Голгофа - Дроздов Иван Владимирович 23 стр.


- Там на кресле одежда мужская лежала. А он?.. Видно, в ванной был, душ принимал?..

Саша смотрела ей в глаза и видела в них закипавшую тревогу.

- А?.. Что с ним? Где он был?..

- Я его порешила, - выдохнула Саша.

- Как… порешила?

- Стояла у раскрытого окна, а он раздетый подошел ко мне. Пьяненький, едва на ногах держался.

- Ну?.. И ты?..

- Руку ему подала, помогла залезть на подоконник. Он просил гладить его, говорил про какого–то космополита, а я его… за окно. Он и полетел.

- Что же ты раньше не сказала?

- А что?

- Нас искать будут.

- Да будут ли?

- А как же. Человека убили!

- Убили. Так сам же он… полез ко мне.

Помолчали с минуту, смотрели одна другой в глаза. Нина сказала:

- Вряд ли они… искать будут? Представляешь, грязь ка- кая! - девчонка голого за окно выбросила! Тут звону будет! - все газеты мира распишут. Кому такая слава нужна. Да и тех… узбека и цыганку… - их ведь затаскают.

- А как же?..

- Постараются замять дело. Найдут его тело и по–тихому домой переправят или еще куда, но только без шума. Скажут, приступ случился. Я так думаю. Западный мир таков - тут все дела посредством денег решают.

- Он за меня сто тысяч долларов отвалил. Сама слышала. Вот эти денежки и пустят в ход.

Постояли у края воды, подумали. Нина все больше укреплялась в своих предположениях.

- Нет, нет - и думать нечего. Да они о нас никому не скажут. Кто и видел нас - и тому рот заткнут. На это миллионы бросят. Он–то, воздыхатель твой, миллиардер какой–то греческий. С ним тут в отеле или в особняке каком целый штат сотрудников живет: секретари, референты, юристы. Да они золотом всех обсыпят, лишь бы историю замять. Вот только нам с тобой что делать?.. Перво–наперво, Качалину позвоним. Пусть приезжает, и мы расскажем ему…

- Нет! - вскричала Саша. - Не хочу Качалину… ничего говорить. Не хочу, не хочу!.. - топала ногами по воде, хваталась за голову. Нина Ивановна обняла ее, привлекла к себе.

- Ну, ладно, ладно, дурочка. Не скажем мы Сергею, утаим от всех. Только ты не плачь и ничего не бойся. Там, в аду, ты вон каким была молодцом, а теперь расквасилась.

Нина Ивановна утирала платочком слезы Александры, прижимала к груди ее головку, целовала волосы.

- Я ведь жизнью своей тебе обязана. Мы теперь друзья до гроба. А я умею хранить верность в дружбе. Ты на меня во всем можешь положится. Сейчас мы с тобой искупаемся, а потом пойдем вот в тот ближний пансионат, позвоним Качалину.

Кинулись в океан, плавали, дурачились и смеялись как дети. Нервы вдруг получили разрядку, они и холодной воды не слышали; им было хорошо, весело - в одночасье отлетели все страхи.

Потом они одевались, причесывались и пошли звонить Качалину. При первом же сигнале он схватил трубку:

- Где вы находитесь? Что с вами? Вы нас перепугали до смерти!

- Мы заехали на пляж Клондайк. Это совсем недалеко. Приезжайте за нами.

- Клондайк?.. Ага. Вот Шахт говорит, что там есть дощатый причал; "тещин язык" называется. Подходите к его краю и ждите катера. Мы возьмем вас на яхту "Янтарь".

Так назвал Сапфир купленную здесь у какого–то богача яхту - в честь того поселка под Ригой, где он родился и где похоронены его родители. Теперь по завещанию и его похоронили там же, в фамильном склепе Сапфиров.

Не прошло и получаса, как наши путешественницы всходили на трап яхты и их встречал галантный капитан и вся компания друзей.

Яхта взяла курс на северо–запад, на остров Кергелен‑2.

Женщин по правому борту вел Гиви Шахт. Он торопился, забегал вперед, но потом оборачивался и просил идти быстрее.

- Куда вы нас ведете? - обращалась к нему Саша.

- А где вы будете жить? - спрашивал в своей обыкновенной манере Шахт. - Здесь, на борту, или там, на носовой палубе у ног своего отчима? Да?..

