- Коля!.. Мне страшно.
А Коля, словно нарочно, еще больше прибавил скорость и гнал, пока не увидел поляну. Круто свернул на нее, а проехав несколько километров по краю леса, свернул на другую поляну и здесь мчался как оглашенный, и затем еще раз свернул, а по- том и еще, еще… И вдруг на открывшемся зеленом пригорке, окруженном со всех сторон березой чащобой, остановился.
Вышел из машины, растворил все дверцы, сказал:
- Выходите! Приехали.
- Куда приехали, зачем? - простонала вконец перепуганная Соня. И еще глубже вжалась в свой угол, смотрела на всех растерянным взглядом. Бутенко подхватил ее и вынес из машины. Посадил на траву и стал приглашать других пассажиров присоединиться к ним и отдохнуть.
Качалин заметил:
- Да уж… после таких ваших вензелей нас тут и сам черт не найдет.
Над миром петербургских и псковских лесов разливалась золотая осенняя истома. Солнце катилось стороной небес, но достигло к этому часу своего зенита и светило, и грело щедро, хотя и не так яро, как это бывает летом. Дождя тут не было, земля еще хранила тепло горячих августовских дней, - бронзовая кипень березовой кроны еще тянулась к небу, но уже готова была при первом дуновении холодного ветра обнажить ветви и устелить ковром приствольные круги родных деревьев.
Бутенко достал из багажника два топорика и лопату, вооружил ими мужиков и предложил рубить ветки деревьев и даже целые молодые березки. Машину завел в густой орешник, - и так, что ее было почти не видно. Мужикам сказал:
- Сейчас они поднимут вертолеты. Им никак нельзя нас потерять.
Быстро нарубили ветвей и закидали автомобиль. Рядом сделали навес для людей. Качалина заставил залезть под навес, а сам забрался на дерево и осмотрел все сооружение сверху. Человека не увидел. И все–таки еще подрубил веток и устелил крышу поплотнее. После этого они пошли к женщинам отдыхать. Но времени для отдыха им не дали. Далеко над лесом застрекотал вертолет, вначале один, затем другой. Два Николая подхватили Соню и засунули ее в угол укрытия, а затем и спрятались сами.
- Я знал, что поднимут вертолеты. Теперь в их распоряжении вся авиация.
- А если они нас увидят, - жалась поближе к Бутенко Саша, - что же они будут делать?
Ей хотелось знать весь возможный сюжет этого поединка.
Бутенко пояснил:
- А ничего. Учинят слежку за нами, и все. Им непременно нужно знать, где будет находиться наша несравненная Соня. И больше им ничего не надо. Пока ничего, - добавил он глубокомысленно.
Вертолеты проходили стороной, видимо, они летели вдоль лесных дорог. Но вот у самого горизонта развернулись, сузили пространство между собой и пошли прямо на лагерь наших героев. И пролетели низко - так, что Саша в щелочку между ветвями видела лица двух пилотов летящего прямо над ними вертолета. К счастью, летчики их укрытия не заметили. Улетели далеко, развернулись и теперь уже пошли стороной - далеко от цели.
- Кажется, мы оставили их с носом, - заметил Бутенко тоном победителя.
Когда вертолеты скрылись из поля зрения, Бутенко обратился к Качалину:
- Вы самый молодой из нас - нужно бы залезть на дерево и высмотреть дорогу или ближайшее жилье.
- А я! - воскликнула Саша. - Я самая молодая, я и полезу.
- Не девичье это дело - лазать по деревьям.
Но Саша уж карабкалась по стволу высокой березы. На другую березу полез Качалин. И оба они скоро закричали:
- Деревня! Тут совсем рядом.
И показали рукой.
Под навесом посидели еще около часа и лишь после этого Бутенко выкатил на пригорок автомобиль. Вдвоем с Качалиным внесли в задний салон Соню, все уселись по своим местам, и Николай Амвросьевич повел машину в сторону деревни. Лес, на их счастье, становился реже, они очень скоро вкатились в небольшое селение. Тут Бутенко спросил у старушки:
- Далеко ли до Вердуги?
