Наши ребята побежали к своим мотоциклам, кто–то завел две легковые машины, поехал к месту, где был ранен Антон и куда успела вернуться Александра. Кавказцы бежали к реке, туда их уводил Керим, там были лодки, наспех сколоченный причал. Раздался взрыв… Один. Второй… Пламя охватило все постройки, черный дым метнулся высоко к небу.
- А теперь - по коням!..
Это "по коням!" она придумала сама, и откуда пришла к ней эта лихая команда дедов, она не знала, и откуда взялся ее командирский пыл, тоже не знала, да и в эту горячую минуту ни о чем подобном она не думала.
Костю посадила к Павлу на мотоцикл, а пашиного товари- ща - на машину Антона, махнула рукой и кинула свое тело на мотоцикл. Скорость она взяла большую, машина ревела под ней и вот–вот готова была оторваться от земли, зоркий глаз скорее угадывал ровную полосу дороги, а ручка газа, казалось, сама поворачивалась книзу, подавая мотору все больше горючего. Мельком взглянула на спидометр: стрелка, подрагивая, показывала цифру 110. "Вот это скорость!.. Это моя скорость!.."
Назад она не оглядывалась, знала, что "черные ястребы" любят быструю езду и признали в ней своего командира.
В Сосновку влетели с треском и грохотом, но жителей этот треск не беспокоил и не раздражал. Они знали: это "черные ястребы" вернулись с боевой операции, а "черные ястребы" - это их дети, они борются за справедливость и за честь Родины.
Никто еще не знал, что Антон, всеми уважаемый командир "ястребов", как раз в эту минуту простился с жизнью.
Он умер в больнице во время операции.
В Сосновке, не останавливаясь, ребята разъехались по домам, заперли мотоциклы в гаражах, переоделись. Они знали, что за ними могли послать погоню, а потому все разошлись по огородам, садам, помогали родителям убирать урожай. Если бы к ним и подошел какой–нибудь милиционер из чужих, приезжих, никто бы не признался, что был где–то на боевом задании, а местные жители их не выдавали. Кроме того, сосновские власти их защищали, особенно милиция, которая по несколько месяцев не получала зарплату, и ребята ее подкармливали. В последнее же время ненависть к режиму в народе была так велика, что никто и не пытался ловить "черных ястребов". К тому же и не было на них никаких жалоб от тех, кого они "поузили". Преступники сами не любят огласки, а потому рады бывают, что отделались деньгами.
Александра и Павел завели мотоциклы в большой командирский гараж, находившийся в глубине усадьбы тети Лизы. Здесь на белой задней стене кто–то размашисто начертал:
Я - русский. Какой восторг!..
А. Суворов
- Надо бы спрятать, - показала на чемоданы с деньгами и сверток с золотом Александра.
Павел улыбнулся, подмигнул:
- А ты парень хозяйственный.
Он встал перед стеной строго напротив суворовского афоризма, и часть стены отошла в сторону. Образовалось нечто вроде провала или открытого окна. Павел взял деньги и драгоценности и вошел внутрь открывшегося помещения. Это была небольшая комната.
- Ты посиди здесь, а я пойду хорошенько закроюсь изнутри и потушу свет. Скоро он все это проделал, вернулся в потайную комнату. И здесь со стены снял небольшую картину, встал напротив того места, где она висела, и стена задвинулась. Александра, наблюдая за этим таинством, спросила:
- А если фотоэлемент не сработает?
- Тогда останемся здесь, замурованными.
Павел улыбнулся:
- Давай–ка мы с тобой поедим. А?..
Достал из холодильника молоко, белый хлеб, и они подсели к столу. Только теперь Александра разглядела Павла. Для парня он был слишком пожилой, а и мужчиной его не назовешь. Есть такая категория людей, которые хотя и войдут в лета, но не выглядят взрослыми и тем более серьезными. Такой был Павел: улыбчивый, простой, доступный, но сейчас он, как и все ребята, был печален. Они еще не знали состояния Антона, не могли позвонить в больницу - не знали телефона, да и боялись звонить: как бы не услышать страшную весть. И что бы они ни делали, о чем бы ни говорили, думали об Антоне. Думали и верили, что врачи вернут его к жизни.
