Диакон. Похоже на то, батюшка. В дурку нас засунули.
Эрос. А ведь я, отец Михаил, это сразу знал.
Диакон. Когда – сразу?
Эрос. Помнишь, мы с тобой про Байконур говорили? Тогда-то я и понял, что мы крышей поехали… Не может же православный батюшка в здравом уме стать террористом.
Диакон (с сомнением). Думаете?
Эрос. Убежден.
Диакон думает.
Диакон. А много ли у нас батюшек в своем уме?
Эрос. Не кощунничай. Не смешно это ни капли.
Диакон. А по-моему, ничего юмор. Нам – смех, пастве – горе. (Озирается.) Что же делать-то теперь, отче?
Эрос. Бога молить да ждать смиренно.
Диакон. Чего ждать?
Эрос. Худшего.
Диакон. Ох, отец Эро́с, умеете вы того… подбодрить. Спасибо вам за это от всей моей диаконской души…
Эрос. Ничего, отец Михаил. Не печалиться нам надо, а ликовать.
Диакон. Я в таких условиях ликовать отказываюсь. У меня со вчера росинки маковой во рту не было.
Эрос. Это все неспроста. Это Господь нас испытует. Как возлюбленных детей своих.
Диакон. Тогда дурдом не при чем. Не место это для священнослужителя.
Эрос. А где же нам место, по твоему?
Диакон. В казематах – вот где.
Эрос смотрит на него вопросительно.
Диакон (поясняет). У спецслужб.
Эрос. Думай, что говоришь… Зачем мы им?
Диакон. Как зачем? Пытать нас будут, тайны выведывать… государственные.
Эрос. Не дури, диакон! Лично я никаких тайн не причастен, кроме святых.
Диакон. Это вы так считаете, батюшка. А как вам начнут ногти выкручивать против своей оси, так сразу вспомните – и что знаете, и чего не знаете.
Эрос. Ты, я гляжу, в грех уныния впадаешь.
Диакон. А как не впасть?! Если б спросили, где лучше – к чертям или в казематы, я бы чертей выбрал.
Эрос. Окстись, отец Михаил! Не стыдно тебе?
Диакон. Так там, в спецслужбах не люди состоят…
Эрос. А кто же?
Диакон. Туда из преисподней наиболее отличившихся чертей посылают. Это все знают.
Эрос. Глупости твои даже слушать не хочу. Лучше подумай, как нам выбраться.
Диакон (после паузы). Есть один способ.
Эрос. Ну-ну?
Диакон. Разбежаться, да со всего маху головой в стену…
Эрос (вздрагивает). О, Господи Исусе!
Диакон. Потом снова. (Отец Эрос опять вздрагивает.) И еще раз. И так бить, пока душа с телом не расстанется. Другого способа не знаю.
Эрос. Дурь какую ты изобрел, отец диакон. Православный не может сам с жизнью расстаться. Тем более – головой об твердую стену.
Диакон (разводит руками). Тогда ждать тюремщиков. Они уж, поди, знают, об какую стену нам биться.
Эрос возбужденно ходит по сцене из конца в конец.
Эрос. Бежать нам отсюда надо, отец диакон. Бежать, а не разговоры разговаривать.
Диакон. А только что говорили, что молиться.
Эрос. Вот помолясь и побежим.
Диакон (оглядываясь). Сперва бы дверь найти.
Эрос. Ищущий да обрящет.
Слышен поворот ключа в замке. Они поворачиваются на звук.
Диакон. Вот она, дверь.
Эрос. Сам вижу.
Дверь открывается и входит секретарь.
Секретарь. Ну что, честны́е отцы? Допрыгались?
Эрос. Не понимаю ваших намеков, отец Василиск.
Секретарь. Не понимаете? Кто космодром хотел взорвать?!
Диакон. Лжа богомерзкая. Не космодром, а одну только ракету.
Эрос. Молчи, отец диакон. Все, что мы скажем, может быть использовано против нас.
Секретарь (прохаживается, после паузы). Да, отцы… Удивили вы меня. Не ожидал, признаюсь, не ожидал. Вот как действует интернет на слабый русский ум… Да вы садитесь, садитесь. Чай, не панихиду служите.
Диакон и Эро́с садятся.
Секретарь. Так со мной поступить! А я ведь к вам по-хорошему. По пастырски…
Диакон. У нас если кто хочет хорошего отношения, тому прежде умереть надо.
