Прошлой ночью, когда весь дом спал, Данросс пришел в свой кабинет и перечитал папки. Теперь он увидел в новом свете смерть АМГ, и вероятность того, что это убийство, и того, что тут не обошлось без Эм-ай-5 и Эм-ай-6, а возможно, и КГБ, и поразительное беспокойство Кросса. Кроме того, ему пришло в голову, что, вероятно, кое-каким материалом секретная служба ещё не располагала, а если допустить к тому же, что многие сведения, которые он отверг, как надуманные, таковыми не являются, все доклады приобретают иное значение. От некоторых просто голова шла кругом.
Передавать их было слишком рискованно. Хранить у себя - невозможно.
В тишине ночи Данросс размышлял, не уничтожить ли их. В конце концов он решил, что долг не позволяет ему этого сделать. Он даже подумал, не оставить ли папки на столе, распахнув пошире в темноту террасы двустворчатые окна, и не пойти ли спать. Если Кросса так волнуют эти бумаги, он и его люди должны сейчас следить за домом. Запирать папки в сейф небезопасно. К сейфу кто-то уже подбирался. Подберется ещё раз. Ни один сейф не защитит от идеально продуманных и согласованных действий профессионалов.
Он сидел во мраке, устроившись поудобнее, задрав ноги, и ощущал растущее возбуждение, прелестную, восхитительно пьянящую теплоту окружающей опасности, физической опасности. Опасности, исходящей от врагов, которые где-то рядом. Сознания того, что он ходит по лезвию ножа - между жизнью и небытием. Насладиться этим в полной мере не давала лишь мысль, что "Струанз" предали изнутри, и все тот же мучительный вопрос: является ли иуда, выдавший секреты компании Бартлетту, агентом "Севрина"? Один из семи. Аластэр, Филлип, Эндрю, Жак, Линбар, Дэвид Мак-Струан в Торонто или его собственный отец. Про любого из них такое просто подумать невозможно.
Он взвесил каждую кандидатуру. Беспристрастно, без эмоций. У всех была такая возможность, а мотив? У всех один и тот же: зависть и ненависть, разнится лишь глубина этих чувств. Но никто не стал бы продавать Благородный Дом чужаку. Никто. И все же кто-то из семерых это сделал.
Кто?
Час проходил за часом.
Кто? "Севрин"... Что делать с папками? Неужели АМГ убили? Какая часть сведений в папках соответствует действительности? Кто?
Ночной воздух уже был полон прохлады, и терраса манила. Он постоял под звездами. И ветерок, и темнота радостно приняли его. Ночь всегда ему нравилась. Как здорово было лететь во мраке одному над облаками...
Гораздо лучше, чем днем. Звезды так близко, глаза постоянно обшаривают небо в поисках вражеского бомбардировщика или ночного истребителя, а большой палец всегда готов нажать на гашетку... Ах, жить тогда было так просто: убей, или убьют тебя.
Он постоял так немного, а потом, освеженный, вернулся в кабинет, запер папки в сейф и уселся в свое большое кресло лицом к двустворчатым окнам, оставаясь настороже, прорабатывая варианты, чтобы выбрать из них один. Потом, удовлетворенный, подремал около часа и проснулся, как обычно, перед самым рассветом.
Его гардеробная располагалась недалеко от кабинета, который был рядом со спальней хозяев дома. Он надел повседневный костюм и тихо вышел из дома. На дороге никого не было. У себя в пентхаусе он принял ванну, побрился и переоделся в тропический костюм, а потом спустился в офис этажом ниже. "Очень высокая влажность сегодня, и небо выглядит необычно. Надвигается тропический шторм. Может, нам повезет, и он не пройдет мимо, как все остальные, и принесет дождь". Отвернувшись от окон, он сосредоточился на управлении Благородным Домом.
Предстояло разобраться с целой кипой телексов: переговоры и предприятия, проблемы и деловые возможности по всей колонии и огромному пространству вне её. Телексы со всех концов света. С Юкона на крайнем севере, где у "Струанз" совместное предприятие по нефтеразведке с "Маклин-Вудли", гигантом канадской лесной и горнодобывающей промышленности. Из Сингапура и Малайзии, и с далекого юга, из Тасмании, откуда везли в Японию фрукты и полезные ископаемые. До Англии на запад и до Нью-Йорка на восток уже начинали простираться щупальца нового международного Благородного Дома, о котором мечтал Данросс. Слабые, робкие, они пока не имели подпитки, без которой, понятное дело, им не вырасти.
