Он ни словом не упомянул о тринадцати изумрудах, которые хранил в кошельке на своем поясе. Соклей удивился бы, если бы Менедем о них упомянул. Поскольку драгоценные камни были привезены контрабандой из Египта, здешние слуги правителя Египта скорее всего реквизировали бы их.
Соклей и сам ничего не сказал о черепе грифона, но по иной причине - он просто не мог вообразить, чтобы морского офицера заботили старые кости или чтобы тот усмотрел в черепе какую-либо ценность.
- Тигровая шкура? - переспросил офицер. - Покажи мне ее, и я дам тебе разрешение войти в гавань.
- Как скажешь, несравненнейший, - ответил Менедем.
Соклей не стал бы использовать столь саркастичное обращение по отношению к парню на борту военной галеры, способной раздавить "Афродиту" так же легко, как человек давит мышь, но его двоюродный брат всегда любил рисковать.
Менедем помахал тойкарху.
- Покажи шкуру, Соклей.
- Конечно, - ответил тот.
Менедем был уверен, что его двоюродный брат точно знает, где лежит шкура, и не ошибся. Соклей вытащил огромный мешок из промасленной кожи, который защищал тигровую шкуру от морской воды, и развязал сыромятные ремни. Пахнуло прогорклым запахом не очень хорошо обработанной кожи и, как полагал Соклей, самого тигра.
Пара моряков помогли ему развернуть огромную полосатую шкуру. Офицер наклонился, всматриваясь так пристально, что чуть не упал в море. И все моряки на борту галеры тоже разинули рты.
Наконец офицер пару раз моргнул и, казалось, пришел в себя.
- Я человек слова, - сказал он и махнул в сторону гавани Коса, лежащей в нескольких стадиях отсюда, - Вы можете продолжать путь.
- Риппапай! Риппапай! - выкрикнул Диоклей, выбивая удары своей колотушкой по бронзовому квадрату.
Когда гребцы принялись за работу, келевст на борту военной галеры также начал бесконечный напев. Три ряда ее длинных весел врезались в воду Эгейского моря. Галера Птолемея возобновила патрулирование, а "Афродита" заскользила к гавани.
* * *
Поиски места для швартовки заняли много времени и сопровождались громкими криками.
Здешняя гавань оказалась куда меньше родосской, и в ней было слишком мало навесов для судов, чтобы принять все триеры и еще большие по размерам галеры флота Птолемея; примерно половине военных судов пришлось пришвартоваться у набережной, как и множеству торговых. Из-за этого на места для торговых судов был большой спрос.
Менедем почти врезался в крутобокое судно, спеша захватить место в конце пирса. Стоявшие на палубе моряки этого судна, выкрикивая проклятия, приготовились отталкивать "Афродиту" шестами. Гребцы акатоса не остались в долгу, вопя еще громче и забористей. Поскольку команда "Афродиты" была раз в пять или шесть больше, она легко перекричала чужих моряков.
Как и в Книде, по пирсу к "Афродите" поспешил офицер, чтобы спросить, откуда пришла галера, где уже побывала, куда направляется и какой груз у нее на борту.
Терпение Соклея готово было лопнуть.
- Никто не травил нас так, когда мы были здесь год назад, - пожаловался он.
Офицер Птолемея пожал плечами.
- Тогда война еще не пришла в эти края.
Что было отчасти правдой, но лишь отчасти.
Соклей ответил ему так, как отвечал и в Книде:
- Эта война нас не касается. Мы, родосцы, свободны, независимы и нейтральны.
- Кос тоже свободен и независим, - ответил офицер.
Соклей едва не рассмеялся ему в лицо.
"У Коса есть свобода слушаться Птолемея, - подумал он. - Он может быть независимым до тех пор, пока Птолемей того желает".
К тому же офицер ничего не сказал о нейтральности Коса.
Менедем, некоторое время нетерпеливо барабанивший пальцами по рукоятям рулевых весел, которые теперь отличались друг от друга, осведомился:
- Так мы можем быть свободны?
- Полагаю, можете, - нехотя сказал офицер Птолемея. И задал тот же вопрос, что и человек на борту военной галеры: - У вас и вправду есть тигровая шкура?
- Клянусь египетской собакой - да, - ответил Менедем. - Ты не мог бы показать ее, Соклей?
- Почему бы и нет? - отозвался Соклей.
