- Меня бы это устроило, - сказал Менедем. - На сей раз мы не пойдем на запад, но в Афинах большой спрос на шелк.
Приподняв брови, он посмотрел на Пиксодара.
- У тебя найдется такое количество шелка?
- Конечно. - Кариец хотел кивнуть так, как это делали варвары, но спохватился и склонил голову, подражая эллинам.
- Тогда отлично, - проговорил Соклей. - Обменяем краску на половину шелка, а за вторую половину дадим благовония. Краска пойдет по той же цене, что мы дали Ксенофану в прошлом году?
- Думаю, старик мог бы провернуть сделку чуть-чуть получше, - ответил Пиксодар, - но пусть будет, как ты говоришь. А теперь насчет благовоний…
- Они высшего качества, как и шелк, - заверил карийца Менедем. - Акатос не может позволить себе перевозить что-либо, кроме самого лучшего. Мы делаем деньги на качестве. Капитан крутобокого судна с грузом оливкового масла может взять какой-нибудь хлам, чтобы торговать им вразнос, потому что главную прибыль получает на другом. Мы же не осмеливаемся продавать хлам. Нам всегда нужны лишь самые красивые и качественные товары.
Тут Соклей слегка изумленно шевельнулся - его брат рассуждал совсем как философ, - но промолчал.
- И сколько вы хотите за один кувшин благовоний по отношению к цене одного кувшина краски? - спросил Пиксодар.
Менедем улыбнулся.
- Вот теперь и начинается торг, верно?
Пиксодар тоже улыбнулся. Масло и пшеница, может, и имели твердую цену, за исключением голодных времен, но предметы роскоши? О, эти товары приносили тот доход, который мог извлечь из них продавец, и шли по цене, которую мог позволить себе покупатель.
Время тянулось. Все трое пили, ели и торговались. Пиксодар гонял камешки по счетной доске. Он ни разу не предложил, чтобы ею воспользовались родосцы. Соклей изредка с отсутствующим видом смотрел на потолок, почти беззвучно шевеля губами. Менедем не знал никого, кто умел бы лучше его делать вычисления в уме. Соклей медленней, чем Пиксодар, управлялся со счетной доской, но результаты его подсчетов всегда оказывались верными.
Наконец, когда уже близился вечер, Пиксодар протянул руку Менедему и Соклею.
- Договорились, - сказал он, и Менедем кивнул.
Кивнул и его двоюродный брат.
Пиксодар с улыбкой добавил:
- Ксенофан обычно жаловался, как с вами трудно торговаться. Вижу, он был прав.
- Могу сказать о тебе то же самое, - ответил лестью на лесть Менедем.
Пиксодар просиял.
- Что бы вы хотели - остаться здесь на ужин? - спросил он. - Или дать вам провожатого до дома родосского проксена?
- Наверное, нам лучше повидать проксена, - ответил Соклей. - А то он будет гадать, не обидел ли нас чем-нибудь, если мы его не посетим. Но не будешь ли ты так любезен послать кого-нибудь на "Афродиту", чтобы дать знать нашим людям, где мы?
Если Менедем и испытывал искушение остаться и отведать кухни вольноотпущенника, то, с точки зрения формальной вежливости, Соклей был прав, и Менедем прекрасно понимал это.
Сознавал это и Пиксодар - он склонил голову, снова подражая эллинам.
- Как пожелаете, разумеется.
Он кликнул пару рабов. Год назад они были его товарищами, теперь Пиксодар стал их господином. Менедем гадал - что они об этом думают. Надеется ли кто-нибудь из них со временем унаследовать хозяйское дело, как это удалось сделать Пиксодару?
Что бы они ни думали, они повиновались. Один из рабов отправился в гавань, второй отвел Менедема и Соклея к дому торговца вином Клейтелия, сына Екдикоса, представлявшего интересы Родоса на Косе.
Менедем дал рабу несколько оболов и отослал его обратно.
Клейтелий оказался пухлым добродушным человеком лет сорока. Он явно был в восторге от того, что к нему пожаловали гости.
- Рад видеть вас, друзья мои, - сказал он. - Я слышал, что вы явились в порт, и приказал повару приготовить побольше еды.