Александра вспомнила о радиотелефоне, позвонила Качалину. Он ответил не сразу и как–то нехотя:
- Я все знаю. Антону сделали операцию, но… спасти его не удалось.
Это был удар, от которого Александра чуть не лишилась сознания. Уронила руки на колени, испуганно смотрела на Павла. Тот понял все. Сказал:
- Пуля ударила в сердце. Не выжил.
Посмотрела на телефон: из микрофона доносился треск, слышалась речь Сергея. Александра поднесла телефон к уху.
- Саша, ты слышишь меня?.. Я приеду к вам. Ты меня слышишь?..
- Да, я слышу. Слышу.
Нажала кнопку, и телефон смолк. Забыла спросить, когда он приедет, но это неважно. Повернулась к Павлу.
- Мы зря отпустили ребят.
- Почему?
- Надо считать деньги. Составить акт.
- Зачем? У нас все на доверии. Среди нас нет жуликов.
- Да, верно. Разве можно - тратить чужие деньги?
- И я говорю: невозможно. Антон доверял. Он каждому верил.
- А мы?.. Разве не верим? Надо сосчитать. Хорошенько сосчитать.
Она подумала: "А у меня нет денег. Совсем нет. Я их отдала… Там, в большой семье".
- Как мне вас называть? Вы старше меня. Павлом как–то неловко.
- Нет, ловко. Я молодой. Меня все зовут так: Павел. И в школе тоже. Даже ученики… старших классов.
- Хорошо. Я тоже буду вас называть… Павел. Я тоже взрослый. Школу кончил. Пойду в институт.
- Сколько тебе?
- Восемнадцать. Скоро восемнадцать.
- О-о!.. Жанна д'Арк была моложе. На целый год. Так, кажется.
Она хотела спросить: а кто она, Жанна?.. Но вспомнила: героиня, жила во Франции.
Павел, раскладывая на столе портфели с деньгами, продолжал:
- И Зоя была молодой. Как вот ты?..
- Зоя?.. Кто она такая? Тоже героиня?..
- Зою не знаешь?.. Космодемьянская. Комсомолка.
- Ах, да - знаю. Как не знать Зою. Знаю, конечно.
Про Зою она слышала, но вот что она совершила, чем знаменита?..
Спрашивать не стала. Неудобно ей не знать Зою Космодемьянскую. Она непременно узнает. Вот приедет Сергей, у него спросит.
И тут же подумала: зачем спрашивать? Подумает еще, что хочу быть на нее похожей.
Раскрыли чемодан с рублями. Тугие пачки лежали плотно, и их было много. "Боже мой! Как много денег! - думала Александра, вынимая пачки и складывая их на краю стола. - Сколько же они накачали в свои карманы! И сколько отвезли туда, в свой Азербайджан".
Выстраивая на столе ряды пачек, вспоминала, как учителя в школе говорили о дружбе народов, о том, какие они хорошие, наши младшие братья, и как мы их должны любить". И еще говорили: "Русский народ великий, он добрый, ничего не жалеет для народов российских окраин". А они… Травят русского брата. Сколько же цистерн ядовитого спирта перекачали в желудки русских людей!.."
- Ты о чем думаешь?
- Я?.. Да так. Я еще недавно ни о чем не думал. Почти ни о чем, а теперь… думаю.
Сердце тяжело давил камень от сознания, что Антона нет, и она уж никогда не услышит его ласковой чуть насмешливой речи, не увидит лукавой таинственной улыбки - его нет и никогда не будет. В это невозможно поверить, но если бы она не держала на коленях его голову, не чувствовала рукой горячей, вытекающей из сердца крови…
Это была первая смерть, которую она видела. У нее умер дедушка, умерла прабабушка, но она не видела, как они умирали. И не было ей так тяжело и страшно. И никогда у нее не болело сердце, не пересыхало во рту, как теперь. Она знала, что от сердца принимают какие–то таблетки, но Павлу ничего не скажет. Пусть не думает, что я слабая, что и мое сердце может болеть.
