Он добрался ползком до края окопа и тяжело упал в него. И тут Питуха прохватила дрожь - горнист увидел, что красная лента, на которой висела звезда, награда его друга, была пробита маленькой круглой дырочкой. Этот след оставила пуля.
ГЛАВА 3
Смерть героя. - Семьдесят шесть тысяч пушечных выстрелов. - Отвага русских. - Нападение на Третью батарею. - Вылазка Оторвы. - На кладбище. - Бегство русских. - Их исчезновение. - Тайна.
Оторва потерял сознание. Горнист открыл флягу, влил ему меж губ струйку водки и проговорил возбужденно:
- Лакай до дна!.. Это жидкий купорос… молоко тигрицы… оно пересилит смерть!
Оторва сделал несколько вдохов и сказал чуть окрепшим голосом:
- Мне уже лучше.
- Так! Теперь давай посмотрим, чем тебя шлепнуло.
Питух распахнул мундир Оторвы, расстегнул рубаху и увидел чуть ниже сердца темно-лиловое пятно величиной с ладонь. Крови не было.
- Это синяк!.. Самый настоящий синяк! - озабоченно констатировал Питух.
Оторва почувствовал, что у него за поясом застряло что-то твердое, запустил туда руку и вытащил пулю мелкого калибра, на которой виднелись следы нарезки.
- Вот она, виновница! Да разве это оружие… игрушка!.. Бьет прицельно, а пробить не может.
- Не стоит жаловаться… Тебе здорово повезло…
- Да, ведь выстрел был необыкновенно меткий…
- Это та бабенка, она продолжает за нами охотиться… Ну, подожди же, прекрасная дама…
- Не убивай ее!
- Кончай со своими предрассудками… Подумаешь, дама! А мне плевать на хорошие манеры… Она ведет себя как солдат… черт побери! И я буду поступать с ней как с солдатом!
Пока друзья говорили, снова сгустился дым, прикрыв бастион, на котором стояла надменная и свирепая княгиня. Бомбардировка возобновилась с еще большей яростью, чем прежде.
Морской флот тоже вступил в борьбу. Двадцать семь военных кораблей почти из тысячи бортовых пушек открыли огонь по фортам, защищавшим рейд. Тучи дыма с языками пламени накрыли море и берег. Грохот был столь силен, что из ушей канониров брызгала кровь, и кое-кто остался глухим навсегда.
В час дня уже можно было говорить о разгроме русской армии. Адмирала Корнилова смертельно ранили. Не щадя себя, всегда в первых рядах, он наблюдал, сидя верхом на лошади, с Малахова кургана за ходом бомбардировки. Английское ядро оторвало ему левую ногу. Он упал на руки своих офицеров. Умирающий окинул их взглядом и сказал:
- Я доверяю вам оборону Севастополя… не сдавайте его!
Адмирала доставили в госпиталь, где, несмотря на все старания докторов, он умер после двухчасовой агонии.
Его последними словами было:
- Стойте насмерть!.. Защищайтесь до последнего!
Это несчастье не сломило боевого духа русских - оно привело их в настоящую ярость. Город, ощетинившийся пушками, полыхал пламенем, один вулкан изрыгал лаву на другой, картечь сшибалась с картечью.
С пострадавших бастионов на французские батареи обрушивался шквал железа, который сравнивал их с землей. Не щадили и корабли. Адмиральский корабль "Ля вилль де Пари" получил сто попаданий в оснастку, пятьдесят - в корпус и три - ниже ватерлинии. Одна из бомб разнесла в щепу полуют, свалила с ног адмирала Гамелена, убила стоявшего рядом с ним офицера и тяжело ранила двух его адъютантов.
На всех судах, в которые попали русские ядра, начались пожары.
Да, славные солдаты эти русские, бывшие тогда противниками французов, а теперь ставшие их союзниками!
Нечего тешиться иллюзиями, французам тогда здорово досталось. Недаром генерал Тири, командующий артиллерией, с согласия главнокомандующего в конце концов приказал прекратить огонь.
Никто не думал больше о штурме, о котором мечтали утром. К тому же на поле боя подоспел князь Меншиков с тридцатью свежими батальонами.
Ночью стрельба прекратилась с обеих сторон. Каждая подсчитывала потери и восстанавливала укрепления. Да, потери оказались значительны, но все же не столь велики, как можно было предположить после артиллерийского урагана.
Людских потерь у обеих сторон вообще насчитывалось немного. Французы потеряли убитыми и ранеными триста человек, англичане - около четырехсот. У русских вывели из строя около тысячи бойцов. Англо-французские войска произвели десять тысяч артиллерийских выстрелов, русские - двадцать тысяч!
