- Да. - Джинни Фу прогнала разочарование и снова стала прагматичной. - Допивай, и мы начинать! - Она заметила спешившего официанта и, когда он поставил перед ней чай, впилась в него глазами. - Ха! Ясно, что холодный и спитой! - с отвращением сказала она. - За кого ты меня принимаешь? За грязный кусок падали для заморского дьявола? Нет, я цивилизованный человек из Четырех Провинций, и мой богатый отец, проиграв все деньги, продал меня в наложницы, и я стала Женой Номер Два этого начальника полиции заморских дьяволов! Так что иди и помочись в свою шляпу! - Она встала.
Официант отступил на шаг.
- Что случилось? - спросил Суслев.
- Не плати за чай, Греги. Не горячий! - величественно произнесла она. - Не давай чаевых!
Суслев тем не менее расплатился, взял её под руку, и они вышли, и множество глаз смотрело им вослед. Она высоко держала голову, но в душе ненавидела то, как на неё смотрели все китайцы, даже юный, накрахмаленный коридорный, открывавший дверь, - так похожий на её самого младшего брата, которому ей приходилось давать деньги на жизнь и учебу.
По ступенькам поднимался Данросс. С изумленным блеском в глазах он подождал, пока парочка пройдет. Улыбающийся во весь рот коридорный отвесил ему поклон. Он пробрался через толпу к местному телефону. Многие тут же заметили его и провожали взглядами. Обойдя группу туристов, увешанных фотоаппаратами, он увидел за угловым столиком Жака де Вилля и его жену Сюзанну. Оба сидели с напряженными лицами, уставившись в свои рюмки. Данросс тряхнул головой: опять двадцать пять! Бедный старина Жак снова попался, и жена, уличив его в неверности, сыплет соль на старую рану. Джосс! Он, как наяву, услышал смех старого Чэнь-чэня. "Жизнь мужчины - страдание, юный Иэн! Да, это война вечного инь с нашим, о, таким уязвимым ян..."
В другой день Данросс сделал бы вид, что не заметил чету де Вилль, чтобы не вторгаться в их личную жизнь, а сегодня, повинуясь какому-то инстинкту, поступил иначе.
- Привет, Жак, Сюзанна. Как дела?
- О привет, привет, тайбань. - Жак де Вилль вежливо встал. - Не присядешь к нам?
- Нет, спасибо, не могу. - И тут он заметил, что лицо друга выражает нешуточное страдание, и вспомнил об автомобильной аварии во Франции. "Дочь Жака, Аврил, и её муж!" - Что случилось? Выкладывай! - Данросс проговорил это требовательно, ожидая немедленного ответа.
Жак ответил не сразу:
- Тут вот какое дело, тайбань: я получил известия от Аврил. Она позвонила из Канн, как раз когда я уезжал из офиса. Она... она сказала: "Папа... папа, Борж умер... Ты слышишь меня? Я два дня пыталась дозвониться до тебя... Столкновение было лобовое, и тот, тот человек был... Мой Борж умер... Ты слышишь меня?.." - Жак произнес все это ровным голосом. - Потом разговор прервался. Мы знаем, что она в больнице в Каннах. Я подумал, что Сюзанне лучше лететь сразу. Её... её рейс задерживается, так что... так что мы просто ждем здесь. Они пытаются дозвониться в Канны, но я не очень-то на это надеюсь.
- Господи, примите мои искренние соболезнования, - пробормотал Данросс, стараясь преодолеть приступ боли, охватившей его, когда на месте Аврил он представил себе Адрион. Аврил всего двадцать, а Борж Эскари был прекрасный молодой человек. Они всего полтора года как поженились, и это был их первый отпуск после рождения сына. - Когда рейс?
- Теперь в восемь.
- Сюзанна, может, нам посмотреть за ребенком? Жак, лети этим же рейсом! Я обо всем позабочусь.
- Нет. Спасибо, не надо. Пусть лучше летит Сюзанна. Она привезет Аврил домой.
- Да, - подтвердила Сюзанна, и Данросс заметил, что она словно обмякла. - У нас есть ама, и не одна... Лучше я сама, тайбань. Merci, но нет, так будет лучше всего. - У неё по щекам потекли слезы. - Ведь это несправедливо, верно? Борж был такой милый мальчик!
