- Во имя эгиды Зевса, агривяне убили слишком мало ликийцев во время Троянской войны! Всего на расстоянии брошенного с Родоса камня в море до сих пор полно вонючих пиратов!
- Даже Геракл не смог бы добросить камень отсюда до Ликии, - сказал педантичный Соклей, но все остальные в андроне закивали, соглашаясь с Ксанфом.
Ликия лежала меньше чем в восьмистах стадиях к востоку отсюда, и за каждым ликийским мысом могли притаиться проворный пиратский пентеконтор или даже еще более проворная гемиолия, только и выжидающие момента, чтобы ринуться на судно честных торговцев.
Вместо того чтобы продолжать декламацию, Менедем кивнул отцу, который тоже выбрал отрывок из Гомера: из "Одиссеи", то место, где Одиссей и его товарищи ослепили циклопа Полифема. Перед этим Одиссей хитроумно представился циклопу как Никто, и когда другие циклопы спросили сородича, что случилось, он, естественно, не смог назвать им имя обидчика. Получалось, что его ослепил Никто, а не Одиссей или даже что его не ослепил никто. Симпосиаты улыбались этой игре слов.
- А ну-ка снова наполни чаши, - велел Менедем рабу, присматривающему за кратером. - И на этот раз возьми чаши поглубже. А потом приведи флейтисток и акробаток. - Он возвысил голос: - Пейте, друзья! Впереди еще много вина!
Чаши поглубже оказались удобными кубками. Они были почти такими же красивыми, как и мелкие чаши на высоких ножках, с которых начали симпосиаты, но в них входило почти вдвое больше вина.
Менедем опрокинул кубок залпом. Так как он был симпосиархом, остальные последовали его примеру.
Евноя и Артемис, наигрывая на авлосах, двойных флейтах, застольную афинскую песню, начали свой танец. Флейтистки носили шелковые хитоны, настолько тонкие, что сквозь них было видно - девушки спалили волосы на лобках в пламени ламп, Симпосиаты издавали одобрительные возгласы и подбадривали танцовщиц. Вскоре возгласы зазвучали вдвое громче, потому что вслед за флейтистками в андроне появилась акробатка Филина - идя на руках. Она была полностью обнажена, ее умащенная маслом кожа поблескивала в свете ламп.
Когда приветственные возгласы собравшихся стали еще громче, Филодем подтолкнул Менедема.
- Девушки довольно миловидны, - сказал Филодем. - В этом им не откажешь.
- Я рад, что ты доволен, - ответил Менедем.
Его отец был человеком с нелегким характером, но честным.
- Надеюсь, шум не побеспокоит твою жену на женской половине.
Мать Менедема умерла; его отец женился пару лет назад на юной девушке и надеялся на рождение новых детей.
- У нас и прежде бывали здесь симпосии, - пожал плечами Филодем. - Если шум станет невыносим, Бавкида может заткнуть уши воском, как сделали люди Одиссея, проплывая мимо острова сирен.
Он склонил голову к плечу, прислушиваясь к музыке.
- И к тому же эти красотки неплохо играют на флейтах.
- Одна из них может чуть погодя поиграть и на моей флейте, - сказал Менедем. - В этом деле они тоже хороши.
Его отец засмеялся.
Потом оба засмеялись еще громче. Сделав по комнате несколько сальто, Филина приземлилась на колени Соклея. Вместо того чтобы хорошенько пощупать красотку или немедленно начать с ней заигрывать, тот поспешно скинул ее со своих колен так, словно обжегся.
- Филина не кусается, Соклей, - заметил Менедем. - Если только ты сам не захочешь, чтобы она тебя укусила.
Он запрокинул голову и засмеялся; да, он хорошо почувствовал силу вина.
Соклей пожал плечами.
- Небось акробатка выбрала меня потому, что я молод, в надежде, что я по уши в нее влюблюсь. - Он снова пожал плечами. - Боюсь, ее надежды не оправдались.
- Ну и ладно… Кто-нибудь другой очень скоро вставит клин в ее зарубку, - ответил Менедем, словно толковал о кораблестроении, а не о том, что подвластно Афродите.