Флот союзников выпустил тридцать тысяч снарядов по фортам рейда без ощутимого результата; русские ответили шестнадцатью тысячами. Итак, в этот день той и другой стороной было израсходовано семьдесят шесть тысяч снарядов!
По справедливости превышение русских потерь над французскими объяснялось выстрелами франтиреров Оторвы. За весь этот тяжелый день лишь несколько человек из них получили незначительные ранения. Самое серьезное досталось их командиру.
Добровольцы причинили большой урон оборонявшимся, и, когда с наступлением ночи вернулись на французские позиции, их горячо поздравляли. Затея прошла успешное испытание, и Адский дозор стал отныне существовать официально.
За ночь десять тысяч русских рабочих починили разрушенные укрепления. На следующий день, на рассвете, они выглядели еще более грозно, чем прежде.
Напрасно бомбардировка возобновлялась с возрастающей яростью на следующие дни. Напрасно с лихорадочной поспешностью продолжались саперные работы и передние траншеи подступали к Мачтовому бастиону уже на триста пятьдесят метров.
- Мы сами себя кусаем за нос! - не раз решительно говорил Оторве капитан Шампобер.
Несмотря на страшную канонаду, Севастополь благодаря гению Тотлебена и патриотизму гарнизона по-прежнему оказывал сопротивление, и союзники несли чувствительные потери. Исходя из принципа, что лучшая защита - нападение, русские непрерывно наносили контрудары.
Отважные вылазки гарнизона, внезапная атака войск Меншикова, которые застали англичан врасплох под Балаклавой и разгромили их кавалерию, - все это заставило осаждающих сделать вывод, что перед ними опасный противник.
Первое сражение имело место двадцать пятого октября. Пятого ноября была предпринята новая и более жестокая контратака, едва не уничтожившая англичан на холмах Инкермана.
Под Балаклавой произошла всего лишь стычка. У Инкермана развернулось кровопролитное сражение, в котором, не приди на помощь французы, английская армия была бы полностью разгромлена. Сражение было таким ожесточенным, что в результате выбыли из строя - с обеих сторон - более двенадцати тысяч человек.
К этому добавилось еще одно важное обстоятельство, которое очень тревожило французский штаб. Шпионская сеть русских была так великолепно организована, что они знали все, что происходило у нас и у англичан.
Передвижение войск, расположение батарей, саперные работы - им было известно все, включая пароли! Так, на следующий день после Инкермана, когда каждая из сторон пополняла свои ряды, перевязывала раны и оплакивала мертвых, батарея капитана Шампобера подверглась среди ночи внезапному нападению.
Перед Центральным бастионом русские соорудили люнет с шестью пушками. Они в упор стреляли по батарее французского капитана и причинили ей немало бед. Шампобер призвал на помощь Оторву.
- У вас есть свобода маневра, - сказал ему капитан, - у вас есть шанс стать офицером и командовать вашими храбрецами, которые не боятся ни Бога, ни черта, но вы должны, мой дорогой Оторва, оказать мне одну услугу.
- Я в вашем распоряжении, капитан!
- Задание чрезвычайно трудное, если не сказать, невыполнимое.
- Трудное!.. Считайте, что оно сделано… Невыполнимое!.. Оно будет сделано. Немедленно.
- Хорошо! Речь идет о том, чтобы заклепать орудия этого люнета, который вы там видите. Для этого надо подобраться к нему между южной частью кладбища и исходящим углом Центрального бастиона.
- Сегодня же вечером, капитан… возьму пятьдесят человек… и ручаюсь…
- Заранее благодарю, мой храбрый друг, и в добрый час.
- О, не тревожьтесь, дело пустячное.
В десять часов Адский дозор под водительством своего отважного командира, получив у капитана слова пароля и отзыва, преодолел бруствер батареи. Два часа прошло в тишине, нарушаемой время от времени лишь перекличкой часовых и лаем собак, доносившимися из города.
Пушки с обеих сторон молчали. Противники были измочалены недавними сражениями, даже самые сильные бойцы впали в оцепенение.
На городских часах пробило полночь. Француз, стоявший в траншее на карауле, услышал, как мимо батареи двигался отряд, который не пытался скрыть свое приближение.
- Кто идет? - прокричал часовой, преграждая неизвестным фигурам дорогу штыком.
- Франция! - прозвучало из темноты.
- Какой полк?
- Франтиреры Второго зуавского.
- Место сбора…
Человек, которого часовой не мог узнать во тьме, придвинулся так близко, что почти упирался грудью в штык часового.
