слышно выдавил из себя Ярко и опустился на пень.
Выходит, этот мужик их хорошо запомнил, а там, в лесу, просто сделал вид, что не узнал его.
- Так вот, хлопче, ты передай Миреку, чтоб он того юродивого опасался, а то он и в городе бывает, так что…
- Это той, что в лесу?.. - осмелев, Ярко привстал со своего пня.
- Тот, тот, - мужик кивнул и как-то по-птичьи наклонил голову, словно хотел почесать себе плечом за ухом. - Э-э-э, хлопче, а ведь я тебя тоже давно знаю…
- Да шо вы, дядьку… - Ярко исподтишка зыркал по сторонам, прикидывая, нельзя ли дать стрекача.
- Знаю, знаю, вспомнил, - дядька снова потянулся плечом к уху и сморщился. - Ты не обращай внимания, это рука у меня, знаешь… Ты прошлый раз в лодке против солнца сидел, а теперь я твою башку увидел. Ты ж в семейном лагере при поварихе был, ещё карабинчик у тебя был смешной с крышечкой…
Ярко вздрогнул и обернулся назад. Тропинка уходила вниз и дальше за ней угадывался тёмный круг омута.
- Да не бойся, ты, не бойся… - дядька сердито фыркнул. - Сам видишь, ничего у тебя особо не выспрашиваю. Ты лучше скажи, тот третий хлопец, что с вами на речке был, хто?
- Сашко? - переспросил Ярко и пояснил: - А воны недавно приехали. Батько его строитель, разом з Мирековым отчимом работает.
- Будивельник, значит… То добра справа, я б тоже щось будував. От тильки война. Вона, знаешь, кожному взнаки…
- Це вы про того, юродивого? - осмелился спросить Ярко.
- Не, - Мужик вздохнул. - Он просто на голову вроде как хворый.
- А это что значит? - совсем осмелев, Ярко показал пуговицу.
- Он так расположение показывает. - Мужик странно поджал губы. - Может, и от тебя чего хочет.
- Так он же тут, в лиси, чи ни? - забеспокоился Ярко.
- В лиси, то так. Но вообще-то он больше возле собора вештается…
Теперь Ярко ощутил нечто похожее на доверие к странному мужику и потому спросил прямо:
- А скажить, дядьку, а чого Миреку опасаться надо?
- Ну так, ясное дело. Той чокнутый болтать может что угодно. Вот бовкне щось непотрибне, а то сам знаешь, как оно…
- Ага, - протянул Ярко и, хотя ничего толком не понял, умолк.
- От и добре, - мужик сломал пальцами веточку на кусте и подмигнул Ярке. - Только и ты, хлопче, дядькови своему ни полслова. Договорились?
- Ага, - дёрнул головой Ярко.
- Тоди, хлопче, бувай…
Мужик неслышно скрылся в кустах, а Ярко ещё долго торчал возле пня, глядя словно чужими глазами на густые заросли…
Опять пуговица
Выслушав Ярку, Мирек нахмурился и сердито зашлёпал стоптанной подмёткой по тротуару. Они стояли в укромном уголке улицы, напротив собора, в котором шло вечернее богослужение. Колокольня рухнула во время бомбёжки, и теперь колокола подвесили прямо к деревьям, окружавшим храм. С того места, где стояли мальчишки, им было видно, как человек у церковной паперти быстро перебирал верёвки и вокруг разносился лёгкий и какой-то радостный перезвон.
- Слушай, Ярко, а ты не ошибся, это тот самый дядька? - Мирек покосился на приятеля.
- Тю! Я что, дурной? Он же сам сказал и про тебя, и про лодку. И я тебе скажу: лодка - то дурныця и то, що он меня возле кухни бачив, то теж ничого, а вот звидки вин про тебе знае? Что там було у вас, Мирек?
- Ничего у нас быть не могло, разве что отец…
- Може буты, - думая о чём-то своём, согласился Ярко. - Я помню про те, що батько в Янивському концетраку загинув, вы узнали саме тогда, как немцы свою облаву начали.
- Ну да, - подтвердил Мирек. - Тогда к маме приходил кто-то из города и передал. А уже потом, немцы…
- Точно! Тоди той дядька нас бачив! - Ярко стукнул кулаком по ладони. - У нас в лагере тогда молодым жинкам и хлопцам тоже оружие дали. Бо дядька як раз про мий карабин згадувал.
- Слышь, Ярко, а может, он лисовик и теперь властям сдаться хочет, да боится? - предположил Мирек.
- Не, не похоже, - Ярко упрямо мотнул рыжей головой. - На что ему тогда ты? И потом ю-юродивый, это всё равно что нищий, да?
Мирек угрюмо кивнул. Он уже давно догадался, о каком нищем шла речь, и теперь размышлял, говорить ли Ярке о встрече с Крыжом или нет. Судя по красочному Яркиному описанию, это был тот самый нищий, который у контрфорса всучил свою дурацкую пуговицу.
А вообще-то, если быть честным, Яркины слова здорово напугали Мирека. Пока он следил за Крыжом по своей воле и даже потом, когда нищий заговорил с ним, всё было, в общем, нормально. Но сейчас, когда Ярко, приехавший из деревни, вдруг заговорил о том же, Мирек почувствовал самый настоящий страх.
Ярко обратил внимания на состояние Мирека и, поглядывая на паперть, коротко бросил:
- Ты что, встречался с ним?
- С кем? - переспросил Мирек.
- Ну с этим… Придурком.
- Нет… - Мирек чуть помедлил с ответом и решительно повторил: - Нет, не знаю я его.
- Я покажу. Сейчас подойдём ближе, поищем, тут он, должно быть. - Ярко повернулся к приятелю. - Сашке будем говорить?
- Ты что, сдурел?