- Вердуга–то?.. Да вон, за озером.
Бутенко наклонился к бабушке, ласково заговорил с ней:
- Как живешь, мамаша? Дровишек–то, как я погляжу, немного заготовила. Небось холода и голода вы тут боитесь?
- Как же, сынок, не бояться–то. У нас и магазина нет, да и пенсию никому не дают. Говорят, власть теперь у нас чужая, вроде бы американская.
- Уж это точно, бабушка. Американцы теперь в Кремль залезли. Не навсегда, конечно, однако, с год еще посидят.
- А потом что же - уедут что ли?
- Уедут. Они уж теперь чемоданы собирают.
Подошли мужики, женщины. Машину облепили ребята. Их было тут немало.
Бутенко обратился к мужикам и женщинам:
- Все вы тут собрались? Вся деревня?
Бойкая синеглазая женщина звонким голосом пропела:
- Да нет, не все…
И стала перечислять: того нет, того…
Бутенко открыл багажник, вынул из него деньги - рубли и доллары.
- Подходите, получайте пенсию и получку.
Селяне не сразу к нему двинулись, смотрели с удивлением. Женщины оказались побойчее. Синеглазая спросила:
- Всех одаривать станешь?
- Всех, а у кого дети малые - больше получат.
Делил поровну, спрашивал:
- У вас дети?.. А у вас?..
- У меня четверо ребятишек.
Синеглазая добавила:
- И мужа у нее нет. Ей–то бы побольше дали.
Бутенко отсчитывал - по пять–шесть тысяч рублей, по тысяче долларов. А многодетной дал и того больше.
- Так много!.. Ну, Авдотья, теперь ты живешь.
Авдотья спрятала за пазуху деньги, поспешно удалилась.
- Не перевелись еще люди–то добрые. Храни вас Бог. Переможем зиму–то теперь, а там уж полегчает небось. Чай, воронье- то сгинет с русской земли, не вечно же будет лихая година.
До избушки лесника доехали без приключений. Во дворе, перед входом в сарай, визжали электропилы, три сына лесника распиливали длинную толстую сосну на бруски и доски.
Всякий раз, когда к ним подъезжала машина или подходили люди, сыновья лесника включали пилы, нарезали доски. Так создавалась видимость кипучей деятельности акционерной лесопилки. На самом же деле тут кипела деятельность иного рода, - впрочем, кое–что об их делах мы уже знаем.
Сергея не ждали, а потому, как только завидели "Форд", сразу же включили пилы.
Сергей сидел за рулем и не стал останавливаться у дверей дома, а проехал в гараж и тут растворил дверцы, сказал:
- Теперь мы дома. Милости прошу.
К ним подошел лесник Аверьяныч, крепкий большелобый мужик с ясными глазами. Лицом приветлив, держался прямо, на каждого смотрел долгим проницательным взглядом.
Поздоровался с гостями. Сергей, не представив его, отвел в сторону:
- Аверьяныч, это очень важные люди, их надо приютить на месяц, а то и на два.
- Как вам угодно, Сергей Владимирович. Как вы скажете, так оно и будет.
- Нужен весь нижний этаж. Для женщин, и вот для нее особенно.
Сергей показал на Соню, которую выносили из машины.
Два Николая внесли Соню в дом, посадили на диван, а Саша с Ниной прикатили коляску. С лесопилки пришли все три парня, сыны лесника, и Сергей представил их гостям. Соню и Николая Амвросьевича поместили в большой нижней комнате, служившей для семьи лесника столовой и гостиной, - местом, где семья собиралась, по вечерам играли в карты или смотрели телевизор. Николай Васильевич и Качалин разместились в уютной комнате второго этажа; по соседству поселились Нина Ивановна и Саша, потеснив братьев, которые, как было в детстве, перешли в свою прежнюю комнату.
Сергей попросил ребят и женщин не выходить пока на улицу, а если и выйдут, то посматривать на небо. При первых же признаках вертолета заходить в дом.