- Маре́нго! - добавил незнакомец вполголоса.
- Ладно, проходите! - сказал часовой, убирая штык.
В эту минуту тень, бесшумно скользнув за спиной караульного, поднялась и изо всех сил обрушила на его голову топор. Несчастный мешком повалился на землю, хрипя:
- Это не… Оторва… Предательство!..
Но его никто не слышал. Отряд, не издавая ни звука, кинулся вперед и в несколько прыжков оказался в расположении французской батареи, вся обслуга которой дремала, присев на корточки, или болтала, покуривая.
Капитан уловил опасность, но слишком поздно. Он вытащил саблю и прокричал звонким голосом:
- Тревога!.. Канониры!.. Тревога!..
Через мгновение на батарее наступила невообразимая сумятица. Артиллеристы схватились за карабины, сжали рукояти прицелов, банники и храбро дали отпор врагу. В темноте завязался ожесточенный бой, где уже невозможно было отличить врагов от друзей. Люди дрались, душили и резали друг друга наудачу, кого с кем сведет судьба.
Однако целью нападающих являлись не люди, а орудия.
Некоторые из русских, вооруженные тяжелыми молотами и длинными стальными гвоздями, подобрались к пушкам, вокруг которых кипел бой. Ступая по переплетенным телам бойцов, они нащупали замки орудий, вставили в них гвозди и тяжелыми ударами молота загнали их по самые шляпки.
За несколько минут четыре пушки и три мортиры были заклепаны и надолго выведены из строя.
Капитан оказался перед гигантом, который, размахивая саблей, кинулся на него, выставив голову вперед. Шампобер инстинктивно отразил удар, а затем, опустившись на одно колено, всадил саблю в живот по самую рукоять. Спокойно, поднявшись с колена, он произнес:
- Месть за мой шрам.
Помощь прибывала со всех сторон, но - слишком поздно. Выполнив свою задачу, уцелевшие славяне выскакивали из траншеи, расталкивая караульных, и удирали, бросив своих раненых на батарее.
Кто-то зажег фонарь. Капитан приказал направить свет на своего противника - тот дергался и хрипел. Шампобер увидел перед собой молодого человека, своего возраста и звания, с тремя нашивками капитан-лейтенанта.
Капитан приподнял его голову, прислонил к своему колену и сказал голосом, исполненным жалости:
- Месье, что я могу сделать для вас?
- Ничего, - ответил раненый, - со мной кончено… все напрасно.
- И сейчас вызову хирурга… тотчас…
- Спасибо, месье… я умираю… я не испытываю ненависти к вам, хотя вы меня убили… но вы выполняли свой долг… как я выполнял свой… О, эта война!
Незнакомец вытянулся, сжал зубы, затем привстал и, перед тем как замертво упасть, испустил последний крик:
- Да здравствует царь!.. Да здравствует святая Русь!..
Тем временем, по одному из тех удивительных совпадений, которые нередко случаются на войне, Оторва успешно проделал на стороне русских ту же операцию. Правда, с бо́льшим трудом, поскольку ему был неизвестен пароль неприятеля и он не знал русского языка.
Жан заклепал шесть пушек и четыре мортиры, стрелявшие из люнета, повредив тем самым на три орудия больше, чем русские у французов.
Адский дозор возвратился, оставив на земле неприятеля четверых убитых. Зуавы двигались вдоль стены кладбища и уже собирались спрыгнуть в траншею, когда раздался торопливый топот ног.
Питух, всегда отличавшийся незаурядной наблюдательностью, прошептал Оторве:
- Они в сапогах… Шлеп-шлеп! - слышно по звуку…
- Ты прав!
- Значит, это русские.
- Ну, мы им устроим встречу! - добавил сержант Буффарик, который добровольно присоединился к дозору.
Зуавы - превосходные солдаты - мигом выстроились в цепочку и выставили штыки. Русские беспорядочно, вслепую бросились на них. Произошла короткая рукопашная, раздались предсмертные выкрики, затем какой-то приказ на незнакомом языке. На земле осталось человек пятьдесят убитых и раненых врагов. Остальные отступили вдоль стены кладбища, и зуавы бросились преследовать их по пятам.
Монументальные решетчатые ворота с пиками наверху служили входом на кладбище, высокая каменная ограда которого уцелела во время бомбардировки. Ворота не были заперты. Отступающие, видимо, знали об этом, они поспешно проскользнули на кладбище и заперли за собой ворота.
- А ну! - закричал Оторва. - Смелей! Они не уйдут!
С ружьем на перевязи он попытался первым перелезть через ворота. Жан вскарабкался по перекладинам, но пики на воротах остановили его.