А он-то думал, что ему больше не придется трудиться, разворачивая шкуру и снова запихивая ее обратно в мешок. Как и в прошлый раз, когда он демонстрировал ее тому морскому офицеру, Соклей кликнул на помощь пару моряков, и вскоре они развернули шкуру тигра.
Не только офицер, но и его спутники, а также обычная толпа портовых зевак сгрудились на краю пирса, чтобы хорошенько ее рассмотреть.
"Мы должны брать халк или два за просмотр, как брали в прошлом году за просмотр павлинов", - подумал Соклей.
Офицер все смотрел и смотрел.
- Это… очень большой зверь, не правда ли? - наконец сказал он.
Судя по расстеленной шкуре, зверь казался даже больше, чем был на самом деле, но Соклей с серьезным видом кивнул и ответил:
- Он больше и свирепей льва.
Вообще-то он понятия не имел, и вправду ли тигр свирепей льва. Он только знал, что его шкура больше, чем любая из львиных шкур, хранящихся на борту "Афродиты". Когда Соклей начал запихивать шкуру обратно в мешок, офицер вздохнул, будто сожалея, что приходится возвращаться в обыденный мир.
- Хорошо, родосцы, - сказал он. - Удачной торговли на Косе.
Он повернулся и пошел обратно по пирсу, а его спутники последовали за ним. Некоторые из зевак тоже побрели прочь. Другие остались, надеясь увидеть еще что-нибудь, о чем интересно будет посплетничать. Их постигло разочарование. Благовония, бальзам, папирус и краска оказались куда менее интересны, чем тигровые шкуры.
И снова ни слова не было сказано об изумрудах - Соклей надеялся, что это и не выплывет наружу, пока они здесь, - и о плотно завернутом черепе грифона. Здесь не стоило его доставать.
- По крайней мере, нам пока еще не запрещают здесь торговать, - сказал Соклей.
- После уговоров позволить нам торговать - да, не запрещают, - ответил Менедем. - Но хотел бы я знать, как долго еще это продлится. Не знаю, что хуже: пираты, рыскающие повсюду, или война между генералами.
Соклей посмотрел на двоюродного брата с легким удивлением. Обычно Менедем не задумывался о таких вещах.
- Все взаимосвязано, - проговорил Соклей. - Если бы генералы не воевали, кто-нибудь из них мог бы расправиться с пиратами. Однако пока что генералы пользуются услугами пиратов, поэтому те совсем обнаглели.
- Ты, наверное, прав. - Менедем махнул в сторону переполненной гавани. - Птолемей смог бы с ними расправиться, если бы захотел. У него здесь флот. И Антигон тоже смог бы, хотя его суда и рассыпаны повсюду. Но кто охотится за пиратами в этих краях? Только наш маленький Родос, и всё.
- Если один из генералов победит, то, возможно, он станет больше заботиться о надлежащем управлении своими владениями, - вздохнул Соклей. - Однако они дерутся друг с другом с тех пор, как умер Александр, и даже их перемирие закончилось так быстро, что никто не успел и глазом моргнуть.
- И войне не видно конца, - добавил Менедем.
Соклею очень хотелось бы возразить двоюродному брату, но он лишь кивнул в знак согласия.
* * *
Побеленные стены, мрамор, яркая черепица крыш на фоне буйной весенней зелени делали Кос одним из самых красивых городов на побережье Эгейского - а то и всего Внутреннего моря.
Менедем быстро зашагал по пирсу, возле которого стояла "Афродита", Соклей следовал за ним по пятам.
- Я даже помню, как найти дом старого Ксенофана, - сказал Менедем. - Пройти две улицы, повернуть направо, миновать еще три улицы, и вот он - прямо напротив борделя для мальчиков.
Кос был таким же молодым городом, как и Родос, даже моложе, и он был построен по четкому плану. На этом же острове некогда находился еще один город, более древний, под названием Меропы, он лежал далеко на юго-западе, но землетрясение и грабительский рейд спартанцев во время Пелопоннесской войны покончили с ним. Новый полис был обращен лицом к Анатолии, а не к Элладе.
Менедем и Соклей прошли две улицы, потом еще три, но не увидели никакого дома торговца шелком и никакого борделя для мальчиков.
Менедем зарылся пальцами ног в грязь узкой улицы.
- Я уверен, что в прошлом году мы шли именно так, - пробормотал он. - Помнишь? Нам еще пришлось дать прохожему пару оболов, чтобы разузнать дорогу.
