- Всего медперсонала сто человек в городе.
- Вам десять тысяч дадим. Больше, к сожалению, нет. Пока нет. Потом–то мы добудем. К нам в партию и богатые люди идут. Заставим их раскошелиться.
- Нина Николаевна, смутившись, проговорила:
- Опасаемся за вас, Антон Васильевич. Вдруг как деньги–то для нас и не всегда законным способом добываете. Ребята в нашей школе Робин Гудом вас зовут, и все в вашу партию просятся. А нам страшно за вас.
- Спасибо вам, Нина Николаевна, но вы обо мне не тревожьтесь. Я для вас деньги у богатых забираю. Говорю им: хотите с нами в мире жить - денежки на кон. А не то осерчаем.
Все засмеялись, а пожилая женщина в ситцевом платочке, сидевшая на углу стола, сказала:
- Старушки наши в церкви за вас Богу молятся.
- А вот это для нас самое главное - чтобы люди божьи нас любили и сам Бог к нам не имел претензий.
Еще часа два раздавал Антон доллары: он выдал зарплату всем так называемым бюджетным работникам и даже служащих коммунального хозяйства не забыл. Когда взрослые разошлись, молодым сказал:
- К вам у меня разговор особый.
Восемь ребят и три девушки, еще школьницы, подвинулись к нему, приготовились слушать.
- Будем велосипедную роту создавать. Кто хочет в нее записаться?
- Я, я, я!.. - закричали ребята и девочки.
- А этот вот парень, его зовут Александром, - ваш командир. Пока вы будете ездить на велосепедах, выполнять небольшие боевые операции, но лучшие из вас потом получат мотоциклы и перейдут в роту "летучих голландцев", - так он называл своих ближайших соратников.
- А что это значит - лучший? - спросил высокий ладный парень с вьющимися русыми волосами и синими, как вечернее небо, глазами. Его звали Костей.
- Лучший должен хорошо знать устав нашей партии, прочесть десять обязательных для каждого бойца книг, быть хорошо развитым физически, а сверх того, он должен завербовать в партию трех новых бойцов. Таков приказ Командора и мы его должны выполнять.
- А кто он такой - Командор? Как его зовут?
- Его имени никто не должен знать. И видеть его нельзя, потому как мы его бережем и не подставляем под пули врага. Могу только сказать, что он очень умный, необыкновенно смелый и знает, что мы должны делать и как спасти Россию.
И повернулся к Саше:
- Будешь создавать велосипедную роту?..
Саша не сразу, но ответила:
- Да, конечно, буду!
- Командир! Но вы обещали эту должность мне.
- Тебя, Костя, я перевожу в свой мотоциклетный батальон. Вот тебе деньги, и ты завтра же купишь себе мотоцикл, такой же, как у всех нас: марки "Цундап" в спортивном исполнении. Неделю ты будешь его обкатывать, а потом я возьму тебя на очередную операцию.
Ребята и девушки восхищенно смотрели на Костю. Он еще не кончил школу, учился в десятом классе, а его уже взяли в мотоциклетный батальон, наводивший ужас на преступные группировки на всем Северо - Западе.
Бойцы батальона жили в разных городах и селах, работали кто учителем, кто милиционером и были среди них даже армейские офицеры. У каждого была карта с изображением маршрутов нападений на подпольные спирто–водочные цеха, на центры наркоторговцев, на замки банкиров и сверхбогатых людей. И не было такой охраны, такой силы, которая бы не дрожала от одного только упоминания о "черных ястребах", как их называли в народе. Они налетали вдруг, как черная молния, взрывали округу громом двигателей, на которых не было глушителей. И если им немедленно не выносили установленную дань, обливали бензином подпольные цеха, предавали все огню и так же мгновенно исчезали. Догонять их никто не пытался; вся милиция в округе относилась к ним с симпатией и втайне радовалась их успехам. Власти предпочитали не связываться с" националами" - так их еще называли. О буйстве "черных ястребов" знали и в Москве, но официальных жалоб на них не поступало, а сила их так быстро возрастала, что никто не хотел вступать с ними в противоборство.