"Ничего. Скоро они окрепнут. Сделка с "Пар-Кон" придаст нашей паутине крепость стального троса, и Гонконг станет центром земли, а мы - ядром этого центра. Слава богу, что есть телекс и телефоны".
- Мистера Бартлетта, пожалуйста.
- Алло?
- Это Иэн Данросс. Доброе утро! Прошу прощения, что беспокою с утра пораньше, но нельзя ли перенести нашу встречу на восемнадцать тридцать?
- Можно. Что-нибудь не так?
- Нет. Просто дела. Очень много чего нужно успеть.
- Есть что-нибудь о Джоне Чэне?
- Пока нет. Извините. Но я буду держать вас в курсе. Передайте привет Кейси.
- Передам. Слушайте, вечеринка вчера была что надо. Ваша дочь просто очаровательна!
- Благодарю. Я буду в отеле в восемнадцать тридцать. Кейси, конечно, тоже приглашается. До встречи. Пока.
"Ах, Кейси!
Кейси и Бартлетт. Кейси и Горнт. Горнт и Четырехпалый У".
Сегодня рано утром ему позвонил Четырехпалый У насчет встречи с Горнтом. Какое удовольствие он ощутил всем своим существом, когда узнал, что враг чуть не погиб. Нельзя, чтобы на дороге с Пика отказывали тормоза.
"Жаль, что этот ублюдок не загнулся. Это избавило бы меня от многих терзаний".
Потом он отставил в сторону Горнта и переключился на Четырехпалого У.
Они вполне сносно общались, мешая ломаный английский старого моряка с его посредственным хакка. У выложил все. Данросса удивило высказывание Горнта насчет "Хо-Пак", его совет У изъять оттуда деньги. Удивило и встревожило. Эта фраза и статья Хэпли.
"Неужели этот пес Горнт знает то, чего не знаю я?"
Он отправился в банк.
- Пол, что происходит?
- С чем?
- С "Хо-Пак".
- О... Отток вкладчиков? Должен сказать, это очень скверно для имиджа наших банков. Бедняга Ричард! Мы вполне уверены, что он располагает некоторыми резервами, чтобы выдержать бурю, но не знаем размеров его обязательств. Я, конечно, сразу позвонил ему, как только прочитал возмутительную статью Хэпли. Должен заметить, Иэн, что я позвонил также Кристиану Токсу и в совершенно определенных выражениях высказал, что ему следует следить за своими репортерами. Посоветовал воздержаться от подобных противоправных действий, иначе он пожалеет об этом.
- Мне сказали, что в Цимшацуе стояла целая очередь.
- Вот как? Я об этом не слышал. Проверю. Впрочем, банки "Цзин просперити" и "Ло-Фат" наверняка поддержат его. Боже мой, при нем "Хо-Пак" стал крупным кредитным учреждением. Если он разорится, бог знает что может произойти. Даже в нашем абердинском отделении клиенты снимали деньги со счетов. Нет, Иэн, давай будем надеяться, что пронесет, как ветром сдует. Кстати, раз уж об этом зашла речь, как ты думаешь, будет дождь? Что-то странное носится в воздухе сегодня, верно? В новостях сказали, что возможен шторм. Думаешь, пойдет дождь?
- Не знаю. Будем надеяться. Но не в субботу!
- Боже мой, нет! Если из-за дождя отменят скачки, это будет ужасно. Мы не можем подобного допустить. О, кстати, Иэн, вечеринка вчера была прелестная. Я имел удовольствие познакомиться с Бартлеттом и его барышней. Как у вас продвигаются переговоры?
- Превосходно! Послушай, Пол...
Данросс улыбнулся, вспомнив, как понизил голос, хоть и находился в офисе Хэвегилла. Офис выходил на Сентрал, был уставлен книгами и очень тщательно звукоизолирован.
