Нина Ивановна много гуляла по лесу, наслаждалась одиночеством и общением с такой роскошной в это время и такой богатой здесь природой.
Домой она возвращаться не могла; Качалин ей сказал: "В Москве Трахтенберг, он–то уж учинит за вами охоту". И советовал пока жить в лесу и от него, Сергея, не отрываться".
Иногда вечером заходила к Николаю Амвросьевичу. На столе у него лежали листы бумаги, он рисовал и вычерчивал фрагменты какого–то здания. Как–то Нина Ивановна спросила:
- Это будет ваша новая фабрика?
- Пристройка к дому. Вот к этому дому хочу пристроить блок, в котором можно было бы жить с относительным комфортом.
- Вас просил об этом Аверьяныч?
- Да нет, я сам ему предложил. Сказал, поживу тут у вас год–другой, а потом пристройку со всей мебелью ему оставлю. У него два сына, лишняя площадь не помешает.
- И вы тут будете жить два года? И Соня согласится?
Николай Амвросьевич уставил на собеседницу насмешливые веселые глаза, сказал:
- Я буду жить в лесу до тех пор, пока и вы будете здесь. А Сережа мне сказал: Нину Ивановну мы тут подержим. В город ее пускать опасно. Вот так, милая и бесценная Нина Ивановна. О вас пекусь больше, ну а если увижу, что мое общество вам не в тягость, и я поживу тут, где–нибудь рядом.
Нина Ивановна опустила глаза. Поняла иносказание, под сердцем теплой волной разлилась радость. Собралась с духом, заговорила:
- Да, конечно, Соне тут хорошо. Мы сейчас все надеемся: она вскоре встанет, а там и совсем пойдет. Аверьяныч - кудесник, я поражена его искусством.
- Соня домой поедет, в Израиль. Вот поправим ей ноги, и - поедет, - заявил Николай. И добавил:
- Я так решил. Пусть она живет дома.
Вошел Евгений, старший сын лесника, достал из кармана блокнот, стал докладывать:
- Составил график работ, сегодня из города прибывают две бригады: бетонщиков и плотников. С обеда приступают к делу.
- А столяры? Отделочники?
- Прибудут завтра. Материалы завезет прораб и возглавит стройку.
- Хорошо. Но темпы должны быть скоростными. Работать в три смены. Пусть поставят фонари, сделают дневное освещение. А где жить будут?
- Заказал два вагончика на тридцать человек.
- Хорошо, Женя. Поручаю вам общее руководство.
Нина Ивановна, всю жизнь имевшая дело с цифрами, но знавшая, что такое темп работ, теперь с восхищением наблюдала за делом практическим. С двенадцати часов как по военной команде началась стройка. Прибыл экскаватор и стал копать траншеи под фундамент. Одна за другой подходили машины с цементом, лесом, кругляком. Пристройка планировалась деревянной, и плотники с ходу принялись нарезать сруб. Обстругивать бревна не пришлось, их подготовили на складе. Подошла бетономешалка, и к вечеру уж была готова первая партия бетона…
- Деньги творят чудеса, - думала Нина Ивановна, гуляя по лесу, а потом снова и снова подходя к стройке и наблюдая, как работали мастера. Они все были молодые, ловкие и даже непосвященному человеку было видно, что класс их мастерства был высокий.
Ночью фундамент был готов, и Нина Ивановна могла определить размеры возводимого помещения. Это был второй такой же дом, как у лесника, но только оконные и дверные проемы шире, и под домом прорывалось подвальное помещение под гараж, котельную и склады.
Осень выдалась как на заказ. Холода подкрадывались постепенно, не тревожа тихой, золотой и трепетной погоды. Аверьяныч, оглядывая небо, говорил:
- Надо же - какая благодать! У нас в сыром и ветреном краю такая осень - редкость. Будто бы на моей памяти и не было такой.
Соня поправлялась на глазах. Как только она при помощи Аверьяныча стала ходить по комнате, лесник вырубил для нее красивую палочку, подавая, сказал:
- Ну а теперь - марш на улицу. Дома–то засиделась больно.
