Канониры бросились пересекать палубу, горя отвагой и не взирая на ливень ружейных пуль. И тут Обри с ужасом осознал, что в спешке они не перезарядили орудия правого борта. Поворот продолжался; высокая, открытая, беззащитная и беспредельно уязвимая корма "Конститьюшн" оказалась прямо напротив всего борта "Явы". Английский фрегат сманеврировал столь точно, что его грота-рей проплыл прямо над гакабортом "американца". И выстрелило только одно-единственное орудие.
Ругаться бесполезно - проклятия притягивают несчастья. Джек собрал остатки своего расчета - Байрон выбыл, получив серьезную рану щепой в грудь, "флич" Бейтс "освободил место в обеденной компании" - распределил их между другими баковыми пушками и сам помог заряжать два или три. Ругаться было еще и некогда - корабли встали борт к борту, и огонь возобновился с новой силой. Залп, перезарядка и снова залп так быстро, как только порох подносили из крюйт-камеры. И каждый раз ему приходилось следить, чтобы "яванцы" не забили лишний картуз, не закатили в ствол два ядра или любой подвернувшийся под руку кусок металла.
Янки целились теперь точнее, и метили в корпус. Двадцатичетырехфунтовые ядра рассеивали по палубе тучи щеп, огромных, зазубренных и острых кусков дерева. Один из них свалил Бондена. Джек оттащил старшину с пути отката орудия. Пока то стреляло, он склонился над Бонденом и прокричал в полуоглохшее ухо:
- Только кусок скальпа, косица цела. Ступай вниз, пусть заштопают.
- Бушприт снесло, сэр, - проговорил Бонден, вглядываясь вперед сквозь заливающую глаза кровь.
Посмотрев в ту же сторону, Джек увидел, что кливер и стаксели полощутся на ветру.
- Передай привет доктору, - сказал он и помчался по палубе, проверяя каждое орудие, помогая навести на цель, ободряя людей. Не то чтобы те сильно нуждались в ободрении - освоившись с ведением огня "яванцы" стреляли много лучше и быстрее, и вопили как дьяволы каждый раз, когда ядро попадало в цель. Никаких признаков паники, хотя три порта слились в один, а в середине палубы в луже растекающейся крови кучей лежали убитые и раненые.
- Навались! - подгонял Джек расчет третьего орудия. Когда ствол выдвинулся, капитан вглядывался в дым, выискивая цель и выжидая волну. Прислуга застыла у раскаленного орудия. Но на этот раз разглядеть ничего не удавалось. Подошла волна, но по-прежнему ничего, только густой дым. И когда тот рассеялся, за ним ничего не оказалось - "американец" снова улизнул.
- Все к повороту! - раздался приказ. Через минуту послышалось. - Готовьсь!
Марсовые побежали по местам, и в наступившей тишине Джек поспешил к баковой кадке и сделал большой, такой долгожданный глоток. Ламберт намеревался скорее не повернуть, сколько лечь на другой галс, чтобы поймать "Конститьюшн" на маневре и пройти у него под кормой. Отличная идея, если бы "Ява" могла двигаться достаточно быстро - она почти потеряла ход и лишилась передних парусов.
Появился Бонден с окровавленной повязкой вокруг головы.
- Все хорошо, сэр? - спросил он.
Джек кивнул.
- Горячая работенка, Бонден. Как там внизу? Как мистер Байрон?
- Мистер Байрон выглядит слегка вышедшим в тираж, сэр. Работа в лазарете кипит - доктор трудится как пчелка. Но шлет свои наилучшие пожелания. Здешний первый, мистер Чедз, ему здорово досталось, сэр.
"Леопардовцы" не были приписаны к парусам, поэтому пока "Ява" поворачивала, они собрались вокруг своего капитана и пили воду из кадки. Корабль двигался медленно, очень медленно.
- Не вижу я смысла в этом повороте, - заметил Баббингтон.