- Сколько у тебя пачек?
- У меня?.. Сейчас посчитаю. Сто две пачки. Купюры сотенные. По пятьсот купюр в пачке. Это - пятьдесят тысяч. А если их помножить на сто две - получим пять миллионов сто тысяч.
Она написала на бумажке: "5 000 100 тысяч рублей".
- А у тебя?
- В десять раз больше: пятьдесят один миллион.
- Ой–ой!.. Как много!.. По сколько же рублей мы можем дать каждой семье?
- Давай посчитаем.
Он достал из ящика стола калькулятор, стал считать.
- В Сосновке и районе живет сорок тысяч человек. Поделим нашу сумму на сорок тысяч. Получим сто двадцать пять рублей двадцать пять копеек.
- Только–то?
- Но это на одного человека. А если в семье шесть–семь человек, то уже получится приличная сумма.
- А мне казалось, у нас так много денег.
- У нас еще есть доллары. Мы с тобой и их посчитаем, но распорядимся после того, как приедет к нам Командор. И надо, чтобы знали все ребята. Они ведь тоже получат свою долю.
- А им… тоже, как всем?
- Да, у нас строгий порядок: мы все деньги делим поровну.
- Ну, хорошо. Давай теперь посчитаем зеленые бумажки. Тот чемодан будет потяжелее.
Да, второй чемодан был объемистым и тяжелым. И раскрыть его оказалось непростым делом, но Павел острым топориком поддел крышку и взломал замок. Купюры долларов были разные: от сотенных до полтысячных. Считали долго. Итог оказался впечатляющим: двадцать четыре миллиона долларов. Затем на стол взгромоздили три целлофановых свертка. Во всех трех были слитки, похожие на маленькие кирпичики. Павел прикинул на глаз и на вес, сказал:
- Килограммов пятьдесят будет!
- Пятьдесят килограммов! Золота!
На улице послышались голоса. Раздался стук в дверь:
- Открывайте! Милиция!
Павел поднял руку, призывая к спокойствию. Подошел к телевизору, запустил руку внутрь аппарата. На полу рядом со столом открылся люк. Павел нырнул в него и тихо проговорил:
- Подавайте чемоданы и свертки.
Александра подала ему, и Павел минуты три еще находился в подвальном помещении. С улицы кричали:
- Откройте! Будем взламывать!
Павел так же спокойно подошел к телевизору, нажал какую–то кнопку или рычажок, люк закрылся. Потушили свет, вышли в главное помещение гаража. И здесь еще посидели с минуту за столом, потом Павел приоткрыл главную дверь, спросил:
- Кто там?
- Майор Киркун, начальник милиции.
Павел открыл дверь. В гараж вошли майор и с ним два милиционера. Александра их не видела, но Павел знал обоих. Смотрел на них вопросительно; им было неловко, они отворачивали взгляд.
Майор, ничего не сказав, стал осматривать помещение гаража. Он что–то искал.
- Где деньги?
- Какие деньги?
- Вы привезли деньги.
- Кто вам сказал? - испуганно спросил Павел. Ему подумалось: кто–то предал! Но отвечал спокойно.
- У нас нет денег. Откуда они?
- А где вы были?
- На дорогах катались.
- Вы мне говорите правду, мы ведь все равно узнаем.
Павел осмелел, пошел в атаку:
- Господин Киркун! Что с вами случилось? Раньше вы к нам не придирались, и мы вам давали деньги для выплаты зарплаты. Вы их принимали и нас не спрашивали, где мы берем. А берем мы их у подпольных бизнесменов - торговцев водкой, наркотиками. Себе мы ничего не оставляем, все отдаем людям.
Киркун смутился, отвернул в сторону взгляд. Виновато проговорил:
- Велено пресечь вашу деятельность.
- Пресечь? Ну, это уж дудки! Наша партия зарегистрирована, как и та партия, в которой вы состоите.
- Я не состою ни в каких партиях!
- Как же это так! Недавно вы состояли в партии коммунистов и там выросли до капитана, а потом перебежали в партию демократов. Здесь вам дали звание майора. Вы предатель и перебежчик. Об этом все знают.