Впереди по борту на самом кончике носа возвышалась скульптура человека, обращенного лицом к палубе. А на палубе наглухо принайтованы кресла, столы и столики. По сторонам деревянные лавки. И над всем этим в позе гостеприимного хозяина, расставив широко ноги и жестом руки приглашая гостей к трапезе, стоял искусно вырезанный из эвкалипта Сеня Сапфир. Это был подарок капитана хозяину на день его пятидесятилетия. Сапфир, оглядев скульптуру, будто бы надул пухлые малиновые губы и сказал: "Это ни к чему".

Но никаких распоряжений по поводу своего эвкалиптового двойника не сделал. Так она и осталась стоять тут, скульптура русского олигарха, размерами похожая на памятник Гоголю, недавно установленный в Петербурге, а своей окрыленностью и зарядом вдохновения чем–то напоминавшая Пушкина, стоящего в сквере перед Михайловским дворцом.

- Я хочу жить вместе с Ниной Ивановной.

- Вместе? - остановился Шахт. Но тут же согласился. - Будете вы жить вместе. Я приказал выделить вам каюту хозяи- на - самую большую, из трех помещений.

- Приказали? Кому? - не унималась Саша. Она хотя еще и не полностью отошла от недавнего потрясения, но тут на нее напал стих словоохотливости.

- Капитану приказал. И сам себе.

- А вы разве хозяин яхты?

- Саша! - остановился Шахт. - Прекрати язвить. А то суну тебя в крохотную матросскую каюту - будешь знать!

- А что, это хорошо. И если матрос со мной - тоже хорошо. Он будет меня защищать.

- Сашенька! - приструнила ее Нина Ивановна. - Рано тебе еще с матросами.

- Нет, не рано. Я уже большая.

Ей хотелось дурить и всех пугать. Но тут они подошли к двери, и Шахт открыл ее. Саша ожидала увидеть что–то особенное, но им открылась небольшая комната с диваном под двумя задраенными иллюминаторами, столом посредине и четырьмя стульями вокруг него. На полу ковер, на стенах картина Пикассо и два небольших этюда каких–то модернистов. Сапфир реализма не терпел и никаких направлений в искусстве, кроме модерновых и сверхнепонятных, не признавал.

Шахт показал крохотный кабинет, спальню с двумя кроватями и очень милый туалетный узел. Прощаясь, сказал:

- На обед в кают–компании капитана вы опоздали, но скажите: "Гиви, мы хотим есть", и Гиви даст приказ - вам принесут сюда.

- Нет, нам ничего не надо, - сказала Нина Ивановна.

- Не надо? Это тоже желание. А если будет надо, Шахт сделает любой приказ. И вот еще просьба: ночью не выходите на палубу. Не скажу, что опасно, но на яхте этой были два случая. Одна молодая женщина темной ночью стояла на палубе возле статуи Сапфира, держала его за талию и - мечтала. Мечтала, мечтала, а потом пропала.

- Как пропала?

- Я знаю! - взмахнул Гиви руками. - Она пропала, а я отвечай. Сеня сделал скандал. Он так ругался, так ругался, что я уже сам подумал, что проглотил ее как кит.

- Кто проглотил? - пытала Саша.

- Я проглотил, кто же другой! Мог проглотить капитан, и даже ее спрятать, но Сеня шумел, что проглотил я. Ее искали везде: и в трюме, и в моторном отделении, и во всех каю- тах - нет, ее не было. И только в обед следующего дня увидели ее за столом. Она ела так, будто голубая акула. Да, голубая, потому что на ней было голубое платье. Ее спрашивали, где ты была? Она смеялась и качала головой: какое ваше собачье дело?

- И все–таки где она была?

- Я знаю! Под утро я увидел у себя в каюте привидение. Женщина в белом! Она уже не в голубом, а в белом, потому что на ней была нижняя рубашка. Как вам это нравится?

Шахт рассмеялся и вышел.

Нина Ивановна прошла в ванную комнату и там на стене увидела аптечку. Достала два пузырька: валерьяновые капли и таблетки легкого снотворного. Показала Саше:

- Давай выпьем!