Соклей казался трезвым, даже когда бывал пьян.
"Бедняга", - подумал Менедем.
И конечно, Филина вскоре прижалась к Ксанфу, который тут же начал очередную многословную речь.
"Интересно, он собирается заласкать красотку до смерти или заболтать ее до смерти?" - изумился про себя Менедем.
Он уже выпил столько, что это показалось ему очень смешным. Он приказал рабу пойти по кругу и наполнить чаши симпосиатов вновь.
Телеф дал Артемис выпить из его кружки, после чего залез рукой под ее тунику.
- Какая у тебя гладкая маленькая попка, - сказал он, лаская флейтистку.
- Внутри она еще глаже, - ответила та и, взявшись за спинку ложа, выставила зад.
Телеф обошел вокруг девушки и проверил ее утверждение на практике.
Менедем помахал Евное.
Он был хозяйским сыном. Он нанял ее и остальных девушек. Флейтистка поспешила к нему.
- Чего желаешь? - спросила она.
Менедем сел, а Евноя пристроилась рядом на полу, мотая головой вверх-вниз, потом, повинуясь его жесту, перебралась на ложе и припала к юноше. Ее дыхание было сладким от винных паров. Евноя, как и Артемис, тоже оказалась гладкой внутри.
ГЛАВА 2
Размахивая тряпкой, Эринна бежала к паве.
- Убирайся прочь от моих трав, противная тварь! - кричала сестра Соклея. - Кыш!
- Что именно она склевала? - поинтересовался Соклей из дальнего угла сада, когда птица неохотно отступила.
- Ящерку, - ответила Эринна.
И вправду, хвост уже исчезал в клюве павы.
- Я не возражаю, когда павлины едят ящериц и мышей, - продолжала Эринна. - Но они в придачу клюют фенхель и тмин! Ты небось их плохо кормишь.
- Ничего подобного! - Соклей негодующе указал на ячмень в широкой миске, из которой клевали две другие павы. - Они едят почти столько же, сколько рабы. Я только что подумал, что ячменный хлеб понравился бы им не меньше, чем нравится нам.
Эринна возвела глаза к небесам.
- Вот что, пусть они едят где-нибудь в другом месте, а не там, где я выращиваю травы.
- Вообще-то могло быть и хуже, - заметил Соклей.
Ужасающий крик, отдаленно напоминавший звук сигнального рожка, донесся от двери соседей и подтвердил, что все и впрямь могло быть гораздо хуже.
- Менедему приходится держать в доме павлина. Он вытворяет то же самое, что и павы, но к тому же вчетверо больше кричит.
- Не могу дождаться, пока ты скрестишь с ним всех пав, - ответила сестра. - Не могу дождаться, пока ты заберешь всех птиц на "Афродиту", и поднимешь парус, и отплывешь с ними в далекие края.
- Теперь недолго осталось, - заверил сестру Соклей. - Суда уже начинают спускать на воду, и Менедем жалеет о каждом дне, который проводит здесь наша галера.
- Я буду по тебе скучать, - сказала Эринна. - По тебе, но не по этим противным, несносным тварям.
А тем временем пава, которую она выгнала из травяного садика, снова подбиралась к растениям, без сомнения надеясь, что хозяйка о ней забыла. Но забыть о такой большой птице было не так-то легко. Эринна снова взмахнула тряпкой, и пава отступила.
Соклей мог поклясться, что видел гнев в черных птичьих глазах-бусинках.
- Послушай, тебе вовсе не обязательно самой охранять сад. Ты можешь поручить это рабыне…
- Вчера я пыталась так сделать, - хмуро ответила Эринна. - Но рабыня обращала больше внимания на кружку вина, чем на пав, и, боюсь, некоторое время нам будет не хватать чеснока… У нормальных людей в садах водятся только улитки и гусеницы, а не эти… эти… пернатые козы! Да, пернатые козы - вот кто они такие!
Не успел Соклей ответить, как павлин в дядином доме снова испустил боевой клич. Все соседские собаки залились лаем. Они то и дело заходились лаем с тех самых пор, как Соклей с Менедемом принесли домой павлина и пав. Запах птиц, вероятно, казался собакам очень соблазнительным, и они были не прочь попировать, а павлин к тому же так шумел, что напоминал о своем присутствии даже тогда, когда ветер дул в другую сторону.