- Большое спасибо, - разом ответили Соклей и Менедем.
- Это мне в радость, поверьте, - гостеприимно проговорил Клейтелий. - Не стойте же в передней… Пройдемте со мной в андрон. Пойдемте, пойдемте.
Он погнал их вперед, как непослушных детей. В таких делах у него явно имелся опыт: в саду в тускнеющем вечернем свете играли два мальчика - приблизительно лет восьми и пяти.
- Бегите наверх, - велел им Клейтелий. - Сегодня вечером вы поужинаете в женских комнатах. У меня гости.
- Твои сыновья? - спросил Менедем - мальчики выглядели типичными уроженцами Коса.
Клейтелий кивнул.
- Красивые и смышленые ребятишки, - заметил Менедем.
- Ты слишком любезен, почтеннейший. - Клейтелий махнул в сторону андрона. - Входите, оба. Пусть мой дом станет вашим домом.
Раб зажигал лампы и факелы в андроне, в одном из углов которого стояла плетеная клетка с галкой. Серо-черная птица прыгала вверх-вниз по маленькой лестнице, зажав в клюве крошечный бронзовый квадратик в виде щита. Клейтелий засмеялся и насыпал ей семян. Птица со звоном выронила квадратик и начала клевать.
Такие диковинки всегда зачаровывали Соклея, и, само собой, он не удержался от вопроса:
- Много времени у тебя ушло, чтобы выдрессировать птицу?
- Меньше, чем ты думаешь, всего пара месяцев, - ответил Клейтелий. - Они удивительно умные - к тому же бронзовый квадрат сверкает, а галки любят такие штуки.
- Как интересно, - сказал Соклей.
Менедем подумал, уж не собирается ли его двоюродный брат тоже купить галку по возвращении на Родос.
Они ели, возлежа на кушетках. Поскольку в андроне было всего трое мужчин, у каждого было отдельное ложе. Ситос состоял из ячменной каши с луком, грибами и фенхелем. На опсон повар принес запеканку из креветок, сыра и оливок. Хотя в блюдах не было ничего особенного, приготовлены они были вкусно.
И вино, поданное после того, как блюда унесли прочь, тоже оказалось очень хорошим.
Менедем и Соклей поделились с Клейтелием новостями, и тот сказал:
- О, так вы видели проплывающий мимо флот Птолемея, вот как? Не знаю, долго ли он тут пробудет, но, пока корабли здесь, все будет прекрасно. Говорят, что с Птолемеем его жена и что она беременна.
- Об этом я не слышал, - сказал Менедем.
Соклей покачал головой, чтобы показать, что и он не слышал ничего подобного.
- Имейте в виду, я не знаю, правда ли это, - проговорил Клейтелий. - Если Береника и здесь, она не ходит сама за покупками на агору. - Он засмеялся.
Менедем тоже засмеялся, но Соклей сказал:
- А, Береника. Она не жена Птолемея, а его наложница. Птолемей женат на Эвридике, дочери старого Антипатра.
Он отслеживал подобные вещи так же тщательно, как отслеживал относительную стоимость шелка и благовоний.
- Вот как? - слегка упавшим голосом переспросил Клейтелий.
Его новости оказались не то чтобы ложными, но слегка недостоверными. Немного подумав, Менедем и сам припомнил, на ком был женат Птолемей. Только вряд ли он вот так об этом бы заявил. С безжалостно точным человеком бывает труднее ладить.
Но проксен вроде бы не оскорбился - к счастью. После нескольких глотков вина улыбка его вернулась на лицо, подобно солнцу, вновь выглянувшему из-за маленького облачка. Он кликнул раба, коротко переговорил с ним и отослал прочь. Вскоре парень вернулся со словами:
- Все готово, господин.
- Хорошо, хорошо. Тогда ступай спать, ты нам больше не понадобишься этой ночью, - сказал Клейтелий.
Раб кивнул и исчез.
Клейтелий повернулся к родосцам.
- Я знаю, у вас был хлопотливый день. Ваши комнаты готовы.
- Спасибо за доброту, - ответил Менедем и осушил свою чашу.