Николай Амвросьевич вывел ее на крыльцо, а отсюда на руках снес на землю. И она пошла. И шла, не опираясь на плечо мужа, а лишь припадая на палочку. Платком вытирала слезы. А они все текли и текли по ее горячим, воспаленным от радости и волнениям щекам.
С того дня она гуляла все больше и больше, а через две недели, когда строители уж подводили пристройку под крышу, Соня отдала палочку мужу и хотя еще не твердой походкой, но уже без посторонней помощи пошла по тропинке в лес.
А еще через две недели она собрала чемоданчик и ее повезли в аэропорт. Нина Ивановна по просьбе Николая Амвросьевича поехала ее провожать. Она давно собиралась съездить в Израиль, побывать в Палестине, а теперь вот ей представился благовидный повод.
Николай Амвросьевич сказал, что поедет в Питер и станет восстанавливать завод автоматических ручек, - и такой, который уж будет лучше прежнего.
В Питер он не поехал, но поехал в соседний район, остановился там в гостинице и вызвал к себе своего прежнего заместителя, когда он еще работал главным конструктором завода. Это был Валентин Владимирович Кашкин, талантливый инженер и верный товарищ.
Кашкин явился и между ними произошел следующий разговор.
- Чем занимаешься, как живешь? - спросил его Бутенко.
- Завода нашего нет, все мы сокращены - живем по–разному, кто как умеет подстроиться под эту проклятую капиталистическую систему. Я, например, тружусь на овощной базе: кому чего отнести, кому принести, а еще надо много улыбаться, угодливо прогибаться, иначе азик, плешивый турок из Баку, может дать пинка и ты очутишься на улице.
- Ты, Валентин, всегда был балагур; я тебя спрашиваю серьезно.
- Я тебе серьезно и отвечаю. Именно этим я и занимаюсь. А не хочешь - подыхай с голода. Пенсии–то у меня нет. Вот и к тебе сюда зайцем ехал. Билет–то не на что купить.
- Что ж азик за такую черную работу и деньги хорошие не дает?
- Скажи спасибо, держит на работе. Они русских ненавидят, а за что - не знаю. При каждом случае не прочь уколоть, а то и оскорбить даже.
- Карл Маркс, а с ним и Ленин знали, чем нас сшибить можно: интернационализм навязали. Пусти инородца в дом, корми его, пои, а он привыкнет и на шею тебе сядет. А там и власть над хозяином семьи возьмет. Я вот в Австралии живу, так там законы естественные: если ты хозяин, так и будь им. И никого себе на шею не сажай.
Бутенко положил кулаки на стол, заговорил другим тоном:
- Ну да ладно, хватит плакаться! Считай, что с азиком ты расстаешься. Другая работа ждет тебя. Завод будешь восстанавливать.
- Какой завод?
- Наш завод. Возьмешься за это дело?
- Да как же его восстановишь, если нет нашего завода. Стены трех корпусов стоят, но там склады разные и еще черт знает что там копошится.
- Всех выселишь. А я укажу адреса, где можно оборудование, станки разные закупить. Наконец, кое–что из Австралии тебе пришлю.
- Погоди, Николай Амвросьевич, что–то я в толк не возьму: да на такие дела деньги нужны, да еще какие.
- Есть у меня деньги. Составишь смету и получишь все, что тебе надо.
- Да ведь чтобы смету составить, нужно в корпусах побывать, посмотреть, кто да что там обосновалось, как выжить их оттуда.