Очередной кошмарный крик в соседнем доме повлек за собой не менее кошмарные проклятия.
- Пусть Аид нафарширует тебя оливками и сварит в своей кастрюле! - кричал Менедем. - Пусть он поджарит тебя на медленном огне! Пусть твои павы наградят тебя птичьим триппером, чтобы ты больше не мог мочиться через свой петушиный…
Эринна захихикала.
Соклею захотелось зааплодировать. Это был, конечно, не Аристофан, но язык почти приближался к языку знаменитого комедиографа. Потом Менедем закричал снова, на этот раз от боли.
Соклей не обладал способностью видеть сквозь стену, разделявшую их дома, но и без того было ясно, что павлин отомстил его двоюродному брату. Соклей гадал только - Менедема клюнули или оцарапали? Павлин опасен и спереди, и сзади, не говоря уж про его крылья… В чем и убедился на свою беду тот незадачливый моряк, который недавно за ним гнался.
- По-моему, тебе все-таки следовало отговорить Менедема от покупки этих отвратительных птиц.
Соклей покачал головой.
- Уж если Менедем решил что-то сделать, даже боги с Олимпа не смогут его остановить. Он далеко пойдет - помяни мои слова. Правда, ему придется идти в придачу и очень быстро, чтобы его не догнали все мужья, которых он раздразнил.
- А ну кыш!
Эринна снова махнула тряпкой на паву.
Соклей надеялся, что пава отвлечет сестру от разговора о Менедеме, но зря. Заставив птицу отступить, она спросила:
- Неужели это правда насчет Менедема? Ты, наверное, преувеличиваешь?
- Ну если только самую малость, - ответил Соклей.
Сестра щелкнула языком.
- Уважаемых женщин порют ремнем, если мужья ими недовольны. А мужчинам разрешено иметь любую женщину, какую только захотят. По-моему, это нечестно, что они могут преследовать чужих жен, хотя способны загасить свой фитиль с рабынями и шлюхами. Ты согласен?
Соклей кивнул, подумав о рыжеволосой фракийской рабыне.
Но Эринна говорила не о нем, она говорила о Менедеме.
- Ты ведь знаешь нашего двоюродного братца, - сказал Соклей. - Иногда он делает что-то только потому, что знает, что не должен этого делать.
- Наверное, - согласилась Эринна. - Думаю, так и есть. А вот интересно, что бы он при случае сказал о тебе?
- Обо мне? - удивленно отозвался Соклей. - Вероятно, заявил бы, что я слишком скучный, чтобы обо мне можно было много говорить. - И, словно бы в подтверждение своих слов, он зевнул.
- Это Ксанф скучный… Или, по крайней мере, так все говорят, - ответила Эринна. - А тебе просто неинтересно постоянно болтать о сражениях, попойках и женщинах - вот и все.
Соклей нагнулся и ласково обнял сестру.
Пава, видя, что защитница цветника отвлеклась, бросилась вперед.
Соклей и Эринна вместе шуганули птицу.
"Вся беда в том, что большинству людей нравится слушать о сражениях, попойках и женщинах", - подумал Соклей. Иногда ему и самому это нравилось. А вот Менедем в самом деле мог говорить очень занимательно на любую из этих тем - или на все три сразу. "Лучше мне перестать об этом думать, а то я и вправду начну считать себя занудой", - решил Соклей.
Он сделал предупреждающий шаг к паве. Та подалась назад, с ненавистью глядя на него.
* * *
Приготовить судно к отплытию всегда было нелегким делом.
Менедем не сомневался, что с "Афродитой" хлопот будет гораздо больше, чем было бы с крутобоким парусным судном. По очень простой причине: с сорока веслами и соответствующим числом гребцов ему требовалось больше моряков, чем потребовалось бы хозяину парусника.
- Нам все еще не хватает пары человек, - сказал он Диоклею, своему келевсту. Келевстом назывался человек, который руководил гребцами, задавая им темп гребли.
Тот кивнул в знак согласия, но вид у него был не особенно расстроенный.