Секретарь. Надо будет – умрете. За этим дело не станет. Вы же теперь государственные преступники… Жизнь ваша ломаного гроша не стоит.
Диакон. "Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко ты со мною еси…"
Секретарь (раздражаясь). Хватит, хватит. Здесь вам не Голливуд. Псалмы в другом месте распевать будете.
Эрос. Что же вы хотите? Мученической смерти нас предать? Так мы не боимся…
Секретарь. За себя говорите. Вон, отец диакон весь от страха взопрел.
Диакон. Не от страха. Жарко здесь, вот и взопрел.
Секретарь в задумчивости ходит туда и сюда.
Секретарь. Можно бы, конечно, поиграть в кошки-мышки. Но я человек прямой, говорить буду тоже прямо и откровенно. И того же жду от вас.
Эро́с и диакон переглядываются.
Секретарь. Итак. В борьбе с космосом проявили вы удивительную твердость. Тем ценнее будет ваше согласие, полученное по доброй воле.
Пауза.
Эрос. Где же его взять, это согласие?
Секретарь (вкрадчиво). А вы в глубины сердца своего загляните, отец Эро́с.
Эрос. Заглянул.
Секретарь. И?
Эрос. Нет там никакого согласия.
Пауза. Секретарь сверлит Эроса взглядом. Тот глаз не опускает.
Диакон (робко). Отец секретарь, я, конечно, человек посторонний. Но можно мне сказать…
Секретарь (не глядя на диакона). Был посторонним. А теперь ты сообщник. Так что молчи, пока тебя на ракетное топливо не пустили.
Диакон умолкает.
Секретарь (Эросу). Подумайте, отче… Как следует подумайте! Невиданный шанс вам дается! Первым священником в космосе станете. В невесомости будете летать, сублимированными продуктами питаться…
Эрос. Тьфу ты, мерзость!
Секретарь (взрывается). Дослушайте же хоть раз! Что за люди, что им не скажешь, тут же плюются. О прогрессе никто не думает, лишь бы пирогов нажраться да животом бурчать восьмым гласом.
Диакон. Это в мой огород камешек?
Секретарь (не обращая внимания на диакона, Эросу). Первым, говорю, будете святонавтом. Возможно, единственным. В глазах общественности вознесетесь на высоту неизмеримую. Выше епископов, митрополитов и самого Святейшего.
Эрос. Зачем мне это?
Секретарь (понижая голос). Затем, что со временем сами сможете Святейшим стать!
Эрос и диакон переглядываются.
Секретарь (с торжеством). А? Об этом вы не думали? Только послушайте, как звучит: "Патриарх Московский и всея Руси Эро́с!" (Поморщившись.) Ну, имя мы вам новое при интронизации дадим, конечно… (Смотрит на Эроса.) А вообще – о чем еще может мечтать человек?
Эрос отрицательно качает головой.
Эрос. Не смогу.
Секретарь (изумлен). Что?
Эрос. Не смогу я быть патриархом. Ибо не монах.
Секретарь. Вот проблема… Да мы вас в один миг пострижем – ахнуть не успеете!
Эрос. А матушку мою куда?
Секретарь. Пристроим и ее, не волнуйтесь. Все с вашей матушкой будет в порядке. Ну, так как?
Эрос (колеблется). Все же нет.
Секретарь. Нет?
Эрос. Нет.
Секретарь (беспомощно разводит руками). Ну, на нет и суда нет…
Секретарь идет к двери. Останавливается. Держит паузу.
Секретарь. Хотя я поторопился. Суд-то как раз на вас найдется. Вы же у нас теракт готовили.
Диакон (влезает). Докажите!
Секретарь смотрит на него. Дьякон сжимается, но продолжает смотреть тому в глаза.
Секретарь (вытаскивает записку отца Эро́са). Извольте, отцы… Вот, ясным по белому. (Читает.) "Дорогая и разлюбезная моя матушка, по срочному делу с отцом диаконом еду на Байконур – взрывать ракету. При Божьем попущении вскорости надеюсь быть обратно. Всегда твой, отец Эро́с". (Диакону.) С отцом диаконом, заметьте.
Диакон. Мало ли, что написано. Бумага все стерпит. Не доказательство.