"Черные ястребы" - это народная стихия, вбиравшая в себя ненависть к режиму, бурлившая жаждой мстить за поруганную честь и за свой род. Это была сама пробуждающаяся Россия, явление национальное, - вдруг хлынувший вулкан русского духа, ударившие заряды той самой русской души, которую ни понять, ни осмыслить никому не дано, - в нее, как советовал поэт, нужно только верить.
- Завтра воскресенье и вы приходите на целый день сюда в штаб партии. И приводите друзей, - и даже если им десять, двенадцать лет - пусть и они приходят. Проведем занятия, прочтем интересные места из книг, и будем обучать езде на скоростных мотоциклах. Сейчас же…
Антон оглядел ребят и девушек:
- Вас одиннадцать человек, а вот передо мной список многосемейных, - тех, у кого от четырех и больше детей; таких семей я пока знаю двадцать четыре. Вот вам по тысяче долларов на каждую семью, обойдите их и вручите от имени нашей партии. К бабушке Марфе я пойду сам.
Уж вечер спустился на городок районного значения Сосновку, неторопливо ушли со дворов и улиц на свои нашесты куры, залезли в тесные и теплые будки собаки, и люди, уставшие от дневных забот, все реже выходят из своих жилищ на дворы и огороды. Есть своя неповторимая прелесть в тихо и незаметно наступающих сумерках в русских провинциальных городках и поселках; ночь еще не захватила в плен все живое, но и жизнь дневная, шумная, энергичная, притомилась, стихла и вот–вот погрузится в темноту и сон, которому, кажется, и не будет конца. Ночью тут ни звука, ни света, ни громких шагов прохожего, - разве что запоздалый пьяный огласит улицу нескладным пеньем или несвязным разговором с самим собой.
Марфа Никитична Щеулова с сыном и семью внуками жила в глухом переулке на краю оврага, в который весь город сбрасывал мусор, но засыпать его так и не могли; наоборот, овраг все время расширялся, и вот уже края его вплотную приблизились к дому Щеуловых. Сын Марфы Никитичны Тимофей окончательно спился, а невестка умерла, оставив четырех сыновей и трех дочек - мал мала меньше. Старшему Ивану недавно исполнилось пятнадцать лет, и он уже раза два приходил к Антону, просился в батальон, но Антон ему говорил:
- Ты старший мужчина в доме, опора отца и бабушки.
Антон помогал этой семье деньгами. И сейчас он с Александрой пришел к Щеуловым в тот еще не поздний час, когда дети не спали и встретили гостей веселым гомоном, криками приветствий. Бабушка Марфа только что накормила внуков оладьями и предложила поужинать Антону и его другу. Но Антон от угощения отказался, а сразу вручил Марфе Никитичне три тысячи долларов.
- Так много! - воскликнула она. И с радостью их приняла и спрятала за икону.
Антон и Саша сидели за столом под иконами, и рядом с ними с одной стороны присел рослый серьезный Иван, а с другой - Петя, мальчик двенадцати лет, живой, веселый и будто бы плутоватый. Петро тоже просился в батальон, но Антон ему говорил:
- Подрасти, подрасти Петруччи, а потом мы сразу возьмем тебя в мотоциклетную роту.
Мотоцикл стал мечтой Петра, он бредил им и с нетерпением ждал того дня, когда Антон запишет его в свой батальон.
Простившись, они вышли во двор. Их провожали Иван и Петя. Саша, тронув за руку Ивана, спросила:
- У тебя какая самая большая мечта?
- Приобрести компьютер и научить на нем работать всех своих братьев и сестренок.
Вынула свою тысячу долларов, сунула ему в карман:
- Вот тебе на компьютер.
Антон эту сцену видел, и ему понравился красивый жест своего друга. По дороге сказал Александре:
- Деньги все отдал? А на что жить будешь?
- Не знаю. Проживу как–нибудь.