- Я заключил сделку. Пока на два года. Мы подписываем бумаги в течение семи дней. Они предоставляют по двадцать миллионов в год, а дальнейшее финансирование ещё обсуждается.
- Поздравляю, дружище. Поздравляю от всей души! А что насчет аванса?
- Семь.
- Превосходно! Все прекрасно обеспечивается. Чудесная возможность изгнать из нашего баланса призрак "Тода". И ещё миллион для "Орлин". Что ж, они, вероятно, дадут тебе больше времени, и тогда наконец ты сможешь забыть обо всех плохих годах и надеяться на весьма прибыльное будущее.
- Да.
- Суда у тебя уже зафрахтованы?
- Нет. Но фрахтователи появятся как раз вовремя, чтобы обслужить наш заем.
- Я обратил внимание, что твои акции подскочили на два пункта.
- Теперь так и пойдет. В течение тридцати дней они возрастут вдвое.
- Вот как? Почему ты так думаешь?
- Бум.
- Как?
- Все за то говорит, Пол. Доверие растет. Начало буму положит наша сделка с "Пар-Кон". Это должно было случиться уже давно.
- Просто замечательно! Когда ты объявишь о "Пар-Кон"?
- В пятницу, после закрытия торгов.
- Отлично. Так я и думал. К понедельнику все постараются вскочить на подножку уходящего поезда!
- Но давай договоримся: до того времени все должно остаться между нами.
- Конечно. О, ты слышал, Квиллан чуть не разбился вчера вечером? Как раз после твоей вечеринки. У него отказали тормоза на Пик-роуд.
- Да, слышал. Лучше бы он разбился. Тогда акции Второй Великой Компании взлетели бы от счастья!
- Будет тебе, Иэн! Бум, говоришь? Ты на самом деле так думаешь?
- Конечно, я буду покупать и покупать. Как насчет кредита в один миллион - на покупку акций "Струанз"?"
- Лично для тебя - или для дома?
- Лично для меня.
- Мы сможем придержать акции?
- Разумеется.
- А если они упадут?
- Не упадут.
- А если упадут, Иэн?
- Что ты предлагаешь?
- Ну, если это все между нами, почему бы не сделать следующее: коль скоро сегодня при закрытии торгов они упадут на два пункта ниже рыночной цены, мы продаем их и вносим потерю в дебет твоего счета?
- Три. Акции "Струанз" возрастут вдвое.
- Хорошо. Но пока пусть будет два... Пока ты не подпишешь сделку с "Пар-Кон". Ваш дом уже довольно много перебрал по возобновляемому кредиту. Пусть будет два, ладно?
- Ладно.
"При двух мне ничего не угрожает, - снова подумал Данросс, успокаивая себя. - Я уверен".
Прежде чем уехать из банка, он заглянул в кабинет Джонджона. Брюс Джонджон, второй заместитель главного управляющего, который шёл на смену Хэвегиллу, коренастый приятный мужчина, был жизнерадостен и подвижен, как колибри. Данросс сообщил ему те же новости. Джонджон тоже был приятно удивлен. Но призвал к осторожности в разговорах о буме и, в отличие от Хэвегилла, высказал большую озабоченность в связи с оттоком вкладчиков у "Хо-Пак".
- Что-то мне совсем это не нравится, Иэн. Очень скверно пахнет.
- Да. Что скажешь насчет статьи Хэпли?
- О... Это все чепуха. Мы такими трюками не занимаемся. "Блэкс"? Так же глупо. С какой стати нам разорять крупнейший китайский банк, даже если мы могли бы это сделать? За этим может стоять "Цзин просперити". Возможно. Или старик Улыбчивый Цзин: они с Ричардом враждуют уже много лет. Может, это вообще полдюжины банков, включая "Цзин". Не исключено даже, что вкладчики Ричарда испугались на самом деле. До меня уже месяца три доходят самые разные слухи. Они глубоко завязли с десятками сомнительных схем по недвижимости. Во всяком случае, если он обанкротится, мы все это почувствуем на себе. Будь чертовски осторожен, Иэн!
- Я буду очень рад, когда ты сядешь наверху, Брюс.