- Да, Сюзанна. Я скажу Пенн, чтобы заглядывала каждый день. Мы присмотрим за ребенком и за Жаком тоже. - Данросс взвесил состояние обоих. Он был уверен, что Жак может контролировать себя. "Хорошо", - подумал он. Потом заговорил, и это прозвучало как приказ: - Жак, когда Сюзанна благополучно сядет в самолёт, отправляйся в офис. Пошли телекс нашему человеку в Марселе. Распорядись, чтобы он заказал люкс в "Капитоле", встретил её на машине и передал десять тысяч долларов во франках. Скажи от моего имени, что он поступает в её распоряжение на все время, пока она там. Завтра он должен позвонить мне и дать полный отчет об Аврил, аварии, о том, кто был за рулем и кто вел другую машину.
- Есть, тайбань.
- Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо?
Жак выдавил из себя улыбку.
- Oui. Merci, mon ami.
- Rien. Прошу прощения, Сюзанна, звони - с переводом оплаты на меня. Скажешь, не можем ли мы ещё что-то сделать.
И он пошёл дальше.
"Наш человек в Марселе - добрый малый. Он обо всем позаботится. А у Жака железная воля. Я ничего не забыл? Нет, думаю, что нет. С этим пока покончено.
Господи, оборони Адрион, и Гленну, и Дункана, и Пенн. И Кэти, и всех остальных. И меня - пока Благородный Дом не станет несокрушимым".
Данросс глянул на часы: ровно 18:30. Он взял трубку местного телефона.
- Мистера Бартлетта, пожалуйста.
Через мгновение донесся голос Кейси:
- Алло?
- А, привет, Сирануш! Передайте, пожалуйста, что я в холле.
- О, привет, конечно! А вы не хотите подняться? Мы...
- А может, вы спуститесь? Я подумал, если вы не очень заняты, я взял бы вас с собой на следующую встречу: вам это может быть интересно. А потом можно вместе перекусить, если у вас нет других договоренностей.
- Я с удовольствием. Позвольте, я выясню.
Он слышал, как она повторяет сказанное им, и задумался о своем пари с Клаудией.
"Не может быть, чтобы, живя так близко, эти двое не были любовниками. Это просто противоестественно!"
- Мы сейчас спустимся, тайбань! - По голосу он почувствовал, что она улыбается, и повесил трубку.
Рядом, ожидая высокой чести усадить самого Тайбаня, топтался старший метрдотель Полуденный Пок, которого вызвали, едва стало известно, что Данросса видели у главного входа. Седовласый и величественный, Полуденный Пок управлял своей сменой при помощи бамбуковой плетки.
- Ах, Досточтимый Господин, как приятно, - сказал старик по-кантонски, отвесив почтительный поклон. - Ели ли вы рис сегодня? - Это было традиционное китайское приветствие, что-то вроде "добрый день", "добрый вечер" или "здравствуйте".
- Да, благодарю вас, Старший Брат. - Данросс знал Полуденного Пока чуть ли не всю жизнь. Сколько он себя помнил, Полуденный Пок всегда был главным метрдотелем смены, обслуживающей холл с полудня до шести. И, когда юного Данросса, надувшегося после порки или подзатыльников, посылали сюда с какой-нибудь оказией, не раз случалось, что старик усаживал страдальца за столик в углу, подсовывал пирожное, добродушно гладил по голове и никогда не приносил счет. - Вид у вас процветающий!
- Благодарю вас, тайбань. О, вы, похоже, тоже в добром здравии! Но у вас всего один сын! Как вы считаете, не пора ли вашей уважаемой Главной Жене найти вам вторую жену?
Оба улыбнулись.
- Прошу следовать за мной.
Старик с важным видом повел его к лучшему столику, который как по мановению волшебной палочки появился в самом лучшем, самом просторном месте стараниями четырех энергичных официантов, оттеснивших для этого остальных гостей и их столики. Теперь официанты стояли, сияя улыбками, чуть ли не по стойке "смирно".
- Как обычно, сэр? - спросил сомелье. - У нас есть бутылочка урожая пятьдесят второго года.