Дома он ей отвел маленькую комнату и пожелал доброй ночи. Намаявшись за эти два дня, почти не спав прошлую ночь, Саша свалилась на постель и уснула намертво. Куртку и джинсы она не снимала - боялась разоблачения, Антон же еще долго не спал; часа два сидел в своей комнате, читал недавно присланную ему из Москвы книгу академика Виктора Ивановича Корчагина: "Суд над академиком". Он подчеркивал в ней места, которые завтра прочтет ребятам в штабе партии. Он знал, как действуют на сознание молодых людей книги русских патриотов, и знал также, что книги эти людям почти недоступны. Их печатают редко, мизерным тиражом, а если и напечатают, то книжные магазины не желают их продавать. Книжная торговля, как и все идеологические ячейки, находится под контролем властей. В каждом магазине, особенно в большом, есть так называемый "еврейский комиссар", он просматривает вновь поступающую книгу и, если там есть критика еврейства, делает вокруг нее "волну": это плохая книга, вредная книга - зачем мы ее продаем!.. И директор, а тем более продавцы, не желая ссориться с высоким начальством, задвигают такую книгу подальше от глаз покупателя, а то и вовсе возвращают ее издателям и автору.
В двенадцатом часу Антон позвонил Командору, доложил ему о распределении денег, сказал, что местный банк объявил о банкротстве; зарплату не выдает милиции, и даже судьям и прокуратуре. Командор спросил об Александре.
- Отвел ему комнату. Сейчас спит. Парень смышленый, к нам потянулся.
- Сильно захочет - прими в партию, но вообще–то - не принуждай.
Антон поделился с Командором своими ближайшими планами: хочет совершить налет на "алкоголиков" и хорошенько их потрясти. "Алкоголиками" называл подпольный цех по производству крепленых вин и водки. И еще хотел выпотрошить местный банк. Эту последнюю затею Командор не одобрил. Советовал придерживаться излюбленной тактики: налеты совершать на объекты дальние, обязательно преступные, и затем разлетаться по разным сторонам, и жить в отдалении - в других районах и даже областях.
Каждый боец имел задание: сколачивать вокруг себя партийную группу из местных парней и девушек. Проникать в милицию, прокуратуру и, если есть поблизости армейское подразделение, жаться к ним. Использовать трудности армейской жизни, помогать офицерам, семьям солдат.
Это была стратегия роста партии, превращения ее в могучую общественную силу. И по возможности - тайна и конспирация, и еще раз конспирация.
Была уже ночь - темная, прохладная. Северный ветерок, тянувший со стороны реки, с шумом перебирал шевелюру двух берез и трех тополей, стоявших рядком по краю усадьбы. Тихо повизгивала ставня раскрытого окна; Антон подошел к нему и увидел спящего Александра. Куртка откинулась, и из–под нее, резко очерчиваясь, виднелась крепкая девичья грудь… Лицо запрокинулось, и нежный подбородок так же указывал на истинный пол так называемого Александра. И Антон, глядя на эти прекрасные черты, покачивал головой и улыбался… "Вот шельма!.. Недолго продолжалась твоя конспирация!" И еще подумал: "А как же тебя зовут?", но чтобы ее не разбудить, не стал закрывать ставню и тихо отошел от окна. Про себя решил не подавать вида, что знает тайну прелестной шалуньи. А когда пришел в свою комнату и лег в постель, спать ему не хотелось. И ни о чем другом, как только о ней, он думать сейчас не мог. Сладкое окрыляющее волнение, до того им неведомое, шумело в голове, томило душу… Почти вслух проговорил: "А ты, парень, кажется, влюбился!.. Но она же подросток! Ей, пожалуй, и шестнадцати нет".
И с необычайной ясностью он понял, осознал: отныне вся его жизнь будет сосредоточена на этом удивительном и таинственно прекрасном существе, которого он и имени пока не знает.
Проснулся он поздно, часу в десятом, но Александр еще спал. Антон не спеша прибирался, протер мокрой тряпкой мебель в своей комнате, прогладил рубашку, брюки, тщательно побрился, - бриться он стал недавно. И часто выходил в большую комнату: не проснулся ли Александр?