- Вот этим ты и займешься. И на все про все даю тебе неделю. Поезжай и все устраивай. Встретимся здесь же, и ты уже с готовой сметой приедешь. А на первые расходы - вот тебе двадцать тысяч карманных и чек на двести тысяч. Это на подкуп всяких чиновников, милиции и прочих молодцов. Деньги не жалей, покупай всех с потрохами. Завод мы потеряли, но мы его и вернем государству. Не себе возьмем, а государству отдадим. Чтобы нас с тобой не числили в той самой директорской банде, которая за жирные куски и подачки заводы свои на распыл пустила. Придет еще времечко - с них все сполна спросится. Я, Валентин, хочу в этом процессе самолично участвовать; то есть директоров–предателей отлавливать. Я ведь многих из них в лицо знаю, а иные так на моих глазах заводы свои чужестранцам за гроши продавали. Россию–матушку не одни только евреи да американцы развалили; ее и партаппаратчики, и директорский корпус, а также интеллигенция велеречивая в пропасть тащили. А те русские писатели, которые грязь в своих книгах месили, черноту выкапывали, да всякие "ужасы", советского строя живописали - они что ли не виноваты? Нет–нет, Валентин, народ наш глуп и доверчив, как дитя малое, и сам–то и сейчас понять ничего не может, но есть у всякого народа, и у русского тоже, спасительное свойство такое: он в минуты опасности героев и провидцев рождает. И чем ближе его подталкивают к пропасти, тем больше светочей и героев он из своей среды выталкивает. Они–то, эти светочи и герои, и укажут ему путь спасения. Ты ведь тоже, Валентин, светоч. Доктор технических наук, каким ты конструктором был! Время пришло нам с тобой заступиться за народ. В моем кармане деньги большие оказались. Я их все до одной копейки России верну, - ее это деньги! Вот и давай, мой друг, берись за дело. Вместе мы с тобой силушку богатырскую покажем!
Бутенко выписал чек на двести тысяч. И, подавая его приятелю, сказал:
- Получишь в Инкомбанке. Пока еще пауки этот банк не растащили. Потом–то они его объявят банкротом, а все денежки вкладчиков на свои заграничные счета перекинут. Это у них механизм такой налажен: оборудуют хороший банк, распустят слухи о нем - дескать, надежный банк, самый надежный в городе, ну, мужик наш русский все деньги туда и понесет. Соберут они тысячи таких вкладчиков, а потом - хлоп! Обанкротились. И разбегутся по заграницам. С набитыми, конечно, карманами. Я‑то уж знаю этих умников, потому и деньги свои во множестве банков держу. В старых, где паук сидит умный и кровь из людей сосет понемногу.
На том они и расстались.
Бутенко и другу своему не назвал своего местожительства.
Качалин готовил очередную операцию. Он сидел в своей комнате и говорил по телефону с соратниками. Говорил подолгу, наставлял, учил. Предлагал теснее сближаться с милицией, искать выходы на ребят из ФСБ - Федеративной службы безопасности. А с другой стороны - засылать своих людей в охраны частных лиц, богатых дельцов, глубже проникать в тайны их махинаций и вести работу со старшими охранниками, подсовывать им газеты и разные документы с угрозами в адрес лиц, обворовавших Россию. И никаких насилий, убийств и даже увечий - делать все так, чтобы операции "черных ястребов" подпадали под статьи: хулиганство или действия с целью возвращения украденного владельцу.
Требовал показывать ему планы всех намечающихся операций.
Одним словом, крепко забирал в руки бразды правления.
Командир одной группы "черных ястребов" Денис Козловский рассказал о Медном бароне, который недавно отстроил на берегу Ладоги четырехэтажный замок с тремя башнями и все помещения обставил дорогой финской мебелью. Его зовут Медный барон Сацс. Неподалеку от замка он построил другой замок, поменьше - для своей любовницы, шестнадцатилетней Риммочки, и ездит к ней с двумя охранниками каждый вечер, но на ночь не остается. Мы вычислили маршрут и время движения его автомобиля.
- Почему его называют Медным? - спросил Качалин.
- Он поначалу создавал сеть добытчиков цветных металлов и переправлял эти металлы в Эстонию. Его клиенты разбирали оборудование электрических сетей, оснастку автоматики железных дорог; на его счету сотни аварий, множество смертей и других тяжких преступлений. А в последнее время он взял под контроль нефтеснабжение малых городов и все время повышает цены на бензин и топливо для заводов и котелен. На его счетах более шестисот миллионов долларов, и начальник охраны знает все банки, где хранит этот жирный боров деньги. В Петербурге, Новгороде и Пскове он держит лишь небольшую часть, остальные - в Швейцарии, Лихтенштейне и во Франции. Начальник охраны на него зол и готов его вместе с нами "попотрошить".