- Отлично. - Данросс знал, что это будет французское сухое белое, "ля дусетт", которое ему так нравилось. Он предпочел бы чай, но приличия требовали согласиться на вино. Бутылка уже охлаждалась в ведерке со льдом. - Я жду мистера Бартлетта и мисс Чолок. - Ещё один официант тут же отправился ждать их у лифта.
- Если что-нибудь будет нужно, прошу позвать меня. - Полуденный Пок поклонился и ушел, но каждый официант в холле нервно ощущал его присутствие.
Сев, Данросс заметил Питера и Флер Марлоу, которые пытались угомонить двоих симпатичных, но шумных девчушек четырех и восьми лет, и вздохнул, поблагодарив Бога, что его дочери уже вышли из этого беспокойного возраста. С удовольствием потягивая вино, он увидел, что ему машет рукой старый Вилли Таск. И помахал в ответ.
Подростком Иэн три-четыре раза в неделю приезжал к Таску из Гонконга с деловыми поручениями старого сэра Росса Струана, отца Аластэра, - или, скорее всего, это были поручения от его собственного отца, который много лет управлял зарубежными операциями Благородного Дома. Иногда Таск оказывал Благородному Дому услуги в тех областях, где был докой, - во всем, что имело отношение к вывозу чего угодно из Таиланда, Бирмы или Малайи и отправке куда угодно за небольшой сян ю и стандартные комиссионные в семь с половиной процентов.
- А для чего полпроцента, дядя Таск? - спросил Данросс однажды, глядя снизу вверх на человека, который теперь был ему по плечо.
- Это то, что я называю "деньги на куколок", юный Иэн.
- А что такое "деньги на куколок"?
- Чуть лишку себе на карман, чтобы отдать "куколкам" - дамам, которые тебе нравятся.
- А зачем ты отдаешь деньги дамам?
- Долго рассказывать, паренек.
Данросс усмехнулся про себя. Да, очень долго рассказывать. По этой части наставники у него были разные: и хорошие, и очень хорошие, и плохие. Стараниями Старого Дядюшки Чэнь-чэня радости плоти Данросс впервые познал в четырнадцать лет.
- Ой, вы серьезно, Дядюшка Чэнь-чэнь?
- Да, но не говори об этом никому, иначе твой отец пустит мои кишки на подвязки! Вообще-то, - продолжал славный старик, - он сам должен был это сделать или попросить меня, но ничего. Так вот, ко...
- Но когда я, когда я... Ой, вы уверены? Я имею в виду, сколько... Сколько я должен заплатить и когда, Дядюшка Чэнь-чэнь? Когда? До или... или после... или когда? Вот чего я не знаю.
- Ты ещё много чего не знаешь! Ты ещё не знаешь, когда можно говорить, а когда лучше помолчать! Как мне ответить, если ты тараторишь без умолку? Не целый же день мне этим заниматься.
- Нет, сэр.
- И-и-и. - Старик Чэнь-чэнь расплылся в добродушной улыбке. - И-и-и, ну и счастливчик же ты! Первый раз в "великолепной ложбинке"! Ведь это в первый раз, да? Скажи правду!
- Э-э... ну э-э, ну... э-э, да.
- Хорошо!
Только годы спустя Данросс узнал, что некоторые из самых известных борделей Гонконга и Макао тайно добивались привилегии послужить первому соитию будущего тайбаня, прапраправнука самого Зеленоглазого Дьявола. Оказанная заведению высокая честь - ведь именно его выбрал компрадор Благородного Дома - создавала ему прекрасную репутацию на многие годы, да и для девицы это был большой джосс. "Эссенция первого раза" любого мужчины, даже низкородного, считалась у китайцев чудодейственным эликсиром, столь же ценным и взыскуемым, что и благотворные для омоложения ян пожилого мужчины девственные соки инь.
- Господи боже мой, Дядюшка Чэнь-чэнь! - взорвался он тогда. - Это правда? Вы на самом деле продали меня? Продали меня этому чертову публичному дому? Меня!