- Ну, ладно! Хватит, раскудахтался. Вот ордер на арест. А заодно и этого… твоего дружка прихватим.
Повернулся к Александре.
- Ты кто такой? Откуда явился? Давай документы.
- У меня нет документов, я несовершеннолетний.
Сказала зло. И отошла в угол гаража. Майор подскочил к ней, дернул за руку:
- Где деньги? Куда вы их спрятали?
- Нет у нас денег, а если бы и были, все равно бы не сказала.
Майор схватил ее за локоть, но она резко отдернула руку, сказала:
- Не прикасайтесь ко мне!
Майор кивнул милиционерам:
- Ведите их!
Один милиционер подошел к Павлу, тихо и с ноткой вины в голосе проговорил:
- Павел, пойдем. Вам ничего не будет.
- Будет - не будет! - вскричал майор. - Адвокат нашелся! Ведите их в милицию.
- Хорошо. Мы пойдем.
Обернулся к майору:
- Посмотрим, что вы скажете нашему Командору.
Александра вынула из кармана куртки радиотелефон, набрала номер Сергея. И скороговоркой сообщила:
- В Сосновке нас арестовали. Какой–то майор милиции.
Киркун подскочил к ней и вырвал телефон. Однако Александра кошкой к нему бросилась и отняла аппарат. При этом больно вывернула ему руку, майор даже вскрикнул. И приказал своим подчиненным:
- Отнимите у этого гаденыша телефон!
Милиционер подошел к Александре, просительно проговорил:
- Парень, дай эту штуку.
И Александра, не желая осложнять ситуацию, мирно протянула парню телефон, а тот, одарив ее теплым участливым взглядом и даже будто бы подмигнув ей, взял телефон и передал его майору. Киркун, осматривая телефон с антенной, проворчал:
- У меня, начальника милиции, такого нет, а у этого…
Он смерил Александру цепким злым взглядом, хотел что–то спросить, но, видимо, раздумал, и, обращаясь к милиционерам, сказал:
- Ведите!
По дороге милиционер, шедший рядом с Александрой, улучив удобный момент, наклонился к ней, проговорил:
- Глава администрации приказал прокурору вас арестовать, - будто бы от губернатора такой приказ вышел.
И потом еще сказал:
- Не волнуйся, парень. Мы вас в обиду не дадим.
Не знала Александра, что рядовые милиционеры, все как один, уважали "черных ястребов". Все это знал Павел Огородников, он потому уверено и без страха шагал впереди милиционеров. И весело кивал горожанам, удивленно наблюдавшим за процессией. А их, горожан, выходивших им навстречу, становилось все больше, иные кричали:
- Павел Николаевич! За что это вас?
- У него спросите! - кивал Павел на майора. И замедлял шаг, будто бы и хотел того, чтобы их видело все больше людей и чтобы весть о его аресте быстрее разлеталась по городу. Но это обстоятельство тревожило майора, он подталкивал Павла, понуждая его идти быстрее. А Павел куражился:
- Я устал. И так еле иду.
Они еще не прошли и половины пути, как вдруг сзади раздался детский крик:
- Папка, папка наш, куда тебя ведут?..
Два мальчика - десяти и восьми лет и девочка лет пяти подбежали к Павлу, бросились ему на шею. Они огласили улицу душераздирающими криками, громко плакали, а вслед за ними бежала женщина с грудным ребенком - жена Павла. Ход процессии замедлился, майор нервничал, толкал Огородникова, а дети еще громче кричали. И женщина подбежала к мужу. Она сунула ребенка на руки Александра, схватила мужа, стала тащить его на обочину.
- За что вы его? Он ничего не сделал. Он не мог ничего сделать!..
Процессия совсем затормозилась, откуда ни возьмись сбежались дети. Они кричали:
- Павел Николаевич! Вас арестовали?..