Саша еще не вставала, волнения последних дней утомили ее, она отсыпалась. А проснулась радостная и счастливая: вспомнила, что жизнь к ней повернулась новой, неожиданной стороной, и в этой жизни так много интересного: мотоцикл, друзья, и вместе с Антоном она будет носиться по дальним и ближним дорогам, выбивать у преступников деньги и отдавать их ограбленным, обедневшим людям. Это борьба, романтика - к такой жизни она стремилась с детства, - тут и приключения, и опасности, и смелые боевые друзья, а, главное, все это не игры, а настоящее, и все будет подчинено высокой цели служения людям. Разве не об этом говорили на уроках школьные учителя?..
Она еще не умывалась, когда ее в большой комнате увидел Антон. Увидел и оторопел: перед ним стояла и лучезарно улыбалась сама утренняя заря и словно удивлялась растерянности молодого человека, его онемелости и неспособности что–либо сказать. У нее вырвалось:
- Вы нездоровы?
- Нет–нет! Я вполне здоров. Пойдемте, я покажу вам, где умывальник.
Он вдруг приободрился, осмелел, а она, следуя за ним, говорила:
- Вчера вы ко мне на "ты" обращались, а сегодня - а?.. Как мне вас понимать?..
В речи ее слышалась лукавая интонация; она, конечно, догадалась о причине такой метаморфозы, - была уверена, что Качалин уже раскрыл ее тайну, и в роли девушки она понравилась Антону, но решила продолжать кошкину игру и посмотреть, как он поведет себя дальше.
Потом они завтракали, и Антон беспечно разговаривал о том о сем, старался быть веселым, но с удивлением и немалой жалостью находил большую перемену в их отношениях: он даже и смотреть на нее, как смотрел вчера, уже не мог и больше того - старался и вовсе на нее не смотреть, а как–то суетно и воровато взглядывал и тут же отводил глаза, и говорил неуверенно, нескладно, будто перед ним сидел начальник, которого он боялся.
- Вы обещали дать мне скоростной мотоцикл. Это правда, вы дадите мне машину?
- Раз обещал, так дам, но только…
- Что "но только"? А?.. Уж и на попятную?..
В ее словах слышалась власть и некоторая развязность. Он сразу почувствовал эти новые интонации. Вчера их не было. Странно. Она будто бы уже и догадалась, что он знает ее тайну и что нравится ему.
- Скоростной опасен. Мы даем его только совершеннолетним. И тем, кто умеет ездить осторожно.
- А я… я уже совершеннолетний! Мне скоро будет шестнадцать. И я паспорт получу.
- А вот врать нашим бойцам не полагается. Тот, кто защищает Родину и народ, должен быть честен и благороден.
- Я не вру, не вру. Мне будет скоро шестнадцать.
- Но ты сказал, что паспорт не получил, а паспорт теперь выдают с четырнадцати лет. А?.. Попался?..
- Ну, ладно, подумаешь! - заговорила она обиженно и совсем уж по–девчоночьи. - Через два месяца получу паспорт. Но это разве не означает, что скоро мне будет шестнадцать?.. А мотоцикл вы мне дадите скоростной, настоящий. Не дадите, я сам его куплю. Посмотрю, какой он марки, и куплю точно такой же, а то еще и получше. Я на мотоциклах ездил, и дома, в Питере, и в Дамаске. Я умею ездить.
- Ну, ладно, ладно, не обижайся. Дадим мы тебе мотоцикл. И возьмем на боевую операцию. Мы на той неделе будем потрошить "алкоголиков" - азиков, у которых водочный завод. У них охрана большая, они стрелять могут. Не боишься?..
- Нет, не боюсь. Только стрелять… научите меня! Я еще никогда не стрелял.
- Мы пока обходимся без оружия. У нас строгий приказ: кровь не проливать. И ты должен помнить: у нас во всем секретность. Тайну не выдавать, если даже пытать будут…
- Пытать? А кто будет пытать? Зачем? Мы же, как я понял, у преступников отнимаем, а бедным отдаем. Государство благодарить нас должно.
- Я же тебе говорил: государство у нас бандитское; так что мы и с преступниками, и с режимом воюем. Такого в истории России будто бы не было. Война есть война, и надо быть ко всему готовым.