- Как бы он не заигрался, - кивнул Джек. - Самый опасный маневр в моей жизни…
- Господи, мы не сделаем оверштаг! - прошептал Баббингтон.
И верно, при отсутствии кливера и стакселей сдавалось, что "Ява" не сможет пересечь линию ветра, но станет дрейфовать кормой по направлению к врагу, поджидающему в четверть мили с подветра. Джек посмотрел на "Конситьюшн". Тот начал уваливаться, разворачиваясь к ним батареей правого борта. Через минуту-другую "Ява" подвергнется продольному залпу.
- Ложись! - крикнул Обри, надавливая на плечо Форшоу.
Залп громыхнул, ударив "Яву" в корму и прочесав палубу по всей длине. Однако в этот самый миг обстененный фор-марсель наполнился и постепенно заработал - фрегат повернул.
- Орудия левого борта! - взревел Джек, распрямляясь, и теперь "яванцам" уже не требовалось повторять дважды. Они встали к пушкам и когда корабль довернул еще немного, открыли ответный огонь - нестройный, но меткий залп, угодивший прямо в цель. "Конститьюшн" начал очередной маневр.
"Ява" спускалась прямо на него, ведя огонь и получая сдачи; орудия настолько раскалились, что подскакивали над палубой при каждом выстреле. Плохо дело: разница между двадцатью четырьмя и восемнадцатью фунтами начала теперь сказываться, и "англичанин" не мог выдержать долго.
В коротких промежутках между выстрелами, приглядывая, чтобы разгоряченные канониры не увлеклись, вели огонь ровно и чисто банили стволы, Джек бросал тревожные взоры на огромные повреждения в центре корабля, разбитые шлюпки, израненную грот-мачту и более всего на лишенную поддержки штагов фок-мачту.
- Нам нужно идти на абордаж, - твердил он сам себе. - У нас все еще есть около трехсот человек.
Как раз при этих словах до него донесся рев Ламберта:
- Абордажная партия, сюда!
"Ява" доворачивала, нацеливаясь прямо на борт "Конститьюшн". Абордажники толпились на баке, сжимая в руках кортики, пистолеты, топоры. Чедз, бледный, снова был рядом с капитаном. Оба офицера поймали взгляд Джека, ответив свирепой ухмылкой. Еще несколько ярдов и раздастся треск столкновения, наступит пора жаркой рукопашной. Американцы палили с марсов, только успевая перезаряжать, но это никак не остужало яростного нетерпения парней, изготовившихся к прыжку.
Но тут, перекрывая гул битвы, раздался истошный вопль с фор-марса "Явы": "Берегись внизу!", - и все грандиозное сооружение, именуемое фок-мачтой, со всем перекрестьем реев, боевой площадкой, парусами, бесчисленными парусами и блоками, с грохотом рухнуло. Нижняя часть обломка отскочила на корму, накрыв главную палубу, верхняя свалилась на форкастль.
Непролазная паутина снастей и рангоута оплела баковые пушки; нескольких канониров придавило, других ранило. В суматошной работе по расчистке, стремясь обеспечить орудиям возможность вести огонь, Джек совершенно утратил представление о местоположении кораблей относительно друг друга. Когда наконец баковая батарея пришла в некоторый порядок, он обнаружил "Конститьюшн" прямо по носу, осуществляющим маневр по пересечению курса "Явы". Ни одно орудие "англичанина" не могло ответить с такой позиции, и "Конститьюшн" без помех прочесал его от носа до кормы, уложив пару десятков матросов и снеся грот-стеньгу.
Снова тяжкая работа по очистке, опять надо махать топором и сбрасывать обломки. "Конститьюшн" занял позицию на правой раковине "Явы", обстреливая ее диагональным огнем, потом повернул и дал залп всем левым бортом.
- Капитан готов, - сообщил "яванец", таща в лазарет раненого товарища. - Но мистер Чедз вернулся.
- Никогда не сдавайся, - воскликнул командир одного из расчетов Джека, потом выпустил ядро, сбившее, под радостные вопли англичан, грот-марса-рей "Конститьюшн".