- Осторожней, - съязвил Питух, - порвешь штаны, и получится шокинг, как говорят наши друзья-англичане.
Оторва, раздосадованный, слез с решетки и предложил товарищам:
- Полезем через стену! Они заперты там, как в клетке. Сейчас мы позабавимся.
Самые рослые из зуавов стали вплотную к стене и подставили спины товарищам. Те, забравшись наверх, размотали шерстяные пояса и спустили их вниз. Оставшиеся на земле ловко взобрались по ним наверх. Все это проделывалось без шума, без лишних слов, четко, спокойно. Не хуже индейцев на тропе воины.
- Ложись! - вполголоса скомандовал Оторва.
Приказ передали по цепочке от одного к другому и тут же выполнили. В ожидании ружейных выстрелов зуавы лежали на стене не шевелясь, стараясь слиться с линией горизонта, над которой даже в темноте становится заметен любой силуэт. Все передвижения заняли, по крайней мере, десять минут.
Но странное дело - на кладбище, где скрылись растерянные беглецы, стояла полная тишина. Вероятно, русские укрылись, готовясь к новой схватке.
Тишина тревожила больше, чем ружейная стрельба. Оторва спрыгнул со стены, тщательно осмотрел и ощупал землю под стеной и убедился в том, что внизу не было ни естественных помех, ни неприятельских ловушек. Задрав голову, он вполголоса скомандовал:
- Потихоньку спускаться!
С ружьями на перевязи, заткнув штыки за портупеи, солдаты спрыгнули вниз и собрались вокруг своего командира.
Зуавы, любители приключений, неизвестности и опасностей, жаждали раскрыть тайну. Воображение рисовало им очередную кровавую стычку.
Кладбище представляло из себя прямоугольник длиной метров в четыреста и шириной около ста. Оторва решил, что обшарить все кладбище даже в темноте будет нетрудно. Он располагал сорока пятью бойцами, не считая его самого, и расставил их по одной линии на расстоянии двух с небольшим метров друг от друга.
Раздался приказ: примкнуть штыки, двигаться прямо вперед, сохраняя интервалы, колоть направо и налево все, что покажется подозрительным, и ни в коем случае не стрелять. Все это Жан произнес тихим голосом, после чего занял место в середине цепи. Сигнал к выступлению дал Питух - стоя рядом с Оторвой, он насвистывал марш полка:
…Трах, и спряталось село.
Шакалов снова принесло.
И "шакалы" Второго зуавского двинулись, штыки наперевес, вслушиваясь во все шорохи, готовые к атаке.
Они ступали, ощупывая почву, касаясь крестов и надгробных памятников, так близко друг от друга, что ни одно человеческое существо не могло бы проскользнуть между ними.
Они шли, обшаривая все вокруг, насторожив слух. Ничего! Ни шума, ни шелеста, ни дыхания. Через четверть часа, тщательно прочесав местность и ничего не обнаружив, бойцы подошли к противоположной стене.
- Фиг с маслом! - воскликнул Питух.
- Остались с носом! - проворчал Буффарик.
Оторва раздумывал с минуту и затем сказал товарищам, окружившим его:
- Пятьдесят человек не могут исчезнуть, как горсть орехов… Тут какая-то тайна, и я ее разгадаю. Здесь нам больше делать нечего… Скоро час ночи… возвращаемся в лагерь!
ГЛАВА 4
В кармане у мертвеца. - Измена доказана. - Один! - На кладбище. - Снова Дама в Черном. - Оторва на посту. - Что он слышал. - Под алтарем русской часовни.
Вернувшись в траншею, Оторва тотчас узнал у своего друга, капитана Шампобера, о случившемся за время его отлучки. Жан слушал внимательно, не прерывая командира, и спросил, когда тот кончил рассказ:
- Значит, русские ответили часовому по-французски?
- Именно так.
- Сказали, что они франтиреры Второго зуавского полка и произнесли пароль - "Маренго"?
- Ну да.
- Стало быть, они были осведомлены о существовании Адского дозора и знали о нашей вылазке.
- Да!
- Капитан, вы позволите мне взглянуть на тело того офицера, которого вы сразили ударом сабли?
Шампобер показал на носилки, на которых виднелась темная масса, укрытая коричневой накидкой. Оторва снял с крюка зажженный фонарь и дал его одному из канониров со словами:
- Приятель, не в службу, а в дружбу, посвети мне, пожалуйста!
Подойдя к трупу, молодой человек поднял накидку и расстегнул задубевший от застывшей крови мундир.
- Оторва, что вы делаете? - вскрикнул с укоризной капитан.