Павел улыбался, успокаивал жену и детей и нарочно замедлял ход, давая толпе разрастаться все более. К майору подошел военный - он отдыхал у родителей, тоже будто бы майор, - о чем–то спрашивал его, но Александра их разговора не слышала, она прижимала к себе теплый живой комочек, годовалую девчушку с небесными, широко открытыми глазами, и была совершенно спокойна, со все большим интересом наблюдала бурлящую, говорящую толпу, в которой было уж человек сто взрослых и много детей, окруживших Павла. Милиционеры растворились среди людей, отдалились от арестантов, отвечали на вопросы, успокаивали, а из толпы в сторону майора неслось:
- Иуда! Он и мать родную не пожалеет. Знает ведь, что "черные ястребы" помогают людям… Если б не они. Да что с ним разговаривать!..
- Ну, ну, поговоришь мне! По тебе давно веревка плачет.
Последние его слова утонули в криках женщин:
- Ты на кого же работаешь, грязный пакостник! Мафия тебе деньги платит. Что тебе сделали ребята в черных рубашках? Не твоим ли милиционерам они два раза зарплату выплачивали?
- Да он эту зарплату милицейскую на дачу себе пустил. Вон какой дворец отгрохал.
Кто–то крикнул:
- Бей его, ребята!..
Но тут наперед толпы вышел Павел, поднял кверху руки:
- Не надо, друзья мои! Самосуд мы не допустим. Ему приказали нас арестовать, и он подчиняется начальству.
- Подонок он! Вот такие и Россию жидам продали!
- Не надо! Прошу вас, уймитесь и расходитесь по домам. Мы пройдем в отделение, и там все разъяснится. Мы ничего не делали плохого. Сегодня наши ребята ездили на подпольный завод, там шайка азиков наладила производство грязной водки и травит наших русских мужиков…
- Прекратите митинг! - завопил майор. - Я не позволю мутить народ!..
Но Павел отстранил его, продолжал:
- Мы обложили их данью, каждый месяц берем с них налог и отдаем эти деньги людям Сосновки и нашим сельчанам. Вот майор и взъярился - требует деньги, которые мы хотим отдать вам.
- О–о–о!.. А–а–а!.. - заревели люди и бросились на майора, но он кинулся в сторону, где стояла стайка детей, побежал к отделению и скоро скрылся за домами. В толпе раздался смех, крики, и даже женщины поднимали кулаки, грозили в сторону милиции.
- Качайте их! Молодцы, ребята!..
Жена Павла взяла у Александры ребенка, а та в одно мгновение оказалась на сильных мужских руках, которые высоко ее подбрасывали. В первое мгновение ей было страшно, но потом она поняла, что рук много и держат они ее крепко. Она взлетала все выше и выше над головами людей, и черная ее куртка развевалась, а из–под нее выглядывала ослепительно белая блузка, и грудь ее резко обозначилась… Кто–то крикнул:
- Братцы, да она же девка!.. Ах, молодец! Качайте ее выше!..
И мужикам, и молодым ребятам было приятно ощущать в своих руках упругое девичье тело, потом чьи–то могучие руки обхватили Александру и бережно опустили на ноги. Пылая от восторга, она тряхнула головой, оглядела всех и будто бросая вызов: "Да, девка!.. Но кто может ездить на мотоцикле быстрее меня, кто так же смел и готов постоять за всех вас на поле брани?.."
Павел, беря ее за руку, сказал:
- Пойдем к нам. Будешь ночевать у меня.
Во втором часу ночи в Сосновку в сопровождении трех "ястребов" приехал Сергей Качалин. Новенький семиместный "Форд" остановился на улице Лермонтова у дома номер двадцать один. Собака подняла истошный лай, разбудила хозяев. На крыльце показался атлетического вида мужчина в ночной рубашке, громко возгласил:
- Кто к нам приехал?
- Иван Тимофеевич, это я, Сергей.
- А-а… Серега. Сейчас, дорогой, я сейчас.
И скорым шагом направился к калитке открывать. Машину завели в гараж, ребят пригласили в комнату, где хозяйка накрыла для них стол, а Сергей и Иван Тимофеевич Бородин поднялись на второй этаж, куда вскоре же хозяйка принесла ужин.
- Докладывайте обстановку, а затем я расскажу, что происходит в нашем огороде, - сказал Сергей.