- Помню, - ответил Соклей. - Вообще-то мне кажется, что вроде тот парень говорил - две улицы прямо и три в сторону. Если бы мы прошли еще одну улицу и свернули налево…
- Я уверен, мы прошли две улицы прямо, затем повернули и миновали еще три. - Менедем огляделся, потом пожал плечами. - Но этого не может быть, верно? - Он посмотрел на двоюродного брата уважительно, но грустно. - Хорошо, мой дорогой, попытаемся сделать, как говоришь ты. Я знаю, у тебя такой же нюх на детали, как у лисицы, охотящейся на цыплят.
Еще один квартал вперед, потом еще один - влево, и они оказались у борделя для мальчиков. Дверь на улицу была приоткрыта, и в передней борделя слонялись рабы, поджидавшие тех, кто их возжелает.
Соклей не сказал: "А что я тебе говорил!" - и Менедем пожалел об этом: он предпочел бы такое заявление самодовольному выражению, которое появилось на лице его двоюродного брата.
Дом напротив борделя тоже был знакомым.
Менедем постучал в дверь, и вскоре ее открыл пухлый кариец, улыбнувшийся посетителям.
- О, да это господа с Родоса! Радуйтесь! Добро пожаловать, заходите. - Он почти безупречно говорил по-эллински.
- Радуйся. - Менедем шагнул к рабу, и тот отступил в сторону, чтобы пропустить его и Соклея.
- Как поживаешь, Пиксодар? - спросил Соклей.
Менедем улыбнулся. Да уж, его двоюродный брат не упускал ни одной мелочи. В прошлом году он тоже помнил имя этого раба. А Менедем услышал его и вскоре забыл.
- А как поживает Ксенофан? - продолжал Соклей.
Выразительные черные брови Пиксодара сошлись у переносицы.
- А разве вы не слышали? - Он покачал головой, доказав тем самым, что он - варвар, хоть и прожил невесть сколько среди эллинов. - Нет, конечно же, не слышали, потому что это случилось спустя пару месяцев после окончания сезона навигации. Ксенофан заболел воспалением легких и умер. У него не осталось детей, как вы знаете. Он был так добр, что в своем завещании дал мне вольную и оставил мне свое дело.
- А… Понимаю, - медленно проговорил Менедем.
Такое нередко случалось. Если бы его отец или отец Соклея умерли бездетными… Менедем не хотел об этом даже думать. Зато подумал: "Вот теперь я уже точно не забуду имя Пиксодара".
- Пожалуйте в дом! - И раб - нет, теперь свободный человек - провел их в комнату, где они в прошлом году торговались с Ксенофаном.
Кариец указал на стулья.
- Садитесь, почтеннейшие.
Потом он кликнул раба, чтобы тот принес вина. Год назад он приносил вино сам.
Когда раб появился с вином, Пиксодар выплеснул немного из своей чаши, совершая либатий.
- Мой господин умер в возрасте семидесяти с лишним лет от роду. Нам повезет, если мы проживем столько.
- Это верно. - Менедем тоже плеснул на пол немного вина в память о Ксенофане. Так же поступил и Соклей.
Менедем посмотрел на двоюродного брата. Их отцам было за пятьдесят. Сколько еще проживут Филодем с Лисистратом? Сколько проживут они сами? Менедему стало не по себе, как будто он услышал крик совы среди бела дня, и юноша сделал большой глоток вина. И вновь Соклей последовал примеру брата. Может, он думал о том же самом, Менедем не удивился бы этому. Подобные мысли были для Соклея гораздо типичнее, чем для него самого.
"Я не создан для того, чтобы вникать в суть вещей", - подумал он и отхлебнул еще вина.
Некоторое время спустя Пиксодар спросил:
- И что нового в мире?
Менедем засмеялся.
- Живя на Косе, ты должен знать новости лучше, чем мы, потому что большая часть новостей - дело рук Птолемея.
- Верно. - Пиксодара явно это не радовало, и мгновение спустя он объяснил почему: - Теперь еще больше пьяных воинов буянят на улицах в любое время дня и ночи. - Он пожал плечами. - Спрашивается, как жить мирному человеку?
Потом кариец указал на Менедема и поинтересовался:
- В прошлом году ты ходил далеко на запад. Как прошло путешествие? Какие новости ты привез из тамошних мест?
Поскольку сезон мореплавания только что начался, скорее всего, корабли из Великой Эллады пока еще не приходили в эти воды.
Менедем рассказал о войне римлян с самнитами и о куда более важной и грандиозной войне Сиракуз с Карфагеном. Он также поведал Пиксодару о путешествии "Афродиты" с флотом, везущим зерно, в осажденные Сиракузы, и о том, как Агафокл, вырвавшись из Сиракуз, вторгся в Африку.