- Мы наймем в порту парочку голодранцев, вот и все, - ответил он, - и если они пропьют свой заработок в первом же крупном городе, где "Афродита" бросит якорь, что ж, ну их к воронам. Такого добра навалом в любой гавани Внутреннего моря.
- Я хочу нанять самую лучшую команду, какую только можно здесь найти. - Менедем показал на нос "Афродиты". - Этот таран тут не просто для красоты. Пираты плодятся на Крите, как блохи на собаке, и в водах Италии происходит то же самое. А война между Сиракузами и Карфагеном между тем все продолжается, поэтому карфагенский флот тоже наверняка рыскает неподалеку.
Диоклей пожал плечами.
Он был старше Менедема, но младше его отца Филодема. Дочерна загорелый, с обветренным лицом, келевст имел массивные плечи и большие руки - как и положено человеку, который провел много лет, работая веслом.
- Я вот как смотрю на это дело, - проговорил он. - Если карфагенская галера с четырьмя или пятью гребцами на каждом весле пустится за "Афродитой" в погоню, нам будет уже все равно, что пара гребцов в команде не самого высшего класса, потому что нас в любом случае потопят.
Так как келевст был, вероятно, - нет, почти наверняка! - прав, Менедем не стал спорить.
Вместо этого он повернулся к двоюродному брату и спросил:
- Как обстоят дела с грузом?
Соклей держал в руках три деревянные навощенные дощечки, на которых острым концом бронзового стилоса записывал декларацию судового груза. Когда очередной груз поднимали на борт, он или стирал соответствующую строку тупым концом стилоса, или зачеркивал ее - в зависимости от того, насколько был в тот момент занят.
- Нам еще надо погрузить папирус, - ответил Соклей, показывая табличку Менедему, - павлинов и корм для них, а также вино, воду, масло и хлеб для команды.
- Лишнего брать не станем, - сказал Менедем, - потому что мы почти каждую ночь будем останавливаться в приличных портах.
- Знаю, и все-таки кое-какие запасы нам понадобятся, а их у нас еще нет, - возразил Соклей. - Ведь иногда мы будем просто вытаскивать судно на берег там, где нас застигнет темнота, а можем и попасть в шторм.
Менедем сплюнул в подол туники. Диоклей был облачен только в набедренную повязку, поэтому не мог отпугнуть беду подобным образом. Но он носил кольцо с изображением Геракла Алексикакия - Отвратителя Зла. Келевст потер это кольцо и пробормотал себе под нос заговор.
- На суше я не очень суеверен, - заметил Менедем, - но когда готовлюсь выйти в море… Это совсем другое дело.
- Тогда и впрямь лучше быть суеверным, - согласился Диоклей. - С морем шутки плохи. Ему нельзя доверять… - Вздрогнув, он вдруг замолчал. - Что это за кошмарный звук?
- Ну наконец-то, - с большим облегчением проговорил Менедем. - А вот и павлины прибыли.
Рабы его отца и дяди несли клетки с птицами к "Афродите". Они уже ухитрились собрать приличную толпу любопытных зевак - по улицам Родоса не каждый день носят таких больших и громкоголосых птиц.
"И таких дорогих в придачу", - подумал Менедем.
Не только павлин орал до хрипа. Павы тоже издавали крики, хотя не такие частые и уж наверняка не такие громкие, как самец.
- Куда прикажете погрузить этих проклятущих тварей? - спросил Менедема один из рабов.
Менедем вопросительно посмотрел на Соклея. Сам он был капитаном, и брат никогда не вмешивался в то, как Менедем командует экипажем. Однако погрузка павлинов - это по части Соклея: ведь тот был тойкархом - он отвечал за грузы, причем знал толк в своем деле.
- Птиц нужно разместить в наиболее безопасном месте, - сказал Соклей. - Это самый хрупкий наш груз, да к тому же самый ценный. Я хочу, чтобы они были как можно дальше от воды. Лучше всего устроить павлинов на маленьком палубном настиле на носу.