Он бы не отказался выпить еще, но хорошо умел понимать намеки. Соклей, может, и не понял бы, но у него хватило ума встать, когда поднялся Менедем. Соклей бросил последний взгляд на галку перед тем, как Клейтелий вывел их из андрона во двор.
Пара мерцающих факелов давала достаточно света, чтобы проксен смог провести гостей в их комнаты.
- Приятного вечера, - проговорил он, - и увидимся утром.
С этими словами он ушел, насвистывая непристойную песенку.
- Спокойной ночи, - сказал Соклей и вошел в одну из комнат.
- Спокойной ночи, - ответил Менедем и вошел в другую.
В комнате он увидел стул со стоящей на нем маленькой глиняной лампой и кровать. На кровати лежала женщина, примерно ровесница Менедема - без сомнения, одна из рабынь Клейтелия. Она улыбнулась вошедшему и сказала:
- Радуйся.
- Радуйся, - ответил Менедем, тоже улыбнувшись.
Интересно, у Соклея в спальне тоже есть компания? Вероятно. Клейтелий был воистину заботливым хозяином.
- Как тебя зовут, милая?
- Меня зовут Эвноя, - ответила женщина.
- Что ж, Эвноя, снимай хитон, и мы позабавимся. - Менедем стянул через голову тунику.
Как только женщина тоже обнажилась, он лег на кровать с ней рядом, взял ее руку и положил на свой член, целуя и лаская груди Эвнои и гладя ее между ног. Как и большинство женщин, она опаляла растущие там волосы; ее тело было мягким и очень гладким.
Спустя некоторое время Менедем приподнял рабыню и прислонил к спинке кровати, наклонив вперед, а сам занял позицию сзади. Он уже готов был воткнуть, когда Эвноя оглянулась через плечо и сказала:
- Я бы не хотела беспокоиться о том, что у меня будет ребенок.
Юноша мог бы не обращать внимания на ее слова. Она была здесь для того, чтобы выполнять его желания, а не наоборот. Но, пожав плечами, Менедем ответил:
- Тогда наклонись еще немножко. - И, поплевав на себя, чтобы было легче, вошел в другую "дверь". - Вот. Так лучше?
- Ну… вроде да, - отозвалась Эвноя. - Только немножко больно.
- Ты сама так захотела, - сказал Менедем, не задумываясь - хотела ли она вообще отправляться к нему в постель.
И продолжил: ему-то было вовсе не больно, наоборот. Закончив, Менедем похлопал любовницу по круглому заду.
- Вот, дорогая, это тебе. - Он дал ей пару оболов. - И вовсе не обязательно говорить Клейтелию, что ты их от меня получила.
- Спасибо, - сказала Эвноя. - Все было не так уж плохо. Маленькие серебряные монеты явно многое ей возместили. Менедем на это и рассчитывал.
Он лег со словами:
- Поспи со мной. Мы повторим утром, тем способом, каким ты захочешь.
Он не сказал, что даст ей за это еще денег, но не сказал и обратного. Женщина легла с ним довольно охотно. Кровать была узка для двоих, но они прижались друг к другу, и стало вполне сносно. Обняв рабыню, Менедем уснул.
* * *
Соклей проснулся, когда женщина, которую Клейтелий одолжил ему на ночь, почти вышибла его из постели. Ему пришлось вцепиться в кровать, чтобы не упасть на пол, и его резкое движение разбудило рабыню. Оба они не сразу поняли, почему лежат тут рядом друг с другом. Соклею понадобилось еще мгновение, чтобы припомнить имя женщины.
- Доброе утро, Фестилис, - сказал он, все-таки вспомнив, как ее зовут.
- Доброе утро, господин, - ответила рабыня, усевшись и зевнув.
Ее груди слегка свисали, соски были большими и темными. Соклей догадывался, что она уже успела родить ребенка. Может быть, тот не выжил. Когда он протянул руку и лениво погладил женщину, та сказала:
- Погоди немножко, господин. Дай мне сперва воспользоваться горшком, если не возражаешь.
До того как она это сказала, Соклей не был уверен, что хочет ее снова, теперь же решил, что то был бы неплохой способ начать день.