Задумалась Александра. Перспектива пыток ее страшила; она в кино видела, как пытали партизан - страшно, конечно, но Антон говорит: "Война есть война". Волков бояться - в лес не ходить. А те девушки, которые сражались в войне с немцами, - они ничего не боялись. Я что же, слабее их что ли?..
Вздохнула глубоко, сказала:
- Вы меня пытками не пугайте. Мотоцикл мне давайте.
Антон улыбнулся, и это означало, что мотоцикл у нее будет. И, конечно же, такой, как у всех. Не заставит же он ее шкандылять на каком–нибудь "примусе" и смешить людей. Да она в таком случае попросит у Качалина деньги и купит себе мотоцикл, которого и у самого Антона нет. Сейчас всякие продаются. Слышала она про какие–то голландские, которые самолетную скорость имеют. Вот тогда она и посмотрит, как он будет за ней шкандылять.
Занятия на мотоциклах начались во второй половине дня, после обеда, который приготовили сами же ребята в штабе партийной ячейки. До того Антон читал бойцам, - а их было человек тридцать, и среди них шесть девчонок, - документы о том, что творит режим демократов в России.
Потом Антон всех отпустил домой и приказал через час быть на мотоциклах, у кого они есть, за городом, на площадке для тренировок. С Александром прошел к дому одного бойца, - тут на усадьбе был построен просторный гараж, где стояли две машины, несколько мотоциклов и с полдюжины прекрасных отечественных велосипедов. Все тут содержалось в образцовом порядке; Антон показал Александру небольшой, сиявший никелем и хромом мотоцикл, сказал:
- Вот тебе машина для первых занятий.
Саша обрадовалась, схватилась за руль, вывела машину, но тотчас, увидев мотоцикл Антона и Андрея, хозяина гаража, обиженно проговорила:
- Мне нужен такой же, как у вас.
- Будет тебе и такой, но позже, после того, как пройдешь курс молодого бойца и сдашь экзамен на безопасность движения.
- Что это значит - безопасность?
Антон вывел свой мотоцикл, поставил его с машиной Александра и тоном наставника заговорил:
- Видишь ли, Александр, у нас главное условие для бой- ца - безопасность езды. Ездить быстро умеет и дурак: для этого нужно лишь отжать рычаг подачи топлива до отказа, но вот ездить красиво и безопасно - так, будто летишь по воздуху или плывешь по воде - это для нас главное условие. Мы лихачей не любим; лихач глуп, и пример его опасен для других…
- Но я видела, как вы носитесь.
- Да, носимся. Но это только издалека кажется, что мы ездим без правил и как попало. Среди своих бойцов я не знаю случая нарушения правил. А уж что до травмы или аварии - упаси Господь! Мы такого сразу ссадим с машины, и он будет у нас кашу варить или ремонтом заниматься.
- А если он обидится и уйдет от вас?
- От нас… уйдет? Что это ты говоришь? Кто же это уходит с поля боя? Да у нас и случая такого не было.
Показал, как обращаться с мотоциклом, где у него какие рычаги и рычажки, и велел заводить машину. Александра мгновенно схватывала всю науку, завела машину и на небольшой скорости поехала по дороге от города, а затем вернулась обратно, еще проехала, еще… и остановилась возле Антона.
- Молодец! - сказал учитель. - Сегодня я буду задавать тебе пробные режимы скоростей, пошлю по маршруту с препятствиями, а уж завтра, может быть, посажу и на нашу "фалангу".
- "Фаланга"? Ваша машина так называется?
- Да нет, мы ее сами так назвали. Ты видишь, она как бы переломлена в средине. И вся набычилась, будто перед атакой. В жарких степях Прикаспия насекомое такое есть, внешним видом на наш мотоцикл похожее - фалангой называется. Эта машина особенная. Она сделана в Австрии для тренировок гонщиков–автомобилистов и мотоциклистов. Она не любит дурака и может погубить его.
- Дурака?
- Ну, того, кто без нужды жмет на скорость, не чувствует профиль дороги, - словом, ездит рискованно.
- Но зачем же ей тогда скорость?