Но в этот самый миг за борт полетели бизань-гик и гафель "Явы", а некоторое время спустя за ними последовала и сама бизань. Недрогнувшие "яванцы" палили как демоны, обливаясь над раскаленными стволами потом, часто перемешанным с кровью. Почти каждый раз вырывающийся из жерла язык пламени подпаливал свисающие везде обрывки и обломки. "Пожарное ведро, пороховой картуз, снова пожарное ведро, снова пороховой картуз", - поочередно командовали оставшиеся в живых офицеры. В какой-то миг корабли оказались борт против борта, и тут большие пушки "Явы" показали чего стоили - по меньшей мере, сделали что смогли - фрегат глубоко осел, и некоторые из его ядер наносили противнику жестокие раны. Но "Яве" не хватало боевых марсов - фок и бизань были сбиты, а грот-марс превращен в обломки. Тогда как у "американца" все остались целы. На его марсах было полно стрелков, и один из них достал Джека. Пуля сбила его с ног, но он не обращал внимания на боль, пока не осознал, что правая рука отказывается повиноваться и свисает под неестественным углом. Обри встал, покачиваясь, поскольку потеряв две мачты и все, кроме одного, паруса, "Ява" резко кренилась на волнах. Он стоял среди хаоса, продолжая выкрикивать команды расчету одиннадцатого орудия, пока дубовая щепа не уложила его снова.
Джек смутно помнил голос Киллика, который клял морского пехотинца: "Осторожнее, осторожнее ты, толстозадый ублюдок голландской постройки!". Потом он полностью пришел в сознание, и увидел склонившегося над ним Мэтьюрина, обследующего рану.
- Стивен, быстрее! Просто перевяжи или заштопай. Потом делай со мной что хочешь, а сейчас мне надо вернуться на палубу.
Стивен кивнул, наложил на руку лубки, потом повернулся к матросу, лежащему на собственных внутренностях, а Джек побрел среди длинных, длинных рядов окровавленных тел к трапу. На квартердеке он нашел Чедза, такого же забинтованного и такого же бледного как сам, но с решительным блеском в глазах - Чедз теперь командовал кораблем. Он спешил избавиться от обломков бизани, пока тяжелая мачта не протаранила фрегат и не отправила его тем самым на дно немного ранее положенного времени. Плотник, артиллерист и оружейник стояли рядом с командиром, ожидая своей очереди.
- Прошу вас пройти на бак, коли можете, - обратился Чедз к Обри. - Если нам удастся поставить корабль по ветру, мы пойдем на абордаж.
И Джек пошел по окровавленной палубе, шатаясь при резком крене и не выпуская из виду "Конститьюшн". Тот вышел из под огня, и его экипаж деловито вязал и сплеснивал. Поредевшие расчеты, мимо которых проходил Джек, горели желанием сражаться; они выкрикивали в адрес янки обидные слова, призывая их вернуться и драться как полагается.
"Молодые бойцовые петушки", - думал он, спеша дальше. С такими-то парнями, если только фрегат получит ход и сможет добраться до "американца", у них до сих пор есть шанс взять верх. Ему известны были случаи, когда победу выхватывали в ситуации и похуже этой, когда потерявший бдительность враг допускал ошибку. "Конститьюшн" дважды уже совершал крайне рискованные маневры, значит, может совершить еще один.
На баке Баббингтон с командой матросов подобрал почти неповрежденную стеньгу и пытался соорудить из нее временную фок-мачту. Но поперечная и особенно продольная качка были таковы, что хлопот у них был полон рот. При каждом кивке с грот-марса на бригаду сыпался град обломков, да и сама грот-мачта, лишенная вант и штагов грозила в любой момент отправиться за борт.
- Грот-мачту надо рубить, - сказал Джек. - Форшоу, бегом на квартердек, спросите разрешения у мистера Чедза и приведите плотника. Форшоу? Где Форшоу?