- Давай, - кивнул он. - И когда закончишь, я воспользуюсь им сам. А потом…
Но едва он успел поставить горшок, как во дворе раздались быстрые шаги. Кто-то постучал кулаком в их дверь, а потом в дверь соседней комнаты, где ночевал Менедем.
Фестилис испуганно пискнула. Она явно не ожидала, что кто-то побеспокоит их так рано; свет, пробивающийся сквозь ставни, был еще серым, предрассветным.
- Кто там? - спросил Соклей.
Он взглянул на нож, который обычно носил на поясе, теперь лежавший на полу, - то был скорее инструмент, чем оружие. Соклей услышал, как Менедем задает тот же вопрос с таким же беспокойством в голосе. После того что случилось в Кавне, кто мог бы поручиться, что оставаться в доме проксена безопасно?
- Это я, Клейтелий, - раздался голос. - Вы, господа, должны немедленно одеться и выйти.
- Почему? - спросил Соклей с некоторым раздражением. Он оглянулся на Фестилис, которая в ожидании лежала голая на постели. Упустить шанс перепихнуться с ней после того, как он решил так поступить, - вот что его раздражало.
- Потому что рядом со мной стоят слуги Птолемея, - ответил Клейтелий. - Птолемей желает как можно быстрее с вами поговорить.
Соклей похолодел.
"Великий Зевс! Неужели Птолемей проведал об изумрудах? Как он мог о них узнать? Но о чем еще он может желать с нами поговорить?"
Соклей не знал ответов на эти вопросы, но понял, что вскоре все так или иначе выяснится.
Фестилис изумленно распахнула глаза.
Пока Соклей надевал хитон, из другой комнаты донесся голос Менедема:
- Ты сказал, Птолемей хочет с нами поговорить?
Двоюродный брат Соклея говорил необычно подавленно.
"Ничто не может заставить тебя испугаться богов - кроме страха, что твои секреты раскроются или уже раскрыты", - подумал Соклей.
Менедем определенно боялся если не богов, то человека куда более могущественного, чем он сам.
- Правильно, - ответили Клейтелий и еще кто-то: вероятно, слуга Птолемея.
Соклей дотронулся до своего небольшого ножа. Что проку от этой штуки против одного из самых великих военачальников эллинского мира?
- Еще увидимся, - сказал Соклей Фестилис, пытаясь уверовать в свои слова.
Затем открыл дверь и шагнул во двор.
Человек, стоявший рядом с Клейтелием, смахивал на Эвксенида из Фазелиса: крепко сбитый, с хорошей выправкой, по-военному настороженный. Соклей подумал, что человек этот похож на воина, каковым он, без сомнения, и являлся.
- Радуйся, - сказал незнакомец. - Я - Алипет, сын Леона.
Соклей тоже назвался, а тут вышел и Менедем. Алипет снова представился и жестом указал на дверь дома Клейтелия.
- Пойдемте со мной, почтеннейшие.
- Не мог бы ты сказать, зачем Птолемей хочет нас видеть? - спросил Соклей, когда они вышли на улицу.
- Точно не знаю, хотя и догадываюсь, - ответил Алипет. - Но я могу ошибаться, и, в любом случае, человеку, занимающему мой пост, лучше помалкивать.
Тут Соклею пришла в голову одна мысль.
- Мы только что заключили сделку с Пиксодаром, торговцем шелком. Он, вероятно, принесет этим утром ткань на "Афродиту", чтобы взамен забрать краску и благовония. Не мог бы ты послать кого-нибудь в его дом и попросить Пиксодара подождать до тех пор, пока мы не вернемся и не проследим лично за обменом?
- Я об этом позабочусь, - пообещал Алипет.
Судя по его тону, Птолемей не собирался сделать с родосцами ничего ужасного. Это слегка успокоило Соклея, но лишь слегка.
"Он ведь не собирается нас казнить, правда? А то, может, лучше попытаться сбежать".
Кос просыпался. Женщины с кувшинами уже собрались у фонтана и обсуждали последние новости. Крестьянин из пригорода топал на рыночную площадь с большой корзиной лука. Каменотес обрабатывал с помощью молота и долота надгробие. Маленький голый мальчик - его член болтался на бегу - гонялся за мышью до тех пор, пока зверек не юркнул в трещину в камне и не исчез из виду. Ребенок ударился в слезы.