Никто никого и ни о чем не спрашивал - все знали: если это делал Сергей Владимирович, значит так надо.
К ночи собрался дождь и стал мелко и нудно накрапывать. После ужина все разошлись по своим местам, Качалин и Николай Васильевич собрали в своей комнате молодежь, а Соня и Николай Амвросьевич задержали у себя Аверьяныча и заговорили с ним о чудодейственном березовом грибе чага. Аверьяныч выслушал их внимательно и ответил не сразу.
- Я давно собираю эти грибы, высушиваю их и сдаю в аптеки. У меня бывают лекари, эти для разных болезней покупают и грибы разные. Вот погодите, я достану тетрадь…
Из–за иконы вынул толстую ученическую тетрадь.
- Вот тут у меня даже нарисован гриб–старичок, то есть сморщенный, как печеное яблоко. Он встречается редко и, как правило, высоко растет, среди молодых ветвей. Вот он будто бы хорошо помогает от слабости ног и рук. И к нему еще собирают коренья трав, - они тоже у меня записаны.
Соня слушала Аверьяныча, затаив дыхание. И по мере того, как он перечислял корни трав и называл особый сбор чая, нужный во время лечения, она все больше укреплялась верой в народное лечение и в то, что именно Аверьяныч поможет ей встать на ноги.
В дороге она много думала о том, что вдруг свалившееся на нее наследство оказалось уж и не таким благом, как могло ей показаться; погоня за ними целой роты вооруженных парней, а затем и вертолеты в воздухе нагнетали на нее все больше страха, и она решила обстоятельно поговорить с Николаем, как только представится такая возможность. Она, конечно, поговорит с мужем, но теперь вдруг даже и эта забота отодвинулась на задний план, и она хотела бы только одного: лечиться у Аверьяныча, аккуратно выполнять все его предписания.
Постелили ей на лавке, под иконами, - и не потому, что не было в комнате постелей: тут были два дивана, но положили ее под иконы по старому поверью, бытовавшему в этой стороне, что ночь под иконами сообщает человеку небесные силы, помогает излечиться от самых тяжких застарелых хвороб. Аверьяныч не сказал ей об этом, но он верил в магическую силу близости иконы Божьей матери и потому постелил больной в красном углу.
В наступившей тишине слышно было, как потрескивают дрова в камине, а за окном точно метелкой скребется упорный осенний дождь. Соня лежит на спине, вытянув и раскинув ноги, слышит, как за дверью в сенях возится и сопит волкоподобный пес. Думы ее все больше о чудодейственном березовом грибе, который ей завтра же достанут с высокой березы ребята, или Николай; он ловкий, сильный - срежет ей именно такой гриб, который и нужен для оживления ног. А вот тогда, когда она встанет и будет ходить как прежде, она поедет в Петербург или в Москву, где для них купили прекрасную квартиру, в которой она еще ни разу не была, и она призовет к себе старых друзей, - у нее и в Москве их много; она пойдет с ними в новую синагогу, недавно построенную на Поклонной горе - на том самом месте, где в 1812 году стоял Наполеон и ждал посольства москвичей с хлебом–солью. Друзья познакомят ее с главным раввином, и она вручит ему много денег и скажет, что всегда готова помогать синагоге. Николай ничего не будет об этом знать, - он не любит ее "жидовских" увлечений и, если она часто принимает дома своих соплеменников, начинает сердиться и говорит: "Опять эта жидовская свадьба!" Но Соня знает, как ей надо поступать: сейчас, когда у нее много денег, она будет советоваться с друзьями и часто ходить в синагогу - они–то уж научат ее, как надо жить и что нужно делать.
Ловила себя на мысли, что как бы ни любила Николая, но если речь шла о деньгах, не доверяла ему вполне, хотела бы, чтобы деньги, как завещал братец Сеня, оставались в ее руках, а вот в то, что большие деньги таили большую опасность, не верила. Как это деньги, если они у тебя есть, могут таить опасность?.. Опасность подстерегает человека на каждом шагу, когда у него нет денег, но если они есть, то тут уж можно вспомнить расхожую мудрость французов: если есть деньги, то есть, а если нет денег, то нет. А еще Соня помнит, как ее отец, администратор питерского театра, любил говорить: если умный, то это хорошо.