- Не надо сбрасывать со счетов Пола: он очень умен и немало сделал для Гонконга и для банка. Но у нас, в Азии, наступают нелегкие времена, Иэн. Должен признаться, я считаю, что ты поступаешь очень мудро, пытаясь выйти на Латинскую Америку. Это огромный рынок, не тронутый нами. А насчет Южной Африки ты не задумывался?
- Насчет чего именно?
- Давай на следующей неделе встретимся за ланчем. В среду? Хорошо. Есть для тебя идея.
- Вот как? Что за идея?
- Потом, дружище. Ты слышал насчет Горнта?
- Да.
- Очень необычно для "роллс-ройса", верно?
- Да.
- Он уверен, что сможет перебежать тебе дорогу с "Пар-Кон".
- У него ничего не выйдет.
- Ты сегодня видел Филлипа?
- Филлипа Чэня? Нет, а что?
- Да встретил его на ипподроме. Он показался мне... Ну, он выглядел ужасно и был очень удручен. Переживает из-за того, что Джона... Очень сильно переживает из-за похищения.
- А ты бы не переживал?
- Да. Да, переживал бы. Но я не думал, что он так близок с Первым Сыном.
Данросс подумал об Адрион, Гленне и своем пятнадцатилетнем сыне Дункане, который проводил каникулы на овцеводческой ферме приятеля в Австралии.
"Что бы я сделал, если бы кого-нибудь из них похитили? Что бы я сделал, если бы мне, как ему, прислали по почте отрезанное ухо? Я сошел бы с ума.
Я сошел бы с ума от ярости. Я забыл бы обо всем и искал бы похитителей, а потом моя месть длилась бы тысячу лет. Я бы..." В дверь постучали.
- Да? О, привет, Кэти. - Как и всегда, он был рад видеть свою младшую сестру.
- Извини, что прерываю, Иэн, дорогой. - Кэти Гэваллан быстрым шагом прошла в офис. - Клаудиа сказала, что у тебя есть несколько минут до следующей встречи. Это так?
- Конечно, все в порядке, - заверил он, улыбнувшись и откладывая памятную записку, над которой работал.
- О, хорошо, спасибо. - Она закрыла дверь и села в высокое кресло у окна.
Он потянулся, чтобы ослабить боль в спине, и послал ей улыбку.
- Эй, мне нравится твоя шляпка. - Шляпка из бледной соломки с желтой лентой очень шла к её прекрасно смотревшемуся шелковому платью. - Что случилось?
- У меня рассеянный склероз.
Он тупо уставился на неё.
- Что?
- Анализы показали. Доктор сообщил мне ещё вчера, но я не могла сказать тебе или... Сегодня он проверил анализы вместе с другим специалистом, так что ошибки быть не может. - Она проговорила это спокойным голосом, с невозмутимым видом, сидела в кресле прямо и казалась красивой как никогда. - Мне нужно было кому-то сказать. Извини, что так взяла и бухнула. Думала, ты поможешь мне составить план. Не сегодня, а когда у тебя будет время, может, в выходные... - Она увидела, с каким выражением он смотрит на неё, и нервно усмехнулась. - Это не так серьезно, как кажется. Я думаю.
Данросс откинулся в своем большом кожаном кресле и попытался заставить потрясенное сознание работать.
- Рассеянный... Это что-то непонятное, да?
- Да. Нечто поражающее нервную систему. Они пока не знают, как это лечить. Не знают ни что это такое, ни где это локализуется, ни чем... ни чем это вызвано.
- Мы найдем других специалистов. Нет, даже лучше! Ты едешь в Англию с Пенн. Там или в Европе должны быть специалисты. Должна быть какая-то форма лечения, Кэти, должна быть!
- Её нет, дорогой. Но поехать в Англию - хорошая идея. Я... Доктор Тули сказал, что рекомендовал бы мне обратиться к специалисту с Харли-стрит. Я с удовольствием поехала бы с Пенн. Это зашло у меня не слишком далеко, и если я буду осторожной, то и не о чем особо беспокоиться.
- То есть?