- А когда мы были в Сиракузах, там случилось затмение солнца, - добавил Соклей.
Пиксодар широко распахнул глаза.
- Я слышал о затмениях, но никогда их не видел. Значит, они и вправду бывают?
- Еще как, - серьезно ответил Соклей, - и впечатляют куда сильней, чем можно подумать, судя по рассказам.
Менедем, чуть помедлив, кивнул в знак согласия.
- Так-так, - проговорил Пиксодар. И снова повторил: - Так-так.
Он засмеялся.
- А я-то думал, что путешествую, когда покидаю город, чтобы проверить поля и сады, которые теперь принадлежат мне. Вы же заставили меня почувствовать себя просто младенцем в колыбели.
- Каждому свое, - пожал плечами Менедем. - Я рад, что Ксенофан передал свое дело в такие хорошие руки.
- Спасибо. - Вольноотпущенник Ксенофана перевел взгляд с Менедема на Соклея и обратно. - Но, полагаю, вы ведь явились на Кос не просто для того, чтобы поболтать?
- Верно, - ответил Соклей. - Нас интересует твой шелк. В прошлом году он хорошо продавался. Мы бы хотели заработать на нем снова.
- Что вы привезли? - спросил Пиксодар.
- Пурпурную краску из Библа, которая так нравилась Ксенофану, - ответил Менедем.
Пиксодар по-эллински наклонил голову в знак согласия - слегка смущенно, будто напоминая себе, что должен держаться, как эллин.
Соклей добавил:
- А еще у нас есть прекрасные родосские благовония. Я помню, что ты, в отличие от Ксенофана, интересовался ими в прошлом году.
Менедем этого не помнил. Тогда он обращал внимание только на Ксенофана, а не на человека, бывшего в ту пору рабом.
Пиксодар снова склонил голову.
- Да, интересовался. И все еще интересуюсь… Вернее, мог бы заинтересоваться, если бы цена оказалась сходной. Мы более или менее договорились, сколько будет стоить шелк по отношению к стоимости краски. Но вот по отношению к стоимости благовоний? - Он подался вперед с жадным нетерпением в глазах. - Тут нужно торговаться заново, друг мой.
Пиксодар позвал раба, который принес еще вина, а к нему - оливки и лук.
"Да уж, в полном смысле слова заново, - подумал Менедем. - И этот торг, должно быть, будет его первым большим торгом с тех пор, как он стал свободным человеком".
Менедему не терпелось начать. Он наполнил свою чашу из сосуда со смесью вина и воды и разгрыз луковицу.
- Когда ты покупаешь наши благовония, то в точности знаешь, что получаешь, - сказал он. - Что же касается шелка… Мне бы хотелось посмотреть, что ты собираешься нам продать.
- Как пожелаешь. - Пиксодар хлопнул в ладоши.
Раб со слегка раздраженным видом снова вошел в комнату. Пиксодар сказал, что от него требуется, раб кивнул и поспешил прочь. Он вернулся со штукой редкой ткани, и Пиксодар поднял ее так, чтобы гости могли разглядеть.
- Высшего качества, о почтеннейшие, как видите. Ксенофан научил меня всему, что знал.
Шелк и вправду казался очень хорошим - тоньше прозрачного льна; Менедем видел сквозь него Пиксодара. Но в отличие от льна эта ткань еще и сияла и переливалась.
Хозяева борделей заплатят хорошие деньги, чтобы нарядить своих красоток в одежду из этой ткани. Гетеры сами купят ее. Да и просто представители зажиточных слоев, жаждущие заиметь то, что есть лишь у немногих в их полисе, тоже отдадут свое серебро за шелк.
- Из чего ты это ткешь? - пробормотал Соклей.
Он не ожидал ответа, в нем говорило лишь любопытство. На мгновение лицо Пиксодара за прозрачной тканью стало твердым и враждебным.
- Это секрет Коса, - сказал он. - Самое большее, что я могу сказать: когда мне его раскрыли, я безмерно удивился. Ты мог бы строить догадки от времен падения Трои вплоть до нынешних дней и никогда бы не приблизился к разгадке.
- Должно быть, так и есть, - не стал спорить Соклей. - Впрочем, мне не нужно знать секрет производства этой ткани, чтобы желать ее приобрести.
Он повернулся к Менедему.
- Мы можем взять сотню штук шелка, как и в прошлом году?