Как любое другое здание в городе, дом, который занял Птолемей, демонстрировал миру только голую побеленную стену. Но в отличие от любого другого виденного Соклеем жилища этот охраняли два гоплита в полном вооружении - шлемы с гребнем, бронзовые корселеты, наголенники, щиты, копья, мечи у бедра. Воины стояли перед входом, вытянувшись во фронт.
- Радуйтесь, - сказал им Алипет. - Вот родосцы, которых хотел видеть Птолемей.
- Радуйтесь, - в один голос ответили часовые.
Потом один из них добавил что-то на непонятном языке, который, однако, очень напоминал по звучанию эллинский. И тогда Соклей сообразил, что перед ним македонцы. Не приходилось удивляться, что Птолемей использует в качестве телохранителей своих соотечественников. Для того, кто не привык к македонскому говору, он звучал как чужой язык, но Алипет понял воина без труда.
- Он говорит, чтобы вас немедленно провели в дом, - сказал он Соклею и Менедему.
* * *
Внутри дом оказался большим и просторным, с фонтаном и бронзовой статуей Артемиды, вооруженной луком, в саду. Алипет, пригнувшись, вошел в андрон. Соклей гадал - чей это дом и куда переехал хозяин, освободив место для Птолемея.
"На этот вопрос мы едва ли узнаем ответ", - подумал он.
Снова появился Алипет.
- Птолемей завтракает. Хлеба, оливок и вина с лихвой хватит и на вас. Входите.
- Спасибо, - сказал Менедем.
Соклей кивнул. Вот теперь он понял, что такое чувство истинного облегчения. Птолемей, по всеобщим отзывам, не был из числа тех тиранов, что преломляют хлеб с человеком, а в следующий миг велят отдать этого человека палачу.
- Пойдемте, пойдемте. - Алипет настойчиво вел их к андрону.
Менедем напустил на себя отважный вид и вошел. Соклей последовал за ним, на сей раз вполне довольный тем, что двоюродный брат взял на себя инициативу.
Птолемей, макавший кусок хлеба в чашу с оливковым маслом, поднял глаза.
- А, вы, должно быть, родосцы, - сказал он на аттическом эллинском с легким акцентом, напомнившим Соклею выговор телохранителей перед домом (в андроне с невозмутимым видом стояли еще два стражника). - Радуйтесь, оба. Садитесь, поешьте.
- Радуйся, господин, - ответил Менедем.
- Радуйся, - добавил Соклей.
Сев и потянувшись за хлебом, он уголком глаза рассматривал правителя Египта. Птолемею было под шестьдесят, но он был силен и энергичен для своих лет. Волосы его поседели, но ничуть не поредели; довольно длинные локоны прикрывали уши. Лицо его было притягательно-некрасивым, с крупным носом и выступающим подбородком, с большими мясистыми губами и темными настороженными глазами под кустистыми бровями.
С точки зрения Соклея он смахивал скорее на крестьянина, чем на генерала.
Раб налил родосцам вина.
- Оно не очень крепкое, боюсь, - извиняющимся тоном проговорил Птолемей. - Не люблю напиваться с утра пораньше.
Менедем имел репутацию гуляки и любил крепкое вино. Но когда Соклей пригубил вино, он понял, что Птолемей не разделяет вкусов его двоюродного брата: вино было разбавлено водой в соотношении один к трем или к четырем - и в самом деле слабая смесь. И все же то было хорошее вино, и Соклей так и сказал.
- Благодарю за любезность. - Улыбка Птолемея тоже была притягательно-уродлива, потому что демонстрировала два сломанных зуба.
"Он далеко не юноша, - подумал Соклей. - Этот человек с боями прошел через Персию и добрался до Индии вместе с Александром Великим".
Множество шрамов, старых, белых, неровных, пересекали руки Птолемея.
Хлеб оказался таким же хорошим, как и вино: из белой муки, мягкий и отлично выпеченный. И масло имело острый привкус, говоривший о том, что его выжали из первых оливок, собранных осенью. Все это не удивило Соклея. Если повелитель Египта не может позволить себе самое лучшее, то кто же тогда может?