Секретарь. Наш суд, как известно, самый гуманный в мире. И примет к рассмотрению любое доказательство – даже такое, которого и в природе нет.
Диакон. Ну, значит, пойдем на крест. Страстотерпцы будем, космосом бесовским до смерти умученные. Да, отец настоятель?
Эро́с хмуро смотрит на него, отворачивается.
Секретарь (Эросу). Нет, отец Эро́с. Молчание тут не поможет. Надо свою позицию определить. С кем вы, мастера кадила и панагии?
Эрос. Со Христом мы – вот мы с кем.
Секретарь. Так и мы с ним. Или слова владыки для вас ничего не значат?
Эрос. Владыка ошибаться может. А я в свою правоту верю.
Секретарь. Опасно быть правым, когда владыка ошибается.
Диакон. А еще хуже – ошибаться вместе с владыкой.
Секретарь толкает ногой его стул, диакон падает на пол.
Секретарь. Язык до погибели доведет, отец диакон. Вот и вы к сонму падших присоединились. (Эро́су.) Неужто вы страну свою не любите? Сделать для нее ничего не хотите? Неужто вы не патриот?
Диакон (встревает). Патриотизм – прибежище негодяев.
Секретарь (усмехнувшись). Для негодяя все – прибежище: и патриотизм, и религия, и борьба за права детей… Но я не про то. Слышали пословицу: "Русский человек медленно запрягает, да быстро едет"? Так вот, плохо не то, что он быстро едет. Плохо то, что едет он одновременно в разные стороны. Оттого история наша не движется, а топчется на месте. А ведь нужно так мало – волю проявить, решимость.
Эрос (взрывается). Да неужто больше некого послать?! Попа в космос – это же что такое?! Микроскопом гвозди забивать!
Секретарь. У нас гвозди всем забивают. В том числе и попами.
Эрос. Ну, кому это надо? Зачем? Не постигаю я этого, отец Василиск!
Секретарь (успокоительно). И не нужно. Умом в России все равно ничего не понять, потому у нас им не пользуются вовсе. От ума, как известно, одно горе.
Эрос. А чем же жить человеку?
Секретарь. Дисциплиной. Послушанием. Верою.
Эрос. Так я и верую!
Секретарь. Может быть. Другой вопрос – в кого?!
Эрос (опешив). Как в – в кого? Во Единого Бога, Творца небу и земли…
Секретарь. Это хорошо. Это правильно. Но! (Поднимает палец.) На Боге свет клином не сошелся. Есть ведь еще священноначалие. Что оно решило, то и исполнять надо, иначе какой вы батюшка?
Эро́с сидит в сомнениях.
Диакон (с пола). Не верь ему, отче! Врет он все! Искушает, в соблазн вводит…
Секретарь (диакону). А ты, отец диакон, я гляжу, обидчивый. Тебя всерьез смирять надо. (Наступает диакону на грудь.) Мы тебя вот что… Мы тебя в космос без скафандра пошлем. И без ракеты. В одном подряснике.
Диакон (хрипит). Пусти… дышать нечем!
Секретарь. Вот так тебе и в космосе будет. Привыкай.
Диакон хрипит в своей смирительной рубашке, задыхается.
Эрос. Пусти его, ради Христа!
Секретарь давит сильнее.
Диакон (хрипит). Не сдавайся, отец настоятель…
Эрос. Молю, отец Василиск! Его же удар хватит.
Секретарь. Лес рубят – щепки летят. Мне лишь бы вам удовольствие доставить, отец Эро́с. А диакон – пусть его. Одним диаконом больше, одним меньше – никто и не заметит.
Диакон может уже только хрипеть.
Секретарь. Так что мы решаем?
Эрос (опустив голову, тихо). Да…
Секретарь. Летим в космос?
Эрос. Да.
Секретарь. Громче, отец настоятель, громче!
Эрос. Да… Да! ДА!!!
Секретарь смеется страшным заливистым смехом. Свет вспыхивает и гаснет.
Сцена четвертая
Ефросинья складывает Эросу чемодан. Он сидит на стуле, смотрит перед собой. Творит Иисусову молитву.
Эрос. Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного… Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного…
Ефросинья. Я тебе тут просфорок положила.
Эрос (глядя перед собой). Не надо, мать. Не пустят просфорки в космос. Там только мягкая пища. Чтобы поперек кишки не застревала.
Ефросинья. Ну, пусть лежат, места немного занимают.