Никто не осмеливался ответить.
- Погиб, сэр, - выдавил наконец Баббингтон. - Разорвало на части.
- О Господи… - потом, через несколько секунд, Джек продолжил. - Холлис, выполняйте.
Холлис вернулся с плотницкой командой, вооруженной топорами. Мачта отправилась за борт, и корабль стал остойчивее. Чедз и все матросы с кормовой части подтянулись на форкастль, работая над установкой временной фок-мачты с недюжинной энергией и ловкостью, а расчеты орудий не переставали орать и вызывать "Конститьюшн" на бой. Аварийная мачта вырастала прямо на глазах, в качестве рея ее оснастили лисель-спиртом. Неуклюжий парус поднялся, наполнился и "Ява" дала ход, начав слушаться руля. Она повернула, имея ветер в бакштаг под развевающимся на обрубке бизани измочаленным вымпелом двинулась на "Конститьюшн".
Располагая одной рукой, причем левой, Джек мало чем мог помочь. Он стоял рядом с Чедзом и смотрел, оценивая ситуацию. Палуба перед ними была завалена обломками, около дюжины орудий слетели со станков - да еще могли быть те, которых они не видели, - а все шлюпки разбиты в щепы. И повсюду кровь. Но не все было выведено из строя: единственная рабочая помпа интенсивно откачивала воду, расчеты стояли у орудий, готовые и ревностные, морской пехотинец сделал шаг и отбил первую склянку "собачьей вахты" - надтреснутый и жалобный звон. Джек неловко полез за часами, чтобы по привычке отметить время. Напрасный труд - все, что удалось ему узреть, это искореженный позолоченный футляр и пригоршня битого стекла и колесиков.
- Шесть футов воды в трюме, сэр, - доложил Чедзу подоспевший плотник. - И быстро прибывает.
- Тогда нам лучше поспешить на борт "американца", - с улыбкой ответил лейтенант.
Офицеры повернулись вперед, и перед ними открылся "Конститьюшн": устранив повреждения, он прямо у них на глазах забрал ветер, повернул и направился к ним навстречу, идя правым галсом.
Настало время извлечь пользу из богоданной ошибки - теперь или никогда. Если только "Конститьюшн" не озаботится встать на ветер, если позволит приблизится достаточно, чтобы пойти на решительный абордаж, преодолевая огонь… Но враг не собирался совершать ничего подобного. Хладнокровным рассчитанным маневром он пересек курс "Явы" на расстоянии в каких-нибудь двухсот ярдов, обстенил грот- и крюйс-марсели и застыл, покачиваясь на волнах, обратив почти непострадавший левый борт на оставшуюся без мачт "Яву", готовый раз за разом поливать ее продольными залпами. Под единственным своим парусом, расположенным на носу, английский фрегат не мог идти круто к ветру, а следовательно, достать "Конститьюшн". Единственное, что он мог сделать, это медленно повернуть направо, чтобы задействовать семь орудий главной батареи. Но за требуемое время его трижды успеют прочесать продольными залпами. К тому же, "Конститьюшн" не будет ждать, а повернет и снова обойдет "Яву". "Янки" стоял пред ними, в полной готовности, но не открывал огня. Джек видел американского капитана, который пристально смотрел на них.
- Нет, - проговорил Чедз неживым голосом. - Этого не должно случится.
Он посмотрел на Джека, тот опустил глаза. Тогда первый лейтенант зашагал к корме, у него был вид отважного человека, всходящего на эшафот. Он прошел между жалкими остатками расчетов, притихшими теперь, и спустил флаг.
Глава четвертая
"Конститьюшн" шел к северу с потравленными шкотами, его подгоняло течение, берущее начало в Мексиканском заливе. Доктор Мэтьюрин стоял на палубе, опершись на гакаборт, и смотрел на кильватерный след - белую полосу в темном, цвета индиго, море. Мало что сильнее могло способствовать полету улетающей в былое мысли, и мысли Стивена неслись свободно, как пенистый след корабля.