- Хорошо, Денис. Мы вывернем его карманы и вытряхнем все деньги до копеечки. Замок же свой он отдаст районной администрации, а сам поедет в Израиль или Америку. Билет на самолет мы ему купим. И дадим на дорогу долларов двести. Приезжай ко мне, и мы в деталях обсудим операцию, которую так и назовем: "Медный барон".
Был назначен день операции. И в условленный час тридцать "черных ястребов" ринулись в атаку.
В семи километрах от замка, на шоссейной дороге, петлявшей по лесу, выбрали место, где к большаку с разных сторон подходили две проселочных лесных дороги. Тут же рядом в окружении трех дубов затерялось небольшое строение - бывшая будка железнодорожного обходчика. Обходчика сократили, будка опустела, но шлагбаум, перекрывавший дорогу в виду приближения поезда, остался. Он высоко задрал нос и стоял, точно журавль, на одной ноге.
Поздним вечером к будке подъехала машина, и из нее вышли Качалин, Евгений - сын лесника, и еще два бойца в форме "черных ястребов". В будке они зажгли свечи, сбросили со стола мусор и разложили привезенную с собой посуду, еду, бутылки вина и водки - сделали вид, что пируют. Как раз в это время к шлагбауму подошла машина с Медным бароном. Качалин знал, что охранников в машине двое: шофер и боец. Не обращая внимания на подошедшую машину, разливал вино, поднимал тост. И как следовало ожидать, из машины вышел шофер, подошел к будке. Приоткрыв дверь, поздоровался, спросил:
- Шлагбаум не поднимете?
Качалин повернулся к нему, спокойно проговорил:
- Пройдет поезд, тогда и поднимем.
Шофер хотел было ретироваться, но Качалин предложил ему выпить.
- Я за рулем. Не могу.
- А кто тебя тут видит? Гаишников в лесу нет.
- Это–то уж верно, да вон хозяин. Неудобно.
- Ну, ладно. Возьми бутерброд с икоркой.
Шофер подошел, и Качалин, неспешно намазывая на хлеб икру, металлическим голосом проговорил:
- Парень, присядь сюда на лавку, я что–то тебе скажу. У тебя дети есть?
- Есть, а что?
- Смотри, как бы им не остаться сиротами. Сейчас начнется операция, в которой можешь головушку сложить. А чтобы остаться целым, сиди и спокойно насыщайся.
В этот момент в лесу раздался грозный рокот мотоциклов, вспыхнули яркие огни. Рокот нарастал и огней становилось все больше, и светились они так ярко, что смотреть на них было невозможно.
- Слышишь? - кивнул на огни Качалин.
- Да, это "черные ястребы". Мы о них знаем. Потому наш шеф и ездит к любезной утром, а возвращается ночью. Вы, ребята, скажите мне, что я должен делать. Лоб подставлять под пули я не желаю.
- Положи на стол оружие и сиди спокойно. И скажи нам: в замке много охранников?
- В замке охранников нет, они дежурят у главных ворот. Их восемь: три турка, два латыша и трое русских. Русские все недовольны, ворчат, - хозяин платит им меньше, чем другим, и называет свиньями. Ребята молчат, но в любой момент готовы взорваться.
Мотоциклы, сверкая нестерпимым светом фар, обтекли с обеих боков автомобиль Медного барона. Остановились, но двигатели не выключали. И свет фар горел у них еще ярче. Такова была команда. А Качалин ждал, как поведут себя Сац и его охранник. Сергей боялся стрельбы, не хотел подвергать своих бойцов даже малейшей опасности. Да и охранников он жалел: люди–то они свои, русские. А если и татары, и башкиры, и даже чужеземные турки - все равно, и их жалко. Не от хорошей жизни служили они этой гадине, Медному барону.
Но вот из машины вывалилось толстое и круглое, точно арбуз, одетое во все черное подобие человека - видимо, барон. О чем–то говорил с ближайшим мотоциклистом, но тот показал на будку: иди, мол, туда. И круглое пошло, а вернее покатилось. И шаровой молнией влетело в будку. С порога заорало:
- Безобразие! Кто меня держит? Поднимите шлагбаум! Я позову войска!