Эрос. Не нужно, говорю. Контрабанда это. Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного…
Ефросинья. Вот тут, в уголок, три смены белья кладу чистого.
Эрос. Не трудись. Голым пришел на эту землю, голым и ухожу с нее… Во едином скафандре только.
Ефросинья. Что же, совсем ничего не возьмешь? А крест?
Эрос (встрепенувшись). Крест положи. И Библию. Хоть осквернен и унижен, но священник русской православной церкви есмь. Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного…
Ефросинья (бросает вещи). Знаешь, что, отец Эро́с?! Хватит уже, довольно!
Эрос (смотрит на нее). Что хватит?
Ефросинья. Вот этого всего – хватит. Ты батюшка, да. Но ты ведь еще и человек! По образу и подобию Господа создан. Есть у тебя достоинство человеческое или нет его?
Эрос. О чем ты, матушка?
Ефросинья. О том, что с грязью тебя смешали! Вон, к бесам воздушным посылают – полномочным представителем.
Эрос молчит, опустив голову.
Ефросинья. Что молчишь?!
Эрос (тихо). А ты что предлагаешь?
Ефросинья. Не лети. А если заставлять будут – откажись! Сложи сан.
Пауза. Эрос поднимает голову, смотрит на Ефросинью.
Эрос. Как – сложи? Да это мне проще тогда головой в стену – по рецепту отца диакона.
Ефросинья. Ничто, выдержишь. Зато совесть твоя спокойна будет. Ты пойми простую вещь: ты ведь сперва христианин, а потом уже батюшка.
Отец Эрос думает.
Эрос (с болью в голосе). А жить на что будем? Я ведь кроме службы священнической ничему не обучен.
Ефросинья. Ничего. С голоду не помрем. Мир не без добрых людей.
Эрос (после паузы, качает головой). Не могу, матушка.
Ефросинья. Почему?
Эрос. Я не только священник православный. Я теперь еще и государственный преступник. Террорист.
Ефросинья. Ох, Матерь Божья, да какой же ты террорист?
Эрос. Опаснейший. Бомбист я, матушка, революционер и экстремал – так отец секретарь разобъяснил. Дело, говорит, уголовное на меня уже сшито, но пока не возбу́ждено. Шаг влево, шаг вправо – и я под следствием. С отцом диаконом вместе. А где следствие, там и суд – скорый и справедливый. А где у нас суд – там, сама знаешь, тюрьма.
Ефросинья. За что же тюрьма? Вы же ничего не сделали!
Эрос. Умышляли, матушка. По нынешним временам и этого достаточно.
Ефросинья. По нынешним временам всего достаточно – и умысла, и его отсутствия.
Эрос молчит.
Эрос. Правду сказать, дело даже и не в терроризме.
Ефросинья. А в чем же?
Эрос. Слово я дал. Когда отец секретарь диакона душил – дал я слово, что полечу в космос. И отменить его теперь не могу.
Голос диакона. Можешь, отец Эро́с.
Эрос (встрепенувшись, Ефросинье). Слышала?
Ефросинья. Что?
Эрос. Глас трубный, с небес раздавшийся, словно ангельский. Прорек: "Можешь, отец Эро́с!"
Диакон (входя). Прорек, и еще раз прореку: можешь! Имеешь полное право!
Эро́с и Ефросинья с изумлением смотрят на диакона. У него вокруг горла – белый ортопедический воротник, который фиксирует шею.
Эрос. Модничаешь, отец диакон? Во что это ты облачился?
Диакон. Не я облачился, врачи облачили. Отец Василиск, когда давеча душил меня, шею повредил. Не со зла, конечно, только по доброте душевной. Вот и ношу сей ошейник, чтобы жизни не лишиться окончательно. И от секретарей владычных тоже хорошо помогает. В другой раз начнут душить – все члены себе обломают. Но я, отче, не за медицинскими беседами припожаловал.
Эрос. За чем же?
Диакон (горячо). Откажитесь от слова, отец Эро́с! Слово, которое силой получено, силы не имеет. Пусть даже оно и архимандриту дано.
Эрос. Не могу.
Диакон. Отчего?
Эрос (раздражаясь). Оттого, что не могу. Сам подумай, ведь это втуне не останется! Слух пойдет, что отец настоятель слова своего не держит. Каков я после этого буду человек и батюшка?