События недавнего прошлого мелькали в его воображении, перед внутренним или мысленным взором. Они представали в образе картинок, рисующихся на фоне бурлящей воды, расплывчатые и отрывочные подчас, а иногда отчетливые как силуэты в камере-обскуре. Вот всех пленников перевозят поочередно по волнующемуся морю в единственной уцелевшей шлюпке, протекающем как решето десятивесельном катере, более сотни из этих несчастных ранены. Вот Бонден восклицает: "Эй, Бостон Джо!", - когда американский матрос, бывший его товарищ, надевает на него кандалы. А это горящая "Ява" - высокий столб дыма взлетает в небо, звучит взрыв. Потом кошмарный переход в Сан-Сальвадор на чудовищно переполненном корабле под испепеляющем солнцем и почти неощущаемом попутном ветре. Нераненные моряки "Явы" томятся в железах в трюме - чтобы не вздумали поднять мятеж против своих победителей, которые сами сбивались с ног, исправляя полученные в бою повреждения. Канатный ящик "Конститьюшн" превратился в большой лазарет, где не наблюдалось недостатка в жутких ранах.
Именно там Мэтьюрин повстречался с мистером Эвансом, врачом "Конститьюшн", и научился ценить его: уверенный, умелый хирург с трезвым разумом, человек, единственной целью которого было спасти жизнь и здоровье подопечных, и который не жалел на это сил, используемых с величайшим искусством, ученостью и самоотречением. Человек, не делавший разницы между своими и пленниками, один из немногих встречавшихся Стивену докторов, кого интересовал пациент в целом, а не только его рана. Промеж собой они согласились, что спасли капитана Ламберта и почти отчаялись спасти Джека, у которого проявились лихорадка и признаки гангрены. И в обоих случаях ошиблись: Ламберт умер в тот самый день, когда его доставили на берег, а Джек выкарабкался, хотя был слишком плох, чтобы его можно стало перемещать до отплытия "Конститьюшн".
"Ламберт скончался скорее от горя, чем от ран, - подумал Стивен. - Третий фрегат спускает флаг перед американцами! Думаю, Джека, в его ослабленном состоянии, это тоже убило бы, будь он капитаном этого корабля. И даже так он на ладан дышит". Мэтьюрин поразмышлял некоторое время о стимуляции, позитивной и негативной - о том, что позволило не оправившимся от испытаний "леопардовцам" выказать в бою такую силу и деятельность, и о том, что затем отбросило их вновь к крайней степени изнурения.
"Джек будет жить, сомнений нет, и организм его чувствует себя лучше, нежели ожидалось. Но его постиг страшный удар. Иногда, со мной наедине, он предстает буквально униженным, он словно извиняется за некие необоснованные свои притязания. С прочими же Джек ведет себя холодно, сдержанно, иногда даже резко, что так противоречит обычной его дружелюбной манере. И рецидив болезни меня вовсе не удивит. Теперь, когда трудности с испражнением преодолены, главной его заботой стало постоянно разыгрывать нелепую браваду, с целью показать американским офицерам, что для него это все пустяки, что англичане умеют проигрывать так же достойно, как побеждать. Помню, как твердо он держался, попав в плен к французам, но сейчас дело другое: эти джентльмены - американцы, а "Ява" - третий фрегат, взятый их ничтожными морскими силами, и нет ни одной победы, какую можно расценивать как реванш. Парни эти ведут себя по-джентльменски, за исключением пары штрихов - мне трудно принять как должное табачную жвачку, то и дело пролетающую мимо ушей, пусть даже и пущенную с большим искусством. Но надо быть больше чем человеком, чтобы скрыть обуревающие их радость, самодовольство, и, не побоюсь этого слова, счастье при мысли о том, что ими повержена сильнейшая морская держава мира. И даже если офицерам это удалось, то как заткнуть рты бесхитростным ребятам из экипажа корабля, этим вот веселым плотникам с конопатками?".