Саша отказалась, а Нина Ивановна налила себе капель, бросила в них таблетку и выпила. Потом они принимали душ и засветло легли спать. И Саша крепко уснула, но с наступлением ночи проснулась. Наскоро оделась и вышла на борт. Подошла к перилам, крепко вцепилась руками. Ночь висела над кораблем темная - ни луны, ни звезд. Лохматые тучи проносились над головой, и, казалось, это они шелестели, а не вода под килем. Воздух напоен влагой, но дышалось легко. "Далеко этот остров Кергелен‑2?.." - думала Саша, провожая взглядом отлетавшие огни проходившего мимо корабля.

Внезапно к ней подошла женщина или девушка.

- Добрый вечер! Вас как зовут?

Говорила на английском.

- Александра, а вас?

- Каролина. Я весь прошлый год была здесь, в хозяйской каюте, а теперь хозяин выбрал вас, да?

В голосе звучала обида; Каролина готова была расплакаться.

- Хозяин - это Сапфир, да?

- Да, Сапфир. Зачем вы спрашиваете, если хорошо знаете. Раньше он выбирал меня, я была любимой женой, он никого больше не хотел, только меня.

- А у него много жен?

- Когда как. Сегодня капитан пригласил шесть девушек. Четыре местных и две украинки.

- Украинки?

- Да, Украина - это далеко, еще дальше, чем Россия. Там красивые девушки. Их пригласили из местного борделя, но хозяину скажут, что они туристки.

- Хозяину ничего не скажут. Он умер.

- Ой! Что вы говорите? Хозяин молодой, он не мог умереть. Вы говорите неправду.

- Молодые тоже умирают. Даже дети и те умирают.

- Ой–ей! А я жду, когда меня позовут. Девочки давно спят, а я жду, потому что он звал меня. Я была любимой женой. Целый год!

- А любимой жене платят больше, чем остальным?

- Нам платил капитан, а ему деньги давал Шахт. За день девочки получают пятьдесят долларов, а мне платили сто. Если плаваем на Кергелен‑2, то прогулка длится пять - шесть дней. Я получала шестьсот долларов. Это хорошо. У меня мама и больной отец, мы на эти деньги жили месяц. А потом снова садились на папину пенсию. Это очень мало.

Саше не хотелось продолжать разговор, она простилась и пошла спать. На этот раз она уснула и проснулась в двенадцатом часу дня. К ним приходили и Шахт, и Качалин с Николаем Васильевичем, хотели позвать на завтрак в кают–компанию капитана, но Нина Ивановна будить Сашу не разрешила. Наверное, она бы и еще спала, если бы над ухом не заверещал телефон. Звонили долго, упорно, где–то совсем рядом, у самого уха; Александра с досады двинула аппарат рукой, он упал на ковер, но и там продолжал звонить, и тогда Саша нехотя взяла трубку.

- Ну, слушаю вас, - проговорила по–русски в надежде, что ее не поймут и она положит трубку.

- Это кто, кто? - раздался мужской голос, раздраженный, нетерпеливый.

- Я, Саша. Кого вам нужно?

- Саша, милая, родная, это я, Бутенко. Слушай меня внимательно. На носу корабля возле статуи Сапфира, у его ног, стоит чемодан. В нем взрывчатка, и через шесть минут она взорвется. Беги скорее, осторожно возьми чемодан и брось его в море. Скорее, родная! Если ты этого не сделаешь, вы погибли. Тротил разнесет нос корабля, вы потонете. Ну, беги скорее!..

Саша стряхнула с себя простыню и кинулась к выходу. Она не бежала, а летела вихрем по борту яхты, сбила с ног стоявшего на пути матроса, вспомнила, что раздета - в одних только пляжных плавках и без лифа, - закрыла руками груди и летела еще быстрее. Издали увидела черный большой чемодан. Схватила его обеими руками и швырнула за борт. И смотрела, как он погружается в волны, а яхта закрыла его корпусом, подмяла под себя. И Саша вдруг поняла, что корабль к несчастью на него наехал и вот–вот ударит его винтом, и тогда днище корабля разлетится в щепки, они пойдут на дно. Это были мгновения похуже тех, которые она пережила вчера утром, - мгновения, длившиеся вечность, но и вечность проходит. "Янтарь" продолжал скользить по волнам, а взрыва не было. Видно, чемодан пошел ко дну и винты его не задели. Александра, покачиваясь, побрела обратно в хозяйскую каюту. С мостика за ней наблюдал капитан, ее видели матросы, но никто ее не окликнул, не засмеялся над ней. Она прошла половину пути, и тут за кормой раздался страшный взрыв, и над океаном поднялся столб воды. Капитан сбежал со своего мостика, догнал Сашу и пробежал дальше, к корме, но Саша ему крикнула:

- Идите ко мне, я вам все расскажу!