Менедем невольно нахмурился, хотя и не хотел встревать в дела тойкарха, и спросил:
- А мы сумеем разместить их на баке так, чтобы там все-таки осталось место для впередсмотрящего? Если тот не сможет вовремя разглядеть рифы или пиратский пентеконтор, от павлинов будет мало толку. Что, если поставить клетки одна на другую…
- Мне бы этого очень не хотелось, - с несчастным видом ответил Соклей. - Птицы, которые окажутся наверху, будут гадить на тех, что внизу, к тому же они начнут клевать друг друга.
- Так куда прикажете погрузить? - спросил раб, возглавлявший процессию. - Эта вонючая клетка ужасно тяжелая.
- Неси на судно и поставь на баке, - приказал Соклей с нехарактерной для него решительностью. - Сейчас проверим, хватит ли там места и для клеток, и для впередсмотрящего.
Рабы потащились по сходням и оказались на борту "Афродиты". В воплях павлинов послышалась жажда крови: им еще меньше нравилось, когда их несут в наклоненных клетках, чем когда их несли по ровной земле. К тому времени как рабы опустили клетки на сосновые планки бака, все носильщики были сыты птицами по горло.
Менедем поднялся на судно вслед за рабами.
- Поставьте клетки в два ряда, оставив проход посередине, - велел он.
Когда рабы выполнили приказ, он осмотрел результат и нехотя кивнул.
- Думаю, так сойдет! - крикнул он Соклею. - Но нам придется предупредить впередсмотрящих, чтобы они держались середины прохода. Если вдруг подойдут слишком близко к клеткам справа или слева, павлины исклюют им все ноги. - Он засмеялся. - У нас теперь есть свои Сцилла и Харибда прямо на борту "Афродиты"!
- Гомер никогда не видел павлинов… Я в этом уверен, - заметил Соклей. - А вот и последняя партия папируса… И еще кое-что в придачу. Что в этих кувшинах, Менедем? Их нет в моем списке.
- О, я знаю, что там, - ответил Менедем. - Пурпурная краска из Финикии, из города Библа. Отец получил ее вчера с только что пришедшего на Родос финикийского судна.
- Пурпурная краска… из Библа, - повторил Соклей раздраженно. - И сколько кувшинов закупил дядя Филодем? И почему никто не потрудился сказать мне об этом? Вечно все делается в последний момент!
Он вонзил в Менедема убийственный взгляд.
- Прости, - в голосе капитана звучало большее раскаяние, чем он на самом деле ощущал, - тут двести кувшинов.
- Двести кувшинов! - Судя по тону Соклея, он все еще был взбешен. - Лучше бы такому больше не случаться. Как я могу делать свою работу, если никто не говорит, чем именно мне придется заниматься? - Он указал на рабов, которые укладывали промасленные кожаные тюки с папирусом под банками гребцов. - Передвиньте их дальше к корме! Нам понадобится место для пурпурной краски.
Менедем снова повернулся к Диоклею.
- Иди приведи гребцов. Я хочу выйти в море до полудня. И все равно мы, наверное, не успеем добраться сегодня до Книда. Ничего не поделаешь, мы просто переночуем на берегу Сима.
- Хорошо, шкипер, - кивнул келевст. - Я позабочусь о гребцах.
Он сошел по сходням на причал, к которому была пришвартована "Афродита", и громко закричал, созывая команду.
- Теперь весь груз на борту? - спросил Менедем Соклея.
- Если ты не умолчал еще о чем-то - то да, весь, - медленно ответил тот.
Менедем затряс головой, яростно отрицая, что он еще что-либо утаил. У Соклея все еще был сердитый вид, но он сказал:
- В таком случае весь груз на борту.
Он посмотрел на пристань, но, в отличие от Менедема, не для того, чтобы проводить взглядом Диоклея.
- Хотел бы я знать, будут ли у нас пассажиры.
- Я надеялся, что будут… И принесут нам хорошую прибыль, - ответил Менедем. - Но сезон навигации только-только начался, поэтому некоторые увальни пока что не желают выходить в море. Может, мы подберем каких-нибудь пассажиров в материковой Элладе, Там всегда есть люди, желающие переправиться через море в Италию. - Он хлопнул в ладоши. - А вот и Диоклей. Он быстро обернулся.