- То есть, если я буду заниматься собой, выполнять назначения врачей, спать после полудня, чтобы не утомляться, то по-прежнему смогу заботиться об Эндрю, заниматься домом и детьми и время от времени немного играть в теннис и гольф, но только один раунд по утрам. Понимаешь, они могут притормозить развитие болезни, но не могут восстановить того, что уже нарушено. По его словам, если я не буду заниматься собой и отдыхать - в основном он и говорил об отдыхе, - если я не буду отдыхать, все начнется снова и будет хуже и хуже. Да. И тогда уже ничего не восстановишь. Понимаешь, дорогой?
Он смотрел на неё и старался сдержать охватившую его боль. Сердце в груди разрывалось, и он уже составил для неё восемь планов и думал: "О господи, бедная Кэти!"
- Да. Ну, слава богу, ты можешь отдыхать сколько хочется, - сказал он, стараясь говорить так же спокойно. - Ты не против, если я потолкую с Тули?
- Нет, совсем не против. Не нужно тревожиться, Иэн. Он уверяет, что у меня все будет в порядке, если я стану следить за собой. И я пообещала вести себя хорошо и не доставлять ему поводов для беспокойства.
К удивлению Кэти, голос её звучал спокойно, руки свободно лежали на коленях, ничем не выдавая царившего внутри ужаса. Она почти физически чувствовала, как эта инфекция - бактерии или вирусы - распространяется по всему телу, разрушает её нервную систему, пожирая нерв за нервом. О, так невыносимо медленно, секунда за секундой, час за часом... И пальцы рук и ног начинают все больше и больше дрожать, становятся непослушными. А за ними - запястья, и голени, и ноги, и... Господи Иисусе Всемогущий!..
Она вынула из сумочки небольшую салфетку и промокнула пот на лбу.
- Ужасная влажность сегодня, верно?
- Да, Кэти. Но почему все произошло так внезапно?
- Ну, не совсем так, дорогой. Они просто не могли поставить верный диагноз. Для того-то и нужны были все эти анализы.
Все началось с легкого головокружения и головных болей около шести месяцев назад. Она замечала подобное за собой, в основном когда играла в гольф. Она застывала над шаром, принимая устойчивое положение, а в глазах все расплывалось, и ей было не сосредоточиться, вместо одного шара она видела два, и три, и снова два - и так без остановки. Эндрю смеялся и говорил, что ей надо сходить к окулисту. Но дело было не в очках. Не помогал ни аспирин, ни более сильные лекарства. А потом добрый старый Тули, их давний семейный доктор, послал её в больницу Матильды на Пике, чтобы сдать анализы, затем ещё и ещё. Она прошла обследование головного мозга на случай опухоли, но и оно ничего не дало, как и все остальные процедуры. Ключом к пониманию стала только эта ужасная пункция позвоночника. Остальные анализы подтвердили выводы врачей. Вчера. "Милый Господи, неужели вчера меня приговорили к инвалидной коляске? К жалкой участи беспомощного, пускающего слюни существа?"
- Ты Эндрю говорила?
- Нет, дорогой, - вздохнула она, почувствовав, что снова отошла от края бездны. - Ещё не говорила. Не смогла, пока. Бедный Эндрю волнуется из-за любого пустяка. Скажу сегодня вечером. Я не могла сказать ему до тебя. Я должна была сказать сначала тебе. Мы ведь всегда говорили тебе все первому, верно? Лечи, Скотти и я? Ты всегда узнавал первым...
Она вспомнила то время, когда все они были маленькими. Счастливое время в Гонконге и в Эршире, в Эвисъярд-Касл, в милом, заросшем плющом старом доме, на вершине холма, среди вересковой пустоши, с видом на море. Рождество, Пасха и долгие летние каникулы. Она, и Иэн, и Лечи, самый старший, и Скотт - он и Кэти были двойняшки. Такие счастливые дни... Когда там не было отца. Все страшно боялись его, кроме Иэна. Тот всегда выступал от имени всех, всегда был защитником, и ему вечно доставалось. Его оставляли без ужина, приказывали пятьсот раз написать "Я больше не буду спорить" или "Ребенка должно быть видно, но не слышно". И он никогда не жаловался. О, бедные Лечи и Скотти...