И он взмахнул сотовым телефоном над головой Качалина. Сергей как щипцами захватил запястье руки; барон ойкнул, опустился на лавку, выпучил ошалелые глаза. Он был чрезвычайно толст, но как–то по–особому - на сторону живота. Живот свисал ниже колен и сильно тянул к полу все части тела. Необычными были у него и глаза: маленькие, черные круглячки плавали по белому полю и оттого чудилось, что их хозяин когда–то давным–давно сильно перепугался да так и остался с печатью этого крайнего испуга. И уж совершенно неестественным казался его рот: губ не было, а на месте их - широко растянутая и плотно сжатая тонкая ниточка. А поскольку щеки его были красные, пухлые, то и казалось, что он захватил в рот большой лакомый кусок и боялся, чтобы кто–нибудь не вырвал этот кусок у него изо рта. Словом, не сложись ситуация столь напряженной, фигура Саца и его лицо могли бы уже сами по себе доставить много пищи для удовлетворения любопытства и даже известного удовольствия. Но теперь все заняты были мыслью, как быстрее закончить встречу, в результате которой возникло такое напряжение.
- Куда меня везут?
- Еще не везут, но повезем.
- Зачем везти? Я могу дать выкуп, и всем будет хорошо.
- Да, нам нужен выкуп, но он будет большой. У вас не хватит денег.
- Хватит! Вы только скажите, и я дам.
- Пока позовите сюда вашего охранника.
- Я сейчас, - сказал шофер. И, выйдя на улицу, позвал своего товарища.
Тот пришел в будку, и Качалин, протянув к нему руку, сказал:
- Оружие!
Боец полез в карман, но два "черных ястреба" схватили его за обе руки и вынули из карманов два пистолета. Потом обезоружили и барона.
Сидели мирно, Качалин наливал вино, коньяк, угощал барона и его людей.
Заговорил Сац:
- Вы меня напугали, а у меня больное сердце. Будет инфаркт, и вас потянут к ответу.
- Надо жить по законам православия, и тогда ваше сердце не будет болеть. А так–то, как живете вы…
Качалин достал из нагрудного кармана блокнотик, стал считать аварии, катастрофы, сотни погибших людей в результате действий добытчиков цветного металла.
- Уже и началось следствие?
- Я русский человек и предъявляю счет каждому, кто ведет необъявленную войну с нами.
- Ого! Но тогда скажите, чего мне от вас ожидать?
- Вы будете выполнять все наши распоряжения… если хотите остаться живым. Позовите сюда начальника своей охраны.
- Он вот, сидит рядом, - показал на шофера.
Качалин повернулся к нему, и тот кивнул: да, я и есть начальник охраны.
- Меня зовут Игорь. Игорь Иванович Кобрин, - представился главный охранник.
- Хорошо, Игорь Иванович. Тогда поезжайте в замок и привезите оттуда все деловые бумаги: печать, бланки, чеки. Сколько хозяин должен вам денег?
- Он нам не платил уже три месяца.
- Не платит деньги, а вы его терпите. Что же это за ребята такие, где у них самолюбие? Сколько же он задолжал каждому из вас?
- Ребятам по тысяче пятьсот долларов, а мне три тысячи.
Качалин повернулся к Сацу:
- У вас есть деньги?
- Я выпишу им чек.
- Нужны наличные. И немедленно.
Сац пожал плечами: наличных у него нет. Но Кобрин сказал:
- Деньги в сейфе. В замке три сейфа.
Сац кинул на него взгляд затравленного волка. Ноздри его мясистого, поросшего волосами носа вздулись, словно под воздействием ветра. Он тяжело дышал. А оба охранника со вниманием и надеждой смотрели на Качалина, ждали от него вопросов или приказаний. И приказание поступило:
- Поезжайте на своей машине в замок и привезите сюда сейфы и всех своих подчиненных–охранников. Если ослушаетесь, я двину на вас роту "черных ястребов".
Кобрин встал и весело проговорил:
- Все будет исполнено в точности!
И он с товарищем пошел к машине.