- Конечно. - Щурясь на него, старик лишь похихикивал. Прикованный к постели в большом доме семьи Чэнь на вершине холма Струанз-Лукаут, он уже почти ничего не видел, и жить ему оставалось недолго, но довольство и милая невоздержанность не покидали его. - Кто сказал тебе об этом, кто? А, юный Иэн?
Именно Таску, вдовцу, завсегдатаю дансингов, баров и публичных домов Коулуна, бандерша, мама-сан, поведала, как легенду, историю о том, что компрадор "Струанз" выбирает первую наложницу для потомков Зеленоглазого Дьявола - так уж заведено в Благородном Доме.
- Да, старина, - твердил Таск. - Дирк Струан пригрозил сэру Гордону Чэню, отцу старика Чэнь-чэня, что, если выбор окажется неправильным, его дурной глаз наведет порчу на дом Чэнь.
- Ерунда, - ответил тогда Данросс.
А Таск, обидевшись, настаивал, что пересказывает лишь предание, ставшее уже частью гонконгского фольклора.
- Ерунда или нет, Иэн, дружище, на твоем первом "трах-бахе" старый распутник заработал тысячи гонконгских долларов!
И вот Иэн призвал старика к ответу:
- Я считаю, что это, черт побери, просто ужасно, Дядюшка Чэнь-чэнь!
- Но почему? Очень выгодный торг. Тебе это ничего не стоило, но доставило огромное наслаждение. Мне это также ничего не стоило, но принесло двадцать тысяч гонконгских долларов. Публичный дом и сама девушка приобрели превосходную репутацию. Ей это опять-таки ничего не стоило, но она получила на годы вперед огромное количество клиентов, стремящихся тоже испытать нечто особенное, за что её выбрали Номером Первым для тебя!
Данросс знал её под именем Изящная Яшма. В свои двадцать два она была уже профессионалкой с большим опытом, потому что родители продали её в публичный дом, когда ей исполнилось двенадцать. Её заведение называлось "Дом тысячи удовольствий". Изящная Яшма могла быть милой и нежной, когда хотела, и сущим драконом тоже - под настроение. Он был безумно влюблен, их связь продолжалась два лета, когда он приезжал на каникулы из школы-интерната в Англии, - в соответствии с контрактом, заключенным Чэнь-чэнем. Вернувшись на третье лето, Данросс в первый же день поспешил в тот дом, но её уже не было.
До сегодняшнего дня Данросс не мог забыть, в каком смятении тогда пребывал, как пытался найти её. Но девушка исчезла бесследно.
- Что с ней случилось, Дядюшка Чэнь-чэнь? Что на самом деле произошло?
Старик вздохнул, лежа на своей большущей кровати: он уже устал.
- Ей пришла пора уйти. Молодой человек рвется отдать девушке слишком много - слишком много времени, слишком много дум. Ей пришла пора уйти... После неё ты мог уже выбирать сам и должен был думать о доме, а не о ней... О, не старайся скрыть свое желание. Я понимаю, ох как понимаю! Не беспокойся, ей хорошо заплатили, сын мой. У неё нет детей от тебя...
- Где она сейчас?
- Уехала на Тайвань. Я позаботился, чтобы у неё было достаточно денег, чтобы открыть собственное заведение. Именно этим она хотела заняться. И частью контракта был выкуп её на волю. Это обошлось мне то ли в пять, то ли в десять тысяч... Не помню... Прошу извинить, но сейчас я устал. Мне надо немного поспать. Приходи, пожалуйста, завтра, сын мой...
Смакуя вино, Данросс продолжал вспоминать. "Тогда Чэнь-чэнь единственный раз назвал меня "сын мой". Какой потрясающий старик! Если бы я только мог стать таким добрым и таким мудрым, достойным его".
Чэнь-чэнь умер неделю спустя. Более пышных похорон Гонконг ещё не видел. Под грохот барабанов тысяча наемных плакальщиц провожала усопшего к месту захоронения. Одетым в белое женщинам заплатили за то, чтобы они, идя за гробом, обращали к Небу громкий плач и молили богов смилостивиться над душой этого великого человека и сделать легким её путь к пределам возрождения - или куда там ещё исходит дух умершего. Номинально Чэнь-чэнь был христианином, поэтому на всякий случай отслужили две заупокойные службы - по христианскому обряду и по буддийскому...