Повернувшись к окну и шумно вздохнув, Соня подумала: "Вот встану я на свои красивые ножки и как в детстве буду скакать и прыгать…". И с этой мыслью: "скакать и прыгать" она заснула.
Но не так быстро отошли ко сну обитатели второго этажа. Там под председательством Бутенко и Качалина до трех часов ночи длилось оперативное боевое совещание. Решался один вопрос: что делать с Тетей - Дядей, который устроил на них настоящую облаву и не отстанет до тех пор, пока сапфировские миллиарды не перетекут в какие–то другие, более близкие ему карманы.
Бутенко был категоричен, говорил:
- Этот мешок с навозом непременно подошлет киллеров, и они нам поочередно продырявят голову. Каждый из нас получит три выстрела в затылок, да плюс контрольный в придачу.
Совещались четверо: кроме председателей были тут Николай Васильевич и старший сын лесника Евгений.
- Нет у нас иного выхода, как только его убить. И это будет даже справедливо. Вонючий толстяк, перебив нас, примется за женщин. Ну, Соню он поместит в какую–нибудь золотую клетку, а уж Сашу–то и Нину Ивановну наверняка не оставит. Свидетелей они не любят. И поверьте мне, я‑то уж прикоснулся к большим деньгам, - сравнительно, конечно, к большим, - еще до того, как умер Сапфир. Деньги - это почти всегда преступление. За ними тянется кровавый след. Ведь их никто не отдает так просто, за здорово живешь, - за них идет беспрерывная борьба. А эти Сапфировы деньги? Вы думаете, на них нет кровавых пятен? А сам хозяин - Сеня Сапфир? Он что, ушел из жизни по своей воле?.. Ну, ладно, положим, его никто не проткнул ножом. Положим, что яда не было и Сеня загнулся своей естественной смертью. Положим. А куда девался Шахт? Он что, испарился?.. А куда девалось несколько человек из тех, кто вам не знаком, но я‑то их знаю? А?.. Не знаете. А я знаю. Они сгорели в лучах больших денег. Спалили крылышки, как бабочки у костра. И не прими мы крутых мер, нам тоже не избежать участи бабочек. Всем! И нам с вами, и женщинам. А теперь решайте, что будем делать.
Женщины не спали, до них доносился приглушенный разговор мужчин.
Саша при слове "убить" вздохнула шумно и приподнялась на постели. Ей хотелось что–то сказать Нине Ивановне, но она подумала: ее услышат там, в мужской комнате, и перестанут говорить.
Нет, она не будет мешать этому важному разговору. Придвинулась к стене, слушала.
Нина Ивановна тоже слышала разговор, лежала спокойно, старалась не пропустить ни одного слова.
Наутро после завтрака она пошла гулять в лес с Бутенко и тут ему сказала:
- Мне кажется, мы с Сашей могли бы выманить юриста из Москвы и привезти сюда.
- Почему с Сашей?
- Она же падчерица Сапфира, ей он поверит, этот Тетя - Дядя.
Бутенко оживился, тряхнул головой:
- А что, это мысль! Отличная идея. Привезти его сюда, а тут…
- А что вы будете с ним делать тут? На смертоубийство я не согласна. И Саше начинать свою жизнь с такого…
- Зачем же его убивать? Мы ему поставим условие: или ты примешь наш вариант, или…
- Что - или?
- А это уж мы решим… по обстоятельствам.
- Вот то–то же - вы решите, а я этого боюсь.
- Но Саша не боится. Она, мне кажется, ничего не боится.
Бутенко с минуту размышлял, а потом, щелкнув пальцами, поднялся:
- Отлично! Я сейчас соберу военный совет.