В спальне набросила на себя халатик, подпоясалась, застегнула его на груди и вышла в гостиную. Капитан ее ждал, и с ним два помощника. Саша опустилась на лавку под иллюминаторами и стала рассказывать о звонке Бутенко и о том, что кто–то подложил им смертоносный гостинец.

Позже других вошел Шахт, но для него Саша свой рассказ не повторила. Извинилась и пошла в свою спальню. И, не снимая халатик, легла в постель. К ней пришла Нина и налила ей большую дозу валерьянки.

- Не надо. Не хочу.

Саша делала над собой усилие, пыталась успокоиться, прийти в норму и вновь стать веселой и без капель. Она в эту минуту думала, что Бог наградил ее могучей силой духа, что в сущности она боец и будет стойко переносить любые невзгоды.

Ей нравилось сознавать себя сильной, и она испытывала прилив гордости, была счастлива.

Зазвонил телефон.

- Саша? Ты?..

- Я, я, Николай Амвросьевич. Спасибо вам от всех нас. Вы такой добрый, такой хороший человек, вы спасли нас, и мы этого не забудем. Я очень счастлива, что вас знаю, я очень вас люблю!

Голос ее предательски дрожал, она чувствовала, что вот–вот расплачется и бросила трубку. Но телефон тотчас же зазвонил снова. На этот раз в спальне оказалась Нина Ивановна, и она долго говорила с Бутенко.

Солнце склонялось к вечеру, когда на горизонте показался остров. Вначале он походил на облачко, но потом, разрастаясь, все отчетливее принимал очертания коврика с неровными краями. Саша стояла возле своего деревянного отчима на том самом месте, где чья–то злая сила поместила роковой багаж. Держалась за откинутую руку Сапфира, вглядывалась то в берег острова, а то в синеватую даль, трепетно дрожавшую у черты горизонта.

Вечер был тих, тепел - такие бывают у нас на Кавказе в Пятигорске, где Саша дважды отдыхала с мамой, или в Крыму, куда они несколько раз в летнее время ездили на автомобиле.

"Что–то меня ожидает на этом далеком острове в Индийском океане, о котором я и на уроках географии никогда не слыхала", - думала Саша, начиная привыкать к мысли, что в ее судьбе обязательно должны случаться какие–то необыкновенные истории. Еще недавно дни ее протекали спокойно, и она не знала не только сильных потрясений, но каких–нибудь заметных, запоминающихся событий. Такая жизнь уж начинала ей наскучивать, она уж и не верила, что когда–нибудь что–нибудь с ней будет происходить, и вдруг началась полоса сильных и даже опасных приключений, которые, слава Богу, пока заканчиваются благополучно. А что если ее постигнет драма, катастрофа?.. Придется расстаться с жизнью, а того хуже - сделаться калекой?..

Не по себе становилось от таких мыслей, она в волнении прошлась по палубе, села в одно кресло, потом в другое…

- Но и все–таки! - проговорила вслух, будто кто–то с ней спорил, - я не хочу жизни сонной, спокойной: ходить, гулять, готовить пищу и мыть посуду… Хочу летать, плавать, встречаться с людьми, любить… И - путешествовать. Вот как сейчас: плывем на остров, которого, может быть, и нет на карте.

Посмотрела на мостик. Там рядом с капитаном стояли Шахт и Качалин, о чем–то горячо беседовали. Подумала: "Не хотят посвящать меня и Нину Ивановну в свои мужские дела".