- Привет, тайбань!
Это была Кейси, а рядом с ней Линк Бартлетт. Оба улыбались, хотя выглядели слегка уставшими.
Он поздоровался, и Кейси заказала виски с содовой, а Линк - пиво.
- Как прошел день? - поинтересовалась Кейси.
- С переменным успехом, - сказал он, помолчав. - А у вас?
- В делах, но мы почти у цели. Ваш адвокат, Доусон, отменил встречу сегодня утром: передоговорились на завтра, в полдень. Остаток дня я названивала по телефону и посылала телексы в Штаты, чтобы все организовать. Обслуживание здесь хорошее, гостиница прекрасная. Мы готовы к завершению переговоров.
- Прекрасно. Думаю, я приму участие в этой встрече с Доусоном, - сообщил Данросс. - Это ускорит дело. Я приглашу юристов к нам в офис. За вами пришлю машину к одиннадцати десяти.
- В этом нет необходимости, тайбань. Я знаю, как добраться на пароме. Сегодня весь день ездила туда-сюда. Самое выгодное вложение пяти американских центов. Как вам удается поддерживать плату за проезд на таком низком уровне?
- В прошлом году мы перевезли сорок семь миллионов пассажиров. - Данросс глянул на Бартлетта. - А вы будете завтра на встрече?
- Нет, если вам не требуется мое присутствие для чего-то особенного, - непринужденно ответил тот. - Юридическими вопросами занимается Кейси. Она знает, что нам нужно, а в четверг рейсом "Пан-Америкэн" прилетает Сеймур Стайглер Третий, наш главный юрисконсульт и налоговый поверенный. Он обо всем договорится с вашими адвокатами, чтобы мы смогли заключить сделку через семь дней, как нечего делать.
- Замечательно.
Подобострастно улыбающийся официант принес им заказ и наполнил бокал Данросса. Когда они вновь остались одни, Кейси тихо проговорила:
- Тайбань, ваши суда. Вы хотите оформить эту часть сделки отдельным соглашением? Если его составят юристы, оно уже не будет тайным. Как нам сохранить конфиденциальность?
- Я составлю документ и поставлю на нем свою печатку, что придаст ему юридическую, обязательную силу. Тогда договор останется в тайне между нами троими, а?
- Что такое печатка, Иэн? - спросил Бартлетт.
- Печатка - тучжан - это эквивалент печати. - В руке Данросса оказалась изящная продолговатая бамбуковая коробочка, всего два дюйма в длину и полдюйма в ширину. Он снял плотно прилегающую крышку, вынул из футляра красного шелка печатку и показал. Печатка была из слоновой кости с вырезанными на нижней поверхности иероглифами. - Это моя личная печатка: вырезана вручную, её почти невозможно подделать. Прикладываешь к туши... - Красного цвета, почти застывшая тушь содержалась в аккуратном отделении с одного края футляра. - ...и делаешь оттиск на бумаге. В Гонконге довольно часто документы не подписывают, а ставят на них свою печатку. Без печатки большинство документов считаются недействительными. Печать компании почти такая же, только побольше.
- А что означают иероглифы? - спросила Кейси.
- Это игра слов, основанная на моем имени и имени моего предка. Буквально они означают "прославленный, острый как бритва, во всех благородных зеленых морях". Здесь обыгрывается прозвище Дирка - Зеленоглазый Дьявол, - название "Благородный Дом" и то, что слово "дирк" буквально означает "кинжал" или "нож". - Улыбнувшись, Данросс убрал печатку. - Их можно толковать и по-другому: самое поверхностное толкование - "тайбань Благородного Дома". В китайском... - Он обернулся на звук велосипедного звонка. Юный посыльный шёл через толпу, держа в руках шест с небольшой дощечкой, на которой было коряво выведено имя нужного человека. Объявление предназначалось не для них, поэтому он продолжал: - Китайские письмена всегда многозначны. Читать их непросто и занимательно.
Кейси обмахивалась меню, как веером. В холле было жарко, хотя вентиляторы под потолком и разгоняли воздух. Вынув салфетку, она прижала её к лицу:
- Здесь всегда так влажно?