И мужчины снова пошли в свою комнату, а хозяин дома Аверьяныч отправился в лес искать подходящие грибы. Кроме того, пообещал Соне привести ей из соседней деревни двух служанок - мать и дочь. Это были хорошо знакомые ему люди, и он уверил Соню, что на них можно во всем положиться.
Мужикам идея Нины Ивановны сразу понравилась. Качалин хотел было ехать с Сашей сам, но Бутенко его отговорил. Решили отправить с ней в Москву Евгения, и на автомобиле скоростном, бронированном - такой стоял в гараже и предназначался для Качалина, однако документы на право его вождения были и у Евгения.
На сборы потребовалось немного времени, и вечером, в восьмом часу, Саша и Евгений уже входили в квартиру Сапфиров, которая находилась на берегу канала поблизости от дома, где жила семья президента.
Саша позвонила юристу. Тот долго допытывался, кто ему звонит. Саша говорила, что она падчерица Сапфира, что юрист был у них на питерской квартире, и она, Саша, вместе с сыном Сапфира показывали ему террариум.
- Ах, да, знаю, конечно. Знаю, но что вы от меня хотите?
- У меня к вам письмо от тети Сони. Да и так… хотела бы вам кое–что сказать.
- Хорошо, я приеду. Но только не сейчас, а завтра в двенадцать часов дня.
В назначенный срок к дому подъехали две машины. Юрист ездил с большой охраной. На лифте поднялся отряд из пяти человек: двое прошли в квартиру, все обследовали, а затем, оставив у двери двух часовых, мягко вкатился Тетя - Дядя.
Пили кофе. Саша умело разыгрывала современную девицу, сидела в кресле в рискованно короткой юбочке и еще более рискованно, закинув одну ногу на другую. Юрист, бросая невольные взгляды на ее ноги и по достоинству их оценивая, все больше проникался доверием к Саше, читал и перечитывал короткое тревожное письмо Сони, которое, кстати говоря, составил Качалин и он же подписал.
"Дорогой …… Забыла, как Вас зовут, простите меня, глупую. Мне с этими деньгами совсем заморочили голову, Николай меня пугает, советует послать письмо в правительство Примакову и в российский Центробанк Геращенко, а я знаю, что он плут великий, слышала это от Сени, а Николай говорит, пусть он освободит нас от этих проклятых миллиардов и пошлет их в Приморье и в Кузбасс шахтерам, и накормит там голодных детей, даст зарплату учителям, и тогда уже они не будут показывать на нас пальцем и требовать арестовать, судить, и на всю жизнь запереть в тюрьму, как будто я какая преступница.
Не знаю, не знаю, что мне делать. А тут еще мои ноги. Они совсем не ходят, и мне требуются две женщины, чтобы за мной ухаживать и возить меня на коляске.
Приезжайте, пожалуйста, помогите решить мне все мои проблемы. Я живу в селе, где меня лечит березовым грибом один хороший человек, хотя он и гой. А в Питер я ехать боюсь, там недавно снайпер застрелил Малевича. Мы его знали, он помогал Сене, а Сеня помогал ему, а им обоим помогал Субчик, уже наш, такой хороший человек. Но я заболталась, а нам надо встретиться, и говорить мы будем без Николая, а с вами вдвоем. Я от него устала и не могу бежать, потому что мои ноги, - о, мои ноги!.. Ваша Соня".
На следующий день к вечеру машина, в которой за рулем сидел Евгений и рядом с ним охранник юриста, а в заднем салоне - Юрист и Саша, и сзади следовавшая по пятам машина с четырьмя охранниками въехали в Сосновку.
В гараже Саша с юристом прошли в комнату–пристройку, а охранники расположились так, чтобы все видеть и в случае опасности отбить любое нападение на их хозяина.
Саша беспечно разыгрывала роль радушной хозяйки, - она и вообще вела себя раскованно, не прочь была пококетничать с кавалером, которого, как она ему сказала еще в дороге, считала вовсе не противным, а скорее даже забавным и очень милым.
Юрист же тянулся к ней так, будто его схватили токи могучего магнита, и оттого он испытывал неизъяснимое волнение.