Снова и снова жалела о том, что родилась девицей. Ей, конечно, являлись и такие мысли: была же у французов героиня Жанна д'Арк, а у нас - Зоя Космодемьянская. Но ей больше нравился корнет Азаров. Не хотела она никаких скидок и ограничений на пол, возраст, - приедет домой и развернет кипучую деятельность. Она достанет многих из тех, кто, подобно ее отчиму, украл у России миллиарды и строит на них дворцы, заводы в других странах и даже на земле других континентов. Вот хоть бы и эта яхта. Красавец–корабль, несущийся подобно чайке над волнами чужого моря… Все украдено у русских людей, все надо вернуть, надо восстановить справедливость. И она посвятит свою жизнь борьбе, создаст партизанские отряды, станет вождем сопротивления.

Высокие мысли волнуют Сашу, она имеет цель жизни - такую цель, которая дает силы и веру, наполняет ее жизнь, как ветер наполняет паруса. Вот и теперь она не ходит по палубе, она летит по волнам, как эта яхта с романтическим именем "Янтарь"; над ними кружится чайка - вестник земли, птица, дарующая матросам счастье; и она как чайка будет нести людям счастье, а Родине свободу от злых темных сил, могущество первой на земле державы.

Остров приближался. Слева тянулись темно–бурые скалы, а справа золотом отливал под солнцем песчаный клин. "Там пляж", - думала Саша и уж предвкушала момент, когда она в сопровождении Качалина войдет в зеленоватые волны океана. Вспомнился мосластый противный "Крючок"… "Бр–р–р…" - замотала головой и улыбнулась. Качалин разве такой? Он как те парни, с которыми она купалась в Крыму и на Кавказе. Один, стройный и красивый, подхватил ее сзади и понес в глубину, но она вывернулась и ушла от него. И как он потом ни извинялся - не простила. Она никому не позволяла к себе прикасаться. Но Сергей!.. Представила, как бы он взял ее на руки. Наверное, обомлела бы от счастья, но… Сам же он на такое не решится. Почему–то была уверена - не решится. И все–таки думала, мечтала. Ничего бы не хотела она так сильно, как очутиться у него на руках. "Вот дурочка, - выговаривала себе. - О чем размечталась".

А берег все ближе и ближе. Яхта теперь идет на него не прямым курсом, а режет волны под углом к берегу, приближаясь к нему левым бортом. Наверху из–за рыжей высокой скалы вывернулся белый как чайка дом с колоннами. По второму этажу балкон, крыша плоская, с зеленым козырьком. На балконе стоят люди и машут руками. Матросы им отвечают - видно, тут у них приятели.

Яхта обошла мыс, и за ним открылись пляжные постройки, легкие домики, крытые навесы со множеством лежаков, сеток, ярких разноцветных грибков. Людей на пляже не было, лишь изредка там и тут сновали в белых рубашках и коротких шортах мужики, - видно, строители.

Потом открылась бухта и там множество лодок, байдарок, водяных велосипедов… И - свежепокрашенный охрой причал. К нему и подошла яхта.

Гостей из России встречал всего лишь один человек. Поздоровался с капитаном, а потом представился всем остальным. Назвал себя Смитом. Саша заметила, как первым к нему рванулся Шахт и хотел было обняться, но тот сухо поздоровался и тут же повернулся к гостям, а потом взял капитана за руку, отвел в сторону. И они долго, даже неприлично долго говорили. Неприлично потому, что гости из России как бы на время были позабыты, создавалось впечатление, что они тут не очень–то и желанны. Особенно нервничал Шахт: ходил взад–вперед по дощатому настилу, порывался к Смиту, но тот, заметив его поползновения, брал капитана за руку, уводил подальше. Саша стояла возле Шахта, слышала, как он ворчал: "Этот грязный толстяк Тетя - Дядя, вечно за ним тянутся козни!.."

Шахт подходил то к Качалину, а то к Саше: "Ты - наследница! Твоя мама - по закону, вы обе…" Он пожимал плечами, говорил еще что–то и уходил.

Потом Смит спустился на берег, пошел к строителям, а капитан подошел к гостям и каким–то нетвердым голосом, пряча глаза, говорил не то Шахту, не то Саше:

- Тут, видите ли, неустройство, в доме затеяли ремонт и нет кухни. Может, поживем на яхте?..

Шахт вспылил:

- Какого черта все решают за моей спиной! Я тут хозяин или кто?

Капитан вежливо объяснял:

- Что–то неладное с наследством. Ваши счета в Пертском банке арестованы. Юрист нашел какие–то нарушения…

Назад Дальше